Старые фотографии личное

Не так уж много мест на карте памяти, куда стремилась бы лететь душа.
В потоке слов и фраз, в пустой сумятице случайных образов найдет она

Тот островок любви, где небо синее; где шелестят листвою тополя;
В канавах с дягилем лягушки квакают, поют кузнечики к исходу дня;

Где аромат травы, недавно скошенной, немою стражею растут стога,
Украшен каждый дом своею яблоней, и огуречная кипит страда.

В кадушке с теплою водою илистой средь головастиков и комарья
Рябое солнышко пускает "зайчиков" по брёвнам старого гулять двора.

Дном перевернутые кринки жарятся, карнизы парятся сухим теплом.
Хлопочет бабушка на кухне с плошками, и пахнет выпечкой и молоком.

Меня настигла весть о смерти бабушки в унылом городе, среди хламья
Казённой мебели, угрюмым вечером, в бездельной праздности, где я - не я,

С едва подсохшими на сердце ранами, жила, в бессмысленность погружена.
И образ бабушки, и дом с крыжовником вошли в сознание лишь на два дня.

Спустя, примерно, год, обычным вечером, то ли в дремоте, то ли наяву,
Я очутилась вдруг у дома бабушки, он словно ждал, что я к нему приду.

Едва вступила на крылечко низкое, как ощутила всё его тепло
И гладкость досок, много лет шлифованных заблудшим ветром, проливным дождем.

Прошла вперед по узкой крепкой лесенке, - трепещет бабочка, стучит в стекло,-
Приподняла дверной засов уверенно, одной рукою повернув кольцо.

И половицы скрип и терпкость запахов - я ощущала всё, я не спала!
А моё тело, как Христос, распятое вдавила в пол бетонная плита.

Ещё не раз потом, в полу сознании, незримой силою через года
Переносилась в дом, людьми оставленный, в места, покинутые навсегда.

Освободившись от объятий города, преодолев цивилизации власть,
Я в лето детства на денёк приехала, мечту лелея, снова в дом попасть.

И вот она – «земля обетованная», в неё вросли корнями тополя
И мои предки – мастера гончарные и кузнецы, – Бажениха моя.

И пусть для всех я «городской» девчонкою, с нездешним говором чуть-чуть на «а»,
В нарядных платьях по деревне бегала и говорила «умные» слова,

Здесь мой исток, моя вторая родина, здесь мой отец "носился" босиком,
Здесь пол деревни, как в народе принято, далёким, близким связано родством.

Деревни больше нет, она скончалась, как и большинство таких, с весёлым «ха»,
И тем нелепее обилие яблоней, свои плоды дарующих червям.

Всё заросло кругом бурьяном «бешеным», знакомый дом узнала я едва:
Снаружи доски, словно поседевшие, взгляд обрамляли окон без стекла.

Мы пробрались вовнутрь с моим попутчиком, - входи, кто хочешь, не нужны ключи, -
Дом был разграблен и разрушен: не было в избе полатей, пола и печи.

Окинув взглядом вандализма зрелище, я вдруг «мурашками» покрылась вся:
На прежнем месте, в рамке фотографии висели мирно, среди них – моя...

Минуло много лет, но я по-прежнему стремлюсь душой в знакомые места,
Но, жаль, дороги нет, проезжей, пешей ли, и заросли кустарником поля...