Острова

1. Воздух
Первое же соприкосновение стопы с поверхностью острова, кажущейся зыбкой от пьянящего голову океанского ветра, приправленного запахом трав, безошибочно передает состояние оторванности: душе -  от основного течения времени, телу - от большой земли и своего прошлого, оставленного где-то там за полной ненадобностью здесь. Само противопоставление "здесь" и "там" становится фоном для всех дальнейших наблюдений во время пребывания на малой земле, сродни монастырскому "в обители" и "в миру". Хотя, если вдуматься, большая земля и любой материк полностью окружены мировым океаном и тоже являются островами, как и сама жизнь во вселенной носит выраженный островной характер, ибо не предназначена для бесконечных пространств.
Убедившись, что почва под ногами не подвержена морским колебаниям, и ничто не угрожает его устойчивости, тело переходит в привычный для него режим и увереннее переносит себя к месту отдыха, позволяя вестибулярному аппарату наконец-то ослабить свою бдительность. Опыт ли, или инстинкт подсказывает, что попытка сполна насладиться новыми впечатлениями без восстановления сил - затея, заранее лишенная интриги, и мы оставляем волнующие планы на утро, а интуиция подсказывает, что ничто на этом свете не помешает нам осуществить задуманное, ибо задуманному просто некуда деться с этого острова. Вообще, "завтра" - это излюбленное время островитян для выполнения любых насущных дел, которые идут в разрез с гармонией текущего момента. Английское: "I don't feel like doing something" как нельзя лучше подходит для описания этого состояния. Местные жители знают, что завтрашний день находится всегда на расстоянии вытянутой руки, и его, как плод с дерева, можно сорвать и съесть не спеша в любое время.
Некоторые считают, что тяга к перемене мест является болезненным проявлением неудовлетворенности собственным внутренним миром или вызвана желанием заполнить новыми впечатлениями внутренние, опять же, пустоты. Возможно и так. Но более чуткие души, чувства которых настроены, должно быть, тоньше, чем у авторов подобных мнений, не успев высказать свое несогласие и даже не поняв его причины, ощутят сразу, как все их естество противится подобным рассуждениям. Они понимают, хотя и не были никем научены, насколько несменяемая обстановка ритмом своего каждодневного повторения способна быстро приучить глаз и слух к собственному однообразию и притупить не только способность воспринимать явления и предметы во всей их полноте, но удивительным образом не замечать их вовсе. И речь идет не о пустом эстетизме. Вы, как городской житель, очутившись в глухом лесу, через некоторое время обнаружите, как обострятся ваши слух и обоняние, до тех пор не нужные вам в такой мере для выживания. Причем степень их усиления будет напрямую зависеть от возможной опасности, поджидающей вас. Вкусовые рецепторы вновь научатся различать настоящий вкус простой пищи, которая до этого требовала обильных приправ. 
Но мы не будем отвлекаться более от нашей темы и перейдем к интересующим нас предметам, через осмысление которых мы, возможно излишне самонадеянно, планируем привлечь ваше внимание, ибо разделяем сказанное однажды блаженным Августином, что отказывающийся от путешествий подобен читающему книгу только на одной странице.
***
Обыкновенный городской житель не избалован разнообразием естественных запахов и в целом чужд какой-либо культуре дыхания вообще. Ему покажется странным, что вместе с поиском приятных на слух мелодий и милых глазу пейзажей кого-то может всерьез интересовать воздушная  стихия с ее палитрой ветров и запахов, или, выражаясь иначе, не может представить, что такой, скорее, животный орган чувств, как обоняние, может послужить серьезным источником для обогащения представлений об окружающем мире. Но тем не менее это так. Морской, лесной, горный с примесью сухих трав, степной с капельками росы, полевой и деревенский, утренний и ночной воздух, от которого, сами того не замечая, мы, даже больше, чем рыбы от воды, зависим, и не только сама наша жизнь, но и малейшие ее проявления благодаря незримым его колебаниям приобретают вид, сообразный его состоянию, остается для нас до странного чуждой стихией, обойденной вниманием поэтов и простых ценителей прекрасного.
