Роман в стихах Княжна Тараканова

                Книга посвящается моей жене
                Егоровой Ларисе Петровне

                Как манит нас в давно истекший
                Поток когда-то бурных лет.
                И Ваших чувств порыв сильнейший
                Охватит прошлого сюжет.
                Эмир Саям.


                Предисловие.

История России хранит много тайн, которые так и остались неразгаданными для исследователей многих поколений.
Одна из них особенно вызывает до сих пор оживлённые споры историков и читателей разных возрастов и поколений не только в нашей стране, а и за рубежом.
Загадочная история о княжне Таракановой заинтересовала и меня, автора предлагаемого Вам, уважаемые читатели, исторического романа в стихах «Княжна Тараканова».
Кто она? Очередная «самозванка», претендовавшая на Российский престол или действительно внебрачная дочь покойной императрицы Елизаветы Петровны.
Этот вопрос интересовал и последующих наследников Российского престола: императоров Павла I (1796 – 1801), Александра I (1801 – 1825), Николая I (1825 – 1855).
Но, изучив архивы Тайной канцелярии, они предпочли всё ту же политику умолчания.
Сама же Екатерина II, зная о реальном происхождении княжны, убоясь возможных толков и обострения отношений с западными государствами, скрыла истинную причину смерти «самозванки» и распространила слух о гибели её в казематах Петропавловской крепости во время очередного наводнения, что затем было изображено художником Флавицким К.Д. на его знаменитой картине «Смерть княжны Таракановой во время наводнения в Санкт – Петербурге в 1778 году».
Мною не преследуется мысль доказать или опровергнуть ту или иную версию происхождения героини моего романа княжны Таракановой. В этой книге, используя разные информационные источники, я постарался на суд читателя преподнести, по возможности, объективную точку зрения событий и фактов, происходящих в тот период времени.



                Эмир Саям.
                Глава 1. Париж, лето 1772 года

                Версальский парк, искрясь огнями,
                Ночные звезды затмевал.
                Бал, изобилуя гостями,
                В прохладе летней бушевал.

                Камзолы, платья-кринолины,
                Прически, парики, паркет,
                Веселый смех и запах винный
                Смешались там под менуэт.

                Палили пушки, фейерверки
                В небесную взметались высь.
                Вельможи, дамы, просто девки
                В толпу веселую сошлись.

                Но тут, у статуй, райской птицей
                Мелькнул девичий силуэт.
                Ходили слухи по столице,
                Что равной ей во свете нет.

                Прическу с красным опереньем
                И голубой её наряд
                С Антуанеттой  лишь в сравненье
                Поставить можно было в ряд.

                Увидев герцога Лозена,
                Вид озабоченный приняв,
                Она к нему пошла степенно,
                Подол изящно приподняв.

                В манерной позе, наклонившись,
                Он руку ей поцеловал.
                Затем, галантно извинившись,
                Красотке вежливо сказал:

                Герцог Лозен:     «Позвольте мне представить другу
                Маркизу де Марину Вас
                И эту миссию услугой
                Считать приятною для нас…

                Её высочество принцесса
                Али-Эмете пред тобой.
                Не всякий, старый мой повеса,
                Достоин знатности такой.

                В России – госпожа Азова
                И Волдомирская княжна,
                В Париже по делам… ну, словом,
                Достоинств всяческих полна…»

                Маркиз как будто бы не слышал
                Ни слов, ни пушечный раскат.
                Он сам себе казался мышью,
                Попав под этот женский взгляд.

                Видавший женщин в разных странах
                В свои немалые года
                Маркиз сей девой, как ни странно,
                Был изумлён ,как никогда.

                Он видел сотни глаз… но эти –
                Большие, цвета двух олив –
                Очаровали, словно встретил
                Огней таинственных разлив.

                Румянец с нежностью интимной
                Играл на девичьих щеках.
                Рубины губ в улыбке милой
                Пылали страстью на устах…

                Толпа восторженно взревела,
                Взметнулся вверх фонтан огней.
                И вновь в округе потемнело,
                Затихли возгласы людей…

                Де Марин:           «Мой милый друг, куда исчезла
                Столь юная особа вдруг?
                И всё же, кто она? Принцесса?
                Как с нею провести досуг…?»

                Герцог Лозен:           «Маркиз, Париж сейчас наполнен
                Людьми из самых разных стран,
                И всяк по разуменью волен
                Себе любой придумать сан.

                Здесь можно встретить и набоба,
                И принца, графа, короля.
                Их столько не сыскать в Европе…
                Но ей доверился и я».

                Глава 2. Бал у незнакомки

                Маркиз, как юноша влюбленный,
                Принцессу разыскать решил.
                На муки страстью обреченный,
                Он весь Париж исколесил.

                Вельможи знатные, банкиры,
                И кто с Версалем был знаком,
                О ней такое говорили,
                Что верилось с большим трудом.

                Нетрудно было де Марину
                Али-Эмете разыскать.
                О ней все слухи по Парижу
                С восторгом разносила знать…

                Бал у принцессы ожидался
                В особняке на Сен-Луи.
                И спешно де Марин собрался
                Заехать вечером к Али.

                * * *

                Кареты, дамы, кони, слуги
                Снуют у дома в поздний час.
                Из окон свет пронзал округу,
                И плавно музыка лилась.

                Не зря маркиз Париж объездил
                И кое-что о ней узнал.
                Но интерес сильней, чем прежде,
                Толкал его на этот бал.

                Сама персидская принцесса
                Своих гостей встречала там.
                Желанья бились в нём, как бесы,
                И душу рвали по частям.

                По чести, видно, ею занят
                На Сен-Луи такой дворец.
                Лишь так возможно всех заставить
                Поверить в то, что ты не лжец.

