Памятная шинель

ПАМЯТНАЯ ШИНЕЛЬ

Форточка постоянно открыта, но она слишком мала,
чтобы освежить комнату. Наволочка на подушке и простыни влажны от пота. Я и сам какой-то влажный неестественный лежу на жесткой узкой кровати с продавленной панцирной сеткой.  Рядом со мной старая полированная тумбочка с открытым томиком Александра Грина  и пузырьками, стойкий непроницаемый запах лекарств  – устоявшийся запах боли, тревог, а возможно даже и смерти.   
Темные тучи, сгустившись за окном,   окутали всё вокруг синей непроницаемой тенью. Струйки белого дыма поднимавшейся к горизонту дают знать о близости деревни. До неё и, правда, рукой подать вон она там за оврагом за старым разбитым молнией дубом.  В этой деревни начисто забытой суетной и вечно куда-то спешащий районной администрацией  жила моя бабушка. Маленькая аккуратная избушка ее, тихо стоявшая на самом краю оврага,  была полна неистребимым запахом и вкусом лекарственных разных снадобий.  Этими самыми снадобьями заботливая     старушка с добрым морщинистым лицом и быстрыми не знавшими усталости руками в любое время дня и ночи поила больных и покалеченных горькими обстоятельствами местных и пришлых людей. В тот самый период  жизни,  когда человек не одумался ещё после болезни и находился в  неопределённом состоянии, когда сам врач не может решить: жизнь или смерть сулит судьба пациенту. Бабушка моя Валентина Даниловна совсем не всю свою сознательную жизнь прожила в деревне. В деревне жила, а ещё и городе хотя и немного жила, а ещё была всегда бабушка в моём большом, измученном истерзанным неизлечимым недугом сердце. Сейчас бабушки давно уже нет на этом свете. Со мной и моей тяжёлой болезнью остались только мои дни. Дни бессмысленные, пустые, мутные как глубокие лужи после дождя. По утрам я со страхом думаю, как переплыву  к другому берегу – к вечеру, к ночи, когда можно будет потушить свет  и заставить себя уснуть. 
Идёт ли жизнь за стенами моего нового девятиэтажного дома?  Идёт ли? Не остановилась ли? Этаж в новом доме у меня хотя и первый, но разглядеть мир в моё окно  мне  довольно сложно. Я, так называемый, лежачий больной, намертво прикованный к кровати. Кровать это мой мир с моими, только моими, маленькими радостями, бедами и тревогами.    Там за стенами дома другой мир. Ветер, рвущий на куски облака, деревья, трава, бесконечные крупные морщины бурых глинистых луж и овраг бесконечный длинный глубокий.   
Я сломал шею во время тренировки на перекладине, а сердца видимо не выдержав серой однообразной домашней скуки и навязчивой тоски, заболело уже после гораздо позднее памятного короткого полёта с перекладины.   Кто теперь может сказать, что меня  понесло в этот забытый богом спортзал в самом дальнем краю городской географии?!  Перед обедом почти каждый день является ко мне врач собственной персоной. Он высокий, сутуловатый, хмурый и неразговорчивый  малый.   У него большая вечно непричёсанная голова, маленькая аккуратная бородка клинышком как у доктора Айболита из старой сказки и маленькие холодные пальцы.  Он до беспамятства любит делать всяческие назначения что, наверное, нравится моему больному израненному сердцу. И почти всегда рядом со мной маленькое, худенькое, милое хрупкое создание порой даже в бесконечных заботах своих обо мне не очень – то и заметное. Это моя  жена Татьяна. Люблю я тешить её сказками, оберегая от суровой правды жизни. Хотя вот она жизнь никуда от неё не спрячешься,   ладонью не прикроешься, не убежишь не исчезнешь
Вот и сейчас неожиданно совершено без предупреждения явился этот самый врач, что-то сегодня был он очень конфузлив. Снял с головы шляпу и не знал, куда её деть. А  волосы, наконец, почувствовав свободу и игриво выбившись из-под шляпы падали куда угодно на воротник на щёки, но не закрывали больших слегка оттопыренных ушей эскулапа.  Не знаю, почему, но привлекли к себе внимание моё эти самые уши.  А ещё затылок плоский какой-то беззащитно – трогательный. 
- Душа у вас, господин больной старая, а оболочка ее надо понимать новая, - тяжело вздыхая и слегка щуря свои маленькие чёрные глазки и мучая в своих холодных пальцах шляпу, медленно говорил доктор. Под   оболочкой немудрено догадаться врач подразумевал тело, - А новая оболочка тёплых компрессов для выздоровления требует. Вы, верно, помните старые военные шинели,  сколько они хозяевам своим в тяжкие годы войны тепла для души и тела сохраняли.   Вот и вам такую бы шинель для компресса. То есть просто накрыть шинелью этой тело, а внизу картошка. Да, да не удивляйтесь натёртая сырая картошка и хорошая плотная повязка . В сыром виде картошка хоть и не устраняет процесс заживления перелома позвоночника зато очень хорошо уменьшает болевые ощущение. Несколько таких картофельных сеансов    и тогда может быть, вы сможете принять свое новое тело, а может даже и полюбить, каким бы неприятным оно сначала вам не казалось. От этого в дальнейшем будет зависеть очень многое….
- Что, например?   
- Ваша психологическая свобода, если хотите, - промолвил доктор, чуть шевельнув ушами, - Возможность знакомств, встреч, появление на улице в парке на пляже даже… Вы стали другим, но всё равно остались самим собой значит надо принять просто, принять понимаете вашу новую жизнь.   
Встреча с доктором слегка утомила меня, я опустил голову на подушку и прикрыл глаза. Бабушка моя долго ещё после окончания войны с плеч шинель свою не снимала. Только долгими зимними вечерами чуть поколдовала над ней с иголкой и суровой ниткой в руке приталила, где надо выточки сделала, где надо ушила что-то,  вот глядишь, нежданно-негаданно прожженная войной шинель в модное по тем временам пальто превратилось, чем не шик. 
Густой бас полупьяного соседа Феликса гудел у меня над головой, переполнял комнату, отдавался в оконных стёклах. А у меня тупо и упрямо тянуло вниз сердце. Доктор предлагает повременить с этим самым сердцем, а потом всё опять будет хорошо, и черненькие барашки те самые которых я упрямо считаю, по ночам по привычки принимая в свою постель  бессонницу, непременно станут белыми. Сколько времени, господин доктор, мне со своими переломами, да и с истерзанным сердцем ждать этой белой полосы в жизни или снежных барашков как вы изволили выразиться?   Неделю? Месяц? Год? А может,  лет десять?  Молчите?! не отвечаете?! Сомневаетесь?!   Испугать доверчивого пациента опасаетесь?!   И вообще вы никогда не замечали, нередко попадаются в жизни человека дни, которые как бы исключительно пользуются правом наделять его неприятностями и неудачами Видно такой же день выпал на мою долю сегодня вы достаточно утомили меня и скажите мне, пожалуйста, о чём так долго кричал нетрезвый сосед над моей головой? Помню я его бессмысленный пустой отрешённый какой – то взгляд.   
- Болтал что-то невразумительное про наступившую осень, ранние морозы, растворяемые беспрерывно на холод двери, против которых лежите вы своего рода тоже забота о человеке, как вы думаете?
Я замялся.
- Да, я не знаю, может быть, он и добрый заботливый человек только уж больно громкий и неустойчивый в пьяном своем всегдашнем угаре. Всё одно – живи, коли можется, помирай, коли хочется вот всегдашней лозунг жизни Феликса.   
- Ну, что-то засиделся я тут с вами, - весело смеясь, произнёс эскулап. – Пора  и другим своим больным добрый визит нанести. – Таня, прикройте за мной дверь, пожалуйста, - крикнул он, куда-то чуть отворачивая свое худое лицо в сторону. Через минуту в коридоре послышались торопливые шаги моей благоверной. Потом легко скрипнула  входная деревянная дверь, и всё стихло.
А бабушка моя в своей старенькой солдатской шинелишке  даже смогла закрутить роман с одним майором, который к тому же оказался сыном директора сталелитейного завода не последнего человека в городе.
Бабушка рассказывала как отец ее Саши, поминутно дергая плечом, словно рубашка душит его (жест который должен был означать независимость) сел у нее в крепко натопленной хате положив ушанку на колени, и молчит. Мочит после скандала после, которого стали свекор с моей тогда ещё молодой бабушкой еще большими врагами   
- Михаил Лукич, почему я должна переносить от вас оскорбления? – наконец подала голос бабушка Валя.
- Чем же я тебя оскорбил? Сказал, чтобы на пушечный выстрел не приближалась  к моему сыну. Два сапога может и пара да подмётки разные. Твоя подмётка худая рваная, а у моего сына завсегда как новая блестит. Я и родному сыну своему это же передам при случае.  Баран козе не товарищ. И не смотри на меня угрюмо, исподлобья не смотри на меня. Ничего из хозяйства своего я сыну не отпишу. В гимнастёрке с фронта приехал в ней и из дома уйдёт. К тебе, если захочет, конечно, удерживать его не буду. На том и остановимся, значит, я свое слово отцовское тебе, Валентина, сказал, да и сыну тоже….
-  Будет день, мы с сыном вашим Сашей вместе всё одним махом решим.
- Вот то-то и оно-то,  так, и запишем,- тяжело вздохнул старик, и медленно поднявшись со старой табуретки, неуверенно направился к двери.


