Акт 5 комедии Пииты или Российское общество любите

                АКТ 5.

Дом Сумарокова. Входит Ломоносов. У Сумарокова парализована левая сторона тела, отчего он волочит левую ногу, держась за костыль, а левая рука висит плетью. Кроме того, у него парализован язык и всё, что он может произнести, это—протяжное мычание «у-у-у-у» и «и-и-и-и».

                Ломоносов

                Лександр Петрович! Ну!.. ты-- наш герой!
                Избранников так редко можно встретить!

     (Сумароков в ужасе мычит, выдавливая из себя лишь протяжное «у-у-у-у»).

                Лишь ты да я: ты—первый, я—второй…
                И руки наложил недавно третий—

                Пиит Барков Ивашка на себя,
                Покончив жизнь двойным самоубийством.

                (Сумароков радостно мычит: «и-и-и-и»).

                Пиитов, занимавшихся витийством,
                Всего-то и осталось: ты да я.

                Жизнь наша коротка, как пара строф,
                И, как пиитика, для всех, для нас,--сурова.
                Уже Ивашки с нами нет Баркова,
                Но с нами он—пиит Иван Барков!

                (Сумароков мычит протяжное «у-у-у-у»).

                Скабрёзными стишками знаменит,
                И пьяница был горький он, и бабник.
                И, несмотря на это всё, похабник
                Хороший был и истинный пиит!

                (Сумароков мычит протяжное «и-и-и-и»).

                Открылась бездна, звезд полна,
                Баркову Ваньке!—Всё, что Ломоносов
                Когда-то написал, хрен стоеросов,--
                Числа несть звездам, бездне—дна!

                (Ломоносов плюётся, Сумароков мычит).

                Но ты молчишь, а Ванька—был таков.
                Жаль… Столько у меня до вас вопросов!
                Нас было только трое: он, Барков,
                Ты, Сумароков, третий—Ломоносов.

(Сумароков пускает слюнявые пузыри, пытаясь что-то сказать).

                Се человек. Особо на Руси:
                Сперва съебется, а потом—сопьётся.
                И, наконец, чудовищно убьётся.
                И всё. Финал! Помилуй и спаси.

                Лександр Петрович, ты, мой друг,--герой,
                Достойный восхищённых междометий!
                Из нас ты—первый, а Барков—второй,
                Я, вслед за вами, если только,-- третий.

                И сведущие люди говорят,
                Никто не сможет опровергнуть то!—Нет!
                Что рукописи наши—не сгорят!

                (В сторону)

                И это верно, как говно—не тонет.

                Барков, я знаю, был ценим тобой
                За то, что лишь его поэмы в списках
                Распространялись… Хоть они—о низких
                Страстях!..

                (В сторону)

                А им—я втянут был в запой.

(Сумароков, придерживая парализованную руку, тянется к перу и бумаге, мыча и гуннявя).

                На, вот, Лександр Петрович, напиши.
                Слугою стану для тебя теперь я.

    (Подаёт перо, бумагу. Сумароков пытается написать).

                Ты ж перья не ломай. Да не спеши.
                Бумага стерпит! Но!.. сломались перья.

(Сумароков чуть не падает, повиснув на костыле, но написать ничего не может).

                Эх, и куда же всех нас занесло?
                Повсюду—клин. Конца нет этим клиньям.
                Но только ты обязан жить…назло
                Врагам всем нашим…и всем протчим свиньям.

                Лишь раз, не в результате истязанья,
                И не злодейски был убит пиит:
                Победу одержавши в состязаньи,
                От счастья умер старый Еврипид.

(Сумароков пускает слюни, Ломоносов пытается его утешить. Сумароков мычит «и-и-и-и». Ломоносов продолжает весёлым наигранным тоном).

                А помнишь, как давно когда-то, с девкой
                Ты расплатился, дав целковый рубль
                За целку?!

                (Сумароков мычит протяжное «у-у-у-у»).

                Я припомнил не с издевкой,
                А просто… наша жизнь… пришла на убыль…

                (Сумароков плачет. Ломоносов успокаивает его).

                Лександр Петрович, что ты, дорогой?
                Да мы ещё с тобой, взяв рубль целковый,
                Даст бог, поскачем к девушке дворовой!!!

                (тихо)

                Лишь не опередил бы кто… другой…

                Я тоже был, как сталь! Да весь изржавлен…
                И тут болит, и там…И всё болит.

                (весело)

                Да! Кстати, друг! Гаврилка есть Державин,
                Вот—многообещающий пиит!

                Имеют шанс в искусстве победить
                Голодныя, зубастыя и злыя,
                Задорныя и молодыя!
                А нас с тобою—не подмолодить.

                Порыв «создать прекрасное»--хорош.
                Но где все те, кто в этом преуспели?

                (горько)

                За «Медный всадник», что создал Растрелли,
                Не получил от Катьки медный грош.


                А на прощание, не преминув,
                Как поступил Барков, скажу теперь я:
                С предсмертною запиской лист воткнув
                В зад… Как ворона бы—павлиньи перья!

(Ломоносов достаёт из кармана шкалик водки, наливает и произносит тост. Руки его дрожат, губы трясутся).

                Искус, а не искусственность—искусство!
                Стихи—стихия!—
                Так я сказал! ДруYим—пусть будет пусто!
                ПровозYлашавшим лозунYи друYия!*

      ( *Y—буква «гамма»--мягко произносимая буква «г», предложенная Ломоносовым в алфавит и категорически отклонённая Сумароковым).

(Сумароков бессильно плачет. Ломоносов молча выпивает за свой тост. Немая сцена).


                Занавес.




                ЭПИЛОГ.

                Автор

                Ты что-то пишешь?—Ночью и тайком?
                Ты мнишь себя, наверное, Спинозой?
                Но если ты о ком-нибудь другом,
                Достаточно, коль ты напишешь прозой,

                А лучше—ничего: ни «а», ни «бэ».—
                Не стоит заниматься пустяками.
                Но если пишешь о самом себе,
                То лучше—коль не прозой, а стихами.

               
            (Автор поёт песенку под названием “My job”).

                I like my job! I love my job!
                Only in my job I feelling: I’m a free!
                My friend says me “the job” as “iob”,--
                “Iob” in Russian as “the fucking”... I’m agree!

                Refrain:

                Oh, my Job! Is best from others!
                On my job are friends and brothers!
                Oh, my job! Is best around in the world!

                Gives me all, I only wishing!
                It’s my christ and it’s my mission!
                With my job I never will be sad and old!

                I like my job! I love my job!
                I enjoy, I very happy, I am glad!
                I’m not saleman, I’m not a snob!
                In this reason don’t unhappy, don’t a sad!

                Refrain:

                I like my job! I love my job!
                As sunset, sunrise, the snow and the rain!
                Don’t finish its! Don’t  end! Don’t stop!
                Oh, my job! Is most my favorite refrain!

                Refrain:

                I like my job!..

                (Песенка Автора—спета).


                Занавес.