Валентин Голубев, CПб

Валентин Г О Л У Б Е В, СПб

  *    *    *
Оскудела в той речке вода,
Где когда-то предтечи крестились.
Всё мерёжи, а прежде – уда…
Нынче заводь чужих нерестилищ.

Что по ветру пустить, что сберечь
Пусть подскажет небесная флейта.
Излукавилась каверза-речь,
А душа изболелась, жалейка.

Сколько можно в избе неглиже
Пить сивуху, вести тары-бары?
Ведь из сланцевых глыбий уже
Воплощаясь, восстали хазары.

Нам бы в степь! Не в загон на убой…
Словно струны натянуты вожжи.
Эй, братишка! Под Курской дугой
Колокольчик звенит всё тревожней.

Зря пятнадцать веков мы, дичась,
Землю рвали, хоть братья, на части.
Помоги нам в отчаянный час,
ТОТ, кто свечку держал при зачатьи.

МЫ ЖИВЫ СЛОВОМ

Ах, что за ветер? Времена пастушек
И пасечников замела метель.
Поблёкла Гжель, ямщицкий сгинул Ямбург,
Сорвало крышу, дом сошёл с катушек,
И пьяный плотник двери снял с петель,
Ключи забросив в выгребную яму.

Нас всех давно поставили "на счётчик",
Как выбывших насельников, жильцов...
И прокричит: — Вас затянуло ряской...
Когда нас мерять вздумает начётчик,
Куражась тупо, тыча нам в лицо
Своей дубовой меркой канцелярской.

Вас не было! Забудьте, изыдите...
Вас не стояло здесь! Вы кто такие?
— Мы живы словом! Жив глагол родитель!
Чу, слышите: земля внутри гудёт.
А надо будет, и в престольный Киев
Язык, почти забытый, доведёт.
*          *          *
                Сестре Зое

В Горелове опять с утра дождит,
И клонит в сон головки георгинов.
Наверное, нельзя так тускло жить,
Без птичьих свар, без заполошных гимнов

Продленью рода. В этом знают толк
Крылатые творения Господни.
А нынче клушей квохчет водосток,
И день почти скукожился до полдня.

Примолкли дети, птицы ни гу-гу.
Сгорела осень, и весь пламень сада,
Листву транжиря, вылетел в трубу
Октябрьской ночи, будто так и надо.

Пора у птиц учиться и так жить,
Чтоб в сад небесный ладить переправу.
Уже кричит под окнами таджик:
-- Работу дай! Тебе копать канаву?

Мы сад взрастили, храма купола
Покрасили зелёным цветом мая.
Наш батюшка взгрустнул, на Покрова
О временах последних поминая.

За скорбной речкой пусть отец и мать
О нас вздохнут: неужто впали в детство?
Уйдём, и сад наш будет притеснять
Татарника с полынью лиходейство.

Нам столько зим пришлось перетерпеть!
Переянварить сколь, передекабрить…
И птицы знают для кого им петь,
Когда капель весенняя закаплет.



*           *          *

Налетит ли Земля на небесную ось,
Муравейник взметнётся  ль до неба,
За поленницей спавший потайно,.
Мне не страшно, когда-то уже довелось
 С птичьей стаей немолотым хлебом
Жить в полях и очнуться случайно.


Не к добру где-то маки под снег зацвели,
И собака волчонка вскормила,
Темь из погреба вышла наружу…
Защитит ли клочок этой дачной земли
Нас от вызовов внешнего мира?
Пусть хоть Настеньку, светлую душу.


Что за лучик зелёный сверкнул с высоты?
Полонит нас полынь-чернобыльник,
Не посечь, не столочь её в ступе…
-- Чёрной были не надо бы в наши сады!
Заряжаю от молний мобильник.
Тишина. Абонент не доступен.


*             *             *

Чтобы плакать – тоже нужно настроение.
Слёзы старого человека –
Это сорвавшаяся  с привязи печаль.
К празднику надежды – Христову Воскресению
Подарили бабушке новую почти
 Совсем чужие люди шаль.

Ей, бедой обобранной, -- не коврижки сдобные,
 А судьба овсяная, пища голубиная, сиротства произвол…
Что же вы наделали,  люди мои добрые?
Всех уже простившей,
Опоздав, расщедрились: -- Получи, изволь…


*           *          *

Был удушлив закат и багров,
Жизнь вокруг обмерла и заснула,
От стартующих антимиров
Купоросным дыханьем пахнуло.