                2

Ночью  приснился старик тот самый, что встретился мне несколько лет назад в лесу где-то недалеко от нашей загородной дачи.  Острый подбородок, острый нос, остро и внимательно поблескивают из-под очков глаза – колюч и ехиден. Кругом царствовала мертвая тишина. На всём лежала печать глубокой суровой осени: листья с деревьев попадали и влажными грудами устилали застывшую землю. Всюду чернели голые стволы деревьев, местами выглядывали из-за них красноватые кусты вербы и жимолости.  А старик  стоял у чёрных деревьев бормотал себе под нос что-то невнятное, нечленораздельное уткнув острый свой подбородок в меховой воротник поношенного пальто. Он всегда умел находить слабые места моего непростого характера. Вот и в этот раз, глядя куда-то в землю, он вдруг произнёс:
- Вы, молодой человек часто вот  мать свою обвиняете, а в чём так вы и сами себе порой сказать не можете.  Что не баловень вы судьбы своей. И что  родила  вас мать  не так, неправильно как-то родила, неаккуратно.  Не по науке совсем. И остались вы  один- одинёшенек, в обнимку спать со своей бедой- подругою.   Но, что я вам скажу, во-первых, не мать  судьбу вашу там наверху пишет. А во-вторых, в том что, такие как вы, инвалиды на свете живут не матери виноваты. Лицо старика выразило искреннее сочувствие сказанному.  Он постоял, немного молча, а потом, не спеша, вынул из кармана брюк помятую пачку сигарет и закурил
  Порой у нас в тех домах, из которых люди крох себе в семьи забираю, чтобы радоваться, огорчатся и слезы горькие лить, огольцов этих уму разуму уча в роддомах, значит    просто добросовестно работать, не умеют. Оттуда беды разные человеческие порой и приходят, – горько улыбнувшись, продолжал он, - Я не в России родился в русском языке иногда ошибаюсь, и с ударениями не лажу, зато слово «мать» на всех языках произношу одинаково вежливо. Мать это что-то вечное, удивительное, неповторимое и обязательное доброе и нежное, но и без строгости самой собой конечно ни как нельзя.   
Теперь ночью во сне было пусто на душе у старика (А  может и у меня тоже)   пусто было на душе совсем как в небе, с которого тяжело сползли некогда грузные тучи. Холодно голубели кругом лужи, потом оказалось что это и не лужи вовсе, а хрупкие цветы-кувшинки  готовые в любой миг сорваться и улететь в небо, а рядом с ними прямо в мутной, холодной воде долго стоял старый человек. Стоял человек, требовательно ожидая моего ответа на свой немой вопрос, а на строгом белом в темноте лице его озёрами чернели широко открытые глаза. 
- Не спишь?.. В Загорья я собираюсь, - сообщила, подходя ко мне жена.
Я не ответил, скользнул по ней бегающим виноватым взглядом.  В деревне Загорье когда-то и жила моя бабушка с трудной своей любовью. Догадывались все в жизни дела у неё не блестяще, но крепилась Валентина Даниловна, не показывала никому, что жизнь это довольно скучное удовольствие, а иногда и совсем не жизнь, а сильный позыв к зевоте  Жених ее к ней приехал. Подарками разными невесту задаривать начал. С родителями своими в пух, и прах разругался. И как был в гимнастёрке  так к бабушке в хату и заявился. Вот тогда бабушка моя как бы успокоилась. Тут молодожёны и скромную свою свадьбу почти незаметную для глаз посторонних сыграли, жить начали.  Только иногда под настроения горько высказывала она возлюбленному своему о неком несоответствии их теперешних нарядов у нее и платок с каймою имеется, и гребень черепаховый, и чулки капроновые, а он все в одной гимнастёрки и сапогах мирную уже давно землю топчет, хотя исправный мужик и не ленив вовсе.   
- Я и в гимнастёрке ещё походить могу, а ты всегда должна себя королевой чувствовать не стерпит душа моя, если ты будешь как прежде в пальто своем, которое из шинели тобой перешитое красоту богом данную от людей скрывать, – обычно отвечал майор на молчаливые упрёки. Прошлое и будущее в нашей с тобой жизни встретиться должно, а кто из них победит это уж мы с тобой и решать будем вот здесь на этом самом месте, - говорил он, окидывая долгим внимательным взглядом их небольшую, но уютную комнатку.
Утром меня разбудил косой и жаркий луч солнца, которое затопило мою кровать и положило конец моим странным и сбивчивым сновидениям. Спросонок я попытался отстранить этот назойливый луч рукой, потом сдался. Было десять часов утра. Мне было весело и хотелось болтать страшные глупости. Польщённый явно выраженной любознательностью окружающих я любил рассказывать окружающим меня людям одну смешную, на мой взгляд, историю,  которая приключилась со мной, когда я ещё мог управлять инвалидной коляской, и не так сильно бухала в груди грустное моё сердце. История эта была о сильно пьющим субъекте который, чуть покачиваясь, стоял на шатком крыльце магазина:
- Эй, - увидев меня направляющего свой инвалидный трон как раз мимо его затуманенного алкогольными парами взора, - громко закричал он. – Ноги- то болят?
- Нет! – гордо бросил я, стараясь проскочить мимо неприятного мне собеседника
Но человек на крыльце не унимался.  Постояв немного в нерешительности, он вдруг выдал убийственную фразу:
- А у тебя какие конечности болят, верхние или нижние?
Я притормозил инвалидную коляску и с интересом посмотрел на морщинистое обезображенное водкой лицо собеседника
- А ты что сам не видишь? – удивлённо спросил я
Человек долго молчал, а потом выдал.
- А ты, знаешь, ты в травмпункт  обратись. Помогут. 
- Хм, - притворно удивился я, -  Что ж правильно говоришь, попробую. Прямо сегодня и попробую, - со смехом продолжил я, глядя на покачивающую, на шатком крыльце магазина фигуру невольного моего собеседника… 

