Век свободы, век желаний и таинственных незнаний

Мы становимся свободней на изломе двух ночей
Ровно в полночь опускаем руки в книги без речей.
Замолкаем на секунды, опускаем томный дух
И ногтем скребем по лицам, отскребаем юный пух.

До крови кусаем кожу, выпирают кости прочь,
Хоть сбегать давно по силам и сбегать давно невмочь.
Все торжественно-спокойны, словно Этот День настал,
Это странная порода, Бог нас точно на*бал.

Только я стою, посредник
между этими людьми,
Нелюбезный собеседник
от рабочего Козьмы.

Он послал меня в разведку,
Посмотреть на высший свет.
Отломал от древа ветку
И строчу ему в ответ:

"Это бедная порода
огребает каждый тень.
Пререкаются год годом,
Идеал их - старый пень.

Расскажу тебе я сказку
Как богатый приезжал,
Как стремительно в охапку
Все богатства загребал.

И детей за бесовщину
Отдавал в удельный суд.
За них платят десятину,
Нас там точно не поймут.

Их наследная корова
Разбежалась и ревет.
И гремят в ушах оковы,
Песню тощую поет,

Как живется ей туманно,
Ведь повязка на глазах,
А хозяин часто бранно
Избивает двух телят.

Как тоскует одиноко
По красивому быку.
Но ее судьба злым роком
Закоптилась на лугу.

А однажды в мрачный вечер
Совершится старый рок,
И погаснут тихо свечи,
Туша грохнется у ног.

Тот богатый, что в начале,
Эту тушу заберет.
Ведь посмели бы не дали,
Тотчас домики снесет.

А народ без дома дикий,
Разворует местный храм,
И поднимет ор да крики,
Словом, стыд, позор и срам.

Местный батюшка-священник
Окрестит за душу кость,
Он без страха и без лени
Как приблудный скверный гость

Осыпает пеплом-ядом
Побелевшие штаны.
И танцует до упаду
До сгибающей спины.

Я, Козьма, признаться в шоке
От такого баловства.
И пишу я эти строки
Словно тайну колдовства.

Эту власть, великий воин,
Ликвидировать пора
С эпохального застоя
К эре дома и добра.

Поднимай, добряк, восстанье,
Революцию верши!
Открывайте осознанью
Ворота своей души.

Так заканчиваю строки,
Возвращаюсь в страшный дом,
Где грехи и все пороки
Одолели мертвым сном."

Так писал свою тираду
Красно-белому пловцу,
Ослепленный от гранаты
Посвятившему Творцу.

А на площади сияла
Бледно-алая звезда.
Для кого? Зачем спасала?
Нам загадка и еда.

Короли сверкали златом,
Выходили на парад.
Их великие плакаты
Быстро-медленно парят.

А народ ликует. Чуда
Не предвидит ни на миг.
Вдруг! Разбитая посуда.
Мужской возглас, женский крик.

Революция настала!
Изгоняйте королей!
Раз! Монархия упала.
Со вторым и слезы лей.

И пируют, и находят
Победители восход.
Только некто синий бродит
Сквозь толпу. Гремит народ.

Синий смотрит и вздыхает,
И снимает капюшон.
Тихо кровушкой рыдает,
Говорит зажато он:

"Вы сверкали, вы хотели
Революцию толпы.
Под собой личинку грели
И кусались как клопы.

Вся идея благородна,
Ей подвержен божий бег.
Навека она свободна,
Но пришел ли ее век?"

Синий плачет и вздыхает,
Закрывает он лицо,
И вдруг в людях исчезает,
Замыкая жизнь-кольцо.

Победитель замолкает
И с сомнением глядит
На людей, что очищает,
На их первый лого-быт.