Океанский, особенно островной, воздух отличается от морского курортного как вкус купленного в упаковке карбоната от зажаренного на костре мяса дикого вепря. При дыхании, благодаря приобретенной на бескрайних просторах мощи, он проникает в самые застоявшиеся уголки легких, расправляя их как старые паруса, готовые унести вас в открытый космос. Иногда кажется, что для вдоха не нужно прилагать усилий, потому что такой воздух сам проникает через ноздри и внутри, без мышечных на то усилий, находит в нас нужные для себя пути, совершая свой круговорот подобно движению крови по венам .
Совсем иные ощущения вас ожидают на затерявшихся за облаками горных вершинах. Разряженный и до такой степени сопротивляющийся усилиям вдоха, что его хочется насильно запихать руками в рот, воздух напоминает нам о том, насколько вещи незримые, к примеру, из мира духовного, могут больше значить для жизни, чем вещи очевидные и осязаемые. По причине сильных ветров и почти полностью отсутствующей растительности единственным изредка появляющимся запахом на вершине вулкана остается легкая примесь серы, напоминающая о том, что ворота в преисподнюю совсем близко, и стоит лишь напрячь слух, как получится расслышать стоны мучающихся в аду грешников. Но устойчивости ощущений мешает ветер, развеивающий все, вплоть до мыслей и не позволяющей сосредоточиться на чем-то, кроме своей собственной вездесущности. В тот вечер на вершине вулкана он прогонял прогнал нас как непрошенных гостей, грозя расшатать и перевернуть и без того неустойчивые фуникулеры. Единственной непреодолимой преградой для него являются скалы, о которые он, подобно океанским волнам, разбивается на мириады невидимых брызг, осыпая нас ими вперемешку с вулканической крошкой.

2. Камни
Семь непохожих друг на друга островов составляют этот архипелаг в Атлантическом океане, достаточно близкий к африканскому континенту, чтобы пески Сахары могли достигнуть его берегов вместе с попутным ветром и надолго скрыть от ваших глаз солнце, но при этом достаточно удаленный от центра мировых цивилизаций, чтобы в исторической памяти древних остаться представлением о самом крае обитаемой ойкумены, за которым, как гласило предание, ничего больше нет.
Оглядываясь вокруг, понимаешь, что происхождение тверди земной из бездны больше не кажется отвлеченной метафорой, ибо местный ландшафт наглядно являет собой эту картину в виде тянущихся из океана к небу скал, навсегда застывших в своем порыве, который придал им Господь, должно быть, еще во дни творения. Наслаивающиеся друг на друга пласты плазмы постепенно поднимались со дна на поверхность, временами извергаясь ввысь в виде фонтанов огненных брызг, остужаемых кипящим океаном. Медленно, словно зубы гигантского дракона, росли из воды острова, пока породившие их жерла не захлебнулись навсегда в собственной желчи. Но даже это адское месиво, как и все, что попадает на свет Божий (пусть даже из преисподней), остывая, приобретает благородные очертания, способные надолго заворожить ваш взгляд. Инстинктивно глаз ищет верхнюю челюсть чудовища, готовую схлопнуться с нижней и проглотить видимую часть мира. Но чтобы ощутить себя внутри пасти этого левиафана достаточно просто спуститься вглубь одной из многочисленных пещер, самая длинная из которых достигает семнадцати километров, и оказаться в таинственном замке, образовавшимся из застывшей в своем потоке лавы.
Простые камни, к которым еще не успела прикоснуться рука человека, похожи на затвердевшую в движении материю первичного хаоса, из которой Бог творил наш мир. Ощущение своей  причастности к этим затерянным во времени событиям, кружит голову и сводит с ума, потому что сознание, пытаясь прокрутить всю историю этих мест вплоть до момента вашего появления здесь, не учитывает, что быстрая смена картин, вмещающих в себя миллионы лет эволюции, может снова расстроить вашу способность твердо стоять на ногах и заставить вас побыстрее выбраться наружу из каменного тоннеля.
