Сказка о Доме. Часть 3

               Сказка о Доме   
               (Приложение к книге "Русский Детектив")

               Часть 3            

      
     …И раздвинулось племя людское,
     И надвинулось время такое,    
     Когда новые боги пришли.
     И припомнили новые боги
     О небесной, о старой дороге,
     И позвали в дорогу с земли.
     Они прокляли серых, наивных
     Их богов, небесам супротивных,
     И сказали, что хватит во зле
     Копошиться землистою вошью,
     И сказали, что царствие Божье
     Вообще не на этой земле,
     Что тоскует по ним мирозданье,
     Что пора выходить на заданье,
     Отгуляли, мол, отпуск – пора,
     Отдохнули маненько, и будет...
    
     И поверили многие люди
     Что не будет здесь больше добра...
    
     Только глупый дурак с побирушкой,
     Со своей неизбывной подружкой,
     Не поверили новым богам...
     Стал Дурак среди гама людскова
     И сказал своё дивное слово,
     Поперешное слово сквозь гам:
     Почесал свою лысину, ветошь
     Перетряс в тёмном черепе...
     – «Нет уж!
     Пусть домишко мой мал, низкоросл,
     Пусть землёй пропитался домишко, –
     Я и сам-то как следует, вишь-ко,
     Из земельки ещё не пророс.
     Пусть подвальное брёвнышко мохом
     Оплыло... пусть и сам я меж охом
     Да меж ахом, как будто, живу,
     Только нам и не надо другова.
     Ишь, земля!.. ну и что тут такого?
     Кому надо – вали в синеву,
     Облети там хоть целу вселенну...
     Мы полушку свою неразменну
     Не дозволим разбить никому,
     Будем в целости жить, в осиянной
     Диво-дури своей окаянной,
     Дольше всех – в деревянном дому...»
    
     Вот такие слова выкликал он.
     И подружка ему потакала,
     В лад кивала головкой чудной...
     А другие, те ждать не решились:
     «В деревянном дому поприжились,
     Спору нет, но пора и в иной...–
     И окинули глазом урочным
     Домик свой... и таким он непрочным
     Показался им вдруг, и таким
     Неказистеньким – с дранкою, с гарью,
     С несусветной, лопочущей тварью –
     Дармоеды, однако, жуки!
     Ублажай их, лелей их, а толку?
     Шебуршат по углам, втихомолку
     Древеса прогрызают... жульё!
     Нет уж, надо подальше от леса,
     От шишиги и прочего беса...
     Надо в камне крепить бытиё!
    
     Да уж, камень... тяжелая штука...
     Это, брат, не простая наука,
     Уж его с кондачка в оборот
     Не возьмёшь без тоски и укора, –    
     Крепь земная! Хребет Святогора!
     Гром вселенной, закатанный в гроб!
     Всё он помнит, замкнувшийся грустно…    
     Камень тяжек не токмо от груза
     Земляного. В нём тайна времён
     Запечатана. Времени в камне
     Тьмы!.. скрежещут, томясь под замками,
     Зубья музыки, зовы племён.
     Это – врёшь! – не прозрачное древо...
    
     Да людишки наплюнули – эво!
     Что гадать? Надо брать прямиком,
     Как уж есть... в мире всё первозданно!..
    
     (Только глупая женщина тайно
     Над старинным всплакнула дружком,
     Над бесправным, скрипящим коряво, –
     Слёзы, думы ему поверяла...
     Только как возразишь? Искорят.
     Ну, да что ж… Человеку виднее...
     Встретим в камне рассвет... мудренее
     Утро вечера, так говорят...)
    
     И – отпраздновали новоселье!..
    
