Встреча с Пушкиным

По сторонам дороги стояли высокие осенние леса. Казалось, автобус катится в просторном желтом туннеле, полном солнечного света и медленно падающих на дорогу листьев.
Потом леса резко убежали в стороны, будто кто-то раздвинул на окне шторку. Я увидел маленькие деревни с почерневшими от времени и дождей избами, увидел медленные синие реки, увидел далекие облетающие леса.
Надо всем этим стояло неподвижное облако. Из него падали на землю огромные светящиеся столбы.
Это были ворота в пушкинскую страну.
 
 


ПСКОВ
 
В Пскове узкие окна-бойницы,
Неприступные стены Кремля.
Ничего-то он, Псков, не боится.
Он — твой сторож, родная земля!
 
Похваляется Новгород славой.
Только  Псков не печалится:
— Пусть!
Я воитель, я тоже не слабый,
Верный пес твой, великая Русь.
 
Подмастерье, и пахарь, и воин,
Я гляжу через прорези плит.
Что поделать? На то и построен,
Чтобы быть для России, как щит.
 
Кабаки мои стонут нетрезво,
Как и все кабаки на Руси.
Только ты голытьбою не брезгуй,
Лучше чару вина поднеси!
 
Неумытых моих, непригожих,
Коль облают — прости, не со зла
Ты бродяг, ты калик перехожих
Расспроси про былые дела.
 
Ходит Пушкин вдоль речки Великой,
Где базарная давка и крик.
Подпевает веселым каликам,
Ловит пьяные речи расстриг.
 
Пляшет девка в платке кумачовом,
И закат над Кремлем кумачов.
Похвалялась ты, Русь, Пугачевым.
Только где же он, твой Пугачев?
 
То ли снег, то ли дождичек с неба.
Дымом пахнет, и ветер суров.
И в душе, как трава из-под снега.
Смутно брезжит «Борис Годунов»...
 
* * *
Едва ли стало бы известно, —
Лишь с этим именем в связи, —
О юной, взбалмошной, прелестной
И легкомысленной Зизи.
 
И Керн, красавица с надломом.
Загадка, грустная звезда,
Была бы звуком незнакомым,
Черкнувшим воздух без следа.
 
Bee пело под его рукою —
Набросок,   шутка,   мадригал.
Слегка касался он строкою
И на бессмертье обрекал.
 
А сколько б мы беднее были
Без них, властительных на час.
Без них, что так его любили
И так прощали, разлучась.
 
В лесной глуши и в блеске света,
Куда б ни забредал поэт,
Бросавших щедро на поэта
Высокой женственности свет...
 
 


СВЯТКИ
 
Ах, святки, святки, святки!
Со святок взятки гладки!
 
Летят с обрыва санки.
В них вроде медвежат
Румяные, как сайки,
Хохочут и визжат.
 
Стремглав, напропалую,
В сугроб на всем бегу!
Кого он там целует,
Барахтаясь в снегу?
 
Кто в деревенской шубке
Бредет среди рябин?
И поджимает губки
Ревнивая Алин.
 
Но вот — прощай, потеха!
От снега и от смеха
Он, щурясь на ветру, —
К бумаге и перу.
 
В нем кровь гудит упруго,
Торопится рука.
И строки — друг на друга,
На край черновика.
 
А вечер, в стёклах тлея,
Сугробы подсиня.
Холстами стелет тени
От святочного дня.
 
Прилечь?
Или не стоит?
Но лишь глаза закроет —
Река. За нею — поле.
За полем — лес.
А за...
Калашниковой Оленьки
Вспыхнувшие глаза.
 
 
ОЛЕНЬКА
 
Смуглянка,   веточка,   дикарка,
Сама мечтательность и тишь...
Зачем стеснительно и жарко
Ты на него глядишь?
 
Зачем ты так ночами плачешь,
В колени прячешь мокрый нос?
Какой ценою ты заплатишь
За счастье этих первых слез?
 
Горит свеча в простывшей бане,
Сиянье зыбкое струя.
Трясется и скрипит зубами
Над картами ворожея.
 
Она беспамятно бормочет, —
Пойми, где правда, а где ложь, -
Она что хочешь напророчит,
Лишь только денежку положь…
 
Твоя   испуганная   тайна —
Восторг и слезы, свет и тьма.
Зачем, дружок, тебе гаданье,
Когда ты знаешь все сама?
 
Подняться с лавки, дверью хлопнуть.
Остановиться под луной...
Всех отстрадавших женщин опыт
Заговорил в тебе одной.
 
Перед тобой, как на ладони,
Просвечивая s снежной мгле, —
Боль одинокой женской доли
С недобрым шепотом в селе.
 
Родни тяжелые попреки,
Усмешки мстительных невест...
Как понесешь ты свой высокий,
Прекрасный свой и горький крест?
 
