Валаам. Поэма
В Европе школьников возивший на урок,
В Россию проданный в нагрузку, словно бонус,
Тащился хлябями раздолбанных дорог.
Он вёз паломников любовью обуянных
К монастырям, могилам и крестам
И мы вдвоём с моей женой Татьяной
В его салоне заняли места.
На Валаам, на остров путь не близкий
С привалами "до ветру" у кустов
И мы, ухабами дорог российских,
Тащились почти семьдесят часов.
Три дня и ночи так на путь потратив,
С опухшими ногами и в пыли,
К причалу ждать там монастырский катер
На побережье Ладоги сошли.
И Ладога, огромная как море,
Спокойной гладью в предрассветный час
И криком чаек на своём просторе
И плеском волн приветствовала нас.
По глади Ладоги спокойно и неспешно
Мы плыли по задумчивым волнам
Туда, где ожидал нас пункт конечный,
Прославленный в народе Валаам.
Над гладью вод, поднявшись из пучины,
Возникли скалы, грозные на вид.
На их вершинах сосны-исполины,
Корнями расколовшие гранит.
Пришвартовались бережно к причалу.
Сошли на берег суетной толпой
К подножью старой лестницы крутой,
Где путь к монастырю берёт начало.
У лестницы изношены ступени.
О сколько ног прошаркало по ней
Подошвами не малых поколений
Монахов, богомольцев и царей!
И вот наверх взобрались все,
Чуть оступаясь на ступенях,
И зрителям во всей красе
Предстала мерзость запустения.
Загажен монастырский двор,
В руинах храмы и строения,
Но слышен кое-где топор,
Видны следы восстановления.
Нас разместили на постой
В убогой монастырской келье.
Там из материи простой
Разделено всё помещение
На узеньких каморок ряд,
Напоминающих пеналы,
И в них из мебели стоят
Одни двухярусные нары.
В обед в столовой монастырской
Мы ели крабы и лаваш,
А после вместе с группой финской
Читали хором "Отче наш".
Нас всех по острову гурьбой
Вела экскурсовод-деваха
И там у глади озёрнОй
Мы повстречали схимонаха.
Он был спокоен и глаза
Смотрели ласково и строго.
Как-будто он хотел сказать:
"Зачем вас привела дорога
На Валаам? Что надо вам?
Набраться новых впечатлений?
А может тянется душа
Здесь получить благославление?"
Он так стоял, смотрел и ждал
И группа вся застыла молча.
Я подошёл к нему, сказал:
"Вы нас благославите, отче!"
"Благославлять я не имею права.
Я не священник. Это не для нас.
Но ваша просьба мне пришлась по нраву.
Поэтому я помолюсь за вас.
Вы за меня молитесь тоже.
Молитвы все имеют вес"
"Как имя?" "Авель, слуга Божий".
Он повернулся и исчез.
Мы обошли весь этот остров -
Одно из красивейших мест.
Здесь некогда Андрей апостол
Воздвиг животворящий крест.
Монахи здесь во все века
Молились днями и ночами
И чернозём с материка
Везли в котомках за плечами.
Воздвигли храмы и дворцы.
Чтоб никому не быть обузой
Растили рожь, пекли хлебцы
И виноград рос и арбузы.
Но власть советская пришла,
Карелы замерли от страха.
По льду, забрав колокола,
Ушли в Финляндию монахи.
Безбожной власти пол-ста лет
Обитель провела во мраке,
Но засиял вновь веры свет
И в монастырь пришли монахи.
Звон колокольный разбудил
Досель безмолвную пустыню.
Монахи стали что есть сил
Реанимировать святыню.
Вновь ожил монастырский двор
И камни древние проснулись
На Валаам со всех сторон
Паломники вновь потянулись...
Когда на катере назад
Я путь к автобусу направил
Келейник подошёл, сказал:
"Вас хочет видеть схимник Авель".
Я поклонился, подошёл.
"Откуда ты?" "Я из Ростова".
"Я тоже с Дона. Хорошо.
Я рад тебя увидеть снова.
Вот запиши мой телефон.
Звони, коли нужда заставит."
Сказал мне на прощание он
И мы с ним навсегда расстались.
Я обращался пару раз.
По пустякам звонить стеснялся.
Давал он мне совет, наказ,
А вскоре, осенью, скончался.
В моей душе остался след.
Слегка я прикоснулся к чуду.
Покуда жив я на земле
О Авеле молиться буду.
Там деревянный крест стоит
Где на подворье Валаама
В сырой земле спокойно спит
Старик, раб Божий, схимник Авель.
Свидетельство о публикации №115011802316