     Засверкал камень окнами всеми,
     В ночь засовами загрохотал,
     Закурился квадратной трубою...
     Камень вымостил площадь собою.
     Землю стиснул. Траву притоптал.
     И, тяжёлый, по градам и весям
     Подтолкнул (будто выдавил весом)
     От земли человека... гляди –
     На ступень его к небу продвинул,
     На другую... и сам, будто идол,
     Пораздался в себе, стал расти –
     Вот на первый второй примостился,
     Вот и третий этаж взгромоздился,
     Вот уж пятый, шестой в небеса
     Искарабкаться были готовы...
    
     Потаённые, тёмные зовы
     Взвыли в камне, взошли голоса:
     Камень крякнул. Взроптал. Матюгнулся.
     И – умолк... наклонился, пригнулся
     До землицы, по плечи в неё
     Поушел, опустился обратно...
    
     – «Эва, робя!.. тут чтой-то неладно! –
     Зачесало в башке мужичьё. –
     Камень плотный. И шибко чижолый...
     А землица, того... не впряжённый
     Конь-битюг, не потянет возок.
     Да и мяконька больно... тут надоть
     Чтоб полегче – смекнули – чтоб падать,
     Кочевряжиться чтоб не резон...»
      
     И – дробили плоть камену, жали,
     Со дресвою, с водою мешали...
     Глядь – и вышел кирпичек спроста.
     И сноровисто, споро теперь уж
     В небеса побежали... поверишь? –
     Десять, сто этажей, – до двуста
     Напластали... попробуй, исчисли!..
    
     Огляделись – ан сами повисли
     На воздусех: меж небом самим,
     Меж землёю...
     И старые боги
     Сокрушились в тоске и тревоге:
     – «Как он жить станет, скукой томим?
     Как тут жить-то, в пустотах блукая?
     Что за тварь – сокрушались – такая?
     Чуть поползает в доле, в пыли, –
     Прыг наверх! – словно пчёлочка в улей –
     И сидит себе скорченной дулей,
     Не касаясь навовсе земли.
     Чем же он свою силушку кормит,
     Ежли ноги – былинные корни –
     Живу-сок от земли не берут?
     Может, в мыслях вся силушка?.. тесно
     Там, в башке... да и нам нету места,
     Уходить надо в землю сыру...»
    
     Так решили старинные боги.
     И – ушли...
    
     А на пыльной дороге
     Только люди да звери одни,
     В одиночестве рыская, ныли,
     Ибо новые боги, иные –
     Не от этого мира они.
     Ну а коль не от этого мира,
     Очень даже земля их томила.
     – «Пропадай-ка он пропадом, весь
     Этот смрад... вы и землю сгубили
     Потому, что чужими здесь были,
     Потому и зовет Благовесть...
     Вы уж там побыстрей разбирайтесь
     Со своими делишками, кайтесь,
     Отпускайте друг дружке грешки,
     Да и к нам поспешайте, ей богу...
     Отдохнули? Пора и в дорогу.
     Собирайте свои узелки...»
    
     В мысли, в голову тоже не больно
     Эти боги рвались. Неспокойно,
     Аварийно там было, в умах –
     Трески, молнии, мраки!.. (как будто
     Лыбясь черепом, щёлкала будка
     Вся в дымящей проводке, в дымах...)
    
     Ну, да боги не фраеры. Ладно.
     Не прельстились мозгами – не надо.
     Залюбили людишки зверей...
     Их, конешно, маленько побили,
     Это так. Но потом залюбили.
     Посадили на цепь у дверей.
     Зверю стал человек вроде Бога.
     Кто стал Богом – ему?..
     Одиноко
     Богом быть, растерявши богов.
     Обратили свой взор друг ко другу,
     И – айда растекаться по кругу,
     И – вперёд, разводить мозгляков!..
    
     Наплодили, настряпали деток...
               
     ...ух и взмыли дома напоследок!
     Точно соты, горели в ночах
     Башни слышущи, многоочиты,
     Где кассетами камня зачитан,
     Человек источался и чах. –
     И с землёй не оформил развода,
     И пчелою не стал... да и мёда
     Нёс всё меньше в ячейку теперь –
     Травы выжаты, в душах проруха...
     В испарениях смрадных (как муха)
     Вянул тихо – ни ангел, ни зверь...
    