Где-то здесь, в месте соединения трех стихий - воздуха, воды и огня по неисповедимому замыслу Творца и должна была зародиться жизнь, еще не похожая на привычные нам формы, но уже намекающая о том, что у этого мира вскоре появится сторонний наблюдатель, способный по достоинству оценить художественный вкус его Создателя.
Благодарность Создателю за красоту здешней природы от местных жителей хранят в своих названиях природные топонимы, среди которых можно встретить "побережье молчаливых камней", "зубы дракона", "скалы-гиганты"... Но, к сожалению, мой испанский не позволяет в полной мере насладиться поэтическими дарованиями аборигенов, стремящихся, должно быть, превзойти самого Адама в искусстве наделения вещей именами.
Самой верхней видимой точкой острова Тенерифе, которая, если и не всегда попадает в поле вашего зрения, то всегда незримо довлеет над окружающим пейзажем, является знаменитый вулкан Тейде, самый высокий в Европе и второй по этому показателю в мире. Именно он, оживая и затухая, формировал внешний вид острова. В ясную погоду с его вершины можно увидеть остальные шесть островов архипелага. Достигнув некогда по оценке ученых отметки в пять километров над уровнем моря, во время очередного пробуждения в начале 18 века он потерял пятую часть своего величия. Самое удивительное, что история островов не помнит гибели людей даже от самых суровых извержений, за тем редким исключением, когда жертвами оказывались местные пастухи, нерасторопность которых пересилила, должно быть, не только инстинкт самосохранения, но и здравый смысл. Возможно, это объясняется  медленным течением лавы и характером местных божков, которые заранее предупреждали своих почитателей о приближающейся опасности. Имена некоторых из них дошли до нас. Один из них - злобный демон Гуайота, по преданию живший в кратере того самого pico del Teide. О силе его злобы можно судить по тому факту, что многотонные глыбы, извергаемые вулканом, долетали до соседнего острова Ла Гомера за более чем тридцать километров, что вполне сравнимо с баллистикой современных сверхзвуковых ракет. Верится с трудом, но на небольшом относительно острове насчитывается более двухсот вулканов. Неудивительно, что застывшая лава служила здесь основным строительным материалом, а прибрежный песок, черен, как лечебная грязь. Даже местную святыню канарцев - Мадонну Канделярскую - называют черной благодаря ее характерному оттенку. Интересно, но древние островитяне оставили после себя пирамиды, построенные по принципам, схожим с египетскими и мексиканскими аналогами. Обнаруженные Туром Хейердалом и спасенные им от сноса, ибо местные чиновники не разглядели в них никакой исторической значимости, они стали объектом паломничества миллионов туристов. Как вы, наверное, уже догадались, они того же пепельно-черного цвета.
Иногда остановившийся поток лавы может остывать годами, и проходит не одна сотня лет, прежде чем на ее поверхности смогут прорастать семена растений. Удивительным образом приноровилась к местной каменистой почве и знаменитая канарская сосна, корни которой так обвивают камни скал, что кажется, будто таким образом они стараются выжать из них воду, источников которой на этих островах нет.
Но настоящее кладбище вулканов - это самый северный из островов - Лансароте. На меньшей в два раза площади, потухших и тлеющих, их здесь более трех с половиной сотен. На склонах некоторых из них достаточно сделать небольшое углубление в песке, чтобы получить сильный ожог, ибо температура оголенной земной плоти здесь может достигать восьмисот градусов, что на радость туристам и используют местные рестораторы, устраивая мангалы без огня прямо на камнях. Случившееся здесь триста лет назад извержение почти полностью уничтожило островную растительность, но при этом создало необычные, почти лунные пейзажи, на некоторые из которых, благодаря присвоенному им статусу заповедника, нельзя даже ступить ногой, чтобы не наследить, подобно американским астронавтам, на усыпанной пеплом поверхности. Остров будто бы затерялся между третьим и четвертым днями творения мира, так и оставшись без последующих обетований.