                3

- Слышь-ка, Александр, - загадочно сказала девушка, снимая шинель и отжимая промокшее  снизу сукно, - К родителям твоим ходила, как родную приняли. Ни какого намёка на мою бедность я не почувствовала. 
А вот сейчас ума не приложу, что делать погода портится на глазах, лесник у меня тут знакомый проживал, хотела его найти мёду с пасеки попросить, да не нашла, видимо, с пути сбилась
- Жизнь всегда суровые задачи нам для решения подсовывает с ними справляться надо, - невнятно пробурчал в ответ муж.
За окном зашуршали шаги, муж вышел на крыльцо и плотно прикрыл за собой дверь. Кутаясь в такие же, как у жены строгие военные шинели до пят на крыльце стояли двое. 
- Что там опять? – недовольно  проворчала только что приладившая соснуть Валя. – Ну, всё не, слава Богу! Ведь ходила  я на днях к Гончарову?
- Не ворчи, не ворчи, - миролюбиво дотронулся до плеча жены вернувшийся с улицы муж, - тут вопрос небезынтересный. Какой – говорить не буду, но сходишь - не пожалеешь.
Когда заинтригованная Валентина, торопливо одевшись, выбежала на улицу. Сердце почему-то сильно забилась в груди девушки   «  К Гончарову» - птицей билась в голове радостная  мысль, - Значит, назначит меня Николай Васильевич, заведующий отделом редких фолиантов. Нет, не умерла история, не умерла. Надо разбить книжные стеллажи мысленно на квадраты и изучать, изучать старинные книги, аккуратно не дергаясь». Валентина даже вспотела от волнения и душа её ликовала. Эти старинные фолианты должны найти настоящих читателей…
Гончаров бессменный заведующий ближайшей городской  библиотекой    маленький, полный, совершено лысый человек довольно долго уже сидел в своём кабинете устало, откинувшись на спинку кресла. От нечего делать он поглазел на рыболовов на картине местного художника и неожиданно подумал. О быстротечности жизни в природе «Вот еще какую-то минуту назад это рыба задумчиво плескалась в тихой серо-голубой воде, а теперь вон бьёт хвостом в сетях рыбаков тщетно пытаясь, уцепится на мелкие дребезги жизни».
Николай Васильевич ждал Валентину:
 «Ну ладно,  она эта самая как её там.… Вот чёрт забыл фамилию её.… Была она на днях у меня, надо её назначить заведующий отделом этих самых фолиантов.… Не надышалась, видимо ещё девушка исторической пылью. Надо будет присмотреться к ней.  Хотя вроде фронт прошла, пороху понюхала, значит чего-то главное в этой жизни понимать должна.
Тут мысли Гончарова были прерваны резким скрипом двери
- Швейцар меня к вам не пускал, представляете?
- Вахтер вы хотели сказать?
- Он, наверное, сидел здесь у вас до семнадцатого года и привык отгонять от себя всяческих классовых элементов.   Вы на него посмотрите, на какое чучело огородное похож ваш вахтёр или швейцар чёрт его знает кто?
Николай Васильевич долго не и внимательно смотрел, на сердитое раскрасневшееся лицо возмущённой посетительницы потом неожиданно встал из-за стола, подошёл к ней почти вплотную, и четко выговаривая  каждое слова, произнёс:
- Ну, зачем же, милая Валентина, совсем не следует вам говорить грубости, имея такое лицо нежное,   А вахтёр наш, как бы вам это объяснить,  необразованный может быть тёмный человек колхоз, навоз, яблоки, но  Гоголя от художника Шишкина отличить может, что не умеет, к сожалению, третья часть человечества. Вот взять хотя бы брата моего родного Владимира так он считает, что все книги на свете сплошь мусор недостойный человеческого внимания ведь в них, по его глубокому убеждению  дребедень и неправда написаны Кому сейчас, к примеру, нужны басни Иван Андреевича нашего Крылова  они и называются баснями, а не очерками, например. Впрочем, навряд ли брату моему такое  мудреное слово знакомо он разные слова только в кроссвордах читать умеет, если ему случайно в руки, откуда- нибудь журнал или газета свалится. Ну не о том у нас с вами разговор зашёл, вы согласны, милая моя, принять на себя работу отдела.… Ну, в общем, исторического отдела.  Правда возможно и трудновато вам будет всё-таки история это….
- В истории как я поняла ваш брат не бельмес, как и в литературе тоже.
- И ещё третья часть человечества…
- Ну, я такими данными не располагаю. А бельмес это единица отсутствия знаний.
- Может быть, а история это вообще наука с колесом, которое туда сюда повернуть можно.  Вот я вам это колесо и предлагаю покрутить слегка. Вы не против?!
- Если всё нормально пойдёт, если это самое колесо на кочки да ухабы ежеминутно налетать не будет то почему бы не попробовать, Николай Васильевич?
- Ну, ладушки, значит, договорились, - улыбнулся хозяин кабинета. С понедельника прошу приступать к своим обязанностям вот прямо так часов с девяти, и приступайте Исторический отдел по коридору вторая дверь направо.
- Разберусь, как нибудь на ходу бросила Валя, прикрывая за собой дверь….
Так я и задремал в кресле, оставив свою бабушку в кабинете начальника или уже за дверью этого кабинета? Бог его знает, как быстро меняются обстоятельства в жизни.
- А я к тебе заходил утром может быть или точнее днём главна штука разговаривал с тобой, а потом домой пошёл главна штука и будто ангел меня укачал, - Передо мной вытянувшись во весь рост «по стойки смирно» стоял, пошатываясь, и с трудом ворочая языком, всегдашний мой сосед Феликс. – Я вот что думаю главна штука, - Феликс замялся: Не надо ведь терять чувство собственного достоинства его ведь главна штука уже никто не найдёт правда? 
- Правда, – согласно кивнул я головой. – А ты хоть знаешь что это такое достоинство.
- Нет, главна штука диагноз знаю, дискотека знаю, декольте знаю, а достоинство не знаю, Это, наверное, что-то из истории оно у господ князьёв было ну и у  ихних женщин  положительные достоинства были, конечно. А иначе главна штука в семье, ни с каким человеком жить невозможно Я, поэтому, и живу один, не отыскал в себе ещё достоинств, значит, вот она главна штука, в чем собака порылась!
А диагноз что такое, по-твоему? – решил я подшутить над соседом.
- Диагноз-то, предварительное заключение перед упрятыванием человека в больницу, вот что это такое, а ты думал, если я про достоинства в школе уроки прогуливал так и другого ничего не знаю? Дискотека, например это когда мой внук музыку слушает по кобылье
- Это как? – не понял я
- Как, как! – насупился сосед, на полном скаку, главна штука, вот как!
- Ну, а декольте?
- Это мне вчера внучка объяснила дети сейчас грамотные пошли мозги у них в головах иногда правда, главна штука не в нужный момент закипают, но в целом мыслят правильно. Декольте это такой вырез в одежде побуждающий её снять, чтобы, значит, главна штука не жарко было.
- Кому?
- Вот пристал как репей на грядке, а тебе не всё равно кому?  Если мёд тебе так полной ложкой всегда. – Отчего-то разозлился сосед.   
Я посмотрел в окно. Татьяна моя медленно ходила вдоль забора и что-то поливала из тёмной латунной лейки с самодельным наконечником, сделанным  из консервной банки с пробитой гвоздём сеточкой дырок.
- Весной посадила,  для эксперимента, саженцы груши сестра моя из Грузии привезла, - начал объяснять я соседу.  – Вроде принялись, а там не знаю.
- Нет, я нынче в саженцах ничего не понимаю, побуду дома, а завтра с утра ты мне опять про них расскажешь, ладно? Может, что не то придумаем главна штука.
Татьяна вошла не слышно, прошла, не раздеваясь на кухню, молча постояла на кухне, потом позвала меня: 
- Представляешь, изверг взялся на мою голову?!
- Кто, - не сразу понял я    
- Ну, я это… спать дома буду, это я завтра приду, пошёл я это главна штука подал голос сосед – А ты это лежи здесь на кровати. Лежи и не кашлей, лапки к верху. И вот      ещё  скажу тебе сосед,  лучше кровавая мозоль от малой сапёрной лопатки, чем беззвучный и смертельный укол пули.
- Да грач привязался так и ходит за мной неуёмная птица, взялся на мою голову. – Пояснила Татьяна, когда за Феликсом захлопнулась дверь. Ты не заболел ли сегодня случаем? Глаза запали вон, и храпел страшно сегодня всю ночь, так что соседи за стенкой проснулись, наверное. В стенку тебе не стучали ещё? 

