Семеро из курилки

          - Андрей Дмитрич, Андрей Дмитрич! – услышал я за спиной и обернулся. Сквозь толстые стёкла очков на меня смотрела Венера, Венера Петровна – заведующая библиотекой.
        Мы с женой шли вдоль торговых рядов вещевого рынка. Такие сейчас есть в любом большом селе или в маленьком городке.
         Заведующая затрещала-затараторила, из её слов можно было понять, что она сватает меня на какое-то мероприятие у них в библиотеке.
    - Это будет такая творческая встреча под общим названием «О подвигах, о славе».  У нас сценарий… На интерактивном экране кадры хроники… Вы – главный герой… Ваш рассказ…

         Ну, конечно: «о подвигах, о славе», как же иначе, какое же мероприятие без такого     о р и г и н а л ь н о г о      названия…

      - Понимаете, это - патриотическое воспитание…, это - краеведение…, это - …
      - Извините, Венера Петровна, в это воскресенье я никак не могу.
      - Я и не говорю, что в это воскресенье – в любое в этом месяце, когда Вы сможете.
      Что делать, не начинать же банально врать, будто и следующее воскресенье, и следующее за следующим я буду занят. Здесь все обо всех всё знают. И я решил взять  честностью и прямотой:
      - Знаете, мне совершенно нечего рассказать на вашем вечере или утреннике. Скажу Вам прямо: я избегаю подобных мероприятий и просто… не способен.
     - Ой, да ну Вас, - не сдавалась Венера – всё Вы сможете, Вам и надо-то будет рассказать пару эпизодов. Что Вам стоит!...
       - Нет, нет. Простите, я не приду.
        Когда немного отошли, жена зашикала: зачем ты так, люди просят…
        - Может мне ещё рассказать, что я дворец Амина брал? Мне на этом вечере делать нечего.

                *  *  *

         Мы не были диверсионной или какой-то ещё группой, мы вообще не были группой. Полчаса назад трое мальчишек обстреляли наш пеший отряд, шедший из города. «Обстреляли» - это громко сказано: пацаны из древнего дробовика сделали выстрел в сторону шагавшего строя и рванули в горы. Дневальный сообщил о случившемся нашему «лейтенант-капитану», тот возомнил себя большим стратегом, решил выслужиться и велел организовать погоню за «стрелкАми». Других бойцов поблизости не нашлось, он велел вызвать «праздношатающихся» из курилки. Приказал нам взять оружие и шуровать в горы за «диверсантами».
        Мы звали его лейтенант-капитаном в насмешку: на флоте офицер с четырьмя звёздочками на погонах называется наоборот капитан-лейтенантом, наш сухопутный лейтенант был из «молодых да ранних», он прибыл к нам сразу на должность замком роты, а уже тут очень скоро стал и ком роты. И уже мнил себя боевым капитаном. Известно, что всякий хороший солдат мечтает стать генералом. Мечтает, но не готовиться к этому каждую минуту. Похоже, наш лейтенант не только мечтал, но и всё распланировал, и каждым продуманным шагом двигался к этой цели. Уверен, у него уже были заранее куплены и приготовлены погоны и капитана, и майора, а может и последующих званий.

       Нас из курилки было семеро.
       Мы не только не догадались взять ручных гранат, мы лишних магазинов к автоматам взять не подумали, налегке сбегать в горы и обратно – сподручней. «Спецназ» хренов. Мы до этого и выстрелов-то почти не слышали. Охраняли автопарк, склады и вертолётную площадку. Места были тихие. Вдали виднелся город. Отсюда он казался безжизненным и запылённым, то есть покрытым слоем пыли. Нас туда не пускали и не посылали. Сидели в своём палаточном городке, несли службу.
       То, куда мы направились, назвать горами можно было с натяжкой,  скорее - грядой давно осыпавшихся скал, разъехавшихся по долине.
      За старшего пошёл младший сержант Сулема. Сержантом он стал недавно из ефрейторов. Парнем он был отличным, любил орать весёлые песенки под гитару, но командиром он был ещё никаким. Мы шли ускоренным шагом вверх по склону, болтали, поминали «добрым» словом лейтенант-капитана… 

