Вось-мы и вось не-мы

У самой кромки воды, не обращая внимания на набегавшую волну, уже изрядно замочившую подол платьишка,  сидела девчушка. Что могла делать одна затерянная душа в этих почти диких местах пляжа? Когда подошёл ближе, заметил: слава всевышнему – ребёнок не один.  За крупным валуном примостился старик-черноризец, в нехитрый скарб которого входил крест, напоминавший посох, увенчанный золоченым образом богородицы.

Монах  никак?

Задал ли вопрос в слух? Тем не менее, ответ пришел словно бы посторонняя мысль:  «Богоспасаемый». Однако интрига. Подошел все же поближе:  стоит дать судьбе шанс развлечь скучающий мозг.

- Здравствуй, дедусь.

Старый человек нехотя перевел взгляд с ребенка, за которым как оказалось пристально следил, сначала на мои ноги, будто это главная деталь в посланном ему провидением собеседнике, потом руки и, все ж взглянул в лицо:

- Бог помощь.

Так и думал – начнет прикидываться божьим человеком.  Снова по Русь пошли эти замызганные  странички с сивоярыми неухоженными патлями, по-хорошему  служившими христарадиевым вместо нимба.

Примостившийся у камня, видно, понял, что не очень-то понравился мне, отчего моментально потерял к нашей встрече интерес.  Идти бы и мне по своим  делам – но никаких особенных дел не было. Потому, сам себе удивляясь, присел рядом. Периодически меняющий направление ветерок доносил запах стареющего мужского тела – может и я, не пройдет и четвери века, уподоблюсь подобной химере где в порту или у паперти. Черт бы побрал такую неустроенную житуху.

Мы молчали. Смотрели в одну сторону: девочка, шуршащие волны, редкие крики чаек.

-  Она по всей вероятности и не знает,  что здесь когда-то был детский советский лагерь?

- Зачем ей? – показалось, от долгого молчания голос подвел старика.

- Ребенку интереснее со сверстниками, чем постоянно в одиночку, - с чего я решил, что девочка и старик бомжуют?

Собеседник не согласился:

- Сами из староверов – чего мы по людям не видели?

Какого хрена прикидываться отшельником-богоносцем, если видно, что и про  Артек знаешь и рассуждаешь здраво? «Можешь идти восвояси» - подытожил разум. Но я остался.

- Девочка то для чего?

- От Бобруйска дошли. Там кабалисты, прости Господь, житья не давали. Русь скаженная- продажная вновь на веру ополчилась, - голос старика так и не выправился, скрипел несмазанной телегой.

Где это он таких слов нахватался?

- По монастырям, мил человек, - и выдержав паузу, пояснил, -  в Казанском как-то сижу и вот слышу сам себе: скоро свадебка на Руси.


Припомнив, что верующие всё ожидают прихода жениха к невесте-церкви,  уточнил:

- Жениха всё ждёте?

Старик, удостоив меня богохульника пристальным взглядом, откашлялся:

- Дожались.

«Так чего ж не остался на свадебку», - так и вертелся на языке вопросик.

- Так вот на невесту пришёл посмотреть, - усмехнулся черноризец, и отвел за ухо седые сбившиеся пряди волос,  которыми ветер всё норовил  прикрыть рот и лицо.

- И девочку с собой притянул? – не одобрил я этот поход к Черному морю.

- Не с кем оставить, - прокомментировал, чувствуя мое неодобрение, дедуля.

- Я ей не родственник, - не согласился однако  любопытный малый, - никого у ней нет. Кабалисты говорю вновь на Русь пошли.

- Говорил же из Бобруйска? Белоруссия или как?

- Русь, тебе говорю. Разделено так по божьему велению было: на три престола. Что вверху – то и внизу.

Дедок, казался занятным. Свадьбу вот приплёл.

- Баран на новые ворота. Так и вы на Русь. И свадьба к месту – чай, женишок-то ваш опять женихается.

- Какой еще женишок?

