Собираю...

 Собираю в дорогу пустые пожит-
ки, узаконить пытаюсь устои,
только голос-предатель чего-то дрожит,
только фибры души умоляют пожить,
намекая, что, якобы, жизнь – синусоида.

Мы по разному жили и стро-
го судить нас уже никому не получится.
Да, грешили, но наши поро-
ки - разбить лишь окно и с уро-
ка слинять, когда скучные цифры не учатся.

И всего-то проблем - однокашник-урод
стал из друга любовным противником,   
было счастьем щенячьим - в подъезде холод-
ном  ей на пальцы дышать, ртом голод-
ным пить жадно горяче-наивное.

Ах, ты память, ах, девочка-крапива!
Все вернув, не оставишь, как прежде.
Как права ты, как жгуче права, -
всех мечтаний имелось-то, дважды два, -
чтоб как птицы взлетели одежды.

На однОго себя ощущаешь мень-
ше. Выручает стакан одиночества,
и все чаще помыслить лень
и все проще спрятаться в тень
благодатного хмеля высочества.

И сквозь сердце мое прорастает трава-
память, горько-ржавая и свинцовая,
как стандартно-пророческое  е-2 -
е-4,  запахи, краски слагая в слова,
партию сыгранную перелицовывая.

В той траве уж давно нет волшеб-
ниц, ни фей и ни эльфов. Кузнечик
лишь надежды стрекочет на греб-
не стерни, словно старец-нахлеб -
ник скулит, пряча взгляд и сутуля плечи.

А любовь – секонд-fuck и цвето-
чек аленький в дьюти фри – распродаже.
Отмеряя дозу взглядом зато-
ченным, наливаю себе чашу-требницу,
все равно ведь феи-волшебницы
постарели, и, кинув родные пейзажи,
скучно дохнут по психлечебницам.