     Скушно стало. За серый свой будень
     Наломавшись (пустой, точно трутень),
     Залетал в свой квадратный бетон
     И ложился всё с тою же, бедной,
     Грустной женщиной, до смерти бледной,
     Исторгающей жалобный стон.
     И терзал её плоть в душной клетке
     На подвешенной к небу кушетке,
     Бледных отпрысков заготовлял.
     И всё чаще бессонною ночью
     Стены в мыслях раздвинув, воочью
     Сам себя на весу представлял,
     И опять, и опять ужасался:
     «Как я в этом бреду оказался,
     В гиблом воздухе – средь фонарей,
     Проводов, воронья, вовсе зряшных
     Всяких штук, мной же сляпанных, страшных?..»
    
     И стояла зима у дверей.
               
     ...приближалась Пора. Подступало
     Время спячки... пчела облекала
     В тёплый кокон себя...
     Человек –
     Не пчела, не задремлешь медово...
    
     Срок прощаться с тяжёлой водою.
     Срок прощаться...
     И строить Ковчег...

     И Ковчег он построил – на шаге
     Световом, на космической тяге,
     Чуткий парус лучом проструил...
    
     И, последней печалью ведомый,
     Поклонился земле – просто Дому,
     Где невзгоды и годы роил.
     Здесь он детство провёл. Здесь, как странник,
     Отдохнул от просторов бескрайних,
     Возмужал...
     И теперь, во весь рост,
     Развернул свои крылья – незримо!
     И всех чад на земле, пилигримов,
     Вновь собрал в себе, целен и прост.
     Он распутал, снял плотный свой кокон,
     Стал прозрачным, как полдень, что соткан
     Из бессолнечных бледных огней,
     И лишь конус высокого света
     Очертанья его силуэта
     Выделял из белесых теней...
    
     ...Он опять уходил в изначальный,
     Вечный Путь. И созвездья встречали.
     Пел, выстукивал азбучный Ключ:
     «Он идёт, он идёт, Заплутавший,
     Всех заблудших собою сверставший
     В световую субстанцию, в луч!..»
               
     ...луч сужался в пространстве...
     Но конус
     Ещё долго обшаривал космос,
     Где, затерянный в дебрях миров,
     Слабый шарик никак не гасила
     Неучтённая некая сила
     Меж пылающих звёздных костров...
     Это было воистину странно:
     Малый шарик, он поздно иль рано
     Должен был бы погаснуть – не гас!
     Синей каплей сверкал сквозь затоны,
     Точно все мировые законы
     Для него вообще не указ!..
    
     И тогда все свои светосилы
     Луч спружинил, и вышел на синий,
     Не тонувший в мирах островок. –
     Резал хорды... круги... всю планету
     Просквозил по периметру...
     Свету
     Отыскать основанья не мог.
    
     Шарик спал, все огни обесточив.
     Океан, берега разворочав,
     Фосфор пены едва излучал...
     Лес горбатый в оглоблях развилин
     Тихо глохнул... и слепнущий филин
     Свои фары уже не включал...
    
     Но ведь шёл он, – и шёл неуклонно,
     Свет таинственный!..
     Определённо –
     Шёл из самого центра земли...
    
     Луч напряг все свои мегаватты! –
     Ничего,
     Кроме старенькой, хаты
     Не нашёл в придорожной пыли:
     В землю вросший вдоль тракта, у речки,
     Дом был пуст...
    
     …но на старом крылечке
     Что-то странно светилось...
     А вдруг?..
    
     И, вспылав до последних фасеток,
     Луч их высветил – стареньких деток...
     Они пели, с подружкою друг.
     На крылечке сидели в печали
     И, как старые травы, качали
     Головами, прикрывши глаза...
     Они пели и плакали... это,
     Это было источником света!
    