                4

Я оглядел комнату. Кругом всё знакомое и родное. Еще одна высокая с взбитыми подушками кровать. Стулья. Это я тащил их однажды с неизведанных краёв нашего города. Огромную вязанку стульев, одну из первых семейных покупок. А этот шкаф с почерневшим по краям зеркалом? Помню, как долго и тщательно делал его пожилой столяр из Загорья давний знакомый бабушки. Сейчас он не кажется таким большим, не правда ли?  По моим впалым щекам почему-то покатились слёзы. Шкаф – это последний подарок бабушки не считая старой усталой от долгой жизни иконы Николая Угодника, которая стоит у меня на подоконнике. А вот столетник. Всё такой же колючий с толстыми, сочными листьями. Татьяна, помню, говорила, что цветёт он раз в сто лет. А я спросил ещё тогда, кому нужен такой цветок? А жена ответила со смехом: вот давай, и доживём до этой поры, будем с тобой вовсе старенькими, женим детей, женим внуков, а там может быть и до правнуков очередь дойдёт. И оба засмеялись хорошо, просто, легко потому что никак не могли представить, что постучится в их дом когда-нибудь седая старость…
Я, наконец, решился взглянуть на жену. Она улыбнулась с чуть приметной грустинкой, посмотрела на меня: «Не надо колготиться раньше времени, не надо тратить свою жизнь впустую, все, в конце концов, образуется, и жизнь постепенно войдёт в нормальную колею». 
В доме скрипнула дверь, зазияв чёрным провалом         
- Ох, батюшки неужто закрыть забыла! – всплеснула руками жена, отстраняясь от моей кровати и   опрометью бросаясь в полутёмный коридор. И тотчас же женский крик согнал немую стылость лестничной  площадки.
- Паша! Ну, ты прямо как на картинке: в бушлате, в кирзачах и с чемоданом.
Однажды, было время, пришло на ум мне учиться. И не чему нибудь, а делу морскому. Я изучал толстенные альбомы с листами карт, запоминал речную и озёрную обстановку, сигнальные и семафорные мачты берегового хозяйства. В отличие от береговой есть плавучая обстановка: бакены, буи.
Вот тут и появился в моей жизни Паша двоюродной брат моей Татьяны высокий нелюдимый бородатый брюнет страстный любитель морских и речных глубин и их несметных сокровищ. Он мог в полной темноте безошибочно определить по соцветию огней тип и направление движения судов.  А потом Паша неожиданно и надолго исчез. Исчез, для того чтобы через несколько лет появится снова.
- Пришёл, так входи, - чуть приподнимаясь  с кровати, громко крикнул я, обращая взор в сторону коридора. Крикнул и поморщился от бесцеремонного грохота гостя. – Как с разбоем всё равно! Так грохочет- барабанит,  будто тонет кто!
- Может чайку, Паша, - услужливо предложила моя жена гостю.
- Вода, сестрица, мельницы ломает – добродушно прогудел гость и его зычный голос сразу же заполнил комнату.  Затем он притворил входную  дверь в зал, а сам грузно опустился на койку возле меня, разминая пальцами папиросу. – Худой ты, брат, стал, - гудел Паша уже в моей комнате, - Худой стал, кожа да кости, но нечего хороший конь жирным не бывает.
Я слегка сконфузился
- Ты чего?-  Смеясь, спросил родственник – Главное ты жизнью своей покажи, что это вот кровать для тебя не последняя пристань. Это главное. А всё остальное приложится! Ну, уж и мне иногда разреши с тобой толковать по душам, так сказать. А я вот и подарок тебе из дальних краёв принёс.
Через пару минут в Пашиных тяжёлых руках призывно блеснул острый клинок морского офицерского кортика в изящных кожаных ножнах. 
- Вот, понимаешь, тебе подарок, а для моих карманов
тяжесть лишняя. А если захочешь когда, привезу тебе 
форму пусть все видят: водник. Китель, шинель,
шапку теплую
- Так это ж только комсоставу? – усомнился я
- Ничего подобного. Оденем как штурмана. Вот я не
комсостав, а имею форму.  Еще раз тебе повторяю не
вечно же тебе у этого причала якорь бросать? –
Указал гость взглядом на мою кровать.  Ты в этой
форме  потом от зеркала не отойдёшь, так и будешь
павлином  красоваться.  Недавно на судне своём
письмо нашёл. Чернильные строки на конверте
расплылись, ели проглядывались, но внутри текст был
невредимым. Писала мать сыну. Между
многочисленными поклонами от родных и соседей
сообщала, что шибко скучает, ждёт на побывку, Вот я
и подумал о Татьяне хоть не совсем родная она не
кровная сестра мне. Ну, тут уж нечего не подпишешь,
если уж родители мои этот мир рановато покинули.
Любая родная душа на земле это мир на душе и
спокойствие сердечное. Озорная сестра у меня тут уж
что не говори, а улыбка у неё самая настоящая.



