Б О Л Ь

          В О Е Н Н О Г О   Л И Х О Л Е Т Ь Я             
            
       Июнь 1941года. В парке под  кронами  деревьев было  свежо  и спокойно.  Юноша  сидел, задумавшись:  скоро свадьба.  Какая она – невеста? И  вдруг  к  нему  подбегает  младший  братишка: «Война! Брат, война!»
      Вот так тоненьким детским голосочком была принесена               
эта страшная  весть.               
      Один за  другим темнели лица  взрослых,  захлебнулся  на  эстраде самодеятельный  оркестр,  утих  детский смех. И  уже чья-то   мать запричитала  в голос, вдруг понимая, что впереди  ждёт  её  разлука  с  сыновьями  и  мужем,  родными  и  близкими…
      Военный эшелон приближался к  фронту.  На  рассвете  состав  остановился, и была дана команда выгружаться.  Рядовой Джанаев Реджепгельды  с  товарищами  выгрузили свой станковый  пулемёт,  боеприпасы  и  направились  к  лесной полосе.  Но тут вдоль эшелона пронеслось: «Воздух!» Состав медленно пополз назад,  набирая  скорость, уводя вражеские самолёты  от  цели. Но  всё  же несколько  бомб  разорвались  рядом.  Реджепгельды  прижался к земле:  трудно  крестьянскому  сыну  из  Янгы-Кала  сразу  войти  в  эту  смертельную  обстановку.  Но,  уже  через  несколько  секунд,  он  уверенно  бежал  с  товарищами  к  оврагу  на  краю  села,  от  которого  тянулся  длинный  шлейф  дыма  от  пожара. 
      Опоясанные  пулемётными лентами, с винтовками за  плечами  и вещмешками,  они  торопливо  окопались  и  стали ждать дальнейших  распоряжений.               
      День прошёл  в  ожидании  наступления, и  молодой  боец  всё это время думал о доме, о родных и близких. Вдруг до его               
слуха донёсся чей-то  слабый  стон.   Реджепгельды окликнул               
старшину,  объяснил  в  чём  дело и тот  пошёл  на звук стонущего  человека.
      Медленно тянулось  время.  Наконец-то  послышались  осторожные шаги, и появился старшина  с  раненным  на руках светловолосым  мальчиком  лет  восьми.  Джанаев  бережно          перевязал   голову  мальчика   бинтами,   почувствовал  ответственность за этого ребёнка,  за  всех,  кому  угрожала  смертельная  опасность. 
      Тогда,  глядя  на  раненного      мальчика,  боец  обрёл  уверенность   и  твёрдость   духа.  После   ему   ни   раз   приходилось  стоять  насмерть,  терять боевых друзей, идти в рукопашную, когда  уже кончались патрону и снаряды, бросать связки гранат под  танки,  выходить  из  окружения,  но  всегда  он  помнил  того   раненого  светловолосого  мальчика.               
      Стрелковый полк  стоял  на  берегу Днепра,  готовясь 
форсировать  реку в самой её узкой части. Едва  плоты были  спущены на  воду, как  враг  открыл  такой плотный  огонь,  что  пришлось  тут  же  отступить.  Целый     день  враг  обстреливал наши позиции дальнобойными  орудиями,  и  самолёты  сбрасывали  бомбы.
      Командование  решило форсировать реку  в  самой  широкой   её   части.   Под   прикрытием    ночи   поле   переместился  на  новый  рубеж  и  уже  в  4 часа  ночи  приступил к  переправе.   
      Взвод  Шамухамеда  Назарова,  почти не  останавливаясь,               
шёл на врага. Взвод вырвался далеко  вперёд  и  нарвался  на  засаду вражеской  мотопехоты.  Станковым  пулемётам  поражать движущуюся мишень не так-то просто.  Поэтому капитан, оставив у пулемёта по два человека, повёл взвод в 
рукопашную.  В  какую-то  минуту  казалось,  что  все  они  останутся   здесь  навсегда.  Но  тут  подошла   помощь. Командир, раненый в голову, теряя сознание, прошептал: «Спасибо,  браток!  Выручил!»               
-Порой, того не замечая, возвращаюсь в своих воспоминани-ях к видимому  и  пережитому  на фронте. То время  в нашей  жизни было  самым  суровым,  память  же воскрешает уже не всё, а  только то, что было самым  важным на  тот момент, самым  значимым,  самым  трагичным,  чем  остальное.  Таким эпизодом  войны стал для меня  момент форсирования реки Прут в  Румынии.   