Над Соротью свежо и звездно.
Звучат знакомые шаги.
Остановись! Еще не поздно!
Засмейся, вспыхни, убеги!
 
Неужто выбрана дорога?
Глядишь внимательно и строго.
И шаль, как в звездочках, в снегу...
— Не бойся, — шепчешь, — не сбегу...


 
ГОВОРЯТ ДЕКАБРИСТЫ
 
Сквозь дымку песен и сказании
В глаза взгляните нам, в глаза!
Мы что, по-вашему, не знали,
Что уничтожит нас гроза?
 
"Что хмель свободы, хмель отваги
Нас не спасет, не охранит.
Что наши тоненькие шпаги —
Соломинками о гранит?
 
Смешно, что мы не знали страху.
Страх-колокол гудел в груди.
Но кто-то должен лечь на плаху.
Чтоб свет забрезжил впереди!
 
Сиял нам смутно, как во сне,
Кандальный путь от ямы к яме
По нищей, желтыми ремнями
Крест-накрест стянутой стране.
 
Ее в поклон веками гнули
Пред блеском царского венца.
Нo кто-то должен стать под пули,
Чтоб гневом вспыхнули сердца!
 
Сквозь все пройдя, всего отведав.
Почуяв гибельную дрожь,
Мы берегли своих поэтов.
Да разве их убережешь?


 
 
 
* * *
Непроезжими   местами,
Где сугробы да горбы,
Кони   мордами   мотали,
Подымались на дыбы.
 
Кони бились и храпели,
И кусали удила,
И дымились в серой пене
Их горячие тела.
 
Волчья свадьба на опушке,
Да назад не повернуть:
На возке убитый Пушкин
Свой последний держит путь.
 
Эй, ямщик!
Крута дорога!
Не обрыв ли впереди?
Поминай почаще бога.
За дорогою следи!
 
А ямщик глядит невинно,
Снегом доверху одет:
— В поле бес нас водит, видно.
Ехать, барин, мочи нет.
 
Экий снег! Не снег, а демон!
Не видать ни вдаль, ни вширь.
Разберись попробуй, где он —
Святогорский монастырь.
 
Вот послушай, барин. Эва!
Чай, со всех звенит сторон...
Справа, спереди и слева
Колокольный слабый звон.
 
Бой летит, коней тревожа,
Все в сплошную  мглу слилось.
— Я бросаю, барин, вожжи.
Кони вывезут, небось.
 
И возок плетется шагом
По буграм да по оврагам.
По заносам, без дорог.
Дремлют кучер и седок.
 
Чудный сон обоим снится.
Ночь темней и снег лютей.
Молчаливый встал возница,
Молча гонит лошадей.
 
И уже не снег летучий
Завился вокруг саней, —
Мчатся тучи, вьются тучи
Под копытами коней!
 
Мгла висит вокруг завесой,
Но коням преграды нет.
Торжествующие бесы
Ухмыляются вослед.
 
Разыгралась свора злая!
Сколько их!
Как в чаще дров!
Вон — с усмешкой Николая,
Вон — поодаль — Бенкендорф.
 
Вон как будто сталь мелькнула
Через вьюгу, через лес,
Вперехват наводит дуло
Иностранный бес
Дантес.
 
Что, возница, зазевался?
Иль не видишь пистолет?
Выстрел грянул.
Оборвался.
Может, сон,
А может, нет.
 
И глядят, очнувшись, оба.
Кони стали у сугроба.
И сказал ямщик устало:
— Матерь божья помогла:
Путь-дорогу показала
До Тригорского села...
 
 
 
*******
Тригорское в замети снежной —
Деревья, тропинки, пруды.
Здесь музы, печальной и нежной,
Еще не остыли следы.
 
Здесь голос твой где-то затерян,
Давно ль он а садах не стихал?
Здесь не было счету затеям
И не было счету стихам.
 
Дивились дворовые женки,
Расплющив носы о стекло,
Как пламя студенческой жженки
Над пуншевой чашей цвело.
 
Сердились: застольные песни
Им снова уснуть не дают
Тригорское…
Пушкин!
Не здесь ли
Единственный сердца приют?
 
Из сада ты прыгал в окошко.
Глаза горячи и темны.
И девушки были немножко
Все сразу
В тебя влюблены.
 
Они выбегали в потемки
К скамье, что стоит на краю
(Теперь называют потомки
Онегинской эту скамью).
 
Глядели с волнением сладким
Туда, где закат не погас:
Не скачет ли всадник в крылатке
Зачинщик веселых проказ?
 
Ах, Пушкин!
Как странно и жутко
Поет непогода окрест!
Какая нелепая шутка —
Твой этот последний приезд!
 
Метельные вихри косые
Саней зализали следы,
И кажется: нет над Россией —
Над всей! —
Ни огня, ни звезды...