                5

Как трудно говорить о тяжелой болезни.… Как
трудно говорить о тяжелой болезни, избегая
утешительной лжи и в то же время, вселяя надежду.
Нужно очень хорошо знать коварный нрав недуга,
чтобы давать убедительные советы, и нужно видеть
как этот коварный недуг отступает, чтобы слова твои
не были пустыми утешениями.
Так говорил мне мой доктор, так думаю я сам. Так,
наверное, думали моя бабушка и мама когда
засыпали  колени мои сыпучим горячим
 песком, где-то на берегу речки,  для того чтобы
«кости на ноженьках крепче были», как
потом поясняла бабушка.
Я резким движением руки откинул одеяла и
насколько смог приподнялся на кровати.

Ух, пляши, Матвей
Не жалей лаптей

Где я слышал этот знакомый мотив, почему он не
переставая с утра, крутится в голове? Жена побывала в Загорье  у бабушкиных деревенских подруг, поговорила с ними и немного успокоилась.  Врачи долго колдовали над Валентиной Даниловной, вынули у нее из тела аппендикс, но не ведомы нам планы господни, видимо на бабушкину жизнь там наверху серьёзные люди резолюцию наложили.
- Чертовка рябая, лежит и скалится, - полушепотом рассказывала Татьяне одна из бабушкиных товарок, - « Мне говорит не привыкать. Рожа рябая, а теперь еще и живот такой же»!
- Молоток Валька- то! – подхватывала другая.
- Молоток-то, молоток, а тоже гляди, не вечная оказалась, - одернула подругу первая женщина.
Вот они-то, эти самые женщины, и пели задорную песню о неизвестном плясуне Матвеи, как-то за добрым пасхальным столом от края до края уставленного всякими диковинными яствами на какие только способна человеческая и кулинарная фантазия. 
На минуту, даже на полминуты я вдруг почувствовал себя крепким и сильным могущественным и добрым: я нужен, мне дали оружия. Дал тот самый человек, который сейчас сидит у моей постели. Слышно как шелестят под ветром почти голые деревья за окном, а человек что-то постоянно что-то говорит, улыбаясь собственным скабрезным шуткам, и не выпускает изо рта давно погасшую сигарету. 
Как-то раз мы с другом Олегом вечером зашли в школу, удивившись, почему это горит свет в неурочную пору. Было это перед Новым годом. В классе увидели девочку. Олег хотел засвистеть, чтобы спугнуть её, но почему-то застеснялся. Очень уж озабоченное лицо было у девочки склонившейся над разостланными на учительском столе газетами. Рядом стояло блюдо с клейстером, и лежали большие ножницы
- Здравствуйте, мальчики! – тоненько поздоровалась девчонка, услышав скрип,   отворившийся двери. Она сощурилась, пристально вглядываясь в полутёмный проём двери, возле которого стояли мальчишки. – Заходи Олег. А это кто с тобой? – она взглядом указала на меня. Я вызывающе дёрнул плечом и шагнул в класс.
- Больно надо, чтоб ты знала, - сипловато по-взрослому сказал я и позвал друга: - Заходи, Олежка, не бойся!
- Правда, закрыли бы дверь, а то так дует из коридора, аж руки озябли! – спокойно проговорила девочка, А мне ещё столько сделать надо просто кошмар какой-то. Мы с мамой костюмы к Новому году готовим, без вечера совсем нельзя ведь вот я и…..
- Понятно, - грубо прервал ее Олег, - А вот друг мой Саша, - он указал пальцем на меня, - Отжимается от пола тридцать раз, а я это соловьём свистеть умею и вообще птицами всякими, если это вам надо, конечно. Подойдет, в общем.
- Я петь буду,- тут же сообщила девочка.
- Мы тоже песню разучиваем на английском языке, - почему-то сказал я, - Я еще стихи иногда пишу, « Пред Новым годом есть минута, например…»
Забыл только до конца, а начало помню.

Пред Новым годом есть минута
Когда немая тишина
Торжественно и бесприютно
Вступает вдруг в свои права

Когда в руку вдруг замирает
Бокал, напоенный  вином
И замедляют бег снежинки
В нелепом танце за окном

- Сам написал? – удивлённо посмотрела на меня девочка
- Твоё какое дело? – выдавил из себя Олег и, услышав торопливый стук каблучков в коридоре потянул меня за рукав и мы с ним оба с шумом ринулись из класса. Потом мы долго стояли снаружи возле окна и смотрели как девочка, имя которой мы так и не сумели узнать, и ее мать высокая стройная женщина с длинными до плеч каштановыми волосами кроят что-то из цветной бумаги и газет
Друга почему-то взбесила бесстрастная уверенность этой худенькой занятой своим делом девочки. Без того красная физиономия Олега  до отказа налилась тёмной кровью, сиплая площадная брань загремела над тёмным школьным двориком. Тяжелый увесистый камень полетел в окно тёмного класса. Друг промахнулся. Камень с силой ударился в старую раму окна.  Рама глухо загудела. Тишина лопнула от сотен голосов школьников, возмущённых, торжествующих, просто удивлённых, зазвенели стёкла в окнах.
А Олег  не выдержал, схватился за голову, затопал ногами, неожиданно осипшим голосом закричал:
- А – а-а-а! К чёрту. К чё-ёрту-у! Всех к чёрт-у! Уходите! Все уходите! Все! 
После первого же выкрика моего друга в полутёмном классе поднялся недовольный ропот:
- Небось с Танькой что-то не поделили
- Ага, красок она ему не дала… и бумаги
- Не красок ты хотел сказать, а краской…. По черномазой морде
- В темноте у всех морды то есть лица черномазые.
- Шелапут этот Олег и больше ничего. И чего с пол оборота завёлся? 
- Мало у нас разгильдяев  разных
- Олег с багровым лицом топал ногами и кричал:
- Уходите, уходите, уходите!
- Пойдём что ли отсюда, - мягко позвал я друга, нечего это… людей смешить  вон их, сколько в класс набежало.
Олег дернулся всем телом и рванул от меня вдоль забора в темноту полусонного города.
Я и не заметил совсем, когда ко мне подошла та девочка, которая готовила костюмы к Новому году.
- Эй, тихо сказала она, дергая меня за хлястик пальто, - А чего это твой друг ногами стучит, больной что ли?
- Ну не больной, - замялся я а так просто привык своего всегда добиваться
- Ну и как получается?
- Иногда…
- Меня Таня зовут, а тебя?
- Саша, пойдём отсюда
- Куда?
- Ну, ко мне хотя бы вот. Посидим, поговорим, ты мне о себе расскажешь
- А ты о себе… мне, ладно?
- Посмотрим
- А что же друг твой хотел?
- Наверное, у тебя верёвочку спросить
- Верёвочку… зачем?
- Знакомство завязать
- Посмотрим! Непонятный больно сам не знает, хочет чего в жизни, а ты знаешь, ты стихи пишешь
- Ага, я Есениным хочу стать
- Почему Есениным?
- Такой же беленький потому что!
- А Блок тоже ничего
- Не, Блок за революцию, а Есенин за сельское хозяйство и за конезаводы ещё.
- Да, а ты за что?
- Я песни люблю петь, и от пола отжиматься тридцать раз могу
-  Эх, пороходик «Гряда»
Поскорей отчаливай –
А на нём моя беда
За три реки проваливай.