Вообще, наблюдение за островами, имеющими вулканическое происхождение, наталкивает на предположение, что их появление было вызвано не прямым божественным замыслом, а, скорее, его произволом, неким побочным продуктом сотворения мира. Выражаясь антропоморфно: они - пасынки природы, обделенные теми благословениями, которыми так щедро наделены первородные дети. Но с другой стороны, это отсутствие полезных ископаемых само по себе обернулось удачей, ведь оно уберегло острова от техногенной цивилизации и помогло сохранить местную природу в ее первозданном виде.

3. Вода
Все дороги здесь рано или поздно приведут к океану, но и сам океан является универсальной дорогой в любую точку земного шара, однако, это не прибавляет тем, кто находится на островах, ощущения причастности к внешнему миру, скорее, приводит на ум сравнение острова с дрейфующим кораблем, готовым в любой момент сняться с якоря и, пустив дым из трубы вулкана, отправиться в плавание.
Меня всегда интересовала причина, по которой в мореплавании существует собственная, отличная от земной, система измерения скорости и пространства. Отчего морская миля не равна сухопутной, а скорость измеряется "узлами"? - термином, осмысление которого в применении к движению может увлечь фантазию в область квантовой запутанности и идеи вечного возвращения? Конечно, для праздных собирателей фактов существуют справочники, но для романтиков объяснение может быть только одно, и лежит оно на поверхности. Дело в том, что в морской стихии наблюдается иное течение времени и, соответственно, скорость передвижения в пространстве, ибо само морское пространство имеет отличную от земного природу. Его поверхность, как и глубинная часть, все время находится в движении, а его постоянная переменчивость вообще делает нереальными в моем понимании какие-либо расчеты, возможные, разве что с поправкой на предполагаемый коэффициент всеобщей нестабильности, который и составляет эта загадочная разность привычных нам миль и километров с морскими. Более того, как я узнал, заглянув все -таки в справочник, из-за приплюснутости земного шара в разных его точках морская миля не равна сама себе! Но т.к. этот факт сам по себе может стать для моего воображения смысловым лабиринтом, выход из которого рискует оказаться далеко за границами нашего повествования, приходиться волевым усилием пресечь его и направить в русло более приближенное к реальности.
А реальность эта за бортом, т.е. совсем недалеко от берега, за иллюминаторами очков радует глаз резвящимися на волнах стаями дельфинов и китов, не имеющих в здешних водах для себя никакой конкуренции, кроме снующих между островами яхт и паромов.  Еще один повод заглянуть в справочник: как эти млекопитающие обходятся без пресной воды? И это при том, что дышат они через легкие, а не жабры, тем же воздухом, что и мы...
***
Было бы странно предположить зарождение жизни на островах, лишенных воды. Даже доказательством существования жизни на других планетах для ученых служат именно следы, свидетельствующие о возможном когда-то нахождении там влаги. И тем не менее, источников пресной воды на островах нет, а дожди на некоторых из них могут не выпадать годами, или же, как это бывает на Тенерифе: дождливая северная часть острова и засушливая земля - с юга: высокие горные хребты задерживают дождевые облака, и те разрешаются, орошая только одну его часть. А на южной стороне острова воду добывают в прямом смысле из воздуха, используя для этого необычные качества упомянутой уже канарской сосны вкупе с особенностями местного климата. В отличие от обычной, канарская сосна, произрастая в высокогорных районах, имеет не парные, а тройные иглы, между которых конденсируется влага с окутывающих леса облаков. Мне так и не удалось разгадать, каким образом  через корневую систему эти деревья отдают влагу, и как эти воды собираются вкупе, образуя водохранилища, но вся природная вода почти на всех островах имеет именно такое происхождение. В год одно дерево выдает до двух тонн воды, при необходимых для ее жизнедеятельности пятистах литрах. Довершают это таинство обращения влаги небесной в земную дожди, достаточно редкие в некоторых частях островов, чтобы иной их житель мог пересчитать по пальцам такие случаи за всю свою жизнь, а живут канарцы по статистике долго. Чем-то эта ситуация напоминает мне историю с блуждающим по пустыне Израилем, которому Господь посылал манну небесную, перепелов и прочую снедь прямо с неба...
