III. Белов

       Из цикла  Колымское Эхо.

Начальник управленья лагерей
Прослыл загадочной фигурой
Расстреливал рукой лично своей
Был кровожадной, подлой шкурой.

Он регулярно лагерь посещал
Выстраивая, заключённых
По счёту каждого определял
И уводили обречённых.

И Никишов фамилия была
Имел квартирный дом он в Магадане
И у него в Москве сестра жила
Должна прибыть, не написав заранее.

Всё дело в том, что на письмо сестры
Он получил, но не ответил
Пришёл запрос, сомненья не пусты
И орган встречу засекретил.

И Никишов с поездки возвратился
По расстрельно-инспекторским делам
И в доме на пороге появился
Пред ним сестра всех близкая из дам.

Но эти люди друг друга не знали
Был откровенный налицо подлог
И Никишова этого забрали
Шпионский оказался здесь итог.

Вот эту сказку с этаким концом
Белов напишет в своём сочиненье
Он в тридцать третьем молодым юнцом
Участвовал Дальстроя в освоенье.

Он с самым первым десантом Дальстроя
Осваивал и строил Колыму
Без отдыха порою и покоя
Даже в ущерб здоровью своему.

Потом он стал директором завода
И был свидетель зверства в лагерях
Дождавшись пенсии своей прихода
Он жил в Москве и был уже в летах.

И был заслуженным он коммунистом
Во власти соблазна не избежал
И он из прихоти в молоке чистом
Свою жену он в ванне обмывал.

И пользуясь хрущёвским отпусканьем
Решил он повесть в трёх частях издать
Человек рождается дважды названьем
Успел лишь две он опубликовать.

Вторая часть закончилась на том
Что Никишов в квартире на пороге
Встречается с сестрой к лицу лицом
Мы знаем, дальше было, что в итоге.

Хрущёва власти, видно, не хотели
Чтобы о лагерях писали
И ряды очевидцев поредели
На тормозах пары спускали.

И был запрет на опубликованье
И потому не вышла третья часть
И Солженицына зверств описанье
Хрущёва челюсть ведь могла отпасть.

Белов не был как он прямолинеен
Но всё равно издать не дали
Как Солженицын не был он овеян
Легендой, о нём мало знали.

Никто из родственников не сидел
И он сам в лагерях не парился
Нужду за убежденья не терпел
И коммунистом он состарился.

Имел он право ли о том писать
Купаться в молоке, о том в заботах
Кто мог морально право ему дать
Прожившему всю жизнь свою на льготах.

На этом можно бы поставить точку
Мы, кажется, всё разобрали
Немного подождите же чуточку
О Никишове, что узнали.

И любопытство наше берёт верх
И всё легендой обрастает
И нет почти свидетельства уж тех
О тех событиях кто знает.

Те, кто сидел, они умерли все
Безлюдные и стали все пространства
Не нужны они никаким ПАСЕ
Нету могил, нет похорон, убранства.

И сколько там погибло всех людей
Никто и никогда, то не узнает
Что натворил грузинский там злодей
Всё прахом давности уж оседает.

Далёким эхом жестоких времён
В тайге находишь огражденья
На столбе, сгнившем несколько имён
Тленьем покрытые забвенья.

Если найти все эти погребенья
Колыма стала бы могила
Громадным полем чьёго-то сраженья
Сила какая-то скосила.

Длиннее и значительней могилы
На Колыме Колымской трассы нет
Колымские её все зеки рыли
И силы отдавая ей, скелет.

Чтобы сейчас люди не говорили
Мундира защищая этикет
Костьми всю трассу Колымы крепили
И это не кошмарный сон и бред.

Погибло очень много здесь людей
Не в битве за землю родную
В стыде, в позоре, что всего больней
Пора честь воскресить былую.

Делить сейчас людей не стоит
Политика, а где-то криминал
На свете том не беспокоит
Перед Всевышним, ты за что предстал.

      Май 2003г.-сентябрь 2003г.