Бессознательная сознательность

Желтохвостая комета моего сознания. Пронесись во мне, пропой гимн моей души вместе со мной, зацепи крылом сомнения несмелые мысли и непознанную чистоту моего сердца. Я мою любовь к тебе в каждой искорке твоего цветастого хвоста чувствую и ощущаю, и душа моя непреклонно к тебе стремится. Наведи же порядок в неразумном моем и неискренне к людям относящемся сердце. Оно пустеет от тяжких размышлений и нечистых помыслов, от спонтанных желаний, хранящихся на тонких гранях моего рассудка. Очисти его от недобрых, неверных и злых предчувствий, научи его любить мир без задней мысли: его страхи и красоты, его боль и радость, его надежды и страдания, его безвременных людей, помоги ему ценить их беспомощность, их внутренний мрак, пустоту их стремлений, их вездесущую, такую разную красоту, уникальность и потерянный навсегда внутренний покой.

Мне и моему разуму очень трудно, когда нас не понимают, когда люди не способны оценить мою человеческую человечность, мою сущность, понимание происходящего, мой осознанный на это взгляд, мнение, приятие или неприятие случившихся фактов в тщетных и бессмысленных попытках всё исправить «в следующий раз», когда уже не будет тех обстоятельств, того губящего все задатки великого самомнения или же напротив, излишнего самоуничижения, когда небо будет падать на голову не прямо, а под особым углом к месяцу, который причудливо изогнувшись каждую ночь тычется светящейся головой в звездное небо, полное тайн и загадок, которые мне никогда, пожалуй, не доведется разгадать, ведь само стремление к небу уже есть попытка оторваться от земли и надеяться на что-то большее, чем есть, что заведомо глупо и бессмысленно, как желание пощупать воздух или ощутить на вкус далекую Луну, которая ласково смотрит на тебя по ночам, слегка склонив голову набок, будто бы ей так лучше смотрится и больше видится, а не потому, что оно ей так положено от рождения и ничего с этим не поделаешь, она ведь всего лишь Луна, а не Солнце, которое каждое утро зажигает пламенный рассвет, который доходит до нас во всей своей красе (или нам так просто кажется, на самом же деле нет ничего прекраснее рассвета в самой близи, у пламенно-красных губ Солнца) и потухает, редкими всполохами касаясь разгоряченной земли, холоднее которой не бывает ничего, так неизмеримо низко пала она от Солнца, и ноги наши ходят по этой земле, и пачкают её в кровь, красную, как сказочные рассветы моего надломленного сознания, холодную, как плоская сталь, которая способна нагреться только от огня или от жара сердца, которое она поразит через миллионные, тысячные мгновения, может быть раз, а может быть сто, а мы этого, скорее всего, даже и не заметим, а примем это за что-то простое и неверное, банальное и странное, как горшок с растением, висящий вверх дном, земля из которого высыпается нам в глаза, туманит зрение, и мы становимся так же слепы, как беспомощный новорожденный котенок, неспособный выпустить свои коготки и царапнуть обидчика, и каждый раз мы теряем больше и больше, путаясь в неприметной лжи, которая становится законом нашего взаимного общения, которое ни к чему не приводит, и смысл, и все слова – всё одно – искаженное, немудрое, злое, криво преломленное в зеркале Вселенной, которое с каждым взглядом на его поверхность выводит нам изображение всё той же оболочки, которая с днями, часами и минутами становится все противнее и хуже по исполнению, проигрывая времени – теряя в красоте (если таковая была), чистоте и сознательности происходящего с ней, с нами, с нашим родом, и с теми, кто ещё не родился, кого постигнет та же страшная участь с промежутком в какие-нибудь сто лет, если они не сделают всё по-другому и не отыщут в жизни тот самый настоящий смысл и Того, ради которого и по желанию которого мы все здесь существуем, и тот, кто первый и последний об этом задумается, возможно, постигнет то, чего мы за своё время постигнуть никак не сможем, не успеем просто, но если и ухватимся за веру и надежду в кровоточащих от колотых ран, нанесенных миром, сердцах, то не отпустим уже, ведь ощущения правды для принятия решения вполне достаточно, как осознания самой любви для того, чтобы любить; любить густую темноту, теплый свет фонаря в ночи, рассекающий темноту радужными спектрами вечности, полуулыбку речной глади, когда она, слегка изумленно принимая в себя отражения домов, перетекает тяжелыми фактурными пластами с места на место, что-то тихо рассказывая ветру о своих неглубоких глубинах, о миллионе бессознательных пустых взглядов, брошенных за день в её воды, и об одном прямом, с ясным выражением восхищения и желания; любить сонный шепот ветра в волосах, шорох сухих листьев под ногами, любить увядание жизни и её торжественное зарождение во всем, что живо и живет, любить задирать голову вверх, пронзая взглядом небо, любить нежные тени деревьев, падающие на серый асфальт, любить хрупкие скелеты ветвей и изгибы человеческих рук, любить саму мысль о любви, любить «любить».

От избытка чувств можно задохнуться, можно физически умереть – душевно – никогда. Писать слова и думать – не одно и то же. Мечтать и спать, мечтая – не значит посвятить себя мечте. Осознавать – не значит жить и творить сознательно. Живя в мире, помни: бессознательная сознательность – есть ключ к твоей неосознанной мечте.





24.12.14