                С тех пор, как прибыла Эмете
                В известный нравами Париж,
                О ней судачат все газеты,
                Она здесь мода и престиж.

                Парик напудренный поправив,
                Маркиз карету отпустил.
                Набравшись смелости, он браво
                К парадной дома поспешил.

                Как исполины, молчаливо
                Стояли негры у дверей.
                Чалмы их белые красиво
                Сверкали гранями камней.

                Огнями зала ослепленный,
                Остановился де Марин.
                Камзол его позолоченный
                Приятно женщин удивил.

                Тут неожиданно к маркизу
                Хозяйка бала подошла.
                По-женски мило, но капризно
                К себе вельможу позвала.

                Уединившись в будуаре,
                С собой стараясь совладать,
                Княжна:                Она спросила: «Вы желали
                Все сплетни обо мне собрать?

                Но как Вы смели, Ваша светлость,
                Моим друзьям не доверять.
                Считаю, де Марин, за дерзость
                Меня так нагло проверять.

                Вы пишете ко мне посланья,
                Клянётесь в искренней любви,
                Мне назначаете свиданья,
                Но в мыслях низко пали Вы…»

                Маркиз опешил на мгновенье:
                Откуда всё известно ей…
                И быстро понял без сомненья,
                Что игры неуместны с ней.

                Девичьи гневные упрёки
                Не делали её дурней.
                Напротив, бурные наскоки
                В нём возбуждали чувства к ней.

                Упав пред нею на колени,
                Он руки стал ей целовать.
                Вину признал, просил прощенья
                И обещал ей жизнь отдать.

                Княжна:           «Романтики любви, французы,
                Вы не умеете страдать.
                Вас увлекают только музы,
                А нас готовы вы предать…»

                И де Марин, как пёс, влюблённо
                В глаза девичие смотрел.
                Он руку жал ей вожделённо,
                Но возразить никак не смел.

                Сдавило горло нервным комом,
                И, не сводя с девицы глаз,
                Маркиз воскликнул: «Я дам слово,
                Что больше не обижу Вас».

                Княжна:           «Не надо оправданий, милый,
                Я слабости могу прощать.
                Мужчине не к лицу бессилье,
                Коль хочет женщин обольщать.

                Любовь предпочитает веру
                И жертву требует взамен.
                В ней, милый, нет безумству меры…
                И встаньте, наконец, с колен.

                А если нужно, Ваша светлость,
                Вам что-то обо мне узнать,
                Нелишне проявить и смелость,
                Ко мне извольте вопрошать…»

                Сменив тотчас свой гнев на милость,
                С улыбкой нежною она
                Маркизу мило предложила
                Испить холодного вина.

                От близости к персидской деве
                Угодник дамский оробел.
                В глаза он ей смотрел стыдливо
                И в страшном искушенье млел…

                Де Марин:           «Хочу признаться Вам, Эмете,
                Я обезумел от любви.
                Искал я правду и совета,
                Прошу прощенья, се ля ви…»

                Княжна:           «Ну, полно, де Марин, сердиться,
                Вы жертва общества, маркиз.
                Давайте, mon ami, мириться,
                Простите мой, месье, каприз.

                А чтобы, Ваша светлость, слухи
                Не отвлекали Вас от дел,
                Я расскажу Вам на досуге,
                Каков судьбы моей удел».

                Себя надеждой искушая,
                В глубь декольте маркиз смотрел.
                О близости с Али мечтая,
                Он даже несколько вспотел.

                Тут в будуар, как ни обидно,
                Мужчина юных лет вошёл.
                Он бледен был и, очевидно,
                Здесь повод к ревности нашёл…

                Княжна:           «Простите, я хочу представить
                Барона Эмбса Вам, маркиз,
                Обиды все прошу оставить,
                Считайте это за сюрприз.

                Сей юноша, приятель давний,
                Лишь служит интендантом мне.
                Он храбрый, честный, верный малый,
                Хранитель тайн моих, месье…

                Довольно, Эмбс, идите в залу,
                Маркиз мне нужен tet-a-tet.
                Найдите для себя забаву
                И покружите менуэт».

                Барон, не проронив ни слова,
                Лицом заметно покраснел.
                На гостя посмотрел недобро,
                Но возразить ей не посмел.

                Де Марин:         «Какой-то странный Ваш приятель.
                Он что, действительно барон?
                Скорей всего, он воздыхатель…
                Таким лишь украшать салон».

                Княжна:           «Я содержу свой двор, милейший,
                И есть нужда в таких, как он.
                Душою он, маркиз, добрейший,
                Ревнив – поскольку юн барон.

                Христос учил: кто любит – верит,
                А Вы изволили судить.
                Позвольте, сударь, Вам заметить,
                Не верить – значит не любить…»

                Маркиз в «бароне» сомневался.
                От Шенка как-то он слыхал,
                Что Эмбс из Гента  и, скрываясь,
                Себе такое имя взял.

                На самом деле «Ван Турс» звали
                Его в купеческой семье.
                Живя спокойно, без печали,
                Досуг свой посвящал жене.

                Но в Генте вскоре появилась
                Красавица-девица Шель,
                В которую он так влюбился,
                Что бросил дом, жену, детей.

                Все деньги на неё растратив,
                Огромные кредиты взял.
                Но, отдавать их не желая,
               
                Но кредиторы их искали
                И вскоре в Лондоне нашли.
                Уже Тремуйль мадам ту звали,
                Его ж голландцем нарекли.

                Купец, ареста избегая,
                Тремуйль оставил и исчез.
                Влюблённый Шенк, её спасая,
                В проблемы денежные влез…

                Но Эмбс, к ней чувства не утратив,
                В Париже разыскал Али.
                Любви большой и ночи ради
                Он рядом с ней проводит дни.

                По слухам в городе Эмете-
                В России знатная княжна.
                И царское родство в секрете
                Содержит якобы она.