Это кто-то придумал хитро:
И пробирку как жизни начало,
И на хлеб наш поставил тавро,
Чтоб машина потом сосчитала.

Мать-природа, за нас порадей,
Отодвинь срок последнего часа.
Говорят от кислотных дождей
Наша рощица вовсе зачахла.

Может, злое над всем колдовство,
Как-то птицы продолжат здесь род свой?
Если мир обречён на вдовство,
Я, как сын, обречён на сиротство.

Божий разум, в беде не оставь.
Я ещё не исчадье, а чадо!
Только звуки небесных октав
Глуше всё, да и слышу нечасто.

Вот он мой наступает черёд.
 Поздно спрашивать: мило дь, не мило…
Словно Чичиков, души гребёт
Вертухай виртуального мира.

Зверь невиданный бродит окрест
И в окошко ночами стучится.
Из какого копытца – невесть
Суждено мне в дороге напиться…


*               *             *

Причудлив мир.
Бог дал всему названье
И назначенье, но поставил веху.
Так в разных измереньях мирозданья
Мир муравья, обитель человека.

Учёные томились:
Слишком ярок
Луч истины и длится слишком кратко…
Оптические стёкла окуляров
Не помогли им разгадать загадку.

Из глубины предгрозовых потёмок,
Взглянув на землю, ангел улыбнётся:
На привязи дороги,
Как телёнок,
Посёлок посреди полей пасётся.

Б Е Р Е Г


Берег, слепящее солнце, и самосожженье
Снега. На плёсах лишь галька да пух лебединый,
Если шиповника бурые грозди не в счёт.
Знаменье было: всю ночь над заливом сраженье
Жителям снилось, а утром в разорванных льдинах
Мальчик ли, воин? Куда его Лихо влечёт?

Не разобрать, что кричал он: «…берите, бегите…»?
Шапкой махал нам,  достигший предела и края.
 Голос сорвался, остался лишь чаячий крик.
Птицы кружили над ним, мол, птенцов берегите.
Солнцем апрельским мосты за собою сжигая,
Вот и пропал он за дымкой, откуда возник.

Не расходились и катера ждали «Бурана»,
Он-то пробьётся сквозь эти торосы… Напрасно!
Лишь на закате  кузнечик небесных лугов
Был вертолёт, но какой-то без номера, странный.
Служба спасенья, но чья и откуда – не ясно,
С нашего берега или с других берегов?


М О Н А С Т Ы Р С К О Е


Я прошу тепла один лучик хоть,
Льдом кипит река – ледоход,
Будто белое кверху всходит дно.
Хо-ло-дно.

Отражается лёд в твоих глазах,
Где с тобой молчим – вербная лоза,
Там и дерево у воды одно…
Хо-ло-дно.

За рекой погост, за погостом храм,
И пасхальный звон будто послан нам,
И теплом дарит, а не холодом
Ко-ло-кол.

Монастырских стен за рекой черта.
Жизнь не кончилась, только на-ча-та!
По воде пойду, словно посуху,
С по-со-хом?



СИЛЬНЫХ НЕ ЖАЛКО

К яствам земным,
Мол  в застолье не лишние,
Пропуск какой-нибудь всё же, да нужен.
Здесь у церквушки кладбищенской нищие
Немощью хвастают – язвы наружу.

В поле грачи, ну, а пчёлы на пасеке,
Эти ж птенцы из гнезда колченогих
Выживут только за божию пазухой.
Жалко убогих.

Кружат вороны то порознь, то парой
В небе, расколотом горем иль громом,
Еле ступает старик сухопарый
За уплывающим к вечности гробом.

С паперти кто-то умно посоветовал:
-- Ты бы держался за край катафалка…
-- Полно, родимые! Долгие лета вам.
Сильных не жалко.

Может, хоть что-нибудь небом простится нам?
Схлынут вороны, и выглянет солнце.
Батюшка выйдет на воздух с гостинцами
К нищим, прищурится и улыбнётся.

Рядом с могилами крутят скакалку,
Прыгают дети. Обижен мальчонка.
-- Плачешь, разбойник? Кого тебе жалко?
-- Жалко у пчёлки!


СТАРИННЫЕ ЛЮДИ               

Когда просветлеет вода сентября
В реке обмелевшей и день поубудет,
Стихаем, смолкаем, уходим в себя,
Прижавшись друг к другу, старинные люди.