Еще интересный факт о канарской сосне: произрастая практически на голых скалах, ее ствол способен, попадая в горящую лаву, восстанавливаться практически полностью после воздействия температур в несколько сот градусов. Именно эти свойства сделали ее еще и ценным строительным материалом, из которого строили, например, знаменитые канарские балконы, многие из которых спустя три-четыре столетья по-прежнему крепки и выглядят как будто только что были вытесаны плотником. Характер этого дерева чем-то сродни нашей карельской берёзе, которая также вопреки всякой логике выбирает для обитания каменистую почву, и несгибаемость ее нрава воплощается в твердости древесины, вполне сопоставимой с камнем.
Есть на островах и еще один источник влаги, но несколько иной, происхождение которой напрямую связано с обетованием возделывать человеку землю для пропитания в поте лица своего. Это знаменитая мальвазия, вино, упоминаемое еще Шекспиром, продав бочку которого в те времена можно было купить дом. Благодаря круглогодичному солнцу и высокогорным плантациям с вулканической почвой, виноград приобретает уникальные для виноделия качества и что-то еще, что делает производимое из него вино неповторимым на вкус. К сожалению, небольшие объемы производства не позволяют поставлять это чудо на экспорт, и оттого мои чемоданы по пути в аэропорт тяжелы, и при перемещении издают звуки чокающихся бутылок в такт каждому моему шагу.

4. Люди
Коренными жителями островов до прихода сюда европейцев были гуанчи, загадочные племена, сведений о которых до нас почти не дошло по причине практически полного истребления их испанцами. Из четырех основных типов племен, люди одного, обитавшего на Тенерифе, как говорят, были светловолосыми и голубоглазыми великанами ростом до двух метров и отличались необыкновенной силой и ловкостью, из-за чего испанцам потребовалось почти сто лет для завоевания этих "дикарей", вооруженных лишь копьями и пращами, которое, впрочем, произошло не по причине военных побед конкистадоров, но путем интриг и из-за банальной эпидемии завезенной сюда чумы, ослабившей силы островитян.
Сомнительная слава покорителей Канар принадлежит Жану де Бетанкуру, путем хитростей и интриг захватившему первые пять островов в начале пятнадцатого века и завершившему этот процесс под конец того же столетия Алонсо де Луго, грубо смирившему оставшиеся непокоренными Ла Пальму и Тенерифе. Должно быть, жестокость этого андалусийца была вызвана тем, что он в первом же бою с островитянами потерял почти все свои зубы, благодаря меткому броску камнем из пращи одного из них. До нас не дошло имя героя, но, чтобы не оставить его безымянным для истории, в качестве дани его подвигу условно назовем его Давидом. Хотя, возможно и менее романтическое объяснение свирепости де Луго: накануне завоеваний новых земель испанцы обкатывали методику освобождения захваченных территорий от лишнего населения. Немногое, однако, изменилось с тех пор...
Гуанчи не знали рабства и законов, а сохранившиеся единичные образцы не то иероглифической письменности, не то ритуальных наскальных изображений, по словам исследователей, напоминают таковые с острова Крит, что, впрочем, нисколько не проливает свет на их происхождение, но многие склонны приписывать гуанчей к потомкам древних бербер и финикиян. Уважение к женщинам у них было столь высоко, что, встретив незнакомку в каком-нибудь глухом местечке, мужчина не имел права с ней даже заговорить. На острове Ла Гомера, к примеру, был обычай, согласно которому каждый собирающийся жениться юноша не иначе как в доказательство серьезности своих намерений, должен был взобраться, и, что намного сложнее, спуститься с почти отвесной скалы. Удавалось это далеко не каждому, но, судя по своей живучести, обычай этот все же не оказал серьезного влияния на местную демографическую ситуацию.