                «Конечно, – размышлял вельможа, –
                В ней что-то царственное есть.
                Но доказать всё это сложно,
                И посему моя ей честь…»

                Как музой ею упиваясь,
                Он чувствам предался благим.
                И прежний мир ему казался
                Далёким, серым и пустым…

                Княжна:           «Маркиз, в знак дружбы предлагаю
                Мне интендантом послужить.
                С бароном Эмбсом, полагаю,
                Вы сможете вполне дружить».

                Непринуждённо, без смущенья
                Принцессы голос прозвучал.
                Эмете знала, без сомненья,
                Что в сети де Марин попал.

                Сражённый предложеньем дерзким,
                Блистательный вельможа вдруг
                Хотел ответить словом резким,
                Но тут им овладел испуг.

                Как ни хотел, ему казался
                Сомнительным принцессы двор.
                В душе маркиз сопротивлялся,
                Ведь это был нелепый вздор.

                Он гордо разъезжал в карете,
                Был в ближней свите короля.
                И быть в прислугах у Эмете
                Считал позорным для себя.

                Но перед ним была, поверьте,
                Она, как в будущее свет.
                Маркиз впервые в жизни встретил
                Любви отчаянной предмет.

                Он знал, что, ежели откажет,
                То быть отвергнутым ему.
                И эта мысль казалась даже
                Какой-то пагубной к тому.

                Де Марин:         «Принцесса, я на всё согласен,
                Служить всегда мечтал у Вас.
                Считаю, выбор мой прекрасен,
                И будущее есть у нас.

                Со многими знаком в Версале,
                Зачислен в свиту короля,
                Я дружен с разными послами,
                Смогу платить по векселям…»

                Княжна:           «У Вас, маркиз, нашлась возможность
                Любовь и верность доказать.
                В любви недопустима вольность,
                За чувства нужно пострадать…

                Итак, Вы пожелали, сударь,
                Историю мою узнать.
                В моей судьбе немало чуда,
                Но верить, значит уважать.

                В мечтах, забавах и надежде
                Я детство в Киле  провела.
                Моя родительница, верьте,
                Императрицею была.

                Но в силу обстоятельств тайных
                Меня отправили в Сибирь.
                И это было не случайно,
                Меня сослали в монастырь…

                Я поясню, маркиз мой милый:
                Есть отдалённые места,
                Где неугодных там, в России,
                Ждут монастырь или тюрьма.

                Меня там окормили ядом -
                Всё было словно в жутком сне.
                Но Бог со мной тогда был рядом
                И ниспослал спасенье мне.

                Моя заботливая няня
                И тамошний наставник мой
                Меня, рискуя жизнью, тайно
                Сопроводили в край чужой.

                По воле Божьей в Испагани
                Купец Гамет нас приютил,
                Где, к светской жизни приучая,
                Фурнье французскому учил.

                Гали, султан персидский, часто
                К нам в гости заезжать любил.
                И, зная о моём несчастье,
                Своей заботой окружил.

                Наверное, султан от няни
                О матушке моей узнал
                И, по-отцовски утешая,
                В делах помочь мне обещал.

                Он сказочно богат, имея
                Торговых по; свету людей,
                Содержит ради цели этой
                Аж шесть десятков кораблей…

                Не мог он поступить иначе,
                Как дочерью меня назвать.
                Наследницей своей назначил,
                Али решил мне имя дать.

                Ценя моё происхожденье
                И преданность ко мне храня,
                Когда в страну пришли волненья,
                То в Лондон вывез он меня.

                Своим богатством князь персидский
                Банкиров, лордов удивлял.
                И, выполняя все капризы,
                Меня по-царски развлекал.

                В делах мне вольность предоставив,
                Он срочно выехал в Багдад.
                Большие деньги мне оставив,
                Позволил не считать затрат.

                Себя я в средствах не стесняла
                И пышный содержала двор.
                Мне кредиторы доверяли
                И доверяют до сих пор.

                Я жду, когда мой покровитель
                Из Персии пришлёт гонца.
                Меня любя, он, как родитель,
                Не знает щедрости конца.

                Так что, маркиз, не сомневайтесь
                В надёжности кредитных дел.
                И, если чувства не случайны,
                То судьбоносен Ваш удел…»

                Маркиз и верил, и не верил,
                Но мистер Шенк о ней сказал,
                Что в Лондоне на эту леди
                Весь город с завистью взирал.

                В манжетах кружевных вельможа
                Любовью пылкой исходил.
                Он сознавал, что жертвой тоже
                Принцессе в сети угодил.

                Пока Эмете говорила,
                Он с восхищеньем замечал,
                Что будто дьявол тайной силой
                Девицы облик изменял…

                То русый цвет волос казался
                Порою рыже-золотым,
                То взгляд восточный вдруг менялся
                И искушал теплом своим…

                Вдруг по-славянски, как зарёю,
                Румянец вспыхнет на щеках.
                И мысли сладостной мечтою
                Теряются в её губах…

                А тут она уже гречанка
                С горбинкой хищной на носу.
                А в профиль словно итальянка
                Ваяет тонкую красу.

                Но, Боже мой, как гармонично
                Всё сочетается в княжне.
                А превращения логично
                Меняют мысли в голове.

                Де Марин:         «Алин, Вы так и не сказали,
                Кто Ваш отец и Ваша мать.
                Возможно, грустные детали
                Вы не хотите вспоминать…»

                Княжна:           «Да, Ваша светлость, это тайна
                Событий важных для меня.
                И я в Европе не случайно,
                Здесь созревает мысль моя…»

                Маркиз смотрел подобострастно
                Принцессе в карие глаза
                И думал, как она прекрасна
                И как изменчива краса.

