Новогодняя командировка

                Последний поезд года уходящего...
                Последний убегающий вагон...

                И рельсы... рельсы...
                – длинные, звенящие...
                Точёным ускользают серебром...

                (Нина Русанова. Из стихотворения
                Последний поезд года уходящего)





Ехать в Москву я решил в последний момент, и поезд был какой-то случайный – возможно, дополнительный предновогодний. Сильно пахло свежей краской, жарко; внезапно набегающие путевые огни резали глаза через неплотные шторы.

Собственно, дело было не очень срочное и не архиважное. Но оно требовало диалога, а мой ближайший начальник И.Я. далеко от города не отрывался, даже дачу снимал в ближайшем пригороде: здоровье подводило еще со времен войны.

И вот я ехал по его просьбе, повторяя в уме вопросы, возможные ответы и варианты дальнейшего разговора. Как я понял, здесь были еще дипломатические тонкости. Так что обычный способ общения: официальными письмами через фельдегерей не подходил – не все хочется показывать начальству и оставлять на бумаге – да и каждый вопрос-ответ занял бы несколько дней.

И откладывать поездку было рискованно: мне предложили новое место работы ближе к моей изначальной специальности, и сразу после Нового года требовался ответ. Жалко И.Я., он так мечтал спокойно уйти на пенсию, передав мне свое дело.

 Никаких гарантий, что мне удастся что-то путное сделать в этой физике. Зато заведомо пропадет для тебя все, что уже сделал, и закроются действительно нечастые перспективы. Впрочем, последнее в молодости мало волнует.

Так что было о чем размышлять, и  заснуть на моей любимой второй полке не удавалось; еще и простуженное горло пересохло. Часа в три ночи я не выдержал и пошел будить проводницу.  Моя наглость, видимо, подействовала как гипноз: мне безропотно приготовили приличный чай.

Москва встретила жутко холодным ранним утром. Удобных билетов в Ленинград не было, но я не волновался, так как  хорошо знал тогдашние закономерности: что, где и когда искать.

 Истинное благо для приезжих – кольцевая линия метро. На ней подремал, совершив несколько объездов Москвы.Когда выходил из метро на окраине, сизый морозный туман еще не рассеялся; вдали виднелся памятник, как бы  огромная голова Черномора.

С деловой частью покончил довольно быстро; оставались приятные  занятия. Повторяя про себя, что надо передать И.Я., начал объезд и обход любимых мест Москвы.  С собой носил тогда специальную записную книжку с личным планом середины города. И, конечно, получал питерские заказы на мелкую московскую экзотику - например, сухие духи...

Начал с «Шоколадницы» на Пушкинской. Сбитые сливки, блины с шоколадным соусом... Недалеко от нее была еще булочная-кондитерская с «кафетерием» за углом. Там продавался чай и круглые булочки – все по три копейки, так что народ там обитал крайне колоритный; сходились, похоже, со всей Москвы. 

Ну, а на Горького, рядом с Пушкинской площадью, полагалось покупать десять-двадцать видов карамели. У нас тоже были вкусные конфеты, но меньше видов. В тот день и народу было немного. Достался даже шоколад "Вдохновение дольками". Только вот перечисление цифр – этого триста граммов, того двести – путало голову, содержимое которой надо было беречь.

Красные ячменные лепешки с кофе хороши были то ли в филипповской булочной, то ли в елисеевском. И еще по заказу купил много-много цветных карандашей для детсада. Тогда московские были практически единственными; еще много лет оставалось до действительно художественных карандашей.


Народ тащил домой елочки, сумки с будущим угощением… Так мирно и уютно было вокруг. Даже снегопад новогодний начался.

Обошел любимые книжные. По Новому Арбату, как всегда, на огромной скорости уезжали из Кремля или со Старой площади черные ЗИЛы. Конечно, без сопровождения. Наверное, тоже спешили к внукам и украшенным елкам.

Расслабляющее новогоднее настроение постепенно передалось и мне. Опасения и неуверенность отходили, и я окончательно решил начать новую жизнь.

В темное время суток особенно хорошо было вблизи Красной площади. Освещение там давно уже стало и нарядным, и торжественным. На темно-синем небе трепетал подсвеченный государственный флаг.  Ритуал смены часовых с перезвоном курантов воспринимался скорее не как политическое явление, а как символ устойчивости и, может быть, даже вечности. Много народу собиралось, несмотря даже на холод или дождь.

Во-время подойдя к кассе, мне удалось и купить билет на поезд Москва-Хельсинки. Минуя ленинградские вокзалы, он останавливался в деревне Ручьи – теперь на окраине города.

Две ближайшие задачи предстояли   мне: одна проще – передать «наизусть» цифры и слова, и другая сложнее – сообщить о своем уходе.
               ___________________

Если Вы, мой читатель, в  путешествии встретите соседа, не желающего разделить праздничное оживление – не теребите его. Быть может, это мой коллега повторяет про себя таблицу умножения… Хочется верить, что таковые еще остались.

Фото:vishnia.ru