Воспоминания о Киеве моей молодости и о ней самой

Эти стихи написаны в давнее мирное время, задолго до февраля 2022 и даже задолго до 2014; в то время, когда происходящее сейчас никому и в голову не могло прийти.
Это просто воспоминания и зарисовки.


******

Знакомый старый Киев, где ты?
Тебя уж нет, и я другой.
Я в Западной Европе где-то,
Но в памяти всплывут порой

Весенний цвет твоих каштанов,
Широкого Днепра разлив,
Казачий остров и Труханов,
В ладье Кий, Лыбидь, Щек, Хорив;

Тенистые аллеи парков,
Где и в июльский летний зной
Присесть и отдохнуть не жарко,
Чтоб насладиться тишиной;

С крестом Владимир бородатый,
Глядящий вдаль из-под чела;
В лучах вечернего заката
Печерской Лавры купола...

Там в супе варятся галушки,
Соборов там воскресный звон.
Там хлопцы наливают в кружки
Душистый, крепкий самогон.
 
Как не предаться ностальгии?
Тут нет такого. Пьёт народ
Напитки здесь совсем другие.
Но и эффект от них не тот. 

Я к этому привык и скоро
За своего сойду в обед,
Но вспоминаю я тот город,
В котором прожил тридцать лет.

******

Воспоминаний разных много.
Мне каждый камень был знаком,
Знакомы ямы на дорогах,
Знаком гаишник за кустом.

Знакомы на аллеях лавки
И в зоопарке старый лев.
А все дворы родной Шулявки
Я помню, даже поседев.

Немного память поднатужа,
Припомню бабушкин Подол...
Весь путь от мальчика до мужа
Я в этом городе прошёл.

Я выучил ещё мальчишкой
Места, где продают ситро,
И что нельзя бежать вприпрыжку
По эскалаторам в метро.

Стоящий обходил автобус
Я сзади, а не впереди.
Ждал важно свет зелёный, чтобы
Дорогу где-то перейти.

Я радовался, постигая
Премудрость городских начал,
И старым бабушкам в трамвае
Всегда я место уступал.

По выходным в кинотеатры
Меня водили и в кафе.
Я отличал трамваи "Татра"
От дребезжащих "МТВ".

Катался иногда на "Волге"
(Был папин лучший друг таксист),
По праздникам смотрел в восторге,
Как мама танцевала твист.

Мне нравились огни ночные,
Домов высотных частокол.
В лет пять влюбился я впервые...
Да нет, не в женщину – в футбол!

Потом, как все, за партой школьной
Годами протирал  штаны,
Чтоб суффикс выучить глагольный,
Оксиды и длину волны.

Постиг теорию Эйнштейна
И десятичный логарифм;
Узнал в подъезде вкус портвейна;
Понять пытался тайну рифм.

Сквозь шум глушилок слушал злостно
Я то, что нам вещает враг,
И на бумаге папиросной
Читал "Архипелаг ГУЛАГ".

Мой Киев был всегда со мною,
Он успокаивал, как друг.
Он мёрз зимой и цвёл весною,
И Днепр спокойно тёк на юг.

А по Днепру неторопливо
Большие плыли корабли,
И на окраинных массивах
Дома высотные росли.

Катался, объезжая ямы,
На "Жигулях" рабочий класс.
И несравненное "Динамо"
Голами радовало нас.

Гуляя по днепровским кручам
Иль в гидропарк спеша на пляж,
Чтоб полежать под солнцем жгучим,
Мы верили, что город наш

Всех римов и берлинов краше,
Что нету лучше городов,
Нет зеленей каштанов наших,
Нет слаще киевских торто́в!

Менялись лозунги, пароли,
C длиной волос боролась власть,
Потом боролась с алкоголем,
Над нами издеваясь всласть.

Немало разных испытаний
Нам Киев выдержать помог.
С ним пережили киевляне
Потопы, дефициты, смог,

Советской власти дефективность
И перестройки дебилизм.
И даже радиоактивность
Нам не отбила оптимизм.

(Мы долго покоряли атом
И думали: не страшен бес!
Но почему-то с нами рядом
Сорвало крышу на АЭС.)

Родная власть врала безбожно,
Вожди рванули дружно вон.
Лишь счётчик Гейгера тревожно
Трещал нам про опасный фон.

Тогда мы натерпелись страху:
Лез мирный атом в каждый дом.
Рентгены шли на нас в атаку,
Ломились просто напролом.

Без запаха, прозрачны, немы.
Но им мы не сдавались в плен.
Спирт добавляли в "Кабернэ" мы,
И градусом был бит рентген.

******

И в девяностые не хуже
Был Киев европейских стран.
Закона нет? Он и не нужен,
Коль сам ты правильный пацан!
 
Конечно, если стал ты лохом,
То было в Киеве в облом.
Быть лохом, безусловно, плохо,
Но сам-то Киев здесь причём?