- Президент ваш – Московии и всея Руси. Выдаст, говорит, старую жену замуж – и сам за пирок свадебный.

- А ты значит уже на месте, в доме невесты, - ухмыльнулся я.

Старик не ответил. Обиделся, видимо – стало стыдно: здравомыслящий бугай – потешается, как шут,  над старостью.

- Блазень и есть, - вдохнул дед.

- Блаженный что ли, - уточнил у собеседника, подумав, что он хочет пояснить свое положение провидца.

Неожиданно улыбка скривила старческие губы:

- Блазень – шут по-вашему.  А блаженные – редкость. Василий разве на Москве.

- Собор?

- И сбор само собой. И собр. Собрать за брать.

Да, занятный экземпляр.

- Сколько ж тебе лет, старик?  - спросил я голосом рыбки.

Но тот шутку не принял или не понял.

- Пятнадцать.

Из ума по скитам своим выжил богоспасаемый.

- Как же, - дед, судя по всему развеселился от нашего разговора, - Восемь да семь. Вот пятнадцать и есть. Все на свадебку.

- Чего ж по отдельности – не едино пятнадцать, а  группками? – сам себя не понимая, поддался на провокацию: мозговой штурм, хотя словно предупреждение возникло видение: белый гной пробивался из-под извилин головного мозга. Вероятно, голова собеседника была очень не здорова, коль так плохо выглядело её воплощение. И будто бы посочувствовав больному, ватный тампон стал промокать излишки белесой массы – вещество в месте очистки снова становилось здорового серого цвета.

Деду в самом деле стало полегче – даже морщины разгладились слегка.

- Так и есть, - каким-то новым голосом уточнил свою прежнюю мысль повеселевший старикан, - придут двумя шатрами: восемь и семь. И снова станет пятнадцать. Станут с одной стороны и с другой. Ох и свадебка будет. И невеста подготовилась -  светильник на окошко выставила, и женишок грядет.

Мокрая почти по пояс девочка вернулась к месту стоянки, и, ничуть не заинтересовавшись посторонним,  подлезла под руку старика – видно, хотела согреться.

- А что дальше будет, дедушка? – голос, чувствовалось, сильно простужен: не смотрит за ребенком никто.

Вот и «дедушка» ничуть не волнуясь о «внучке» продолжил свое повествование, отчего захотелось возмутиться: в бреду-то и о дитенке стоило подумать, прикрыть каким пледом или кофтой. Нет у них ничего  может быть?

И совершенно не задумываясь,  развязал рукава наброшенного на спину ангорского пуловера:

-  Оденься, - протянул мокрому воробышку.

Девочка взяла вещь только после молчаливого одобрения  старшего: как у них строго поставлено – ухмыльнулся про себя.

- Так что ты там говорил про два лагеря?  - выдал я своё любопытство шахматной партией, нарисованной старовером.

- Вот то и говорил: семь да восемь. Вось-мы. И немы. Да герб расколотый, как наст треснутый, а из-под трещин не вода – гной показался.

Так. Уж не его ли рук дело образ мозга с белой неприятнопахнущей массой сквозь разрывы, что привиделась мен минуту назад? Ну и дед. Телепат.

- Мысль она звук. Только мы его не слышим, - согласился тем временем дед. – Вот допустим он в Японии, а ты  - тут, в Крыму. Кричи – не кричи – без толку. А вот подумай он – пожалуйста, и ты знаешь о чём он думает.

- Почему в  Японии? – не понял я, - Он же по-японски думает…

- Это говорит он по ихнему, - кивнул головой на мою глупость дед, - а думает по-нашему.

Хотелось ответить шельме что-то такое умное – поставить на место. Но все подколки сами собой стерлись. Я лишь блаженно улыбался глядя на попа-философа.

- Шалом, шалом, - передразнил как бы меня бестия, - беспоповцы мы. Так что ты с острова не уезжай.  Птица Сирин, страны такой – Сирии. Песни послушаем. На пиру-то брачном.


© Copyright: Волна Поль Домби, 2014
Свидетельство о публикации №214123000304