                Де Марин:         «Али, я был не прав в сужденьях,
                Поддался слабости своей.
                Но я отбросил все сомненья,
                И вера к Вам моя сильней».

                Принцессой поданную руку
                Он жадно, долго целовал
                И унизительные муки,
                Как дар небесный, принимал.

                Княжна:            «Однако нам пора и в залу,
                Мне что-то душно стало тут.
                Я неприлично задержалась,
                Там важные особы ждут».

                Прервав горячие лобзанья,
                Али направилась к гостям
                И тут заметила, что в зале
                Стоит Агинский возле дам.

                Маркиза бедного оставив
                С печальной думой одного,
                Гостям высоким не представив,
                Она покинула его.

                Давно Агинский, гетман польский,
                Умом принцессы овладел.
                Он внешностью своею броской
                Успех у знатных дам имел.

                Как живописец, композитор
                Агинский в свете был любим.
                Душа его была открыта,
                Авторитет неоспорим.

                Заметив вдруг хозяйку бала,
                К Али Агинский поспешил.
                И, приклонившись в ритуале,
                Oн руку ей поцеловал.

                Как давний добрый друг, Агинский
                К окну с принцессой отошёл.
                Знакомством с нею он гордился
                И интересы в ней нашёл.

                И тут Эмете объявила:
                «Нам на рояле, господа,
                Сейчас сыграет князь Агинский,
                Прошу занять свои места».

                Вот за рояль он сел степенно,
                Набрал аккорд и, наконец,
                В затихшем зале вдохновенно
                Князь заиграл свой полонез…

                Звучанье чувство наполняло,
                Лицо Али преобразив.
                Но что её так волновало?
                Иль князь, иль музыки мотив?

                В глазах принцессы отражались,
                Как звёзды, тысячи свечей.
                Из-под корсета грудь вздымалась,
                Казалось, в ней ожил Орфей.

                Ну вот и полонез закончил
                По душам трепетный свой бег.
                И князь свой взгляд на залу бросил,
                Вкушая музыки успех.

                Раздались крики одобрений,
                Восторг, казалось, был един.
                «Агинский, несомненно, гений», –
                Решил несчастный де Марин.

                И вот Али уже кружилась
                Под вездесущий менуэт,
                И тень Агинского ложилась
                На хрупкий женский силуэт…

                Глава 3. Побег

                В коморке тёмной для прислуги
                Маркизу снится девы лик.
                Как вдруг глаза его в испуге
                Открылись на внезапный крик.

                Княжна:           «Маркиз, спешите одеваться,
                Все объяснения потом.
                Отсюда надо убираться,
                Пока Понсе; не прибыл в дом».

                Маркиз не понял, что случилось
                И словно был глухонемой.
                Ему казалось, он свалился
                С небес, где царствовал покой…

                Княжна:            «Близка опасность, Ваша светлость,
                Арест нас ждёт средь бела дня.
                Точнее, Вас, маркиз, и Эмбса
                За долг по Вашим векселям».

                И только в этот миг вельможа
                Заметил, что одет на ней
                Мужской костюм и плащ дорожный,
                И это вовсе не Морфей .

                Княжна:           «К нам Ваши кредиторы спешно-
                Понсе, Маккей сюда идут.
                Банкиры поступили скверно,
                Они на Вас подали в суд…

                Да! Познакомьтесь, друг мой милый,
                Граф де Рошфор, приятель мой.
                Лимбургу служит граф, но прибыл
                По зову первому за мной.

                И, кстати, он жених мой, сударь,
                И просит верности обет.
                Но шаг сей следует обдумать,
                И дядин нужен мне совет».

                Маркиз не знал, что ей ответить,
                И граф влюблённостью смущал,
                На нём он тоже плащ заметил
                И робким голосом сказал:

                Де Марин:         «Принцесса, я же им намедни
                Всё оплатил, как обещал…
                Но вексель, разве что последний…,
                Я даже кое-что продал…

                Барона Эмбса, как велели,
                Освободил я под залог.
                Арестовать нас не посмеют,
                Я обещал вернуть им долг».

                Княжна:            Молчите, де Марин, я вижу,
                Вас не волнует ничего.
                Мой бедный Эмбс судьбой обижен,
                Я беспокоюсь за него…»

                Вбежал барон в плаще дорожном
                С баулом кожаным в руке.
                Княжна:            «Где пистолеты, Эмбс? Возможно,
                Они понадобятся мне…»

                Два револьвера из баула
                Барон немедленно достал
                И, окружающих волнуя,
                Эмете быстро передал. 

                Эмете пистолеты ловко
                За пояс сунула себе
                И объявила тут же громко:
                «Друзья, во Франкфурт едем все».

                И вся компания послушно
                (Маркиз, барон и граф Рошфор)
                Из комнаты пустой и душной
                На задний поспешила двор.

                Их там уже кареты ждали
                В упряжке свежих лошадей.
                Нетерпеливо кони ржали,
                Желая тронуться скорей.

                Княжна:           «Прощай, Париж, прощайте, галлы,
                Не обессудьте, господа!
                Шикарные дворцы и балы
                Я не забуду никогда…

                У каждого путь к Богу разный,
                Но цель у всех у нас одна.
                Мы от судьбы бежим однажды,
                Чтоб не терзала нас вина…»

                Глава 4. Беглецы

                Зашторенные две кареты
                Несутся в неизвестный край.
                Мечтой ведомая, Эмете
                Спешит, как будто к Богу в рай.

                Рошфор, счастливый и влюблённый,
                С принцессой рядом восседал.
                К её персоне приближённый,
                Он женихом себя считал.

                Барон, маркиз и Шенк примкнувший,
                В карете ехали другой.
                Любовь к Али, связав их души,
                Гнала в дорогу за собой.