Он на своём веку немало
Различной пережил братвы.
Но время смутное настало,
Вновь развелась братва, увы!

Средь всякой старины и прочих
Красот, что сосчитать нельзя,
Тут ставили порой на счётчик,
Квартиру отобрать грозя.
 
Церквей сверкала позолота,
Собор Софиевский белел,
Но киллер целился в кого-то,
Смотря в оптический прицел.

А на Андреевском открытый
Музей Булгакова для всех.
У "Мастера и Маргариты"
В театре бешеный успех.

Но этого всего не видя,
Гуляют ночи напролёт
Братки в малиновом прикиде,
Пугая им честной народ.

Открыли модные салоны
И казино на Прорезной.
Но сахар – только по талону,
И длинный хвост за колбасой.

Кто баксами набил карманы,
Кто туже затянул ремни,
А кто собрался в дальни страны...
Кругом контрасты. Но они

Не изменили ни Подола,
Ни улиц городских узор.
И называлась школой школа,
И полз наверх фуникулёр.

От тополей ложились тени
На весь Шевченковский бульвар.
Указывал дорогу Ленин
На Бессарабский нам базар, *

Где цены были страшноваты,
Но продавался апельсин.
И мы, истратив ползарплаты,
Могли себе купить один.

Шутили мы над всем сначала,
Здоровый сохранив сарказм.
Но вскоре не до шуток стало,
Ведь с каждым днём крепчал маразм.

Без диктатур и демократий
Остались люди не у дел.
Законов нет и нет понятий,
Во всём полнейший беспредел.

Пенсионеры – на погостах,
Зато жирует в кабаках
Браток – хозяин девяностых.
А в городе – полнейший крах.

В троллейбусах разбиты стёкла –
Прибит фанеры лист простой.
Сарай с колёсами поблёклый,
А не троллейбус городской!

Широкий Днепр ревёт и стонет: ©
В нём грязи больше, чем воды.
Футбола нет на стадионе –
Одни торговые ряды.

Исчезли хлеб, бензин, лекарства,
Всё с полок начисто смело.
Исчезло даже государство.
Но Киев выжил всем назло.

Хотя и истрепался внешне,
Поблекли церкви и дворы,
Он внутренне остался прежним,
Лишь затаился до поры.

Но той поры не дожидаясь,
Сменил я бытие своё
(Ведь веры не было, признаюсь,
Что доживём мы до неё).

Жизнь закружила, завертела:
Посольство ФРГ, ОВИР,
Аэропорт и "Боинг" белый,
Другой и незнакомый мир...

******

Промчались годы вереницей,
И вот, забросив кучу дел,
Я из далёкой заграницы
Взглянуть на Киев прилетел.

Я в нём уже не местный житель.
Турист я, провожу досуг.
Один из многих. Просто зритель.
Гляжу, а что же там вокруг.

А там другие перспективы,
А там другие времена.
Другие в жизни лейтмотивы,
Другие улиц имена.

У станций метрополитена
Уже названия не те.
Непросто для аборигена
Теперь понять, а что же где.

Всё бывшее и всё, что ныне,
Перемешалось в голове.
Какой-то "Palace" в "Украине"
А "Украина" вдруг в „Москве“. **

Но это не беда. И, кстати,
Заметить надо на полях,
Что Днепр, как впрочем и Крещатик,
При прежних всё же именах.

Что ж, пусть меняются названья.
Не в них же городская суть.
Мне б воскресить воспоминанья,
Увидеть новое, взгрустнуть...

Ну, c новизной проблемы нету,
Её повсюду видит глаз:
В метро сменились турникеты;
Есть магазины "Adidas";

Газеты новые, журналы;
Девчонки в барах у шеста;
Музеи и телеканалы;
И водки новые сорта.

В час пик на улицах кошмары:
Машин ведь больше, чем дорог.
Все ездят и по тротуару,
Коль он достаточно широк.

Снуют, как муравьи, маршрутки.
В прохладе летних вечеров
На окружную проститутки
Снимать выходят фраеров.

Лотки покрыли город сетью.
В них продают любую дрянь:
От банок с непонятной снедью
До веников для русских бань.

Но есть приятные детали.
Не раздражают глаз братки;
Они остепенились, сняли
Малиновые пиджаки;

Кто выжил – нынче бизнесмены.
Стал вежливей торговый люд.
Всё в магазинах есть. Хоть цены!...
Но я ж турист, живу не тут.

Уже без кукол синагога, ***
И церкви новые кругом.
(Хоть я не очень верю в бога,
Но лучше церковь, чем обком.)

Опять сверкает куполами,
Отстроен и ласкает взор
Разрушенный большевиками
Свято-Михайловский собор.