     Звёздный свет излучала Слеза.
    
     ...неизбывный дурак с побирушкой,
     Лишь они не расстались с избушкой,
     С древним домом, почти что уже
     Домовиной – землёй...
     Как бывали
     Не от мира сего, так и стали.
     Но уже на ином рубеже.
     Вышло так, что земля им отныне
     Стала миром иным (коль в иные
     Люди вдруг удалились миры),
     Поменялись все векторы, знаки...
     Лишь они – поперешники, бяки,
     Оказались опять вне игры.
     Вне игры и вне времени... туго
     В них входила земная наука.
     И в линейное время никак
     Не умели вписаться – кружили
     По наивным кругам... кругло жили.
     Оставались всегда – в дураках.
     Но, меняясь во внешности, сути
     Не меняли в угоду минуте,
     Век от веку всё те же, одни –
     Он дурак, а она побродяжка...
     Как бы ни было горестно, тяжко,
     Всё любили друг дружку они.
     Ибо – целостны были...
    (Полушки
     Неразменной
     На все побрякушки
     Мировые – не дали разбить!..),
     Век от веку томясь новым сроком,
     Не упрёком – безмолвным уроком
     Умным людям назначены быть...
    
     Кем он только здесь не был? – Шаманом,
     И волхвом... скоморохом... туманным
     Духом сна... но, в сказаньях извит,
     Он всегда проступал в нём – извечный,
     Самый пристальный и человечный
     Бог земли – древний Род-Световид.
     А она? Уж она покружила!
     Мать-земля, или Дивия-Жива,
     Паленица ли девка, сама
     Мать-заступница, матушка-Макошь,
     А всегда – без копеечки...
     Так уж
     Пресветла у святого сума...
    
     Но, поскребыши мира, – всё знали.
     Всё о людях они понимали.
     Да вот только сказать не могли,
     Просто плакали, видя как споро
     Люди в небо полезли, как скоро
     Отвернулись от тёмной земли.
     Они ведали – коль уже в камень
     Человек просочился, и канул
     В тайны мира, забыв про леса,
     Про единственный здесь, осиянный
     Дольней силою Дом – деревянный, –
     Срок исчерпан. Пора в небеса...
    
     – «Ничего для людей мы не значим...
     Ничего, мы  их  просто  оплачем –
     Так сказал он подружке, – не плачь.
     Вот подкопим заплачки и клики,
     Вот отчалят – устроим Великий
     На Земле Остающихся Плач!..
     А потом – просиял он блаженно
     Своим личиком сморщенным, –
     Жено,
     А потом мы уж так погудим
     На земле (отдохнувшей немного
     От разора, от хищи двуногой),
     Знаешь что мы с тобой учудим?.. –
     Он погладил вихры и веснушки
     На щеке у любимой подружки,
     Распустившей златую косу,
     И опять изумился – да ужли
     Мог не видеть такого досужлив
     Глаз? Не видеть такую красу?
     А не видел. Высматривал, – кругл,
     Завидущ, – пышно крашеных кукол,
     Долгоудых, лядащих лахудр.
     На неброскую – малый росточек,
     Златовласка, зелёные очи –
     Не глядели. Один он был мудр.
     Мудр и зорок. И в махонькой, ладной
     Побродяжке такие услады
     Он зазнал – не приснится во сне.
     (Им и возраста не было вовсе!
     Чем смиренней да рыжеволосей,
     Тем разымчивей в самом огне!)…
    