       Думаю, ни один из нас не ожидал, что с вершины по нам начнут стрелять, да ещё из автоматического оружия. Поэтому не поняли, что происходит, столпились в кучу и давай вертеть головами то в гору, то друг на друга. Ещё немного, и стали бы обсуждать: что это могло быть и как теперь себя вести. Первым очухался Сулема и скомандовал: «Ложись! Занять оборону». Все повалились, кто где стоял. Я заполз за камешек и прижался к земле. Сулема же первым и начал отстреливаться. Поднял голову, высматривая цели вдали вверху, приложился к калашникову и дал короткую очередь. В ответ сразу прилетела другая. Я видел, как Сулема схватился за левую ключицу, съёжился до позы эмбриона и затих. Потом, как будто расслабился, ноги почти выпрямились. Кто-то из наших слева и чуть сзади стрелял короткими очередями. Я боялся поднять голову – так и видел, что в неё тут же вопьются пули, и я сползу, как Сулема. Прошло минут десять или пятнадцать. Выстрелы стихли. Снизу сзади ко мне подполз Башкирцев и крикнул: «дураки мы, патронов мало взяли, кинь, Андрюха, мне автомат Сулемы». Я всё ещё боялся поднять голову, поэтому ногой дотянулся до автомата и толкнул его Башкирцеву. Тот подхватил оружие и скомандовал: «всё, отходим, валим вниз, сначала перебежками». И сам поднялся и сгорбленный запылил под гору. За ним поднялись остальные. Я не поднялся - боялся, что сразу упаду рядом с Сулемой. С горы и в самом деле сразу начали стрелять. Но наши уже скатились довольно далеко. Мне стало совсем страшно. Я всё так же лежал за камнем, не сделав ни одного выстрела, и не знал, что дальше.
       Когда с горы прекратили стрелять я решил ползти вниз. Не поднимая головы, вперёд ногами, задирая куртку и майку под ней, пополз. Получалось плохо, но приподняться хотя бы на четвереньки или развернуться головой вперёд было страшно.
        Там, на горе, видимо, решили, что двоих уложили сразу – они всё сверху хорошо видели, конечно. И слышали, что им в ответ стреляли только пять автоматов из семи и пять силуэтов поднялись и ринулись в долину. В общем, очень скоро я увидел ИХ. Они шли не пригибаясь. Громко разговаривали. Некоторые несли оружие на плечах, как у нас на покосе носят вилы или грабли. Они, конечно, были уверены, что тех пятерых уже «не достать», а догонять опасно – в долине не шибко спрячешься, а к шурави могла подоспеть помощь. Зато с двух убитых можно было снять трофей.

         Я не знаю, почему начал строчить мой автомат, но он, точно, строчил у меня в руках. Я лежал за валуном, автомат был справа от валуна и строчил. Как учили – короткими очередями по два выстрела. Голову выше камня я так и не поднял. И не видел, что на этот раз уже те, кто спускался с горы, остолбеневшие столпились в кучу и не сразу бросились назад, к спасительным скалам. Не помню, чтобы я перезаряжал магазины (у меня их было, как и у других, три), но позже выяснилось, что все они расстреляны, пустые и аккуратно (прямо как на стрельбище!) уложены в подсумок.

         Ещё не началась перестрелка, а из нашего городка уже бежала к нам чуть не вся рота. Наш лейтенант-капитан догадался отрапортовать начальству о своей «выдающейся» инициативе по захвату диверсантов и начальство (бывшее «не первый раз замужем»), на скорую руку высказав ему всё, что только мог услышать такой «стратег» в свой адрес, быстро подняло по тревоге мотопехоту.

       Башкирцев заявил своим, мчавшимся навстречу, что  я остался… (!) прикрывать их отход и охранять тело убитого командира.
       Наш лейтенант-капитан, белый как мел, то обнимал меня и ощупывал, пытаясь удостовериться, что я - не окоченевший труп, то наклонялся к убитому сержанту.  Несколько раз повторил, что объявит мне благодарность перед строем. Впрочем, после того, как сам получил грандиозный втык от начальства, думать забыл обо мне. И, слава богу. Я с тех пор потерял сон и только и думал, чтобы никто не стал расспрашивать меня, как что было, чтобы мне не пришлось врать или, наоборот,  признаваться.

                * * *

       - Нечего мне там делать. Пойдём быстрее, холодно стало.