Лирический обзор 8. Татьяна Гнедич

 Здравствуйте, уважаемые поэты и гости Лирического Героя,
                с Вами Арина Бастракова.



Сегодня я продолжаю нашу  рубрику "Лирический обзор". В этой рубрике я начала знакомить Вас с творчеством и биографиями поэтов, которые мало известны или совсем неизвестны в поэтических кругах и широкой публике.
Большинство из этих поэтов ушли из жизни...
Известность и удача - дамы довольно капризные, одним Поэтам повезло, их знают, читают и любят независимо от того, что они давно покинули этот мир, другие остались за кадром, не смотря на то, что были не менее талантливы и писали замечательные стихи.
/Арина Бастракова/


Гнедич Татьяна Григорьевна (1907-1976)
Татья;на Григо;рьевна Гне;дич (18 января 1907, Куземен, Зеньковский уезд, Полтавская губерния — 7 ноября 1976, Пушкин) — русский переводчик и поэт.

Родилась в дворянской семье, праправнучатая племянница Н. И. Гнедича, знаменитого переводчика «Илиады». В 1930 году поступила на филологический факультет ЛГУ, работала литературным консультантом, впоследствии преподавала английский язык и литературу в Восточном институте и других вузах Ленинграда, занималась стихотворными переводами (главным образом, с английского).

Всю блокаду прожила в Ленинграде, в 1942—1943 годах работала военным переводчиком.

В 1944 году была арестована по сфабрикованному обвинению, приговорена к 10 годам лагерей; в 1956 году реабилитирована. В 1944 г. её арестовали "за связь с иностранцами" и полтора года, пока велось следствие, Т. Гнедич провела в одиночной камере.

Во время следствия, в одиночной камере тюрьмы, Т. Г. Гнедич удалось выполнить самую значительную переводческую работу своей жизни — перевод поэмы Байрона «Дон-Жуан», который после её освобождения был опубликован (1959) и принёс автору известность. Перевод многократно переиздавался. Т. Г. Гнедич переводила также Шекспира, Вальтера Скотта, Корнеля и др.

Много лет преподавала литературный перевод (с 1957 г.). Ей также принадлежат переводы пьес У. Шекспира ("Троил и Крессида", "Перикл", 1959-1960), Ф. Грильпарцера ("Сафо", 1961), Бен Джонсона ("Варфоломеевская ярмарка", 1957) и др.
Значительное количество переводчиков поколения 1960-х годов считают себя её учениками. (Семинар поэтического перевода начал работать в 1957 г. в составе: Василий Бетаки, Георгий Бен, Ирина Комарова, Галина Усова, Владимир Васильев, Александр Щербаков; позднее добавились другие участники.) Своим «первым и единственным учителем в поэзии» называет [1] Татьяну Григорьевну Юлия Вознесенская.

Всю жизнь писала стихи, которые практически не публиковались; книга её избранных стихотворений «Этюды и сонеты» вышла через несколько месяцев после её смерти.

    Похоронена Т.Г. Гнедич в г. Пушкин под Санкт-Петербургом на Казанском кладбище.



** Материал из Википедии -  — свободной энциклопедии https://ru.wikipedia.org/wiki/
** Фотографии и стихи  с сайта Могилы ушедших поэтов - http://www.po.m-necropol.ru/gnedich-tatyana.html





Стихи Татьяны Гнедич.


ДЖОРДЖ ГОРДОН БАЙРОН

(1788-1824)

СТАНСЫ, НАПИСАННЫЕ У АМВРАКИЙСКОГО ЗАЛИВА

Я вижу Акциум. Над ним
Луна сияет величаво...
Здесь Египтянке отдал Рим
Свое владычество и славу.

Здесь сотни воинов лежат
На дне лазурного залива;
Здесь был венок героя смят
В угоды женщине красивой...

О Флоренс, Флоренс! Я влюблен!
Я, как Орфей, вздыхаю страстно;
Извечно прост любви закон:
Я смел и юн, а вы прекрасны!