При довлеющей моногамии, были племена, практиковавшие многоженство, а некоторые даже держались матриархата. Что неудивительно, принимая во внимание сохранившиеся легенды о красоте местных представительниц слабого пола, в которых зачастую влюблялись и теряли голову офицеры испанской короны, а губернатор Ла Гомера, современник Колумба, даже поплатился жизнью за свое чрезмерное пристрастие к их прелестям. Оскорбленная губернаторша не долго пребывала в трауре по убиенному супругу, но все же сочла своим долгом отомстить аборигенам за это злодеяние, вырезав добрую их половину. О скоротечности ее печали свидетельствует и последующий ее роман с упомянутым уже путешественником, который по случаю запасался в тех местах провиантом для своего исторического похода.
"как знать, сильнее окажись ее любовный пыл,
Колумб Америку бы не открыл."
О религиозных верованиях гуанчей также известно немного, однако представления о загробной жизни у них были и  оказывали влияние на образ жизни земной через обычаи мумифицировать своих вождей - менсеев, а также почитать умершего предшественника своего менсея в качестве правящего наравне с живущим. Вождей они чтили настолько, что при вступлении во власть каждого из них какому-нибудь рядовому жителю острова предлагалось ради нового вождя прыгнуть вниз со скалы. Надо ли говорить, что таковых почитали за героев, а об их семьях заботился сам вождь.
Было известно гуанчам и точное место расположения ада. Как несложно догадаться, ему было отведено почетное место в жерле вулкана Тейде.
Строили гуанчи и города. На острове Гран-Канариа их было два, но чаще они все же предпочитали селиться в хижинах или в пещерах, как, например, это делали жители Тенерифе.
***
До сих пор остается загадкой, как племена, находящиеся в каменном веке и не владеющие даже зачатками мореплавания, могли достичь этих берегов в количестве, достаточном для их заселения? Из-за отсутствия сообщения даже между ближайшими островами языки жителей каждого из них оставались непохожими, и все же до нас дошел, пожалуй, самый необычный из языков островитян - язык свиста. Им с древности пользовались пастухи для сообщения между собой на больших пространствах, т.к. звук свиста в горах способен преодолевать расстояния до пяти километров и более. На Ла Гомера изучение этого языка по сей день входит в официальную школьную программу. Что и говорить, отношение к своим традициям на острове с населением в двадцать тысяч человек вызывает уважение. Несмотря на то, что современные канарцы не являются прямыми потомками древних гуанчей, сохранение собственной идентичности для них сродни самосохранению. Малые территории обитания, ограниченные естественными преградами, сплачивают людей и делают любые, пусть и не всегда практичные, но традиционные формы бытования основой их монолитности, обеспечивающей выживание. Из-за невозможности внешней, территориальной экспансии происходит экспансия внутренняя. Естественное ограничение для удовлетворения внешних потребностей способствует сосредоточению на себе. Отсутствие новостного фона замедляет течение времени, напоминающего здесь о покое седьмого дня. Мне снова приходит на память сравнение острова с монастырем, в котором океан выполняет роль стен, огораживающих обитель от влияний внешнего мира. Наличие всего самого необходимого для жизни: чистого воздуха и воды, здоровой пищи, немыслимой для жителей мегаполисов, и мягкого климата, но при этом - ничего лишнего, что может лишить вас внутреннего покоя. Видимо, это та золотая середина бытия, в которую человек помимо его воли был помещен самой природой. Нетронутый цивилизацией оазис, оставленный до времени таковым в качестве напоминания нам о чем-то, чего не следует никогда забывать. Возможно, о самих себе.

Тенерифе - Москва 2014 - 2015