Мариам 37 Страдания юного Ицека

До Ицхака и Мариам, конечно же, доходи¬ли слухи об ухищрениях языческого в лекаря в лечении весталки. Ицхак считал всё чародейством, а Мариам помалкивала, как обычно.
А вскоре Ицхак рассердился на Мариам. Однажды он охорашивался, приглаживая свои вихорьки перед маленьким медным зер¬кальцем Квинты. Зеркальце помогло ему обнаружить некоторую дополнительную растительность над верхней губой. Он без конца пробовал пальцем эту скудную поросль и время от времени поглаживал подбородок и щёки, проверяя, не появилось ли и там чего. Прудентий сделал ему кожаную зимнюю обувь, а Квинта выткала плотный шерстяной плащ и сшила нижнюю тунику из какой-то толстой тёплой ткани. Всё это Ицхак постоян¬но чистил и приводил в порядок. Когда они с Прудентием заканчивали возиться с расте¬ниями, Ицхак прятался в беседке, из которой были видны окна и балкон спальни Виктории Неры. Там он сидел весь вечер, с надеждой глядя на окна, вернее, поглощая их глазами, как самое лакомое блюдо. Когда он замерзал, то забегал в домик погреться, а через чет¬верть часа опять нёсся к беседке.
Мариам, конечно же, заметила перемены в поведении Ицхака. Однажды она сказала довольно грустно:
-Ицек, ты похож на токующего сизаря.
-Почему это?
-Когда голубь собирается спариваться, он так же распускает хвост и топчется вокруг голубки.
-Всё ты придумываешь, Мариам.
Это было его личное дело, и Ицхак нико¬го, даже Мариам, не собирался посвящать в свои сердечные тайны. Обычно влюблённые с утра до вечера толкуют о своих пассиях, однако говорливый Ицхак почему-то подозри¬тельно примолк. Мариам была тактичной девушкой, но Ицхак ведь не посторонний человек. Это её Ицек, вынянченный, выпес¬тованный и непонятно как и зачем выросший. С последним Мариам никоим образом согла¬шаться не хотела. Конечно, в его возрасте уже можно и жениться, но для её Ицхака это однозначно абсурдная вещь.
-Ицек, она тебе не пара.
-Почему?! – Взвился Ицхак.
-Потому что голубь с орлом не сочетают¬ся, -Мариам хотела сказать «с воробьём», но на «воробья» Ицхак бы обиделся, а «орла», ничего, проглотил. Он шмыгнул носом и промолчал.
-Ицек, ну сам подумай, что тебе с ней делать?
-Я освобожу её от тьмы язычества и женюсь, -высокопарно заявил Ицхак.
-Ицечек, да она на тебя даже смотреть не хочет. И не может – кто мы для неё? – варвары, нищие безродные бродяги. Мы чуть повыше рабов, но безмерно ниже самого захудалого римлянина.
-Мариам, зачем ты это говоришь? – жалобно и упрямо спросил Ицхак, - в Писании сказано: «Даст тебе Господь по сердцу твоему». Ты мне сама без конца твердила, что нужно только верить, и Господь всё оформит лучшим образом. Я никуда не уеду отсюда, пока она не заметит меня и не полюбит.

-И что ты здесь будешь делать – в саду розы окучивать?
-Но ведь это розы для неё.
-Да Ицек, ты, видимо, действительно вырос. Тогда тебе надо научиться какому-нибудь ремеслу, - Мариам знала, что если Ицхак заупрямится, то это надолго. Поэтому она задумала отвлекаю¬щий манёвр и весьма рассудительно сказала:

-Никакой женщине не нужен мужчина, ко¬торый умеет только дурака валять. Если ты освоишь какое-то полезное дело и твёрдо станешь на ноги, то, возможно, ты ей и понадобишься.
Ещё некоторое время Мриам разглаголь¬ствовала в том же духе. Она вступила на шаткий путь человекоугодия и подлизывалась изо всех сил. Она не могла отдать в домаш¬ние прислуги каким-то надменным язычникам своего Ицека, сына апостольской рыболовец¬кой артели, ученика Господа, верного това¬рища всех походов-переходов и жизненных перипетий.
Хитрые идеи Мариам Ицхаку понрави¬лись, правда, осваивать ничего не хотелось. Но Ицхака не устраивали возражения Мариам, и именно оттого, что она говорила правду. Здравый смысл напоминал мальчику, что никто ведь не обратил внимания на то, что это именно Ицхак обнаружил Викторию Неру на дне колодца. Словно так и нужно было, будто это являлось его повседневной обязанностью. А если бы не Ицхак, она пролежала бы там не двенадцать часов, а значительно дольше и неизвестно, что бы с ней произошло. Ещё более здравый смысл почему-то поддакнул Мариам насчёт голубя с орлом, причем орла он хамски обозвал воробышком, но Ицхак даже слушать его не хотел.