     – «Знаешь чем  мы с тобою займёмся?
     Мы сперва на земле приберёмся,
     Дом почистим от всяких таких
     Гадких штучек – своё отрычали.
     Будет Дом наш как в самом начале,
     До прихода «гостей дорогих»...
     А потом – (тут он мордочкой всею
     Рассиялся) – мы Землю засеем!
     Всю засеем. До края!.. представь:
     Весь наш шар – в голубых океанах,
     В тучных нивах златоколыханных
     Сквозь миры пробирается вплавь...
     И наш домик на нём – в центре поля!
     В самом центре земли... и приволье
     Рассиялось вкруг дома... ужо
     Свет, в колосьях накопленный, выйдет
     Из себя... и тогда нас увидит
     Сам Господь, и сквозь облако выйдет,
     И речет: «Вот теперь хорошо!» –
     Наконец-то похвалит нас, ленных...
     Только этим одним искупленье
     Можно было стяжать, а Ему
     Только это и было красиво:
     Вся Земля, как одна светосила,
     Как Зерно, изводящее тьму...
     А потом (он счастливой догадке
     Засмеялся) – не все ж были гадки?
     Были ж добрые люди?.. они
     Этот свет разглядят и очнутся...
    
     И – покаются... и возвернуться
     Захотят в наши ясные дни...»
    
     Он аж всхлипнул от вида утешной,
     Столь умильной картинки, и нежно
     Лапой двинул её по плечу:
     – «Мы их встретим, накормим, ведь правда?..»
    
     Но ревела она безотрадно:
     – «Не хочу, не хочу, не хочу!
     Я ещё не хочу!..»
     Изумлённый,
     Он вгляделся в неё... и в зелёной
     Глубине увлажнившихся глаз
     Вдруг увидел отчаянья полный
     Вопль в миры... и – глаза свои поднял:
     В небесах он всё рос, а не гас,
     Светлый конус...
    
     – «Там что-то случилось!..
     Но еще не росло, не лучилось
     Наше поле, не звало к себе!
     Да и мы еще не отдохнули...
     Мы ведь столько обиды хлебнули
     От людей в своей горькой судьбе!..»
    
     Но сгущавшийся, медленный конус
     Покачался над ними...  и – корпус
     Развернул, уводя остриё...
     И тогда дурачка осенило.
     Он взбодрился, и вновь свою милу
     Приласкал, как всегда,  – «Ё-моё!
     Не боись. Им не срок возвращаться!
     Это просто они попрощаться
     Приходили – с тобою, со мной.
     Не боись, ё-моё, нам худого
     Не зазнать уж ни дела, ни слова
     От людей... ни досады иной.
     Всё. Теперя простилися с нами...
     И давай их ни явью, ни снами
     Не попомним с обиды, со зла.
     А прольем наши плачи и вздохи –
     Как-никак доставалися крохи,
     Доставалися нам с их стола...» –
     Бормотал дурачишко в суконном
     Пинжачке, в картузишке посконном,
     На крылечке своём – весь в лучах!
     И лучи те, что бездну качали,
     Напоённые старой печалью,
     Тихо в синих стояли очах...
    
     А высокий тот луч, изумлённый
     Силой света в душе отдалённой,
     Навсегда отходил в небеса,
     Он узнал, он согрелся причиной
     Световой – человечьей кручиной...
    
     Сквозь миры простегнулась Слеза!
    
     Внял и Дурень, что ниточка света
     Их слила навсегда, что лишь это
     Воедино любые миры
     Может слить, точно ключик в низинке:
     Звёздный свет невеликой слезинки,
     А не звёздные глыбы-шары.
     Свет в миры уже вставлен навеки...
    
     И уж если опять человеки
     (Тот горящий, Крылатый Гигант
     Мёда вечности вдосталь хлебнувший),
     Захотят отдохнуть, как в минувшем,
     Верный знак им в их вечности дан:
    
     Есть косматое, рыжее солнце,
     А за ним есть такое оконце,
     Где дрожат и синеют сквозь тьму
     Слёзки, капельки времени... видишь?
     Вот по ним-то, по тёплым, и выйдешь,
     И очнёшься… в слезах...
     Но – в Дому.