Весенняя утопия. Часть 2. Глава 1

    Шёл уже девятнадцатый день, как всё это началось-заварилось...Здравствуй, просека - мать родная, дорога жизни, понимаешь...Там, на зоне, оцепленной комендантским полком(на двух автоматчиков - одна овчарка), выжидали чего-то, замурованные в болотном саркофаге, люди-тени...товарищи...единоплеменники...единоутробники...плоть от плоти...и, по духу-то, вроде, роднее некуда! Ан, никто не рванулся влить своё кипящее семя в огромный внешний мир - в тёплых, уютных и безнадёжно поскучневших женщин, которые, лишь, в сонной, коматозно отключенной, генной памяти, хранили туманно-расплывчатые воспоминания о самцах-завоевателях, варварах, самоотверженных героях и самоубийцах...Поэты и прочие Ромео не в счёт - на заре человечества таковых, явно не было, нет...Истинно - грязный, заросший, изрыгающий звериный рык, в нервной дрожи от избытка энергии, избивший в кровь всё тело по многокилометровым тропам в поисках самки, И! И - вечно застоявшийся конь, вырывающийся из западни кентавр, режущий крыльями воздух, пегас - ОН ПРОДОЛЖАЕТ СВОЙ РОД, СЛЕДОВАТЕЛЬНО - СУЩЕСТВУЕТ...
    В резком броске, переметнув своё тело через "бетонку", солдат с ходу вворачивался в непродёрный березняк.Одичало заросший со стороны чадной магистрали и, тем самым, как бы, ограждавший своё нутро от содома цивилизации, берёзовый лес, не сразу - не спеша и нехотя - раскрывался перед путником, прямой, как ситец на разрыв, просекой.
    Сперва, как только свернёшь, шагалось всегда легко: за спиной благополучно захлёбывался магистральным гулом весь прогрессивный мир, овенчанный, никем не осязаемой, чудовищной неопределённостью; взрывная волна машинной какофонии, ломясь в брезгливо отталкивающее её, сплетение древесных рук и ног, дробилась, хирела и, едва проползя сотню метров, меж пятнистых сокобродящих стволов, неотвратимо единилась с глубинной тишионй неуничтожимого, хоть, и уничтожаемого, русского леса.
    Сумерки чуть намечались небо - над трепетными овершьями берёз, огромными, как дубы,- тепло розовело,осыпая это дикое, чудом не очеловеченное, существо, посулами многих и многих солнцежарых дней, всё большим набуханием почек, баюкающих в себе зелень, и, наконец, появлением великого сонмища резных, ярко пахучих листочков - всех в изумрудном блеске, в малахитовом глянце, в миллионолетнем хлорофилловом дыхании...
    С некоторых пор, рядовой второго года службы, до неприличия чувственный в своей  доармейской беготне за юбками, перестал, вдруг, замечать луну; невоскресаемо очужел к этому, любимому раньше, шероховато-солнечному, блику в кристальной чистоте чёрного неба...С каждыми сутками серебряное око небес всё навязчивее покрывалось тенью Земли, но, через некоторое время, словно собравшись с силами, тень эту начинало отталкивать, распахиваясь сызнова, в своём неистребимом взгляде вселенской циклопши; где-то, там - в земном низу, виднелись ей затюканные взрослые люди, учившие маленьких детей большой неправде...Люди, взращивающие города-сады и сводящие под корень огромные леса...Люди, сами голодающие, но, в порыве чувств, отдающие драгоценные хлебные крохи обессилевшим птицам, и, тут же, как бы, меж делом, обрывая жизнь целых стад, отар, стай, табунов...О, эти ужасные, эти непонятные люди Земли!И они ещё ЛЮБИЛИ...
    Солнечный двойник, по ночам омывающий печальным светом терзаемую Землю, в час вечерний, совпадающий с бегством подземного мастера, лишь, чуть проявлялся на голубом небосклоне, еле видимой, белёсой округлостью.Но, не было в мире беглеца, луны...И на звёзды внимания он не обращал...на звёзды...м-м-м...на эти россыпи девичьего смеха, взметнувшегося за пределы Земли, огранённого там холодом Космоса, в алмазные шедевры и, блескуче вкраплёного в чёрные стенки, мерно вращающейся, центрифуги Пространства...уф-ф-ф, кончил!
    Да, что там, - небо...Почки, вот, в конце концов, которые раньше таскал с собой по кафе, дискотекам и кинотеатрам, единственно, затем, чтобы, размяв в пальцах, ну, например, смородиновую, - спросить одну из приглянувшихся девчонок: - Чем пахнет? И видеть её обалделые, вот-вот - и уж на пороге разгадки, но, так, этот порог и не переступившие, глаза!И, чо тут, смородиновый запах-то, не определить?!Балда...
    Многое,уж, теперь не замечалось.Видел, конечно, и луну, и звёзды - даже нарочито вглядывался, да, и почки горстями мял-разминал, пытаясь уловить щемивший когда-то душу, запах весны, но...Горячей волной не окатывало, и, бросив эту затею, служивый просто вышагивал, то и дело проваливаясь в рыхлый снег, который, который...кажется, чудно набряк самим берёзовым соком!Э-ка, хватил куда...Да - талой водичкой, обыкновенной талой водичкой, противно чавкающей в разбитых сапогах...
