Николай Зиновьев. Из архива редакции янв. 2015

НИКОЛАЙ ЗИНОВЬЕВ, Краснодарский край

НА РЕКЕ
Я благодарен бытию,
Что у реки с удой стою
И карасей ловлю, но всё же
И карасей помилуй, Боже.
Я слишком много их ловлю,
Пускай срываются почаще.
У побывавших на краю
Свое понятие о счастье.

ИЗ ДЕТСТВА
Восходит день, как в кадке тесто.
Выходят бабы на мостки,
А у реки цветет «невеста»,
Роняя в воду лепестки.
А я шагаю вслед за стадом,
Кнутом стреляя в белый свет.
Мне в жизни большего не надо
На пять иль шесть ближайших лет.
На гребле ива ветви клонит,
Дед Афанасий вдалеке
Плывет на лодке по реке,
В которой он потом утонет.
Но это в будущем, а ныне,
Кнутом стреляя в белый свет,
С репьём на порванной штанине
Бреду босой за стадом вслед.
Что будет дальше, я не знаю.
(В котомке сало, лук, яйцо).
Я в белый свет кнутом стреляю,
Я в этот мир в упор стреляю,
А он смеется мне в лицо.

†††
Парк. Осень. Клёны. Желтизна
Сочится сквозь промозглый морок.
И чувств, и мыслей «новизна»
Смешна, когда тебе за сорок.
Роняют клены наземь семя,
А небо — дождик ледяной…
Я по аллее шёл, и время
Как бы смыкалось за спиной.

†††
 «Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.»
Ф. И. Тютчев
Чем блажен, — не понимаю, —
Я — свидетель краха мира?
Рук и глаз не поднимаю,
Но сама рыдает лира.
И повзводно, и поротно, —
Все уходят человеки
В этот раз — бесповоротно.
Даже дети и калеки
Не сумеют возвратиться
Промелькнуть в родном окне.
В птицу что ли превратиться?
Но и та сгорит в огне.
На прощание — ни жеста.
Рук и глаз не поднимаю,
Если в смерти есть блаженство,
Я его не понимаю.

†††
У господ — никакого господства,
Что ни слово из уст — то вранье.
Я постиг мировое уродство,
Постигая уродство своё.
И куда мне с ним, Господи, деться?
Но подумал я — зря хлопочу.
Выход есть: обратиться к врачу
С незапятнанным именем «детство»…

ЭКСПРОМТ
К тем, кто витает в облаках,
Я полон зависти нечёрной.
О них пишу в своих стихах
Как о натурах утончённых.
И я б хотел в долину грёз,
Но мне никак не удаётся
Ответить на один вопрос:
«Зачем, где тонко, там и рвётся?»

†††
На свете высшее искусство,
Основа прочих всех основ:
Собрать разрозненные чувства
И переплавить их в Любовь.
И пусть «Банально!» — крикнет кто-то,
И кто-то крикнет: «Примитивно!»
А мне их слушать неохота,
И даже, вам скажу, противно.

†††
Посмотри на этот свет,
На мерцанье жизни зыбкой,
И пускай ты не поэт,
То, чему названья нет,
Можно выразить улыбкой
Очень грустной, очень тихой,
Как в степной реке вода,
Как звезда над облепихой
И как слово «никогда»…

ЕЩЁ ИЗ ДЕТСТВА
Утро. Солнце. Блеск росы.
Ни вина ещё, ни девок.
На руке моей часы —
Ни стекла на них, ни стрелок.
Мне сосед их подарил
Без малейшего подвоха.
Я, как чудо их носил,
Как завидовал мне Леха!
Из одежды лишь трусы
И — бегом в объятья мая.
И носил я те часы,
Даже на ночь не снимая.
Всё прошло давным-давно,
А тогда — судите сами, —
Вечность с нами шла в кино,
Мяч гоняла вместе с нами…

†††
Про себя скажу вам: лично
Я давно устал уже,
Выражая гармонично
Дисгармонию в душе.
И не будет ли логично
Мне, отбросив все клише,
Выражать дисгармонично
Дисгармонию в душе.

