К Марине...

Листая пожелтевшие страницы,
Снимая с переплёта паутину,
Я вновь переживаю небылицы
И вновь вкушаю кислую калину,
Чтоб слезы окислённые Марину
Сумели разглядеть… Передо мной сундук,
Его из памяти я вытащил, из пыли;
Когда он был открыт уж все давно забыли,
Но я ключи не выронил из рук.
И скважина замка разит печальным оком
И свет сквозь щели ласково зовёт…
Что стоит вставить ключ, чтоб как во сне далёком
Взошла звезда, что вмиг обратно всё вернёт.
Но я окаменел, — передо мной пустыня
Раскинулась вокруг, любовь ушла в песок…
И мой сундук в песках лишь миража картина
И сладостью опять наполнилась калина
И прошлое уже не давит на висок.

Читаю пожелтевшие страницы,
Пропитанные кровью и слезами,
И временем, что снова взяло спицы —
Переплело события с годами.
И всё хорошее, что было рядом с нами, —
Всё заплелось на полотне в узор;
И я разую ноги и сознанье,
Глаза закрыв и затаив дыханье,
Вступлю на этот сотканный ковёр.
Не открывая глаз, иду по мягким датам
И огибаю те, что пятки режут в кровь,
И вот дошёл до тех, в которых я когда-то
Из глубины души на свет пролил любовь.
Вдруг слышу я шаги на полотне узорном,
И шелест женских чар, — не уж-то ли она?
Я вмиг открыл глаза, но я в болоте чёрном
Стою, не сделать шаг — покрылся мхом пригорным,
И чёрная змея в нутро моё вползла.

Долистывая красные страницы
(С них капает — измазать можно руки),
Я вижу новый храм, алтарь верховной жрицы,
Себя на алтаре, готового на муки
В кругу икон — пороки на поруки, —
Лоснящиеся лбы зализанных господ.
Здесь верой правят денежные знаки,
Здесь ходят люди с лицами собаки —
Вот мир её! Вот где она живёт!
Я ей взглянул в глаза — в них сыростью и мраком
Повеяло; ну что ж — не долго мне терпеть:
«Я так любил тебя, но засорился шлаком,
Когда ты вдруг «любить» сменила на «иметь»!
Она взяла кинжал и раскупорив вены,
Собрала кровь мою в расколотый сосуд;
Она напьётся всласть лекарством Мельпомены,
Но в прейскуранте цен дороже нет измены,
И прахом кровь моя и мой напрасен труд!

Дочитывать не достаёт терпенья,
Когда пророчествами зарябили строчки;
Но книга, — жизнь моя, — ещё без оглавленья,
А долго ли ещё до той последней точки,
Что кляксой ляжет, все прогнав отсрочки,
И каменной плитой придавлен буду я.
И, может быть, она с проснувшейся любовью
Подломится к земле, прижмётся к изголовью —
Что я покинул мир, ушёл от бытия.
И нежная она от горя затвердеет
И над моей плитой воспрянет монумент —
Девица, что любовь забытую лелеет
К тому, кого уже на этом свете нет.
Но, а пока я жив, — бороться не устану
И выведу любовь на перепутье душ.
И, может быть, сменю кручину на нирвану,
Иль, может, заменю рубаху на сутану,
Когда в саду надежд наемся спелых груш.