Поэтическая версия За что сожгли Джордано Бруно

- Франческа, что ты ходишь?
Ты всегда за мной…
Я всюду вижу твою тень.
Ты бережешь меня?
- Мой Сир, мне кажется
Вы не здоровы,
Я буду рядом.
В миг любой смогу помочь,
Или позвать Вам лекаря
и я готов успеть.

- Я очень плох.
Какой сегодня день?
- 17-ый, февраль,
 год одна тысяча шестьсот десятый.
- И десять минуло.
Мне принеси вина
- Какого Сир?
- Я выпью старого
Год шестисотый –
самый трудный год.
- Я разожгу камин?!
- Я не люблю огня.
Неси вина
и пледом ноги мне укрой.
Ступай Франческа,
 и неси бокала два.
Я буду говорить с тобой.

Шаги Франческа за дверями стихли,
Ночь близилась.
Сел кардинал в свой трон,
Стоящий, у камина,
Он голову склонил,
А кисти рук вцепились в подлокотник.
И словно в полу дреме, как во сне: «пора!»
- Я буду говорить, мне дней осталось очень мало
Молчанья клятву я нарушу,
знаю,
проклянут.
Забвенье будет,
 я утрачу имя,
но в этой близости кончины
Другой дороги я не вижу,
мне надо говорить.


Франческа, где ты?
Мне каждый миг теперь так дорог.
Я тратил время, размышлял,
порой часами молча, думал
Казалось обо всем,
но в необъятном этом мире
Без чувства мысли все пусты,
обязан в жизни ты
Любить иль глупо ненавидеть.
До степени величия души.

Франческа, где ты?
- Я спешу, мой Сир.
- Спешить сегодня мне,
я не могу себе позволить
Ждал слишком долго, час настал.

Слуга каминные столы раздвинул
Бокалы, на золоченом блюде сыр.

- Глоток вина, Сир как просили
Год шестисотый.
- Налей себе сполна.

Испив глоток, глаза закрыл.
Рука дрожала.

- Шестисотый год. Февраль.
Ты помнишь праздник кардиналов?
- На всепрощенья день? Да помню Сир.
Заполонили люди Рим,
был светлый день, все ликовали.
День всепрощенья, день любви
- Франческа, что делал я?
- Простите Сир. Вы были в не себя
- Ты это помнишь?
- Да.
Меня прогнали. Я был в толпе.
И слышал, видел все.
- Ты помнишь этот день?
Нас было девять, девять кардиналов
И приговор читали бегло,
толпа не разобрала,
А почему его сожгли.
- Кого мой Сир?
- Еретика!
Джордано сын Филиппе Бруно.
- Не помню Сир.
Я слышал крик, казалось мне шуты,
- А что ты разобрал в толпе?
- Что страшно кардиналам.
Не знаю что, но голос их дрожал.
- Теперь я понял.

Встал кардинал, бокал поставил
И подойдя к окну, сказал.

- Заставил!
Дрожали все, все девять кардиналов.
Меня трясло, я проклял этот день .
- Мой, Сир, быть может Вас знобит?
Я разожгу камин.
- Я повторяю, я не люблю огня!
Я проклял этот день.

Пройдя по залу.
Руки положил на спинку трона.

- Франческа, он заставил.
Мы слушали его, не понимая,
он бегло говорил.

- Но почему его сожгли?
- Их было восемь пунктов.

Трон пошатнув и сдвинув.

- Восемь
пунктов.
Еретик.
За десять лет меня он не оставил.
Он также, также говорит.
Он видно демон, преследует меня.
- В чем  виноваты Сир?
- Я лишь один из девяти, из кардиналов.
Когда мы следствие вели,
мы знали, в чем он виновен.
Но, увы, он сомневаться нас заставил.
Он не был глуп и обоснованные речи терзали ум.
Представь Франческа, что бесконечен мир!
И мы не центр – часть его.
Путь по вселенной млечен.
- А где Господь?
- Господь в душе в твоих деяньях в любви.
А если ненависть то дьявол правит.
- Что же такого он сказал?
- Мы подписали все, все девять кардиналов
Обед молчания

и чашу взял вина
Отпил на стол поставил.
- Да.
Он нас, всех кардиналов
на полушепоте заставил замолчать.
Спросив одно, а где печать?
Где кардиналов Бог пометил.
Вы сами вызвались судить.
Так вот себя вначале осудите.
Я еретик, кричите мне в лицо.
Я нашу веру оскорбляю?
Нет извините!
Я как написано, я с Богом сотворяю.
Я часть его, подобье во плоти.
Иначе просто не умею.
Спросили мы ,
зачем скитался и что искал
блуждая меж морей.
Я с каждым вздохом
к Богу приближался
И сердце билось как его.
- Не смей Джордано, не достоин
Позволил кто тебе?
Ты возомнил себе.
- Всяк достоин.
Ты не имел ни дома, не семьи
Ты, чем то болен?
- Я здоров, но мир жесток
И в нем никто не волен.
По Вашей милости рабы.
Когда представил я детей
Им в нем не жить,
А выживать предписано
И только.
Мир поделен, Вы знаете
Но Вы молчите.
К примеру, мастер,
Столяр или плотник
Он с каждым годом
Лучше чем он был.
И совершенство мастерства
Ему дозволено,
Он делает для Вас
И Вам подобным.

Философ в мастерстве своем
Мог преуспеть,
Но размышляя, видит,
Что истина иная.
Благополучны Вы
Грехи другим прощая.

Что стоит сан?
До Бога ближе,
а отпускание грехов, на воскресенье?