†††
Отцветали сады, крепла завязь,
Плыл рассветный туман над рекой,
И в душе крепла белая зависть —
Обрести вот такой же покой.
Не придумывать больше невзгоды,
Никакой не страниться беды,
Не считать ни минуты, ни годы,
Принося в час урочный плоды.

НА ХУТОРЕ
Гляжу в окно сквозь занавески:
Туман слоистый над рекой
Плывёт, прозрачною рукой
Крестя поля и перелески.
Душа в порыве восхищенья
Готова взмыть под облака,
Но вдруг — мычание быка.
Иду кормить, прошу прощенья…

†††
Стихами о Прекрасной Даме
Я не нарушу ваш покой,
Она расстаяла с годами,
Став просто дымкой над рекой.
А та, что ей пришла на смену,
Уже в свои пятнадцать лет
Тому, чему на свете нет
Цены, вам называет цену.

†††
Я гляжу в окошко на зиму,
Грустно сердцу моему,
И тоскливо, как Герасиму,
Утопившему Му-му.
Выбегаю через сени я
И шагаю вдоль леска,
Но нигде мне нет спасения,-
Не ищите объяснения,
Это — русская тоска.

ВОЗРАСТ
Пусть немного дорог мною пройдено,
Да и те ли не пройдены ль зря?
Но всё ближе становится Родина
И, естественно, ближе земля.
Я гуляю под старыми грушами,
Я здоровье свою берегу,
Но не плакать над «Мёртвыми душами»
Я, конечно, уже не могу.

КРАМОЛЬНЫЕ МЫСЛИ
Слепых котят старуха топит,
Клюкою тыча в таз с водой —
Вот, человечество, твой опыт!
Вот, мирозданье, слепок твой!
И ослеплённый злобным духом,
Подумал многогрешный я:
«Ты где, Раскольников? Старуха
Ещё всё здесь. Она — твоя».

†††
Стареет всё, в конце концов.
Тускнеет всё под слоем пыли.
И мысли древних мудрецов
Уже не так мудры как были.
Но нестареющее есть!
На сердце руку положа,
Я говорю: «Благая весть,
До той поры, пока мы здесь,
Всегда свежа».

ГЛАС НАРОДА
Вновь стучится война у ворот,
Что-то страшное с нами случится,
Но меня успокоил народ:
«Да она к нам с рожденья стучится.
Ты в минувшее наше взгляни:
И отцы воевали, и деды,
Потому, что, увы, без войны
Никогда не бывает Победы».
И с тех пор не грущу я, не кисну,
Даже лепту добавил свою:
«Без погибших в боях за Отчизну
Кто бы смог поселиться в раю?»

СТАНСЫ
Сижу в потёртом старом кресле,-
О чём я думаю? Ах, да:
Мечты… мечты давно исчезли,
И, вероятно, навсегда.
Знобит. Укутал ноги пледом,
А помнится: ходил в героях,
И даже мнил себя поэтом.
Быть может, именно об этом
Молчат все птицы на обоях.
Молчат? А может, голосят?
Как горек на душе осадок!
А мне ведь лишь за пятьдесят…
Или уже шестой десяток?
Сижу в потёртом старом кресле,
И грустно думаю: а если б
Судьба моя была иной,
Не той, что нынче за спиной
Стоит, смиренный приняв вид?
Как это глупо всё… Знобит.

†††
Ты говорила: «Я свободна».
Прошли года, но и теперь
Ты в час любой кому угодно
Свою открыть готова дверь.
Но в дверь теперь стучит лишь дождик.
Гадаешь ты на даму треф.
Твоим последним был художник,
Он говорил: «Свобода — блеф…»
Лежишь одна в своей постели
И ощущаешь, чуть дыша,
Как изнывает в дряблом теле
Ожесточённая душа.

ВОПРОС
Это ж куда по ухабам
Мы с тобой, Муза, вдвоём,
С памятью путая слабой
Чистую совесть, придём?