Смерть Маэстро

   СМЕРТЬ МАЭСТРО

                …истинно свободен только тот,
                кто не боится смерти....
                Из древних.

…Маэстро одинок, и никого не ждет.
Он творчества забыл восторги и печали,
Не открывал давно заветных, звучных нот,
И руки не бросал на клавиши рояля.

Еще он полон сил, но смутная хандра
Всю душу до краев заполнила отравой.
Он жил среди людей, и для людей, – вчера,
Над ним блистал венец признания и славы.

Маэстро знал любовь и славу, и почет,
Как слушают его и от восторга плачут.
Все вехи звездных дней он знал наперечет,
Но для себя теперь-то что он значит?

Сей тягостный вопрос давно его гнетет, –
Все прошлое в былом, а будущее – где ты?
Прошедших дней к чему и слава, и почет,
Когда в грядущем нет ни смысла, ни привета.

Эпоха, где он жил, внезапно миновала.
Заложники идей и одиозных вех
Очнулись вдруг во власти капитала,–
Все –  против одного, и каждый – против всех.


Он миру чужд, и все его творенья
Ушли со сцены и сошли на нет.
И новому нужны ли поколенью
Художник, композитор и поэт.

И стал тогда задумываться он
О смысле жизни, об ее итогах,
Как будто погружаясь в странный сон,
Ушел в себя и обратился к Богу.

Он к Библии припал, прочел и перечел.
Спаситель вдохновил, но не утешил душу.
К спасению пути он так и не нашел,
Спасенье было в нем, но он себя не слушал.

Он всматривался в бездну мирозданья
И думал: “Там бессмертье или смерть?
И может ли болящее сознанье
Пред этой бездной страх преодолеть?”

И разум говорил: душе бессмертья нет,
Надежду разорвав ударом, словно плетью,
Что смертно в мире все, живущее окрест,
Что вечной Веры смысл – лишь осознанье
                смерти.

С тех пор как человек познал больное – “Я” ,–
Язычник в глубине, живой венец творенья,
Он начал бунтовать и “Книгу Бытия”
Стал тут же сочинять, в надежде на Спасенье.


И вот в большом холодном кабинете
Философ сей бесплодный и чудак,
Не зажигая люстр, при звездном свете,
Смотрел в окно, курил и думал так:

“Зачем судить людей, что верят во спасенье,
Спасителя признав, его чертог и власть.
Пусть сам я не могу поверить в Воскрешенье,
И умереть боюсь, и верую, боясь.

Во мне всегда живет глухое убежденье,–
Все смертно.  Но душа моя раздвоена:
Я чувствую, должна быть вера во спасенье,
Но если веры нет, моя ли в том вина?

А ты поверь, не подвергай сомненью
Священных догм, сказал: – Да будет так…
Но я не смог бы жить в слепом повиновенье,
Пусть карою за то мне будет вечный мрак.

Я слабый человек. И мне ли быть с Иисусом?
Моя земная жизнь грехом поражена, –
Так детская душа подвержена искусам
Противных Богу дел. Моя ли в том вина?

И даже, если б я в молитвах и в смиренье
Оставшуюся жизнь, покаявшись, провел,
Я б все равно не смог поверить во Спасенье,
Представить вкруг себя небесный райский дол.

Увы… бессмертья нет и мне его не надо.
Я прожил жизнь свою, и вот она – для вас, –
Идущих вслед за мной… Горит моя лампада.
И, может быть, смирюсь, когда настанет час.

Свободен только тот, кто не боится смерти.
Когда бы я сумел в себе преодолеть
Раздвоенность души, я б смело смог, поверьте,
Как бы венец творца, с улыбкой встретить 
                смерть…”

Чу… кто там в дверь балконную стучит?
Раздумьями в ночи отягощенный,
Маэстро дверь открыл и замер, и молчит,
Таинственным  видением смущенный.

Всмотревшись пристально, он видит, наконец,
Что перед ним стоит немая тень сквозная,
И саван, как туман, как матовый венец.
Он понял, что за ним… И рухнул, умирая…

Две тайны есть, то – смерть и бытие –
Сознанье их соединить не в силах.
Природа, может быть, перед могилой
Нам открывает таинство свое…