руки

Ко мне тянутся руки, руки,
руки продрогшие, синие,
до мозга костей безумные,
до мозга уже прокажённые,
до костей, до луны исхудалые...
месяц дрожит на чьей-то
безродной ладони.
Как страшно, как зябко
сидеть на краю заусенца.
Уйдите, микробы – вы люди –
вы все ещё здравы,
а я уже нет.
Я подвешен к мизинцу
младенца.

Расступитесь, рассвет,
загрубевшие старые пальцы.
Расступись, синева,
седина пред декабрьской ночи.
…я на пальце младенца микроб,
А младенец всё плачет
о том,
что воззрит
и останется прежним,
не видевшим жизни,
и жизнью невидимым
старцем.

Младенец - Вселенная,
руки его держат Землю,
а старые пальцы из недр прогнивших душонок
выходят наружу,
и тащат с собою планету
из мягких ладоней
ребёнка
на гроб предрассудков,
под ноготь системы,
с набором убийственных целей.

Мягкие пальцы грубеют.
Вот
край.
Заусенец.
…толкай с него тех, кто не верит в пакет предрассудков…
а, может, ты сам с него прыгнешь,
но толку не будет.
Увы, не спасёшь никого,
ведь старушечью кожу срывает младенец
зубами и тут же глотает.