В те дни, когда для милых фей
Гремела песнь и сталь сверкала,
Могли б вы прелестью своей
Привлечь Антониев немало!

Пусть я отдать не в силах вам
Миров и царств, мой друг бесценный,
Но вас, клянусь, я не отдам
За все сокровища вселенной!


      ЗАВОЕВАНИЕ

Вот сын любви и баловень Беллоны!
Нормандии отдавший Альбион,
Своих потомков род неугомонный –
Завоеватель – он возвел на трон.
Победами своими окрыленный,
Как лев, держал свою добычу он,
В веках оставшись – так гласит предание –
Последним победителем Британии!


       К ВРЕМЕНИ

О Время! Всё несется мимо,
Всё мчится на крылах твоих;
Мелькают весны, медлят зимы,
Гоня к могиле всех живых.

Меня ты наделило, Время,
Судьбой нелегкою – а всё ж
Гораздо легче жизни бремя,
Когда один его несешь!

Я тяжкой доли не пугаюсь
С тех пор, как обрели покой
Все те, чье сердце, надрываясь,
Делило горести со мной.

Да будет мир и радость с ними!
А ты рази меня и бей!
Что дашь ты мне и что отнимешь?
Лишь годы, полные скорбей!

Удел мучительный смягчает
Твоей жестокой власти гнет:
Одни счастлвцы замечают,
Как твой стремителен полет!

Пусть быстротечности сознанье
Над нами тучею висит:
Оно темнит весны сиянье,
Но скорби ночь не омрачит.

Как ни темно и скорбно было
Вокруг меня – мой ум и взор
Ласкало дальнее светило,
Стихии тьмы наперекор.

Но луч погас – и Время стало
Пустым мельканьем дней и лет;
Я только роль твержу устало,
В которой смысла больше нет!

Но заключительную сцену
И ты не в силах изменить:
Лишь тех, кто нам придет на смену,
Ты будешь мучить и казнить!

И, не страшась жестокой кары,
С усмешкой гнев предвижу твой,
Когда обрушишь ты удары
На хладный камень гробовой.


   ОТТО ГЕЛЬСТЕД

(1888-1968)

       ГОМЕРОВО ЛЕТО

В полях – созревших колосьев шелковый шум,
Стрижи сверкают крылом в лазури небес,
От зноя в полдень туманится горизонт,
Шмели жужжат, и поют петухи в садах...

В канавах – зелень пышная: лебеда
И клевер. Репа из тучной земли ползет.
Большое лето блещет. И сердце мое
Любуется солнцем и песнями Илиады.

      КОРОВА

Я люблю тебя, корова,
Древний символ доброты, –
Влажной мордой роешь сено
Ты, мотая головой,
И рога твои прекрасны,
Словно белый полумесяц
Под луной и знойным солнцем,
И под тучей грозовой...

В детстве летом, на лужайках,
У канав и у реки
Видел я коров спокойных
Терпеливые стада –
И любил я даль и солнце
В длинный-длинный летний день,
И коровы мирный облик
Мне любезен навсегда...

Я люблю коровий разум,
Вызревающий в тиши:
В темных их глазах прочел я
Смысл спокойствия души.


      ЭПИГРАФ

Я старею, и мне открывается
Тайна детства и смерти – бездонная...
Две зари на закате встречаются,
Ночи крыльями осененные...

МИКОЛА ЗЕРОВ

(1890-1937)


     ДВЕРЬ В СТЕНЕ

Как наяву тот сон увидел я:
Умолкло бормотанье парохода,
Камыш и вербы, светлая погода
И полноводной речки чешуя.
О, Родина прекрасная моя!
Я знал тебя в счастливейшие годы,
Но и меня осилили невзгоды,
И позабыл твой светлый образ я…

Но вот пришел вечерний час свиданья -
Не стало ни тревог, ни ожиданья,
Открылась дверь заветная в стене,
Всё тихо. Спят усталые колеса,
И цапли в золотистой тишине
Перелетают с отмелей на плесы.


