глины сырой комок

долгих одиннадцать месяцев смят шутовской колпак,
но и не снят до сих пор - до пор в моей коже
ты заполняешь собою мир. и мне странно, но это так.
пять из одиннадцати я надрывно рыдаю: "Боже,

Отче наш, иже еси, помилуй и пронеси -
"мимо ристалищ, капищ..." и прочей дряни.
вот я упал, а отжаться уже нет сил,
так и лежу, зажимая кулак в кармане -
то ли в открытом море, то ли в зашитой ране.
Господи, помоги мне. Господи, не тряси."

музыка белого света ложится в шаг,
радость врывается в легких огрызки вдохом,
сметая все ночи, в которые вместо карандаша
я зубы точил и ножи. кровосток просох, и
по каким там далеким морям ни болит душа -
это неплохо.
наверно, совсем не плохо.

знаешь, мой друг, я ведь сделал не все, что мог -
я для тебя лишь оставил зажженный фонарь у штольни.
жизнь тебя бьет и швыряет, как глины сырой комок -
жизнь тебя лепит.
любит поскольку, что ли.

в зеркало лупит блик, разбивая блок.