                Не поминая Бога всуе,
                Маркиз решение принял:
                Оставил замки на Лауре,
                Париж на девку променял.

                О вечном думая спокойно,
                Маркиз о прошлом не жалел.
                Любовь всех высших благ достойна,
                Но лишь для избранных удел.

                «Права Эмете – сила власти
                Не в титулах и не в деньгах.
                Она живёт в духовной страсти
                И в необузданных мечтах…

                Но где предел её мечтаний,
                Как далеко Али пойдёт.
                Чем выше и сильней желанья,
                Тем разрушительнее взлёт.

                Ну, ладно, Эмбс, Рошфор – безумцы,
                Но я, покрытый сединой,
                Попал, как рыба на трезубец
                И бьюсь, израненный душой.

                Я не забуду, как послушно
                Записки гетману носил.
                А тот, болезненно и скучно
                Читал послания Алин.

                То были чёрные минуты
                Стыда, позора за себя.
                Какой-то польский гетман дутый
                Небрежно принимал меня.

                Узнал я, что Агинский в прошлом
                На трон надежды возлагал.
                Когда король скончался польский ,
                Преемником себя считал.

                Но планы дерзкие не сбылись,
                Екатерина не спала.
                Пока поляки трон делили,
                Она другого возвела.

                Агинский с польскими князьями
                Власть незаконную хуля,
                Конфедерацию создали,
                Желая свергнуть короля.

                В страну пришли война, насилье,
                Второй Станислав ждал, пока
                Прибудут из большой России
                Императрицины войска.

                Не может человек искусства
                Хорошим полководцем быть.
                Война не терпит муз и чувства,
                Она лишь может загубить.

                Екатерина не забыла
                К Станиславу своей любви.
                Войска пришли и утопили
                Конфедерацию в крови.

                Агинский, чудом уцелевший,
                Всего лишился, что имел:
                Казны, любовницы потешной,
                Печати гетманской, земель.

                Опальные конфедераты
                В союзный съехались Париж,
                И многих шляхтичей усатых
                Я часто видел у Алин.

                Поляки, нищие и злые,
                Но горделивые собой,
                Носили титулы пустые,
                Ко всем просились на постой.

                Агинский, бедностью стесненный,
                К Эмете часто заезжал.
                А я, любовью опьянённый,
                Ему кредиты выдавал.

                И вот в итоге я, вельможа,
                Как на посылках у него.
                А он, довольный и пригожий,
                Лица не видел моего.

                А мистер Шенк- барон английский-
                Ван Турса в Лондоне сменил.
                Оставил дом, друзей и близких
                И с ней в Европу укатил…»

                Тут храп, раздавшийся в карете,
                Маркиза мысли оборвал.
                Невольно глянув на соседа,
                Он понял, что барон дремал. 

                В его руках баул секретный
                Давно маркиза занимал.
                Княжны в нём были документы,
                И он увидеть их желал.

                Ловя себя на дерзкой мысли,
                Разволновался де Марин.
                Маркиз уж было наклонился,
                Как Эмбс глаза свои открыл.
                Барон всегда был недовольный
                И страх у ближних вызывал.
                И в этот раз маркиз невольно
                Испуг душевный испытал.

                Состроив мину равнодушья,
                Он отвернул лицо к окну.
                И, размышляя о грядущем,
                Осознавал себя в плену.

                И всё ж он мучился в догадках,
                Где истина, а где обман.
                Алин – великая загадка,
                А прошлое её – туман.

                Кареты мягко и ритмично
                Катились по откосу вниз.
                Отбросив мысли, как обычно,
                Заснул укачанный маркиз…

                Глава 5. Прибытие во Франкфурт

                Ну, вот и Франкфурт – город вольный.
                Средневековые дома,
                Из гущи вырвавшись зеленой,
                Печально смотрят свысока.

                Широкой серебристой лентой
                Течёт лениво Майн-река.
                Она дугой великолепной
                Сей город красила века.

                Собор и Ратуша венчали
                Искусство прежних мастеров.
                Здесь королей короновали
                И принимали всех послов.

                Рошфор:           «Эмете, мы почти у цели,
                Я знаю домик небольшой,
                Где можем мы в уединенье
                Пожить, расслабиться душой.

                Здесь есть театр, музеи, книги,
                Алтарь Марии, Кайзердом .
                Дома не менее красивы,
                Чем Нотр-Дам, Версаль, Вандом…»

                Княжна:           «Весьма скромны Вы, Ваша светлость, –
                Мы снимем домик, – что за вздор,
                Я Волдомирская принцесса,
                Вы забываетесь, Рошфор…

                Подъедут свита и прислуга,
                Их только будет шестьдесят.
                Балы, приёмы, залы, кухня,
                Где всё мы будем размещать…?»

                Граф де Рошфор в немом испуге
                Застыл, не зная, что сказать.
                Но он не мог своей подруге
                В привычной жизни отказать.

                Рошфор:           «Да, Ваша светлость, я подумал,
                Что мы отдельно будем жить.
                А двор подъедет… у Лимбурга
                Я смог бы денег одолжить…»

                Княжна:           «Вы, граф, так дерзко и спокойно
                Зовёте в домик свой меня.
                Скупы ко мне Вы недостойно
                И больше любите себя».

                Рошфор:           «Ну что Вы, милая Эмете,
                Я ради Вас готов на всё.
                Но деньги где возьму на это,
                Дешевле графство всё моё».

                Княжна:           «Мой милый друг, не унывайте,
                Персидский дядя для меня
                С курьером деньги высылает,
                Лишь подпишите векселя».

                Рошфор:           «Да, да, любимая, простите,
                Я не желал Вас огорчать.
                Любую сумму назовите,
                И я готов всё подписать.