      Когда шёл бой  и  наши передовые  части переправлялись с одного берега  на  другой берег  бурной реки, я оглянулся назад, на пройденный нами путь, на покоренную  нами реку. То не вода в ней была, а кровь людская  вперемешку  с  трупами   людей  и    животных,   разбитой   техникой,   снаряжением и прибрежных построек. Наш батальон остался  на берегу, перейдя во  второй эшелон для передышки и пополнения  новыми  силами техники и личного  состава.
      Фронт ушёл  вперёд… Наступила относительная  тишина.  Я присел на краю  бруствера  и  взглянул  вдаль. Внизу текла  река всё ещё красная от крови, на сколько хватал глаз - этого  я  никогда не забуду!... Не забуду никогда!
      Глаза  рассказчика  устремились вдаль, потемнели и налились влагой.
      Но вот  Даниил Тевосович  вздохнул  так  глубоко, словно 
поднялся на высокую гору,  и ему  не хватало воздуха, и тихо               
продолжил свой  рассказ  воспоминаний, всё  так  же  глядя  вдаль, словно  перед  его глазами  продолжает течь тот кровавый  бурный  поток…    
- Вот и ещё один памятный для меня  эпизод войны. Конечно, каждый  из   военных  эпизодов длился по-разному, который – всего мгновение  и запомнится на  всю  оставшуюся  жизнь, а другой - мог длиться часами, сутками,  неделями.
      Несколько  дней  река  являла  собой  такую  картину и дополненная видом горящих деревень по берегам, вообще казалась концом света. Хотелось бы забыть всё это, но не получается.  Думаю,  что  нужно знать  нашим потомкам  о том,  что  пришлось  нам  пережить.
      Некоторое время  мой  собеседник сидел молча. Я  не торопила. Терпеливо ждала.
- Один эпизод вызывает в тебе горечь утраты и бессилия что-               
нибудь изменить, а другой – вызывает большую гордость  за однополчан, за cвой народ, за страну.
      Вот и тогда под  Днепропетровском. В  небольшом,  но похожем на  крепость, монастыре, засели  фашисты. Из двух пулемётов поливали всю округу огнём, не давая  поднять головы.
      Передовые  части  Красной  Армии  далеко  ушли  вперёд.  Оставлять в тылу горстку немцев, было нельзя! Взять бы да  минами забросать  монастырь,  но это было старинное  строение и, конечно же, имело историческую ценность для  нашего зодчества.               
      Издалека в бинокль просматривалась древняя роспись на   стенах, да и местные жители говорили, что это  особое  место,  жертвовать  им никак  нельзя.  Нужно что-то придумать. Собрал  я своих однополчан, объяснил  обстановку. Нашлось два  смельчака, жаль, что фамилий их  не помню! Много  лет  утекло! Обошли они монастырь с другой стороны и подали  нам 
сигнал.  Тогда  мы открыли  шквальный  автоматный  огонь,  отвлекая   противника.  И вскоре  оба вражеских пулемёта навсегда замолчали…
      Закончил свою войну Д. Т. Саркисов боевым командиром отделения 266-й  Краснознамённой  стрелковой дивизии орде нов Кутузова и Суворова,  пройдя  всю Белоруссию, Украину, Молдавию, Румынию.
      Про  награды  Ветеран Войны  не  стал  рассказывать: он  считает, что самая большая  награда в той  войне – это остаться в живых!               
               
                Н   Е   М   О   Т   А               

Рвутся  снаряды! –               
Заводы  корёжатся,  рушатся…
Ужаса  крик  из  груди  вылетает
И  где-то  в  развалинах  пропадает…      
Мой  онемевший  язык
К  нёбу  от  страха  прилип!
Хатка  за  хаткой.
Вот  садик.  С  оглядкой
Рву  вишен  кружочки…
Ладонь  лепесточком:
Хоть  корочку  хлеба! –
         Кажется:  вырвался  крик! –
Но  нем  мой  несчастный  язык!
Злые  порожки,  босые  ночки
Ко  льду  примерзают…
Пухлый  от  голода  рот…
Вьётся  дорога  вперёд…
Ухабы  да  ямы,  а  ноги  упрямо
Несут,  хоть  никто  нас  не  ждёт!
Кусты  ежевики  чернеют  в  снегу…
Поешьте,  поешьте,  а  я  отдохну…
Мне  снилась  там  хлеба  горбушка
И  полная,  полная  кружка
Козьего  молока
И  добрые  чьи-то  глаза…
«Ах!  Доченька!» – Кто-то сказал…
Скатилась  в  морщинку  слеза…