Поменьше по воде днепровской
Различного дерьма плывёт.
Увековечен Паниковский,
Глазеет на него народ

На том углу, где он прохожим
Так часто облегчал карман. ****
Я на него глазею тоже
И радуюсь за киевлян.

Хоть не хватает им дензнаков,
Хотя их будни нелегки,
Но чувство юмора, однако,
Не потеряли земляки.

Хожу знакомыми местами
По паркам, улицам, мостам.
Но часто то ищу глазами,
Чего давно уж нету там. 

Теперь не те уже майданы.
Да, впечатляют – не вопрос.
Но где же старые фонтаны,
С которыми я вместе рос?

Так много стало по-другому.
Красиво... Но скребёт в душе.
Полуразрушенного дома
Нет на Андреевском уже.

Он там стоял пустой лет двадцать.
В нём прятались от летних гроз,
В него ходили целоваться,
Но вот и он пошёл под снос.

Хоть с ямами всё те же муки,
"Тойоты" вместо "Жигулей".
А школа, где я грыз науки,
Уже не школа, а лицей.

Юнец, в него идущий, глядя
Мне вслед, подумал сквозь года:
"Мы нынче – лицеисты, дядя,
Не школяры, как вы тогда!"

Ну что же, я в каком-то плане
Согласен с юношей сиим:
Другие нынче горожане,
Во многом Киев стал другим.

Другие на днепровских склонах
Гуляют в Городском саду,
И парочки других влюблённых
Стоят на Чёртовом мосту.

Да, всё другое, все другие,
Весь город стал чужим чуток.
С трудом знакомый, старый Киев,
За новым разглядеть я мог.

Но, хоть немного мне печально,
Я отдаю себе отчёт,
Что это в общем-то нормально:
Всё, что меняется, – живёт!

Жизнь состоит из изменений,
Тут нет причины для хандры.
У новых будут поколений
Свои фонтаны и дворы,

Свои театры и музеи,
Свои любимые места.
Ведь жизнь меняется, и с нею
Меняются и города.

А мне пора на запад снова.
Во многом Киев стал иным.
Но он такой и нет другого.
Я рад, что повидался с ним.


- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Примечания для некиевлян:

* – Памятник Ленину стоял на Бессарабской площади; рука вождя указывала на Бессарабский рынок.

** – Бывшая гостиница „Москва“ была переименована в "Украину", а бывшая гостиница "Украина" в "Premier Palace".

*** – В здании киевской хоральной синагоги (синагоги Бродского) в советское время был детский кукольный театр. В 1990-е гг. синагога была возвращена еврейской общине, но кукольный театр оставался в том же здании до 2000 года.

**** – Памятник Михаилу Самуэлевичу Паниковскому – персонажу романа Ильфа и Петрова "Золотой теленок" - установлен в 1998 году примерно на углу Крещатика и Прорезной, где  Михаил Самуэлевич по собственным рассказам промышлял карманными кражами.


Рецензии
А вот вам воспоминания о Москве и не только.
http://stihi.ru/2023/11/14/6464

Если будут вопросы, то я "расшифрую" особо туманные места.

Скульптор - Конёнков, его жена - разведчица Маргарита Конёнкова, её любовник - ни кто иной как Альберт Эйнштейн. Сонет Альберта к Маргарите сохранился в её архиве. Не узнать почерк Эйнштейна невозможно.

Дело сделано. Нет слова краше
Послесловия — выражу сам:
Все, что было моё, — стало ваше.
Все для вас. Посвящается вам.

Витя Обрывкин   01.04.2024 01:29     Заявить о нарушении
Спасибо за ссылку, с удовольствием прочитал. Тумана Вы напустили не так уж много, всё можно понять. О связи Эйнштейна с Маргаритой Конёнковой написано довольно много, сам этот факт - не новость для меня. Но Вы очень философски связали это с работами её мужа, их временем и современностью. Это на порядок выше просто зарисовки.

Леонид Васильковский   05.04.2024 19:23   Заявить о нарушении
Спасибо за отклик. Некоторые места: дарвиниста столп - памятник ак. Тимирязеву в начале Никитского (не сыну-мракобесу, борцу с теорией относительности (он бы и с квантовой механикой боролся, если бы был в состоянии хотя бы понять о чем это), а отцу, который был ассистентом Дарвина в его (Дарвина) последние годы, последняя работа Дарвина сделана в соавторстве с ним. Институт - это знаменитый Литературный институт, восточной снеди аромат доносится из бывш. магазина Армения, «солнце наше» это конечно памятник Пушкину, «пуговку принес» - это отсыл к известной песенке о бдительности 30-х годов, «так как-то все… большой оригинал» - это навеяно Ревизором, «народ сильно разобщен» и рассуждения про жилье - это от Мастер и Маргарита, и т. д. Если что-нибудь мешает пониманию, дайте мне знать.

Витя Обрывкин   05.04.2024 21:37   Заявить о нарушении
На это произведение написано 19 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.