                Здесь есть гостиница, поверьте,
                Где жили лорды, короли.
                В ней всё есть, милая Эмете,
                Для сердца, тела и души…

                Но всё ж, Али, мои желанья,
                Ручьями бродят по крови.
                Я с нетерпеньем ожидаю
                Обещанной от Вас любви…»

                Княжна:           «Мужчины любят торопиться,
                Не доказав любви своей.
                Мой друг, пока мечта свети;тся,
                Тем радостнее встреча с ней».

                * * *

                Минули мост, ряды Бухмесса ,
                Музеи, Ратушу, собор…
                Рошфор:           «Ну вот и, милая принцесса,
                Мы прибыли в гостиный двор».

                Княжна:           «Какое чудное творенье!
                Пожалуй, снимем весь этаж.
                Вы заслужили восхищенья
                И мой ночной сюрприз для Вас…»

                Глава 6. Встреча в замке Нейсес

                В огромной зале, у камина,
                Сидел вельможа пожилой.
                Мечи, доспехи и картины
                Со стен дышали стариной.

                В камзоле нежно-золотистом
                И модном белом парике
                Читал внимательно он письма,
                Ведя лорнетом по строке.

                Тут дверь внезапно отворилась,
                Вошёл слуга и объявил:
                «Гофмаршал де Рошфор явился,
                Он встречу с Вами попросил…»

                Оставив чтение, вельможа
                Из-за стола немедля встал.
                Свечу поправив осторожно,
                Он вежливо ему сказал:

                Лимбург :           «Впустите графа, он мне нужен,
                Войти немедленно проси,
                Подай нам что-нибудь покушать
                И Эббельвай  нам принеси…»

                Вбежал Рошфор – служака верный,
                Взволнованный, но сразу в нём
                Лимбург заметил перемены…
                Похоже, юный граф влюблён?!

                Рошфор:           «Простите, князь, за беспокойство,
                За мой походный внешний вид,
                И не сочтите за геройство
                Сей неожиданный визит.

                Женюсь я вскоре, Ваша светлость,
                В свою невесту я влюблён.
                Она красивая на редкость,
                И очень знатная притом.

                Она со свитой и прислугой
                Сейчас во Франкфурте живёт.
                За все капризы и услуги
                Кредитами плачу вперёд.

                Мне бы хотелось, Ваша светлость,
                В одном из Ваших замков жить:
                В Лимбурге…, Штируме…, где местность
                Нас сможет с ней уединить…

                Да и расходы ужасают,
                Я предпочёл бы скромно жить.
                Но от любви я, князь, страдаю,
                Приехал помощи просить…»

                Лимбург:           «Но, сударь, Вы так безрассудны…
                Настолько ли мила княжна?
                Не ошибиться, граф, здесь нужно,
                Любовь причуд и слёз полна.

                Вы молод и красив, мой милый,
                Но разорён был Ваш отец.
                Как Вы погасите кредиты,
                Что будет дальше, наконец...?

                Рошфор, ну что же Вы стоите,
                Прошу, мой друг, к столу пройти.
                Вино, еда… всё, что хотите,
                Дела не терпят суеты…

                Скажите, граф, что за особа
                Отель снимает дорогой?
                Конечно, я уже не молод,
                Но всё же я раним душой.

                Мне пишут, что она прекрасна,
                К тому же русская княжна.
                За счёт персидского магната
                Содержится её казна.

                Она, я слышал, как принцесса
                Во Франкфурте себя ведёт.
                Балы, приёмы лиц известных…
                Ну, в общем, в роскоши живёт…

                Как мне писала фрау Бетти
                О той красавице-княжне,
                Её зовут Али-Эмете,
                Сие известно имя мне.

                Вы не знакомы с ней случайно?
                Ведь это может быть вполне.
                Её приезд не носит тайны,
                Должны Вы слышать о княжне…

                Вы понимаете, мой милый,
                О ком я с Вами говорю...?
                Уже я не такой ретивый,
                Но слухи дразнят плоть мою».

                Рошфор:           «Али-Эмете, Ваша светлость,
                О коей говорите Вы,
                И есть та самая невеста,
                Венчаемся с которой мы».

                Лимбург:           «Мой милый граф, остерегайтесь,
                Вам эту птичку не поймать.
                Нужна ей клетка золотая,
                А Вы что можете ей дать?

                Поверьте, граф, моим сединам,
                Она, как сладкая мечта,
                Останется неуловимой,
                Но сгубит юные года.

                Вы влюблены, мой друг несчастный,
                И это значит, де Рошфор,
                Себе из-за сердечной страсти
                Вы подписали приговор».

                Рошфор:           «Всё это, князь, я понимаю,
                Что на страданья обречён,
                Но эту участь принимаю
                Лишь потому, что я влюблён…»

                Он, словно в горестном припадке,
                Рукой дрожащей взял бокал
                И выпил разом без остатка
                Ему налитый Эббельвай.

                Лимбург с прискорбием заметил
                У графа слёзы на глазах.
                Рошфор, подавленный и бледный,
                Платок любимой мял в руках.

                Лимбург:           «Ну, полно, граф, не убивайтесь,
                Не стоят женщины того.
                Таких невест остерегайтесь
                И Вы добьётесь своего.

                Я Вас таким не видел прежде,
                Не унывайте, милый друг,
                Готов я Вашу скорбь утешить,
                Я обустрою Вам досуг.

                Рошфор, мы завтра утром ранним
                Во Франкфурт двинемся вдвоём.
                На Вашу, граф, невесту гляну,
                Ну, а решу я всё потом…»

                Глава 7. Происшествие в гостинице

                С утра компания Эмете
                Вела беседу за столом.
                И, сытно кушая при этом,
                Прохладным тешилась вином.

                Княжна:           «Маркиз, позвольте Вам заметить:
                Вы посвежели в эти дни.
                Прошу на мой вопрос ответить,
                В кого Вы, сударь, влюблены?»

