Из цикла моей nessie Мои и твои мысли вслух навеял

Утро… Глаз не отвести - не заплаканы
Две жемчужины в горсти. Ларчик лаковый
Вот открылся дорогой, грустью кованный,
Перламутровой рекой, околдовано.

Собирались у реки думы-вороны,
Разлетались ручейки в разны стороны.
Первый вился по руке, змейкой матовой,
На малиновой чеке - два агатовых.

А четвертый как ожил – малахитовый,
Глаз покинуть не спешил, все выпытывал:
«Свет-красавица, о ком занедужила?»
Из огня ли мотыльком выпал суженый.

На столешнице кружил ясный с родинкой,
Погостил да ночь прожил - вкус смородины.
Соломонова печать губ отметена,
Гасло солнышко-свеча за семь петелек.

Но когда в горсте одна – что-то странное.
Накатила дрожь-волна с безымянного.
И быстрина, и ручей руслом сходятся,
Раскраснелась в семь свечей Богородица.

Что рябина оплелась плодородием,
Закружилась, завелась хмель-мелодия.
Хмель? Нам кажется одно нетерпением:
Жар двух тел - веретено, вихрь, кипение.

Тигель жадности без дна, печь, где плавится
Стыд, растерянность, вина, в капле равенства.
Ведь под утро уходил, будто раненый,
Луг расою забродил затуманенный.

Колкий дождик зарядил снег по инею,
Проводила, не спросив даже имени.
Милый просится в строку - гость непрошенный,
Растворился, что в реку камень брошенный.

Вспенил зеркало реки вихрь чудачества,
Разбежались вслед круги, стёрлись начисто.
А вокруг туман кружил бело-розовый,
Не тропинку сторожил подберёзовик.

На меже, где темен скит от черничника,
Просыпались огоньки земляничные.
Заиграло вслед легко солнце гранями,
Пролетела над рекой птаха ранняя.

Постояла не жена, не любовница…
Прибывала тишина к крику горлицы,
Утешался вихрь с листвой - всё по времени.
День сменяется звездой, полночь – теменем.

Радость ходит за бедой, смех - за слёзами,
За кобылою гнедой - туча грозная.
Тучи, без сомнения, зря пророчили -
Точку сменим на полях многоточием.

Утро - свежею росой, ветер – птицею,
Жаркий полдень тянет в сон над страницею.
Где душа моя была, кто свидетель?
В косы все переплела, не заметила.

Что разлукой нарекла, что потерею.
Долго зеркальцу врала, даже верила.
Что за громом не один проблеск сполоха,
Сердце рвалась из груди с каждым шорохом.

Наполнялось решето грустью, тяжбою,
Ворожила, чтоб никто не отваживал.
Нить, иголка, кружева, обруч каменный,
Холод выстудил слова, выжег пламенем.

Пламя вилось по игле ниткой плавленой,
Месяц падал на заре обезглавленный.