При свечах

– «Ну как, удачен был полет?
Вас встретили, как подобает?
Оказан полный был почет?
Я волновался, кто их знает»

Коровьев, дверь открыв Марго,
провел ее вовнутрь квартиры.
– «Да, я довольна, как никто!
Русалки были очень милы.

После купания в реке
меня доставили сюда.
Но почему все в темноте?
Не видно даже сесть куда»

– «Мессир не любит яркий свет.
Вы сомневаетесь, похоже?
Поверьте, недостатка нет.
Все будет, но немного позже.

Но к делу, к делу, Маргарита.
Ведь Вы умны, наверняка,
уж догадались, чья мы свита,
кто наш хозяин на века.
 
В ночь полнолунья раз в году
мессир дает весенний бал.
Народу тьма, клянусь, не вру.
Шанс убедиться будет дан.
 
Но незадача: без хозяйки,
как понимаете, не то!
Я говорю все без утайки,
Вам доверяя, как никто.
 
Так вот, традиция открыта,
есть три условия бесспорных:
ее должны звать Маргарита,
из местных и кровей достойных.
 
Не все, однако, нам подходят.
Но вот счастливая судьба!
Ах, Маргарита, вопрос крови…
был самым сложным он всегда.
 
Одна из королев французских
(я так и быть Вам намекну),
быть может, не признала б в русской
прапрапраправнучку свою.
 
Короче! Если Вы согласны
хозяйкой стать, со мной прошу»
– «Не откажусь» – «Вот, и прекрасно!
Вам королева, я служу»
 
И Маргарита затаила
дыханье, тело била дрожь,
надежда голову кружила
на счастье и любовь. – «Ну что ж,
 
Вы нечему не удивляйтесь.
Позвольте дать один совет:
всегда спокойной оставайтесь,
в тревоге, право, смысла нет.
 
Бал будет пышный, я не скрою.
Там будет тысяча гостей.
Их власть когда-то была полной,
но что их власть стоит теперь!
 
Тягаться с дьяволом! Увы, -
его глаза сверкнули тускло, -
их силы явно не равны.
Смешно бы было, коль не грустно»
 
Они пошли сквозь колоннаду,
зайдя куда-то в другой зал.
Коровьев затушил лампаду.
– «Но мы пришли!» Он постучал.
      
У Маргариты от волнения
вдруг по спине прошел озноб.
Она застыла перед дверью.
Коровьев же тотчас вошел.
 
                …
Средь комнаты широкой тенью
кровать дубовая стоит,
а на столе в двух канделябрах
четырнадцать свечей горит.
 
Раскинув лапы золотые,
как птичьи когти, в мир огней
один ронял тени косые,
второй вил ветви в виде змей.
 
Во фрак одетый Азазелло
галантно голову склонил.
А на полу сидела Гелла,
откуда серный пар валил.
 
На табурет взобравшись лихо
пред странной шахматной доской,
громадный черный кот сел тихо.
Все пахло серой и смолой.
 
Заметив Маргариту, Гелла
ей поклонилась, чуть привстав.
А кот расшаркался умело
и в тот же миг коня зажал.
 
От страха просто замирая
в танцующих огнях свечей,
она глазами поискала
того, кто дал надежду ей.
 
Два глаза ей в лицо уперлись:
один с искрою золотой
до дна пронзал, и как колодец
пустым и черным был второй.
 
Бровям создали параллели
морщин глубоких борозда,
а на лицо загар лег тенью,
сжег кожу будто навсегда.
 
Раскинулся он на кровати
средь смятых, грязных простыней,
рубашка длинная в заплатах
и больше ничего под ней.
 
Он ногу подогнул одну,
вторую вытянул устало,
а Гелла, не жалея сил,
колено мазью натирала.
 
Еще успела разглядеть
цепочку. Золотом мерцала.
В виде жука кулон висел
весь в письменах. О чем? Не знала.
 
Из камня темного умельцем
был высечен, и на груди
у Воланда блестел над сердцем,
секреты все храня свои.
 
Он изучал ее в молчанье.
Она, скрывая дрожь, ждала.
И, усмехнувшись в знак признанья,
вдруг вспыхнули огнем глаза.
 
Потом решил заговорить:
– «Рад видеть Вас, о Королева!
За мой наряд прошу простить.
Ну что же Вы, входите смело»
 
Он поманил ее к себе.
Она пошла к нему навстречу,
не чувствуя ногами пол.
Ей руку положил на плечи.
 
Как камень тяжела была,
горячей кровью обжигала.
Он рядом усадил. Она
за всем почтенно наблюдала.

Азартная борьба вовсю
на поле шахматном кипела.
Ряды живых фигур игру
свою затеяли умело.
 
А Бегемот их направлял.
– «Шах королю? Да что я слышу?
Король здесь вовсе не стоял.
Тут офицер. Ошибка вышла!»
 
– «Ах ты, подлец! - мессир воскликнул. -
Так ты сдаешься или нет?»
– «Подумать надо...» – «Чтоб ты сгинул!»
– «Да, я сдаюсь. Мой Вам ответ.
 
Лишь потому, что в атмосфере
я травли думать не могу»
Он встал. Фигурки загалдели
и в ящик спрятались к нему.
 
– «Нога некстати разболелась» –
вдруг Воланд, морщась, ей сказал.
– «Позвольте мне. Чтобы согрелась,
я разотру. Ведь Вам на бал!»
 
Он пристально взглянул. – «Позволю»
Колено пододвинул ей.
Не причинять стараясь боли,
она втирала мазь скорей.
 
– «Да, кстати, а у Вас случайно
нет ли каких-нибудь желаний,
тоскуете, быть может, тайно
или душа живет в страданиях?»
 
– «Нет, нет, мессир, нет ничего,
душа спокойна, сердце вольно.
Сейчас и вовсе хорошо.
Я с Вами - этого довольно!»
 
– «Что значит кровь! Излишни споры.
Я рад, что не ошибся в Вас.
Но поспешим, уж полночь скоро.
Не бойтесь ничего сейчас!»