За ужином лампа сгорая мигнёт,
Другой не найдётся, и свечку затеплим.
Где в запахах царствовал в мисочках мёд,
Повеет в жилище и тленом и пеплом.

За дачным леском в жестяную дуду
Нас поезд окликнет, промчит не услышан,
И птицы хохлатые в стылом саду
Помянут нас пьяною ягодой вишен.

Рядить уже поздно: Ах, как? Да кабы…
Ты светом лучилась и я был не промах,
Обнявшись, в игольное ушко судьбы
Проходим
           меж туч в ледовитых проломах.

Спешим, знать, ещё до себя не дошли.
Уходим молчком, будто не с кем  проститься.
Идут по пятам то снега, то дожди,
То грозы вдогонку грохочут копытцем.

Не сможем ни совесть, ни пса усыпить,
Кота на соседкину милость оставим.
Колодезный ворот сорвётся с цепи,
И окна захлопают веками ставень.

Вот-вот догорят георгины огнём
Прощальным и просятся: лучше сорвите…
Позволь, мы с собой их в дорогу возьмём,
Господь, попустивший благое соитье.

И сторож садовый свою конуру
Оставив,  ещё у ворот станет клянчить:
-- Эй, сладкая парочка, где вы? Ау…
Налейте страдальцу стаканчик.


*          *           *
Я одногодков хоронил,
Глухая боль саднит занозой.
Как русла рек заносит ил,
Могилы временем заносит.

Мы панихиду отслужить
Сходились в церковке промёрзлой.
Лишенцы мы, но не лишить
Нас памяти о наших мёртвых.

Средь сутолоки лишь они,
Покойные покой лучили:
Земли при жизни лишены,
Теперь надел свой получили.

Как сеют в землю семена,
Земля взяла их на рассвете.
Для этих всходов времена
Ещё настанут, только верьте!

Пристрастья наши испокон
Всё те же,
          незачем иначе:
В печальный праздник похорон
Гармошка старенькая плачет.

В сухих гортанях крик сожжён.
Да что там!
Нету сил на возглас,
Когда в России разряжён
Предгрозьем сумеречным воздух.

Судьба моя судьбе любой
Сестра –
        жила с другими рядом.

Как зёрнышко, храню любовь
Средь поля, выбитого градом.

ПОТОП

Поставлен крест на жизни допотопной.
Не справиться с разливами воды,
Как с водочным сомнительным разливом
Справлялись, кто стаканами, кто стопкой.
Неужто зря запруды и пруды,
Канавы рыли? Знать, не вышли рылом!

Махнул рукой на чад своих создатель,
Разливы рек пустил на самотёк,
Всё это сдобрив грозовым свеченьем.
Как на параде водном к знатной дате
Собачья будка и лохматый стог
Плывут в поля, забыв предназначенье.

Столпились у церквушки на высотке.
Потоп грядёт. «Варяга» запевай!
Молись. Ещё представится ли случай?
-- Глядите-ка: Мазай какой-то в лодке.
-- Да это же Угодник Николай
 По наши души выплыл из-за тучи. 


*          *          *

В церквушке на Охтинском кладбище
Дьячок-одуванчик поёт,
А голос хорош, и не так ещё
Он спел бы, да боль не даёт.

Одни отпеванья с заутрени,
Но нищим деньгам он не рад.
Слышней голоса, что зовут его
В дорогу до Божеских врат.

Устал. Еле вышел к обедне он.
Съехидничал служка: -- Держись…
И первые будут последними… --
Про голос его и про жизнь.

Во сне ему было видение,
И в скорби не гневался Бог.
Талант его сумрачным временем
Застигнут, как все мы, врасплох.

Всё чаше и чаше случается,
Что служка нудит у свечей…
И коль закатилося счастие,
Обходит нас кто побойчей.

Науськаны жёнами-стервами,
Наглея в слепом кураже,
Пусть будут последние первыми,
Мы первыми были уже.

Уходим долиною ровныя,
И будем у райских ворот
 Не рано, не поздно, а вовремя,
Когда нас Господь призовёт.


*          *          *

В России Бог не грозен, хоть и строг,
Скорее он страдалец и заступник.
С ним не шути:
И в рубище он Бог,
Ничем не выделяющийся путник.

Начало наше видя и конец,
Судьбу нам ту иль эту подбирает.
Ты – швец, и жнец, и на дуде игрец…
Поди пойми:
Где любит, где карает?