Вдруг дурашливо запела Таня и полезла ко мне обниматься.
- Люблю я вас мальчишки и друга твоего Олега тоже люблю за непокорность вашу, вы всем, всем вон, сколько соли на хвост насыпали. А девчонки они тоже всё про вас понимают. Таня зачем-то  погрозила темноте пальцем. Гармонь знает, что играет гармониста нечего учить.
Так мы и шли, не спеша с новой моей знакомой до самых ворот старенького двухэтажного дома, где жил я с мамой и старенькой полуслепой кошкой.
- А ты когда – нибудь … ну  это….  ну, …. Дружил с девочкой? – спрашивает Таня, приподнимаясь на носки и пытаясь заглянуть мне в глаза закрытые надвинутый на них шапкой-ушанкой.
Я молчу, чувствуя, как потеют ладони, и начинает жечь уши.
- Саша, ты долго знакомую свою на ветру держать будешь, в дом заходите, обувь снимайте, грейтесь, - Кричит в форточку мама, - самовар давно на столе….
….. Главна штука, это… как его… ужасную гитару мне дали, за четырнадцать рублей, не звучит не черта, глвна штука. У меня дома-то хорошая гитара есть за пятнадцать рублей, а эта, главна штука, растереть сапогом да выбросить.
Феликс добродушно смеётся:
-  Грязь лишняя   
Это за окошком жена вышла провожать Пашу, а сосед ему про свою «музыку» рассказывает. Впервые в этом году в лицо мне ударил не промозглый холод, а мягкий и влажный, густой и пахучий воздух обнял меня. Дышится с наслаждением, даже, чёрт возьми, чувствуется лёгкое опьянения и теплота от этого на сердце огромная. А Паша сказал, что  вернётся ещё с попутным ветром  сестре  прямо в ноги  якорь кинуть.

