Май

День пятый.

Работа кипела вокруг. В здании суда ничего не изменилось. Все были деловые и серьезные, я подчинился этому настроению и решил не выделяться из массы. Проскользнув, практически незаметно в свой кабинет. Почему практически? Потому  что мимо секретарши пройти незамеченным никак не получится, даже когда ее нет на рабочем месте, что часто бывает и я понятия не имею где она. Мона (так зовут секретаршу) всегда появлялась из неоткуда, но по утрам, что меня радовало и я закрывал глаза на ее недостатки, она приносила мне чашку крепкого кофе и свежую  политико-правовую газету. Мона была рада меня видеть и даже чуть не обняла меня при встрече, но меня спасли нравящиеся мне по утрам атрибуты: кофе и газета.

-Доброе утро, Ваша честь!

-Доброе утро, Мона!

-Сегодня насыщенный день, все что необходимо лежит на столе и дело по мистеру Харису перенесли на завтра, так как его перевели в тюремную больницу с телесными повреждениями. Видимо опять что-то там не поделили.

-Спасибо, Мона. Если можно, никого ко мне не впускайте и я занят до одиннадцати!

-Несомненно, Ваша честь!

 

Я закрылся в кабинете на ключ и немного постоял у двери привыкая к тому, от чего немного успел отвыкнуть. Мой взгляд бегал по предметам находящимся в комнате, но некоторые из них казались мне незнакомыми, некоторые лишними, а некоторые вообще не моими. 

В этом возращении в себя я осознавал, что я здесь чужой, что кажусь себе чужим и бесполезным. Мне скорее нужен был еще отдых, я слишком поспешно вернулся туда от чего меня несколько недель назад тошнило. Все эти люди, преступники, лживые адвокаты, все эти махинации и убийства, толстенные папки с документами, фотографиями с окровавленными жертвами преступления, все это вызывало во мне рвоту. Лучше бы я проблевался, но увы это все остается у меня внутри, в моей голове, что кажется я сошел с ума и все это, и я в том числе ненастоящее.

В одиннадцать часов прозвенел будильник. Я сидел за столом на котором лежала огромная папка - она была закрыта, я до сих пор не открыл ее. Мне было страшно еще раз смотреть на это все, опять поднимать в памяти моменты, которые могли не произойти поступи я иначе. Желтые листья кружили за окном. И я нашел в них утешение, я нашел в них убежище, в котором закружу свой разум, как карусель, которая в этот раз будет кружится в правильном направлении. Набегали дождевые тучи, сквозь которые безнадежно просачивались солнечные лучи. До конца дня ни одной капли не упало с неба. Этот огромный черный купол просто висел себе, не спрашивая нравится это кому-то или нет. Вот и я тогда подумал, что небо могло бы быть и чище, как-то девственней что ли. Природа не так уж и безупречна, как ее привыкли воспевать. Взять к примеру море заглатывающее людей, отбирая их с особой жестокостью у тех кто их любит. Океан который обрушивается цунами уничтожая все что ему хочется, не жалея ни детей, ни стариков. Горы, которые стряхивают с себя альпинистов, как пыль. Огонь, которому вообще плевать на какие-либо обстоятельства, ему хочется гореть и он будет гореть - никаких угрызений совести, никаких "а может". Все будто изначально прописано где-то в священном писании, на священной стене или где-то вне материального восприятия, что эта природная сила не несет никакой ответственности за свои действия. И люди, которые безжалостно истребляют природные детища, просто смешны, потому что ее жестокость неповторима и безэмоциональна.

Я закончил с работой, если мое сегодняшнее торможение можно назвать работой, и по приезду домой решил сделать вечернюю пробежку. Ордаль бежала почти все время рядом, иногда отбегала на несколько метров в правую или в левую сторону, или бежала вперед будто проверяла все ли там безопасно, там куда мы бежим. Я думал о Мае. Он нагло пробирался в мои мысли сквозь музыку Баха, будто разрезая все струны секатором и заглушая звук. В голове была полная тишина. Я иногда был рад, когда Май позволял себе такую дерзость. Я был очень рад этой тишине и тому, что она пробуждала во мне. Я бежал по гладкому асфальту, от которого пахло резиной. Несмотря на осень и на пасмурную погоду, на улице было достаточно душно и даже не по себе было от такой погоды, так как она ничего хорошего не предвещала, а только заставляла меня чаще останавливаться. Мы с Ордаль добежали до развилки, каждая трасса заканчивалась либо горным озером, либо парком, либо тренировочной площадкой - кто чем хотел заниматься после бега, выбирал соответствующую. Я свернул налево, там где горное озеро и от чувства того, что окунусь в прохладу мне становилось значительно легче и я даже не заметил как достиг цели. Возле озера было несколько пар, кто-то сидел просто общался, кто-то выпивал, кто-то был на второй стадии прелюдий. Никто вокруг не замечал никого кроме себя. Каждый так был увлечен своей территорией, что то что находится по ту сторону границы их никак не волновало и не касалось. С одной стороны меня это возмутило, а с другой стороны я плевать хотел что я почувствовал с первой стороны. От этого умозаключения я рассмеялся, а потом рассмеялся еще раз от того, что докатился до того, что научился себя смешить. Что еще чуть-чуть и мне совсем никто не нужен будет. Потихоньку становлюсь волком одиночкой, раньше меня бы смущала ситуация, где я один среди такого количества людей, а заговорить не с кем, и что даже мне самому говорить-то ни с кем не хочется. Я упал на траву животом вниз, выставил руки вперед и умостил на них голову. Ордаль легла рядышком и патрулировала территорию вертя головой поджидая опасность отовсюду. Мне было интересно наблюдать за этой сучкой, она на тот момент была единственным живым существом которому я мог доверять, которая любила меня и была преданна мне - я знал это как никогда до этого в жизни. Трава  была мокрой и по футболке неспешно расползалось мокрое пятно создавая не совсем приятное ощущение. Я поднялся и снял с себя одежду - оставив плавки конечно. Я разбежался и прыгнул в воду бомбой, оставив после себя брызги и круги на безупречно гладкой поверхности воды. Я очень долго был под водой, и вынырнул примерно в метрах двадцати от берега. Ордаль осталась на берегу и тревожно бегала вокруг моих вещей, при это возмущенно лая в мою сторону. Она как и я не любила двойственные ситуации, что и тут надо быть и там, но и тут как бы не находишься потому что мысленно там, но и туда тоже не можешь потому что остаешься тут. Запутанно немного, но это  так кажется. На самом деле мысль ясна. Я плавал в разных стилях, я плавал до тех пор пока все мышцы моего тела не пекли тем самым огнем которому абсолютно плевать кто и что там чувствует, и начинало сводить ногу судорогой. Я решил плыть обратно, потому что не хотелось умереть так просто - утонув, а еще Ордаль начинала выть и это скажу не самое приятное, мурашки от страха по коже, какой этот вой страшный и отчаянный у нее. 

