Пипец

Донской казачий «хенерал»
 «Царю» на верность присягал,
 Не посоветовавшись с ним,
 Как настоящий подхалим.
 Он настроенье угадал,
 А может кто–то подсказал,
 Но клялся дюже громогласно,
 Что стало даже мне ужасно,
 Хоть и пора общаться с Богом,
 Осталось ведь не так уж много,
 Но не хочу жить, как «половник»,
 Или сидеть, как экс-полковник.

 Похоже, впрямь уже агония,
 Если обычная ирония
 Считается как «экстремизм»?
 Национал–патриотизм,
 Сравнимый разве с «чёрной сотней»,
 В которой заправляют оборотни,
 Уже «в верхах» сегодня в моде,
 Закон принять готовы вроде,
 Чтоб не согласных объявлять
 Врагами, или посылать
 Туда, «где не зимуют раки»,
 Как будто в ожиданье драки.

 В ней нету равенства сторон,
 Поверженных лишь слышен стон,
 Или посмертная улыбка
 Предупреждает видом шибко.
 Уж нет Салье, сидит Квачков,
 Илюхин умер и Петров,
 В расцвете сил они скончались,
 Ведь компроматом занимались,
 Хотя известно на кого
 На Западе – и что с того?
 И там отравлен Уво Чавес –
 План подготовил этот Даллес.

 «Пролился свет», убит как Рохлин,
 А много знавшие «подохли»,
 К примеру, бывший мэр «Ништяк»
 Во сне отравлен натощак
 От испарений яда лампой,
 К нему прокрались «тихой сапой».
 Шарфом задушен Березовский
 И не жестоко, как Лев Троцкий.
 Сейчас всё делается тайно,
 Команда лишь поступит: «Майна!»
 И понимают даже «лохи»,
 Что с «самым главным» шутки плохи.

 Врагов достанут всюду руки,
 И даже не узнают внуки,
 Как убивал без церемоний
 Никем невидимый полоний,
 Или чекист с холодным взглядом,
 Что с жертвой оказался рядом.
 Но сохранится ли она,
 Столь деспотичная страна?
 А те, что зад сегодня лижут,
 Потом архивы перепишут,
 Ведь мы не знаем тех злодеев,
 Погиб от коих Ахромеев.

 Уж «устарела» Конституция,
 Правам прописанным обструкция,
 А чтоб всё было «шито–крыто»,
 В Генштабе сменена элита
 Из генералов молодых,
 Особо русских и прямых.
 Стал главным Николай-угодник –
 Придворный генерал-полковник,
 Ну, а министром Сердюков,
 Теперь известно, кто таков.
 Вред был умышлен и не странен,
 Свидетельствовал Полторанин,
 Там приложила руку «ложа
 Bnait-britizm», Троцкий был в ней тоже.

 Есть слово модное «пипец»,
 Что произносят под конец,
 Когда кончают акт в экстазе,
 Надеясь – не в последнем разе,
 И разумеется при сексе,
 Когда совокупились вместе.
 Другой в реальной жизни акт
 Неведомый готовит враг
 И, хоть хороший ждём конец,
 Но приближается «пипец» –
 Мне кажется, уж без иронии,
 Что это признаки агонии.