     СОН СВЯТОСЛАВА

Я видел сон. Тяжелых перлов град
На старческую грудь мою бросали,
И черною попоной накрывали,
И пить давали не вино, а чад.

Улавливал мой пробужденный взгляд,
И чуял я сквозь призрачные дали -
Покоев княжьих кровли опадали,
И каркал ворон, и клубился гад.

Тоска какая разум мой объяла!
Какая сквозь меня прошла Каяла,
И к горлу подступил тяжелый ком!

Блестит луна. Холодной ночи время,
Антенна гнется тонким стебельком,
И где-то черный день вступает в стремя.


           ВОДОЛЕЙ
       (Воспоминание)

Ночное поле. Август. Фаэтон
Кряхтит, хромая, будто путник старый,
Над горизонтом - яркие Стожары
И наклоненный влево Орион.
Колодца скрип. Воды и ведер звон.
Над желобом - коней почтовых пара.
Овраг. Туман, белесый, как отара,
И холодок, прогнавший первый сон.

А я, малыш, читаю в изумленье
Небесной карты пестрое свеченье
И в звездоносных россыпях тону.
И снова дрема в мягких добрых лапах
Качает мир, и неба глубину,
И трав росистых сладковатый запах.


        ГИЛЬГАМЕШ

Утнапиштим, далекий предок мой,
Потерянный в огромном океане,
Я - Гильгамеш, палач на поле брани,
Я - царь Урука, пламенный герой.
Имел я друга - счастье и покой,
Он даровал крылам моих дерзаний,
Но умер он, мой добрый Эабани,
И горьких дум меня смущает рой.

Дай мне совет, мой древний предок милый,
Как продлевать наш век людской унылый?
Как подойти к загадкам бытия?
Но ветхий дед с улыбкой тихой ласки
Про Древо Жизни мне лепечет сказки,
Которые младенцем слышал я.



       АЛЕКСАНДРИЯ

                Когда мне говорят: Александрия…
                М. Кузмин

Завечерела водная стихия,
Пассатный ветер в парусах ревет,
И темный наш корабль, кренясь, идет
В знакомый порт, к огням Александрии.
Он раздвигает сумерки густые,
Он, как живой, желанной встречи ждет:
Здесь милых Муз веселый хор поет!
О сердце мира! Наша Пиэрия!

Мы знали и степей сарматских зов,
И Фидиевых мраморных богов,
Печаль Сафо и клич сирен призывный, -
Но нас ничто не волновало так,
Как Фарос твой, твой Гептастадий дивный,
Из мрака черного вознесшийся маяк!



       СТИХИ О ВОЙНЕ
 
Стекла в клетку - стекла сумасшедшие
Бьется в черных судорогах тьма.
Вот оно - вселенское увечие,
Всполоха ночного кутерьма.
 
Словно выдох грозового грохота
Ахнул неожиданный удар,
Алыми зазубринами хохота
Замигал над площадью пожар.
 
Вспыхнуло, расплавилось, расплавило
Небо розовеющим костром...
Знаю я неписаные правила
В городе, придуманном Петром
 
Пусть таится, прячется, корежится,
Ухает, шарахается мгла,
Эхами и грохотами множится
Заревами бьется в зеркала
 
Здесь бояться некого и нечего
Самый страх перепугали тут,
Здесь из крови, страха человечьего
Над веками выстроен редут!
 
Он стоит торжественно и круто
На великом воинском пути,
И врагу от этого редута
В час разгрома глаз не отвести.



            ***

Черный город в глубоком снегу
Чутко смотрит в глаза врагу
И прислушивается в пургу:
Взяли Тихвин?.. Отбили Мгу?...

Черный город не ест и не спит,
Вопрошая сухими глазами,
Сумрак, заревами косматый...

И на площади мертвой стоит
На столбе, обнесенном лесами,
Медный ангел - немой соглядатай.