    Хотя, на деле и был этот путь короче окружной дороги, просека, всё же, начинала казаться долготной - много длинней "бетонки", верно, от того, что не было заметно продвижения вперёд...Сумерки, размазано-затяжным прыжком, опускаясь всё ниже и ниже, темнили небеса, превращая этот, вроде безобидный лес, в две сплошные стены чужеродных пятнистых стволов, слева и справа.Сзади они уже монументально сомкнулись, а впереди - ни единого просвета, да, и разомкнутся ли, эти стены когда?..
    С умирающим дневным светом ускользала из березняка и вся одухотворённость, оставляя одно бледное, бескровное безмолвие - такое памятное, такое въевшееся, тако-о-о-ое!..Ну, а снег-то...чавканье-то, под ногами - экие чудные звуки!..Что ж, вполне сойдёт за хлюпанье бетонного раствора, опрокинутого в темноте каким-нибудь майором, с похмелья заползшим в подземный коридор...Да-а-а, уж...Тягостность этого безмаячного топанья в опустившихся сумерках, скапливаясь и преполняясь где-то в подсознании, рождало нутряное зудящее желание - поскорее вырваться отсюда на простор!Клаустрофо-о-обия, понимаешь...
    ...Разломово появлялось неожиданно - узким и высоким, как крепостная бойница, окном в конце просеки.Окно было с бетонным подоконником, всё в сполохах оранжевых огней.По нему - то, уж, шибко спешно, то, чуть помешкав, с развальцей - пробегали-проползали, ошаривая темень фарами, машины...машины...Те же камазы, рейсовые автобусы и разномастные "легковушки", виденные, только что - минут сорок назад - кажется, с обратной стороны Земли...Да, какие, там, минуты?!Недели, месяцы, годы!!!
    С каждым шагом, с каждым, всё ускоряющимся, шагом, почти переходящим в бег, придвигалось окно - всё ближе; и, вот уж - то, и не окно, а распахнутая настежь дверь с бетонным порогом, о который сердце чуть не спотыкается, пытаясь выскочить из груди атакующим криком, и, опередив ноги, увязающие в снежном месиве, ступить, наконец-то, на твёрдую землю!Оттолкнуться от неё и - дальше, дальше - по узким улочкам, меж добротных бревенчатых домов с тесными подворьями, по коварно скользящему спуску к пруду, по плешивой асфальтовой дорожке, огибающей этот, ещё не совсем размороженный, кусок серого льда, забралом, скрывающего лик, изголодавшейся за зиму по всему живущему под Солнцем, водной глыби...Легкомысленно обогнув пруд, ноги - живя одним лишь движением - несли олегчавшее тело очарованного неоромантика, опять-таки, на "бетонку", пересекали её, и дальше - мимо, уже закрывшихся магазинов: "Хозтовары", "Молоко", "Хлеб", "Мя-я-я-ясо"!Мимо ресторана(названия не видно в темноте, да, и не был там душа-солдатик никогда, да, и нахрен он не нужен!), мимо почты, мимо котельной...Последний зигзаг вглубь пятиэтажек и, вот, уже - невыдуманное настоящее окно, и там - свет...А, вот, и всамделишная дверь с обычным деревянным порогом, на который натыкаешься, не сердцем уже, а переставшими слушаться ногами...
    - Спортсмен, мать такую! - проносилось в эти секунды в голове, - прямо, какой-то беглец из концлагеря...Подумать о большем не хватало терпения - рука уже тянулась к кнопке звонка, но медлила нажать, и вновь порывалась, и опять повисала в вязкой тишине, наполненной серым тленом подъездной грязи.Казалось - слышны шаги по направлению к двери - вот, сейчас, ещё мгновенье, и - откроют...Но, это были, всего лишь, дурацкие бамканья сердца.
    - Неужели, не чувствует, что я уже здесь?!А, может быть, по смутному движению какого-нибудь, шестого чувства, подойдёт, и, так, от нечего делать, просто откроет дверь?...
    Звонок звучал нервно и просительно, он выдавал пришедшего какой-то психологической незащищённостью, слабости души своей, электрической, что ли...Но, как бы то ни было, исправно извещал о приходе - торопливые шаги, щелчок в замке и - в чёрную затхлость лестничной площадки, из распахнутой прихожей, падал рублёный параллелепипед доброго домашнего света.
    Сощурившись, от, так ожидаемого, но, всё ж, постоянно застающего врасплох, ослеплённый человек несколько медлил, вглядываясь в расплывчато-колеблющийся силуэт за порогом и, с усилием делал шаг навстречу, становясь таким же, туманно-воздушным.Захлопнув за собой дверь, он, кажется, на всю жизнь отрекался от подъездных сумерек и бесконечно-тягостной дороги в лесу, таком бетонно-безжизненном, в надвигающейся тьме...
   
                Продолжение следует...