Посылки и немцы

Федя всего пару лет жил в США, и хотя был, мягко говоря, не богат, уже пытался помогать родным. Он помнил, с какой радостью когда-то сам получал вещевые посылки из-за границы. Как можно было забыть свои первые джинсы во времена, когда они стоили месячную зарплату? Правда, его «коттоновые» штаны были светлого тона, и поэтому некоторые придирчивые однокурсники не верили, что они американские(а это было важно), и Феде, чтобы развеять все сомнения, приходилось предъявлять подкладку или этикетку. А коричневые вельветовые переливающиеся брюки выглядели просто шикарно, и, несмотря на то, что они были тесны, Федя носил их какое-то время для престижа, пока не продал по цене новых ещё более тонконогому. Это была его первая выгодная сделка, но не последняя. Когда пришли по почте кроссовки «Пума», Федя был вне себя от радости. Они, правда, оказались больше на два размера, в чём не было ничего удивительного, ведь родственники уехали давно, когда Федя был ещё подростком, и не догадывались, насколько он вырос. Одно время Федя щеголял в узких брюках и огромных кроссовках, и, вероятно, был похож на клоуна, но фирма для него было главное. Сначала Федя не думал избавляться от «Пум»,  ведь они в отличие от вельветок не жали, но однажды его собачка отгрызла в одном кроссовке задник. Если бы она отгрызла кусок и в другом для симметрии, Федя, может быть, и продолжал бы их носить, а так получался некомплект. Тогда он белыми нитками аккуратно зашил испорченный кроссовок, и таки сумел продать эту пару знакомому с подходящим размером ног. Для того тоже главным оказалась «Пума», а не состояние обуви.
В США он, конечно, с улыбкой вспоминал былые времена, так как теперь мог, и часто по дешёвке, купить себе всё необходимое, а если что не подойдёт по размеру, то просто обменять или вернуть.
А однажды его троюродный брат Аркаша, получив очередной привет от Феди, решил эмигрировать и сам. Он прислал Феде слёзное письмо, в котором писал, что наконец-то почувствовал себя настоящим евреем и, собственно говоря, звать его теперь Аарон, и без свободы религии он жить не в состоянии. Федя пообещал ему сделать всё возможное, и заполнил необходимые документы, но, посоветовавшись с адвокатом узнал, что для непрямых родственников существует многолетняя очередь, и выехать в США по израильскому вызову, как раньше, невозможно. Тем не менее, он сделал всё от него зависящее: заверил документы, заодно записав Аркашу двоюродным братом для возможного ускорения процесса, и отослал их в иммиграционную службу. А Аркаша в это время пробовал и другие «пути отхода», но почему-то Земля Обетованная его не манила, и он умудрился эмигрировать в Германию.
Они с Федей переписывались и перезванивались, и Федя знал, что всё у брата хорошо, и однажды  решил его навестить. Германия Феде понравилась – было чисто, аккуратно, довольные бюргеры в национальной одежде на центральной площади города пили пиво за столиками, вокруг была старинная архитектура, помнящая и Вильгельма и Адольфа. Почти все местные жители говорили по-английски, что было удобно и удивительно для Феди, потому что далеко не все американцы говорили по-немецки. Единственное, что смутило Федю, это просьба Аркаши не обмолвиться при его новых немецких друзьях о его отношении к пятой графе: «Я для них русский. Ты понял?» Вообще-то ещё отец или дед Аркадия предусмотрительно обрезал от своей фамилии окончание «ич», и она стала заканчиваться на «ов». «А ещё я для них Арк», - добавил Аркаша. «Так «арк» по-английски означает «Ноев Ковчег», - возразил Федя, - «ты не прогадал?» Аркаша нахмурился: «Вот этого тоже не говори!»