обскура кардиа

стоял сервант в закрытой спальне и каждый год на Рождество
меня манила тьмой зеркальной обскура камера его
набита всклень стараньем мамы взамен любви взамен тепла
разнообразными дарами из-под полы из-под крыла
гермесовой сандальи левой она была крутой завмаг
магистром рынка королевой блатных материальных благ
и в сердце лаковом серванта за дверцей с ручкой-кулачком
теснились словно эмигранты в каюте сoffin ships торчком
карандаши в прозрачной тубе с насечкой «фабер» по ребру
торшон для акварели грубый подушка-думка в тон ковру
на коем бледные олени вершили лени торжество
ни моли ни годам ни тленью не удалось сожрать его
я выросла в оленьей стае зверьком в ворсистой глубине
все тайны леса познавая ведь он висел на той стене
где мой диван приткнулся стрёмно где я читала до утра
и миром грезила огромным или от приступа мокра
тряслась под штырью эфедрина шестая раса блин мутант
или рыдала ночью длинной ох лучше снова про сервант
итак коробка с куклой рыжей бесстыжей немкой в сапогах
и варежки к зелёным лыжам взамен утерянных в снегах
швейцарии черкасской парка софиевки где я не раз
брела сквозь снег как сенбернарка она ж собака-снеголаз
сугробы поглощали жадно всё что отпало от меня
ключи обломок шоколадный монетки прочая фигня
а мой товаровед домашний встречал разиню за столом
попрёками борщом вчерашним да поучительным бойлом
на новый год мне всё прощалось жизнь начиналась с цифры ноль
что потеряла возвращалось дарами врачевалась боль
и мама начинала снова добро по тайникам копить
как будто бы давала слово меня нелюбу полюбить
и под кремлёвские куранты и под колядок нежный плач
мне на башку сажала банты величиной с футбольный мяч
распахивала бок серванта с упругим дзыньком налетай
и гордым жестом маркитанта впускала в самодельный рай
там было всё о чём мечталось и даже то что не сбылось
всего на год отодвигалось и с наслаждением ждалось
какое никакое детство но вот явилось «время ю»
гормоны прут не отвертеться а мама создала семью
по-новой нет местечка в клетке подкидышу в чужой родне
очкастой дурочке поэтке с довеском-астмой дочке мне
ах так ну что ж пусть будь что будет куда угодно лишь бы прочь
мне разные встречались люди убить хотели взять помочь
и был завод и были жэки тогда что дворник то поэт
была любовь всегда навеки сейчас и ненадолго нет
детей я прикрывала телом в чаду общаг и съёмных хат
и если где недоглядела лишь я не кто-то виноват
был институт друзья и страсти и то о чём не говорю
и жизнь была и было счастье и я за всё благодарю
печаль лишь чуть фонит как эхо давно разбитого стекла
спасибо что пришлось уехать спасибо что вообще жила
обиды детской не осталось молитвой вымыта душа
к твоим коленям я прижалась ребёнок вновь тобой дыша
когда б не тяжкий крест и муки быть может не узнала б я
что целовать родные руки и есть вершина бытия
когда б не билась рыбой малой об лёд судьбу сдирая в кровь
то никогда бы не узнала как велика к тебе любовь
сервант стоит и ныне в спальне храня в реликтовом нутре
салатниц выводок хрустальный часы в латышском янтаре
да рыбу на хвосте ходящу с мальками-рюмками вокруг
да из морских ракушек ящик с трухой и фотками подруг
да шарф что ты недовязала да ангелову тень крыла
«стоит и ныне» написала ну что ж почти не соврала