                6

- Ты о чём думаешь, подошла к моей постели Татьяна.
- О разном …. Бабушку вспоминаю, помнишь, как она козу доила, а та брыкалась всё время? Каждое утро я просыпался под её тихий шепот. Она сидела на своей кровати, повернувшись к окну, сосредоточенная, маленькая, словно собранная в горсть поздняя осенняя рябина, запорошенная сединой первого снега. Пошли всем господи милосердных людей, часто говорила бабушка   
- Ну, вот о бабушке думаешь, о соседе, о друге, о себе самом, а обо мне? Я, между прочим, женщина, если ты ещё замечаешь, мне и к себе внимание хочется. Я же вот не оболочку от твоего тела люблю, которая сейчас передо мной на кровати лежит. Я душу твою люблю.
- Ну и что? Толк – то от меня маленький?!
- Толк от каждого человека может быть, если он на мир окружающий внимание обращает, а не только в себе одном существует, как лесной жук в коробочке. А когда-то ты мне по два три раза в неделю письма писал и сам же мне в почтовый ящик кидал их, значит, забыть свою будущую супругу не мог. А теперь лежишь букой и глаза в кучу.
И Таня любовно потрепала меня ладонью по волосам. … Осенние дни сбегают вниз по календарю, точно сухие листья, гонимые ветром. На двор уже не выскочишь в одной рубахе – зябко и сыро. Горячий борщ с чесноком, да такой, чтобы дразнил ароматным парком над глубокой миской, согревает лучше всякой одёжи.  Поманила осень золотым листопадом да померкла под серостью дождей. А я лежу, смотрю в окно и как не странно иной раз наслаждаюсь тишиной и одиночеством. Говорят любая болезнь – это разговор Бога с человеком. Обидел, кого недобрым словом и ангина отбирает голос; поторопился, упустил важные мелочи, и боль в ногах заставит тут же остановиться. А у меня боль не в ногах она везде во всём теле. Боль рядом, она сидит в ногах, стоит у моего изголовья, она везде, она вокруг меня. С чего начинать завтрашний день, как бороться с болезнью и как с этим жить? Да, да бороться и продолжать жить, цепляясь за каждую соломинку, испытывая на себе всё услышанное, любые, даже самые невероятные методы лечения, но не в коем случаи не сдаваться! Теперь я хорошо понимаю, ответственность за жизнь полностью лежит на моих плечах и ноша эта ох как нелегка
     Первая мысль, которая начинает биться в висок, как только за спиной захлопывается дверь врачебного кабинета; почему это случилось, откуда взялось во мне нечто настолько недружелюбное, готовое погубить мою судьбу? Ни один врач не ответит вам на этот вопрос. Хотя уже существуют теории народных целителей и представителей народной медицины, которые привычно выдвигают различные версии возникновения различных болезней.   
В четверг с утра зарядил нудный осенний дождь. Серое скучное небо низко опустилось над старым плачущим городом. Я всё также почти неподвижно лежал на своём законном месте у окна. И вдруг за пеленой дождя отчетливо стали слышны грубые мужские голоса. Сначала я подумал, что идёт служба в церкви и что-то своё нудное и тягучее поёт дьяк на клиросе, но затем странные голоса приблизились, и я услышал короткий резкий как выстрел крик Тани;
-  Нет мужа моего дома, нету, понятно вам!
В комнату, оттолкнув мою жену к стенке коротким резким ударом руки, тяжёлыми шагами вошёл высокий, худощавый мужчина в широкой серой куртке с капюшоном. На его узком лбу явственно проступили морщины, словно неизвестный зверь царапнул его торопливой лапой; нижняя надтреснутая губа нежданного гостя была строго поджата; короткий отрастающий после стрижки жёсткий ёжик волос топорщился. 
Нежданный гость постоял немного
 посреди комнаты что-то буркнул себе под нос и, вздохнув, направился к моему всегдашнему ложу.
- Что, наверное, гарцевать желаешь на героическом коне, - глухо спросил он,  выкручивая толстыми своими пальцами  пуговицу на моей пижаме, а приходится тут лежать как помидор перезрелый                                ненужный никому. Лежишь тут и думаешь, чего это я в твой дом пришёл, чего хочу, чего надо? чего от души, сердца твоего желаю? А я желаю  одного как нестранно и ты меня понять должен….
Я опять бросил взгляд за окно, там была суета: двое взрослых парней затаскивали в машину мою жену. Та мокрая от непрекращающегося дождя с размазанной по лицу краской вырывалась, отмахиваясь, громко ругалась. Парни давились от смеха. Один из парней с размаху ударил Татьяну ладонью по лицу.
Неожиданно тёмный силуэт мужчины резко отделился от забора. Он метнулся к парням, с разбегу свалил одного, налетел на второго. Растерявшись от внезапного нападения, парни попрыгали в стоявшую рядом машину. Один   суетливо сгибал непослушные пальцы, стараясь попасть  ключом в замок зажигания, другой судорожно крутил ручку поднимая стекло автомобиля. Неизвестный мужчина с разбега ударил по стеклу кулаком, пытаясь разбить, потом зло и длинно выругавшись, шарахнул ногой в дверцу. Машина, оставив на мокром асфальте дымящийся след, рванула с места. По улице, скользя по лужам, к мужчине уже бежал полицейский, он схватил мужчину сзади, тот подсёк его и оба повалились на тротуар.
Таня растеряно провела ладонью по разбитым губам, опустила глаза на пятнышки крови на белой кружевной блузке.
- Дураки… - всхлипнула она, громко шмыгая носом у меня же блузка новая. Только вчера  её купила, предпоследнею взяла. 
«Бред больного воображения, а не день сегодня» - вяло подумал я, наблюдая за неожиданным гостем. Явился ко мне домой чужой человек, не мало не смущаясь присутствием моей жены, наследил тут, ходит, даже кажется, поёт что-то себе под нос, а чего ему надо не говорит.   
Тот самый мужчина, которого я несколько минут назад видел у себя за окном, рывком распахнул входную дверь, и замер, встретившись с глазами незнакомца. А незнакомец, глядя на него, вдруг расхохотался:
- Ребят моих напугать решил, ребята от тебя стрекача дали, а они же тебя легко задушить могли, если бы…
- Что вам от нас надо?! – подал голос я
- А полиция уже едет сюда, наверное, так что готовьтесь: «по тундре по широкой дороге» И что я должен вам отвечать? – окрысился он на меня. Бабушка моя, родная, между прочим, Валентина Даниловна всю жизнь в шинельки старой ходила, бедной прикидывалась,  а у самой небось драгоценности припрятаны, наши солдаты пустыми из Германии не возвращались кто вёз велосипед сыну, кто отрез бархатный на платья жене, а кто и получше что иконы, например, золото.
Он опять подошёл к моей кровати, - Бабушка наша с тобой при штабе армии связисткой была, говорят самому Жукову улыбалась, а вокруг маршала обычные люди обычно не ошивались. Так – то, брат!
- Тебе, зачем это самое бабушкино золото, - тихо спросил я «гостя» едва разжимая пересохшие губы.
- Ну, хочется иногда прошлое вспомнить войну, например
- А ты в музей сходи. В исторический. Там много прошлого, и позапрошлого тоже, сходи сам удивишься,- беззлобно посоветовал я 
 « Гость» горестно махнул рукой и вдруг заговорил совсем тихо, ели слышно, и от этого казалось, что он не сердится, а сокрушается и вот-вот заплачет. Мне даже на какое-то мгновение стало неловко, мол, как же так расстроил человека, чуть не до слёз довёл. Но в следующее мгновения я спохватился, сообразив что «гость» просто использует очередное «секретное оружие» о котором просто не знал я   
- Отца моего ты должен помнить, хотя они с твоим отцом хоть и родные братья были, но всегда неизвестно чего разделить пытались. Я вот что думаю, Александр, - по прежнему тихо продолжал «гость» - Ты на этого не смотри, - указал он пальцем на молчавшего до сих пор мужчину, по нему кутузка плачет «сопротивления работнику власти статья 318 УК РФ, а нам с тобой до ценностей бабушкиных докопаться сам Бог велел
- Он ничего об этом не знает, - наконец заговорил мужчина
- Совсем ничего? – внимательно посмотрел на него «гость»
- Совсем. В первый раз слышит
- Вот это уже плохо. Ладно, брат, будет прорываться.
Я слушал его, а сам вдруг почувствовал острую тоску по жене. И дело было вовсе не в том, что мне захотелось близости с женщиной, нет, напротив, близости мне не хотелось совсем, слишком в сложной и тревожной ситуации мы с ней оказались, чтобы тосковать по сексу. Просто я был очень привязан к своей Татьяне, ценил её, дружил с ней и, расставаясь, обычно скоро начинал скучать.
Из ванной послышался шум воды, значит, Таня вернулась с улицы, пережила ещё одно ужасное приключения в своей жизни, хорошо хоть всё обошлось без горьких последствий.  Не сломали, не растерзали на клочки у родного нежного человека душу и тело.   
- Пойду, посмотрю, что там во дворе делается, - кинул «гость» на ходу, - А вы тут пока…
-  От забора до обеда, - свистящим полушепотом прервал его мужчина.
- Чего?! – не понял я
- От забора до обеда, - продолжил мужчина, когда «гость» вышел за дверь, - это  я старый анекдот припомнил об армейском старшине, которому удалось соединить пространство и время вот и этот длинный тиран так же пытается прорваться. А ты что не узнал меня? Олег я, вместе с тобой школу заканчивали.
- А как ты здесь – то оказался?!
- А здесь, здесь дело серьёзное, это так сразу и не расскажешь. В командировке  я здесь, а к вам переночевать   зашёл попроситься думал, не откажет мне старый друг не выгонит ночью на улицу, автобус на вокзал только утром, подхожу к вашему дому,  а здесь у вас такая вот революция, смотрю, во дворе женщину бьют, ну как тут мимо пройдёшь?! Я потом только Татьяну твою узнал, когда с пиратами этими расправился.  А где надо у меня родственник дядя моей жены в МВД большой человек, так что можешь за друга не переживать.  Договоримся!    
 - Слушай сюда! – тихо сквозь зубы сказал «гость» - я даже не заметил, как он опять появился в комнате, - Ты ребят моих чуть не положил, я на тебя не держу обиды. Ладно, проехали, а теперь по моей команде на счёт «раз» - глубоко вдохнули. На счёт «два» - заткнулись!
- Что ты сказал?
- Ты слышал, что я сказал. Не махал бы ногами, где не надо, не орал бы у каждого забора никто бы и не заметил что ты подонок и вошь навозная!
- Ты чего с болта сорвался что ли? Или просто из колеи жизнью выбит?
- Ты знаешь в машине у меня тепло и душно, а еще там вот такие игрушки водятся, как клопы в диване неуютно от них и больно так больно что порой наверное умереть легче, но нечего не подпишешь и такие вот неприятные штуки человеку иногда полагается при себе иметь.
«Гость» поморщился, и в руке его блеснула холодная сталь пистолета.  Я зажмурил глаза и крепко вдавил свою стриженую голову в подушку.   
Татьяна заметно успокоилась. Сейчас она сидела на кухне и, высыпав на стол килограммовый пакет гречневой крупы, методично извлекала из неё разные соринки и чёрные зёрнышки. В комнате было тихо лишь только что-то невнятно- приглушенное бесконечно бубнил телевизор. Рассказывали что-то о курсе доллара на мировом рынке.
Выстрел прозвучал неожиданно резко и быстро точно хлёсткий удар кнута по спине измученной жарой лошади.
 Раздался короткий крик, и грохот падающего грузного безжизненного  тела затем на минуту всё стихло.               
Татьяна подняла от стола большие полные слёз глаза и вдруг неожиданно начала тихо молится, внимательно глядя на пустой со старыми водяными подтёками на обоях угол кухни и осторожно подбирая в уме незнакомые ее сердцу слова. Молилась женщина просто и обстоятельно, будто говорила с добрым знакомым: про то, как прошёл день, как сегодня повеяло на женщину ледяным ветром прелюбодеянеяние и про неожиданных ночных гостей. Она молилась и представляла мысленно, будто бы живой струящейся в полной темноте крошечный свет лампады пробивался в ночь в серебреном окладе образов.
 
