***

Жизнь в России для меня давно стала пыткой,
И отделяло меня от петли,
От даже, порой, неудачной попытки
Лишь мысль о мучениях в недрах земли.   

А так, ничего иногда не держало.
Кого там держать, когда рушится все.
Когда жизнь сильнее в тиски зажимала,
Как трактор, бульдозер еще и еще.

И выхода вот бы, казалось бы, не было.
И сил выносить эту травлю, подчас,
Уже не имел я, иссякли безвременно,
Когда уж враги их надежду лелеяли,
Чтобы я безвозвратно, без крика угас.

Да что-там бесславно, без ихнего действия,
Чтоб как бы и в лес не ходить, но дрова
Себе запасти и на зиму впоследствии,
Чтоб дома у них разгоралась жара.

Но я-то завоюю, как псина залаю,
Да кто на Руси-то из честных не выл.
Когда в лагеря за слова запирали,
А после плеяду считали могил.

В России любители чествовать мертвых,
Как будто для мертвых нужны их слова.
Как будто бы слышит гранит в землю втертый,
Что слава их вечно и вечно жива. 

А как относились при жизни к тем людям,
А как их травили при жизни, тогда.
И как предавали иные Иуды,
До самой их жизни правдивой конца.

А честь ветеранам дают бюрократы,
Вот честь отдают от конца до краев,
Чтоб слава их вечно жила, троекратно,
От славы такой иссыхается неб.

Та честь мне напомнила почесть солдату,
Который стоял, ослепленный землей.
Он зрение, враз, потерял безвозвратно.
Фашисты ему отдавали рукой.

Что, дескать, солдат он, солдат настоящий.
А только ли нужно то было ему.
Так вот он рукою своею дрожащей
Не стал прикасаться к горячему лбу.