Оставляю им право на жизнь

К редактируемым стихам я отношусь как к больным - легкая ли степень или безнадежная - не влияет. Они спокойно спят в своих палатах, ожидая, когда их навестит доктор. Иногда - зовут сами. Так вот, совершая обход или прибегая на зов - я делаю всё, что в моих силах, дабы они могли продолжать своё существование.
Кто-то скажет, что это зря всё. Зачем сохранять жизнь слабым, немощным? А затем, что иногда пациенты идут на поправку, стоит только найти правильный метод лечения. Нет, конечно, в случаях, когда существование становится чудовищно-невыносимым, на добровольных началах используется эвтаназия. Тут не о чем говорить.

Мы уходим вперед. Но нам интересно останавливаться и смотреть, по каким ступенькам мы шли всё время до. Многое из написанного к этому моменту выглядит иначе, кажется слабым, промежуточным. Но стоило бы благодарить это промежуточное за то основное, что мы имеем на выходе.

Я не жалею редактируемых стихов, но оставляю им право на жизнь.

В каком-то смысле этот опус был навеян стих-ем Б.Слуцкого:

КАК ДЕЛАЮТ СТИХИ

Стих встает, как солдат.
Нет. Он - как политрук,
что обязан возглавить бросок,
отрывая от двух обмороженных рук
землю (всю),
глину (всю),
весь песок.

Стих встает, а слова, как солдаты, лежат,
как славяне и как елдаши.
Вспоминают про избы, про жен, про лошат.
Он-то встал, а кругом ни души.
И тогда политрук - впрочем, что же я вам
говорю, - стих - хватает наган,
бьет слова рукояткою по головам,
сапогом бьет слова по ногам.

И слова из словесных окопов встают,
выползают из-под словаря
и бегут за стихом, и при этом - поют,
мироздание все матеря.

И, хватаясь (зачеркнутые) за живот,
умирают, смирны и тихи.
Вот как роту в атаку подъемлют, и вот
как слагают стихи.