                Жевать закончив безмятежно,
                Маркиз бокал наполнил вновь
                И молвил: «Чувства безутешны,
                Когда в изгнании любовь.

                Любовь, как то вино хмельное,
                Оно безудержно манит.
                Но то вино совсем другому,
                А не тебе принадлежит…»

                Тут дверь внезапно отворилась,
                Гостиницы хозяин вдруг
                С прислугой в комнату ввалился
                И омрачил друзей досуг.

                Хозяин:               «Всё со стола убрать, довольно,
                Господ всех вышвырнуть во двор.
                Они едят, живут здесь вольно,
                А мне не платят до сих пор.

                Все обещанья надоели,
                У Вас огромные долги.
                Вы, господа, за всю неделю
                Покрыть расходы не смогли».

                Прислуга стала торопливо
                С едой посуду убирать.
                Маркиз поднялся агрессивно
                И что-то им хотел сказать.

                Но тут княжна бесцеремонно
                Слуге пощёчину дала
                И с гордым видом преспокойно
                Хозяина остерегла:
 
                Княжна:           «Побойтесь Бога, сударь, надо
                Высоким гостем дорожить.
                Граф де Рошфор прибудет завтра,
                Он будет с Вами говорить».

                Хозяин:           «Позвольте, госпожа Эмете,
                Мою здесь власть употребить.
                Я слышал оправданья эти,
                Извольте зал освободить.

                К тому ж за Вами из Парижа
                Банкиры прибыли сюда.
                Не ради светского визита,
                А за долгами, господа».

                Открылась дверь, и в зал ворвались
                Понсе и друг его Маккей.
                Глаза их радостно сверкали,
                Как будто встретили друзей.

                Понсе:           «Ну, вот и мы к Вам из Парижа.
                Не ожидали, господа…?
                И Вы, маркиз, с княжной бесстыжей
                Сбежали от долгов сюда.

                Она Вас, как меня, раздела,
                Болван Вы старый, де Марин.
                Теперь Рошфора обогрела,
                Конец у Вас у всех один».

                Маркиз вскочил в защиту чести,
                Но возмутиться не успел:
                Принцесса указала место,
                И де Марин послушно сел.

                Допив вино, невозмутимо
                Принцесса Эмбсу говорит:
                Княжна:           «Пора, барон, баул несите,
                Там доказательство лежит…

                Вас, господа, я ознакомлю
                С моими письмами сейчас.
                Посольство русское, не скрою,
                Содержит под защитой нас.

                Вот-вот мне золото и деньги
                Версаль и Прусский двор пришлют.
                Тогда на выходе ступеньки
                С вас, господа, всю спесь собьют».

                Вошёл барон с баулом толстым
                И опустил его на стол.
                Княжна движением спокойным
                Открыла медленно запор.

                Банкиры громко хохотали,
                Маккей сквозь слёзы бормотал:
                «Ещё персидскую балладу
                Для смеха расскажите нам…»

                И, словно гром на ясном небе,
                Три выстрела пронзили слух.
                И все обидчики нелепо
                Попрятались за спины слуг.

                В гостиной комнате забавно
                Клубился дым пороховой.
                Застыли гости в позах странных,
                Боясь пошевелить рукой.

                И тут из-за спины прислуги,
                Как из норы своей сурок,
                Понсе, весь бледный от испуга,
                Подал свой робкий голосок:

                Понсе:              «Ну что же, господа, до завтра
                Отсрочим этот разговор,
                Но дело Ваше в магистрате,
                В тюрьме продолжится наш спор».

                И все непрошенные гости
                Покинули гостиный холл.
                А слуги, не скрывая злости,
                Вернули всю еду на стол.

                Маркиз глазам своим не верил:
                Принцесса, как в лихом бою,
                Три пули, быстро и не целясь,
                Вогнала в дверь одна в одну.

                Невозмутимая Эмете
                Спокойно Эббельвай пила,
                Как будто винные секреты
                Пыталась разгадать она.

                Де Марин:         «Алин, ведь все прекрасно знают,
                Что у Рошфора денег нет.
                О чём сей юный граф мечтает,
                Какой банкирам даст ответ?»
                Княжна:           «Маркиз, Вы не мудры, мой дядя
                Мне как-то байку рассказал
                О том, как хан забавы ради
                Визирю строго приказал:

                «С моей любимою собакой
                Ты должен чудо сотворить.
                Ты, говорят, всё можешь, так ли...?
                Заставь её заговорить».

                Визирь ответил: «Повелитель,
                Я голову свою ценю,
                Заговорит собака, ждите,
                Но только к завтрашнему дню».

                Жена визиря, беспокоясь
                За жизнь супруга своего,
                Взмолилась: «Бога ты побойся,
                Ведь пёс не скажет ничего».

                «Жена, не стоит суетиться,
                Читай старательней Коран.
                До завтра может всё случиться,
                Умрут собака, я иль хан».

                И тут Алин расхохоталась,
                Как будто пёс уже подох.
                И нет долгов, а жизнь осталась,
                И новый день не так уж плох…

                Глава 8. Возвращение графа де Рошфора

                Весь день минул благополучно,
                Друзьям никто не докучал.
                Но утро в зале было скучным,
                Еду никто не подавал.

                Всё та ж компания, но грустно
                Сидела за пустым столом.
                Привычные покушать вкусно,
                Друзья мечтали о земном.

                Княжна:           «Барон, пойдите разузнайте,
                Когда нам завтрак подадут.
                Да и прислугу отругайте,
                Пусть поскорей еду несут».

                Но тут, весёлый и отважный,
                Рошфор в гостиную вошёл.
                Он в этот раз для всех нежданно
                Вельможу важного привёл.

