Пожалуй, сохраню эти ощущения...

Пожалуй, сохраню эти ощущения, введу внутривенно лет через -дцать, если стану безбожна и скверна, глянцевым умницам подстать. Флюиды взмывают безумным роем, огибая по прямой светофоры; нежность густеет, сквозь поры сочится вишневым сиропом. Вечер встреч: лоб горяч, в сердце серпантиновый смерч, торнадо, озорной бриз. Моя розовая помада съедается на раз. На два руки падают вниз; на три уже в бешеном ритме хочется в пляс, пульсирует джаз, содрогая каркас.

Потоки определений и все мимо. Солнце, прости, что вцепилась смуглым евреем, веревкой дерябой царапаю шею. Засыпаю здоровой — просыпаюсь с каруселями в глупой башке. Сверху смотрит пара отеческих глаз, направляет пара заботливых рук; в кармане его воздушных брюк припасен для меня люк на случай, если что-то пойдет не так — либо ласточкой вниз на холодный карниз, либо рыбьей губой поймаю крючок, ну или покрупней катаклизм.

Смерть непременно случится со ста из ста; покуда жизнь бессовестна и проста, наблюдай апельсиновые закаты, одевайся в оранжевые одежды, лелей горизонты, надежды, шатайся бездельником-лукомором — финальная метка нескоро.

Наши разные боги спорят о вечном, забивая на нас, глупцов порочных, запивая под вечер пенистым млечным. Пыхнешь в потолок, повернешься спиной — и я вся сущий азарт, изысканный брют... Зануды осудят, влюбленцы поймут. Февраль без тебя кувырком — верчусь юлой, забавным зверьком. Вот ты изумишься — погладишь шкурку, подкинешь палку — и я зайдусь от восторга до вечера вторника…