В галерее Тизенгауз живопись А. Изобова

               

               
   Когда душе неможется от серых дней,
   и просит сердце отдыха и чуда -
   иду я в Старый город. Он врачует
   успешней милой медицины и верней.

   Кривой официны знакомый излом.
   Звенят под ногами ступени.
   У стен мне мерещатся тени
   и промельки взглядов за тёмным стеклом.

   Одиннадцать ступеней отсчитав,
   приветствую старинную обитель -
   Антоний Тизенгауз ей покровитель -
   мой курс леченья, без неё - тщета.

   И, любопытство не тая,
   через порог переступаю, с дрожью:
   что вернисаж вниманию предложит?
   Увижу что сегодня я?

   ...Беспечно-веселы, все как одна,
   под потолком и меж картин летали
   пичуги стайкой. Щебетали,
   как будто в райских кущах-снах.

   Напомнили мне детский сад:
   шуршанье крылышек, заливистое пенье,
   без боязни и без смущенья
   садятся на ладонь и прочь летят!

   На раме, тенью жалкою, грустил
   птенец. Изящный клювик, длинноногий -
   на кулика похож немного -
   сидел, нахохлившись, и на меня "косил".

   "Он полотно покинул. Вышло так:
   картину, где он жил, купили, -
   болтливые друзья мне объяснили. -
   Не без причин грустит бедняк!"

   О знаю, знаю, бедный птах,
   возможность есть твою беду поправить.
   Коль "всяк кулик своё болото хвалит",
   я поделюсь своим. И горе - не беда!

   Но пташье царство возмутилось: "Вздор!
   Собрата не отпустим на чужбину.
   Ужель родня в беде его покинет?
   Он наш!" Таков был разговор.

   Я оглянулась, покидая зал:
   малыш, почувствовав поддержку,
   по-пташьи весел, как и прежде,
   уже порхал... О, егоза!