Майский шест

Лихозимье.
Самоварным угольком
прожжённая распростёртая белоснежная скатерть
до могилы в столе,
горелой каймой чернеют вселины -
у порога сколоченного наспех дома
лица, смятые пятернёй старости,
склонились над мёртвым,
издышали в жалении так, что ресницы
и волосы в инее, как еловые лапы
или порванная паутина в росе.
В гробовые дома без печи, но и без печали,
в эти выстуженные, словно сени в мороз,
сырые, словно погреба в ливни,
набитые мраком, словно чулан, кладут,
чтобы сладость последнюю тела – тление длить,
чтобы дольше не отпускать вовсе.
Зима заметает кресты,
притворяясь невинной красавицей,
прельщает,
лилия сахарная на груди.
В клыках тощего леса гибнут звери,
а зима отнимает, голодом морит,
пронзая туши льдом насквозь,
дабы тешить свою страсть любования мёртвыми.
По весне в животе земли
вокруг майского шеста позвоночника
вращается хоровод грунтовых вод,
заклинающих щедрые плоды,
посаженной на поле плоти смерти.