                7

- В пургу на ощупь идти, главна штука,  Вот так опрокинет, да ещё и снегом заметёт – и потеряешь дорогу и уйдёшь в чисто поле, главна штука  Весной найдут, когда оттаешь.
Перед моим окном стоят двое – насупленный и серьёзный Феликс, он о чём-то напряженно думает между тем постоянно о чём-то говорит и машет руками. Второй внимательно слушает его, чуть прищуриваясь от неярких лучей последнего осеннего солнце  и поигрывая желваками, рассматривает старую фиолетовую надпись на своей руке.  Феликс, наконец, отрывает взгляд от собеседника, угловато поворачивается и нервным широким шагом идёт к моему дому. Второй тоже срывается, бежит за ним в припрыжку, высоко поднимая свои длинные нескладные ноги, но по пути останавливается и круто сворачивает к чахлому полуобнажённому кусту сирени во дворе. Загляделся на моего соседа,  обо всём забыл…   
- Мы тебя так ждали, так ждали! – негромко, но внятно промолвил «гость» увидев входящего Феликса, - Он валялся  в ботинках на кровати моей жены
Феликс подошел, глядя на грязные разводы на покрывале под ботинками
- Слезь с чужой кровати, главна штука, - бесцветно сказал он
- А если не слезу?
- Я, главна штука, сказал: слезь с чужой кровати, - повторил сосед
- Что-то я слышу плохо, - «Гость» сел на кровати и озабоченно пошуровал пальцем в ухе. Ась? Ты что-то сказал, Петух?
Сосед молча смотрел на него сверху. Потом развернулся и неумело ударил его по уху. На мгновения в комнате стало тихо, затем Феликс развернулся и через мгновения оказался у моей постели. Я молча показал ему глазами на окоченевший уже труп Олега у порога, затем так же тихо вынул из-под смятой подушки подаренный Павлом кортик.
- Я конечно, главна штука, без особых увлечений, но в армии как все тоже служил, так что попробую, главна штука противозаконно всё это вот, наклоняясь к моему уху, пьяным неразборчивым шепотом прошипел Феликс.
Потом он долго сидел, опустив голову. Но вдруг зябко повёл плечами. Кинул быстрый угрюмый взгляд на соседнею кровать. Огляделся в чужой комнате. Пошёл на кухню, встретился взглядом с Татьяной, взялся за телефон, выключил выкипающий чайник. Феликса сильно знобила, он лихорадочно-быстро двигался по квартире. Достал из шкафа старую щербатую чашку. Налил воды из графина стоявшего на обеденном столе, тут же выплеснул ее прямо на пол. Снова поднял телефонную трубку, набрал номер полиции,  и глухо промычав в трубку что-то невразумительное. Наконец сел положив длинные натруженные руки на колени, пусто глядя в пространство.               
Татьяна, наконец, вышла из кухни – очень домашняя в вытертых вельветовых джинсах, свободной футболке, старых меховых тапках на босу ногу, русые волосы собраны в длинный пушистый хвост.  Она нерешительно точно по минному полю сделала несколько маленьких шагов по своей квартире и вдруг наткнулась на лежащего в комнате человека.  Женщина опустила глаза в пол и закричала. Кричала она громко, долго и визгливо и ее чёрные большие глаза сделались такими страшными, что все находившееся с Таней в комнате отшатнулись:
- Я вам сейчас всем так съежу по сусалам, что папу-маму говорить разучитесь! Ноги из заду выдерну. А ну мигом все шагом марш отсюда, а то козырну по шее   
Руки её тряслись, а нижняя челюсть прыгала так, что зубы стучали нижние о верхние, а я в это время говорил, стараясь успокоить жену и вернуть себе бодрое расположения духа:
- Слушай, Таня, милицию то есть полицию уже вызвали, вот он вызвал, показал я кивком головы на сидящего на табуретки Феликса, - Сейчас прибудет целый трамвай полицейских в форме и слёзы здесь твои теперь совершено ни к чему. Полиция она слёзы вытирать не умеет, она всё больше протоколы пишет, да колючие вопросы нормальным людям задаёт.
Татьяна вдруг бросила кричать, сел на кровать около меня и, закрыв ладонями, лицо расплакалась совсем по-детски…. 
Но длилось это недолго, всего несколько минут потом, резко смахнув ладонью, длинные тропинки слёз со щёк Таня неожиданно замахнулась на «гостя» чтобы жестко и расчётливо ударить его, но вдруг так и остановилась с разинутым ртом и с широко раскрывшимися глазами. Она точно в первый раз увидела Феликса, который глядел на нежданного гостя твёрдым, гневным непереносимо-презрительным взглядом и медленно, медленно поднимал снизу маленький, тускло блестевший в темноте морской кортик.   
И в это время во дворе явственно послышался шум подъезжающих машин.
- Сволочи, - громко выкрикнул «гость» и стремительно сорвавшись с кровати, ринулся к входной двери. Подскочив к стоявшему в проёме двери Феликсу, он тут же  двумя ударами уложил его на пол. Ребром ладони по кадыку, ударом ноги – подсечка. Щёлкнуло, выходя из ручки лезвие ножа, тяжело оттягивал карман преступника смертоносный груз пистолета. Но вбежавший с улицы полицейский тренированным приёмом легко взял руку с ножом, рывком рванул на себя тело, кинул. Оно ещё не коснулось  пола, а полицейский уже чётко отработано «обесточил» Феликса: солнечное сплетение затем быстрый как молния удар ногой в голень. Подоспевшие товарищи его быстро надели наручники на обоих задержанных.    
Что было, потом я помню смутно, в белых клочьях вдруг набежавшего на глаза тумана я видел, как входили и выходили из нашей квартиры люди. Люди были разные толстые и худые, маленькие и высокие в застиранных белых халатах и в аккуратных кителях с различными звёздами на погонах. Помню носилки, на которые с длиной площадной руганью положили холодный труп Олега, как-то неуклюже подняли и унесли восвояси.
Прошло много пустых и томительных дней пока  я, наконец,  услышал  под окнами знакомую и почти родную уже присказку Феликса:
- Звёзды, главна штука планеты, галактики, а дальше не может быть, потому что всё без конца. Понимаешь бесконечность  это ведь не обязательно прямая, вот в чём главна штука, книжки читать надо Модель вселенной это замкнутое пространство. Я вот тоже какое-то время в замкнутом пространстве находился ни мёд и не сахар там, главна штука, скажу я тебе. Кортик морской только жалко знатная, скажу я тебе, была штука от моряка одного другу моему подарок – сержант усатый отобрал, чернявый такой. Найду главна штука поговорю с ним по- мужски. Неча несчастного человека друга моего обижать.
На завтра опять перед моими глазами мелькнула знакомая шляпа доктора:
- Ты счастливый человек, - осмотрев в сотый раз моё уставшее издерганное тело, сказал он мне, - Ты живёшь далеко от мира, все его катаклизмы проходят мимо тебя,  да и небольшие семейные бури тебя мало касаются и поэтому, я так думаю, проживёшь ты долго.
- Каждый думает о себе, - На это сказал я, ему, пытаясь, перевернутся на другой бок.    
- А Таня тебе поможет, - Не слушая меня, продолжал доктор, - Хорошая она у тебя. Главное про бабушкину старую шинель не забывай тёртая картошка на больной позвоночник, а сверху шинелью накроешься.  Народное средство лечения, знаешь, оно никогда этот самый русский народ не подводила вот, понимаешь, в чём весь фокус жизни. А время придёт мы тебя на лечения в Москву или еще, куда отправим, я слышал в Италии, таких как ты, лечат, стопроцентный вариант, понимаешь.
СЕРГЕЙ КАРПЕЕВ ноябрь – декабрь 2014 года.