- Мой Сир, Вы так взволнованы,
Вы так кричите.
- Я голос помню, для тебя Франческа.
Час близок мой.
Я должен все сказать.
Я лишь один из девяти и так случилось
я против Был сожженья на костре.
Я не люблю огня!

Я предложил пожизненное заточенье
Перо бумагу дать и пусть он пишет.
Мы потом прочтем.

Когда его пытали,
Ты понимаешь, что жестоко
Он вышел из себя,
Не обронил ни слова
А мог покаяться,
Хотя. В конце сказал
С Климентом буду говорить с восьмым.
С Пантификом.
Просил я всех меня избавить
и на допросы приходить.
С прошеньем обращался к Папе.
Но он Джордано нас заставил
спокойным голосом.

На утро,  его вводили в зал.
Он голову склонял,
Но так достойно
Как будто всем кричал –
приветствуйте меня.
Он был свободен.
Но не смеялся он,
А твердо говорил,
без трепета и страха.
- Мой Сир, а что он говорил?
- Его спросили о божьих заповедях
Назови их только десять.
Он сделал несколько шагов
Как в каземате все по кругу.
Встал. Закрытые глаза
Он собран был и был готов.
- По первой заповеди,
Кардиналы, вы готовы?
Я отвечу.
Бог для меня един,
Я Бога принял.
Не предавал и буду с ним.
Надеюсь я, что будет он  со мной.
Но я хотел добавить.
Мы все под ним, в душе мы с Богом.
Мы зерна в колосе, мы равные пред ним.
Вы судите меня, я подсудимый
Защиты нет, мы все одни и те же твари
Мы все под Богом.
Я осуждаю Вас! Пред ним имею право.
Вы называетесь святой, Вы инквизиция?
По зову церкви? Вы судите и немощной перстой
Вершите судьбы
колесовать, повесить или жечь.
А вот по заповеди, по второй.
«Не породи себе кумира».
Вы куклы
Он правит Вами - он «святой»?
«Избранник Бога и наместник»?
«Наместник Бога на земле?»
Смешно, он выбран среди Вас и Вами.
Причем здесь Бог, он что-то подписал,
Или одобрил? Вы в блуде, домыслов не надо.
Вы самозванцы, судят здесь не тех.
Но я себе позволю продолжать.
А Заповедей хватит, что б осудить Вас
С головы до ног.

- Джордано Бруно сын Филиппе,
Вы говорите дерзко, оскорбляя.
- Защиты Вы мне не давали,
На Ваш вопрос я отвечаю
И знаю я в последний раз
Я приговор вам зачитаю
Считайте пункты, виновны вы.
Тем более сейчас,
На третьей заповеди
Вы сказали «святая инквизиция»,
доколе Вы еще
Здесь на допросе в этой суе, да упомяните его?
В субботний день мы придаемся Богу.
Какой сегодня день?
Я знаю, Вы меня казните.
Хотя по заповеди по шестой
Там сказано да не убей!
Вы тысячи уже убили
И называетесь святой…
Не укради нам сказано в седьмой.
А вы не только жизнь
Вы души здесь крадете.
Имущество и земли и любовь.
А ваша власть - раб божий.
Не смешите, Бог создавал Богов
Вы в боги не сгодились.
Вам наклониться в тягость
Вы все толсты и своей присущей лени.
Не выжить Вам накажет Вас Господь.
Все Ваше царство лживое в доносах
В девятой заповеди писанной не мной.
А по десятой скажет здесь любой.
Вы все хотите беспредельно
Я обвиняю Вас, себя казните.
Кто виноват, рассудит нас Господь.
Я знаю на перед.
Вы заповедь второю сократите.
Вам Папа кукловод.
Меня Вы тихо и публично сожжете заживо
Под шумный праздник в устрашенье.
А пункты обвинений Вас
Против меня вы повернете.
Сокрыв во благо самости своей.
Скорей несите хворост.
Ваш час кончины очень близок.
Мне на костре, а Вам гореть в аду.
- Джордано Бруно Вы не сносны
Вы оскорбили церковь, Папу.
- Позвольте я добавлю,
Помазанники Ваши, короли, цари
И Вы же с ними, Вы мир поработили,
Прогресс, науку. И каждый день война.
Против войны, Вы не вступились,
Приветствуя ее.

Вообразили Вы свою вершину
Но времена придут,
Вам будет стыдно
Вы извинитесь
И даже мне в известном Риме,
поставите не крест,
а памятник в попытке всепрощенья. 
Франческа, дай воды.
Я задыхаюсь.
- Мгновенье Сир.
Вы говорите так дословно,
Как это можно?
- Этого нельзя.
Он демон, говорит устами
Чтобы услышали его.
Открой окно.
Франческа, настежь.

Набросил балахон
Мелькнул оклад,
Оставшись белым кантом
Тень черная стояла в пол окна.
Ночной холодный ветер
Метался рядом, не врываясь.
Ночная птица как-то краем
Ударив крыльями и на окно.
Поправилась и замерла, пережидала.
У кардинала поднялась рука
Он так хотел коснуться
До белых перьев, но она слетела
Парила и исчезла в мгле.
-Когда умру, Франческа.
Вы найдете тело, сожгите на огне.
А если я вдруг не успею
Мне также срежьте
отпечатки
с пальцев рук.
И я уйду к нему.

- Франческа, я вспомнил его фразу!
 
Он руку возносил над камнем,
но надписей на нем не оставлял
И над главою летописца витал,
но не руки и не пера он не касался.
Он так решил и нам казался,
Невольно, молча наблюдая,
Что  мы творим
и до каких вершин достигнем,
Ведь это все самообман.






Был сожжен 17 февраля 1600 г.
На Кампо Де Флёри, Рим