От Елисаветы

Я прошу позволенья остаться
Тихой тенью во мраке ночи...
С уст моих не сорвутся признанья.
Бесполезно — кричи не кричи.

Ваши чувства давно отгорели,
Льдом покрылась в камине зола.
Может в жизни любить вы умели,
Только смерть все с собой забрала.

Свечи мерно пылают, не грея,
Мрак не в силах огнём развести,
Холод, тьма и отчаянье безверья -
Кара вечности: плачь, но плати.

Заплатила. Мозаика сложилась,
Заменив словом «вечность» любовь...
Совершилось все то, что страшилась,
Не найти, что утеряно, вновь.

Кровь остывшая сердце пронзила
Льдом отчаянья, страха и лжи.
Не жила и мертва. Где ж могила?
Я хочу раствориться в ночи.

Я не чувствую силы остаться
И принять то, что свыше дано.
Я должна, но устала метаться,
Яд подействовал, время пришло...

(Елисавета из романа "Льдинки")

Елисавета не обернулась, но от напряженного взгляда графа не укрылось, с какой силой пальцы девушки сжали потемневшую от времени простынь.

- Мне нечего больше сказать той, для которой слова ничего не значат. Я верну портрет жены в галерею, а ты можешь расценивать это мое действие, как тебе заблагорассудится.

Он ничего более не добавил, а она все равно не отозвалась даже шелестом своих сухих волос. Тогда граф медленно вышел в коридор и пошел прочь, топя гул шагов в плотном ковре, сотканном из вековой пыли. Он стремился быстрее уйти из этого царства смерти, где нет надежды, где есть только тяжелые кандалы прошлого, от которых ему не удалось освободить Елисавету. Уйти туда, где еще возможно есть надежда услышать живой звук, ведь мертвые пальцы не способны рождать музыку, значит хоть в них еще теплится жизнь. Эти пальцы третий век ведут жестокую борьбу с безмолвием смерти.