          ***

Стояла блокада,
Стояла тьма,
Морозные улицы стыли,
Стояли слепые пустые дома,
Открытые до сухожилий,
По городу смерть ходила сама,
А мы в этом городе жили!
Наш нрав непокорный был прост и упрям,
Мы даже смеяться умели,
Читали стихи, приходя к друзьям,
Любимые песни пели.
А гибель и прочая ерунда
Казались нам, помните вы, тогда
Стрельбою врага не по цели!
Так что ж это было, кто может понять, —
Беспечность, упорство, живучесть?
Иль прадеды нам завещали принять
Высокую, гордую участь?



        ***
 
Трагическое слово “тишина”
Отяготило и мое сознанье...
Я стала привыкать
быть в комнате одна
И слушать мысли мерное дыханье.
Я знаю, что никто
не встретит у окна,
Что в комнате пустой
бесстрастное молчанье,
Что я уйду одна
и возвращусь — одна...
Но есть большой покой
в настойчивом сознанье,
Что у двери никто
не стынет в ожиданье,
Отчаянье любви
во взоре затая,
Что никому, нигде
не причинит страданья
Ни глупый мой каприз,
Ни злая смерть моя!



   ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ

Зелёный парк шумит, не увядая,
Минувшее не дальше, чем вчера…
Игру теней в раздумье наблюдая,
Сидит на камне вечно молодая
 Лицейских муз бессмертная сестра.

Она молчит всё так же в грусти праздной,
Восторженно воспетой искони,
И вечных струй напев однообразный
Звенит, как в незапамятные дни.

И мнится мне – пред ней, пред этой тенью,
Внимая бормотанью ручейка,
Стоит Он сам в раздумье вдохновенья,
И держит боливар времён «Евгенья»
Украшенная перстнями рука.



              ***

Как хорошо, что парк хотя бы цел,
Чир жив прекрасный контур эрмитажа.
Что сон его колонн все так же бел
И красота капризных линий та же...
Как хорошо, что мы сидим вдвоем
Под сенью лип, для каждого священной,
Что мы молчим и воду Леты пьём
Из чистой чаши мысли вдохновенной.            



      ИЗ "ВЕНКА СОНЕТОВ"
 
Тревожится, растет девятый вал
Поэзии. Дымится тайна слова.
Вот-вот и вспыхнет. Блока час настал…
Горит его магический кристалл —
Вселенской диалектики основа.
Все для большого синтеза готово!
Вот — внук того, кто Зимний штурмовал,
Любуется бессмертьем Гумилёва…

Народный разум все ему простил —
Дворянской чести рыцарственный пыл
И мятежа бравурную затею —
Прислушайтесь: над сутолокой слов
Его упрямых бронзовых стихов
Мелодии все громче, все слышнее.



                ***

Еще цветы прощанья томно-ярки,
Еще пестреют клены, пламенея, -
Мечтает гимназисточка Цирцея
О лицеисте в царскосельском парке.

Повадка у нее княжны-татарки,
С горбинкой нос и косы словно змеи.
Что б он сказал? Как обошелся б с нею?
Он, тот, чьи шутки злы, а руки жарки...

Таинственная девичья краса.
Кого она заманит и обманет -
Всё в тихий омут песнопений канет -
Любовь и казнь, мечты и чудеса -
Всё впереди, в предутреннем тумане
Еще сияют синью небеса.
               

 

               ***

                Почему же нам стало светло?
                А. Ахматова

Она молчит, венчанная Камена,
Торжественно, кощунственно мертва.
Закинута упрямо и надменно
Тяжелая седая голова.

Страницы славы и страницы плена -
Всё суета, всё праздные слова.
Одна любовь пребудет неизменно.
Одна любовь крылата и жива.

Большая жизнь усталой темной тучей,
Печалью, болью, скорбью неминучей
Легла вдали, где светится черта
Последнего весеннего заката,
Замкнувшая велением адата
Пророчицы усталые уста.


      ЗАВОЕВАНИЕ

Вот сын любви и баловень Беллоны!
Нормандии отдавший Альбион,
Своих потомков род неугомонный –
Завоеватель – он возвел на трон.
Победами своими окрыленный,
Как лев, держал свою добычу он,
В веках оставшись – так гласит предание –
Последним победителем Британии!