По дороге назад я решил тоже бежать, чтоб окончательно закрепить сегодняшнюю нагрузку. Ордаль бежала так легко, как будто до этого и не бегала вовсе. По другой стороне пробежал парень и меня будто током ударило, как будто на Мая смотрел. Он улыбнулся моему ошарашенному виду и опять этот удар током. Я чуть не сгорел от перенапряжения. Я остановился и смотрел ему вслед. Я понимал что мог ошибаться, выдумать, просто видеть то что хотел, но я не принимал все эти доводы. Меня накрыла паническая волна от того что я возбудился, и возбудился так как никогда раньше, даже боль проступала сквозь всю эту напряженность и кровь не под каким предлогом не хотела возвращаться в свое привычное русло и ритм.

Я прокручивал эту ситуацию снова и снова, и каждый раз возбуждение подступало к гортани, каждый раз проявляясь в новых формах. Я мастурбировал и каждый последующий оргазм отнимал какую-то частицу меня, опустошал меня, но в то же время я никогда подобного не чувствовал. Я смотрел на свое тело, которое сокращалось и обмякало, и вновь сокращалось бросая меня то в одну, то в другую сторону. Я прикасался к себе, но как будто это не я был. После безумного истязания своего тела, в большей степени члена, я со злостью курил. Почему со злостью? Потому что бросил больше десяти лет назад и еще от того, что эти оргазмы пробуждают во мне не только новые чувства, но и старые ненавистные мной привычки.   

            Все что я пытался выяснить для себя с каждым последующим днем становилось более запутанным, но я знал, что если узлы на нити будут слишком безнадежны, я просто отрежу нить и оставлю клубок без единых изъянов. Я отнесу этот клубок в безопасное место, где не тронет его ни дикий зверь, ни человек, ни природные изнурительные катаклизмы. Он будет полностью защищен, даже стражник к нему будет прилагаться. Все вокруг него будет сиять и гаснуть, рождаться и умирать, но никак не коснется его безупречности - безупречности клубка нитей без изъянов.

В этот день я решил что мне нужно больше пробовать чего-то нового. Отвлекать себя от мыслей о Мае. Перестать винить его в чем-то. Отпустить наконец, потому что дать то, что ему хочется я уже не смогу. Почему не смогу? Потому что чувства это как золотая пыль на ладошке, не правильное дыхание, и все, разлетелись пылинки кто куда, только и успевай смотреть как они исчезают. А как возвратить их? Да никак этого не сделать. Просто люди все разные. Каждый справляется с грустью как может. А мне вряд ли удастся понять их методы, да и зачем мне их всех понимать, тогда мне часто придется бывать в чужой шкуре, надевать на шею чужую голову и каждый раз ужасаться тому, что вижу через чужой взгляд, который так был любим мной, а теперь только боль сквозь него просачивается. Никакого света больше нет, только грусть и печаль, только мои слезы и его отчаяние. 

-Май, ты знаешь что моя любовь к тебе была чище, чем вода в горном озере? Ты знаешь, что я сломил себя всего, чтобы оставить нас и уйти куда глаза глядят? Ты знаешь, что внутри меня такая пустота, которой я никогда не встречал, такие лабиринты из которых не то что выхода нет, а просто искать его бессмысленно? Возможно это все кажется лицемерным, когда ты смотришь на меня и вспоминаешь все что я говорил тебе еще только пять дней назад, но Май, ты так был нужен мне когда я ломал себе кости, когда я бросал свое тело из одного угла в другой, когда я обливал себя кипятком изнурительных душевных терзаний, ты так нужен был мне в этом горьком промежутке времени. Ты сдался Май, это все что мне нужно было знать. Все стало на свои места, возможно и неправильные.