                Рошфор:          «Позвольте Вам представить князя,
                Его высочество Лимбург,
                Владелец замков, многих княжеств,
                Мой господин и верный друг».

                Довольный красотой девицы,
                Лимбург эмоций не скрывал.
                Камзол из ткани золотистой
                Значимость князю придавал.

                Парик на голове помпезно
                Его одежду завершал.
                Свою улыбку он любезно
                Самой княжне адресовал.

                Убрав с лица былую скуку,
                Эмете к князю подошла.
                В изысканной манере руку
                Для поцелуя подала.

                Заворожёнными глазами
                Смотрел вельможа на Али
                И нежно пылкими губами
                Коснулся девичьей руки.

                Маркиз, барон и граф ревниво
                На этот зрели ритуал.
                Лимбург кокетливо и живо
                С княжной при всех зафлиртовал.

                Огромные глаза принцессы
                Ловили князя страстный взгляд.
                И сознавала чувством женским,
                Что ею он уже распят.

                Жестикулируя руками,
                О чём-то речь вела Али.
                Почти касаясь головами,
                Они свою игру вели…

                Рошфор, не выдержав страданий,
                Решил вмешаться в разговор.
                Осмелившись прервать свиданье,
                Он к ним внезапно подошёл.

                Рошфор:          «Я, Ваша светлость, день назначил
                Своей женитьбы на Али.
                Уже готовиться к ней начал,
                Оповестить успел своих…»

                В глазах принцессы удивленье
                Увидел бедный де Рошфор.
                Он впал в неловкое волненье,
                Как будто нёс нелепый вздор.

                Эмете громко, но учтиво,
                Желая графа отчитать,
                Сказала: «Граф, Вы так ревнивы,
                Что смели князя речь прервать.

                Мой друг, что дорого и свято
                Не стоит всуе обсуждать.
                И говорить об этом рано,
                Да и не мне сие решать.

                Мой опекун персидский должен
                Согласие на свадьбу дать.
                Таков обычай на востоке,
                И Вам ответ придётся ждать».

                При всех так мило оскорблённый,
                Не зная, что ему сказать,
                Рошфор оставил увлечённых,
                Али не смея отвлекать.

                Княжна:           «Постойте, граф,… даю возможность
                За честь невесты постоять.
                Господ вчерашних Вам бы должно
                По-джентельменски наказать…

                Они изволили здесь, милый,
                Меня публично оскорбить.
                И, угрожая без причины,
                Пытались драку учинить…»

                Рошфор:           «Готов я, милая принцесса,
                Любовь Вам доказать свою,
                Кто усомнился в Вашей чести,
                Того я шпагой проучу».

                Эмете графу улыбнулась,
                Оставив право на любовь.
                И тут же к князю повернулась,
                Беседу затевая вновь…

                Заметив интерес принцессы
                К своей особе, князь сказал:
                «Я увезу Вас в замок Нейсес,
                Где Вы забудете скандал».

                Княжна:          «Вы, князь, спаситель мой, за это
                Я буду Вас боготворить
                И принимаю предложенье
                К Вам в замок завтра же отбыть.

                Но есть в связи с отъездом просьба
                Меня там Бетти называть.
                Хочу оставить имя в прошлом
                И жизнь по-новому начать».

                Лимбург:           «Ну что же, «Бетти» – это мило,
                Я одобряю Ваш порыв.
                Я буду счастлив лишь от мысли,
                Что Вам полезен чем-то был…»

                Глава 9. Отъезд

                Гостиный двор, два экипажа
                Компанию у входа ждут.
                Хозяин и банкиры важно
                Гостей сопровождают в путь.

                Лимбург галантно, как принцессу,
                Али в карету усадил
                И говорит ей: «В замке Нейсес
                О Вас уже предупредил».

                Рошфор в карету за невестой
                Быстрей пытается пролезть,
                Но видит, что ему князь жестом
                Велит к барону пересесть.

                И граф с понурой головою,
                Как неудачливый жених,
                Невесту уступил другому,
                Чтоб занять место средь других…

                И де Марин тут рассмеялся:
                Де Марин:         «Пожалуйте, любезный, к нам,
                И перестаньте, граф, смущаться,
                Найдётся место здесь и Вам.

                Вы не один из тех несчастных,
                Которых надо утешать.
                Компания не столь приятна,
                Но мы уже умеем ждать…»

                Тем временем и кредиторы
                Принцессу проводить пришли.
                Забрав долги, они довольно
                Беседу меж собой вели…

                Но из кареты вдруг раздался
                Эмете нежный голосок:
                «Рошфор, для тех господ остался
                Передо мной у Вас должок…»

                Рошфор выходит из кареты
                И молча к господам идёт
                И звонко им поочерёдно
                Рукой пощёчины даёт.

                Княжна:        «Всё так, как я Вам обещала,
                Не обессудьте, господа.
                Я Вам не девка для забавы,
                Платить привыкла по счетам…»

                Два экипажа, отъезжая,
                Скрипят колёсами карет,
                А им банкиры и хозяин
                Учтиво кланяются вслед.

                Бросая взгляд из экипажа,
                С ухмылкой думал де Марин:
                «Для этой женщины не важно,
                Какой пред нею господин.

                Какую носит он личину,
                Каким принадлежит дворам…
                Её избранник тот мужчина,
                Который платит по счетам.

                И как была права Эмете,
                Что время думает за нас.
                Есть мысли мудрые, и в этом
                Маркиз уверился в сей час…

                Вчера казалось невозможным
                Кредиты разом погасить.
                Но утром провиденьем Божьим
                Приехал князь долги платить…

                Деньгами с кем-то рассчитался,
                Иным повесил ордена.
                Никто в обиде не остался,
                Все были счастливы сполна.

                И тут принцесса не ошиблась,
                Визиря мудрость переняв.
                Как знать, ведь сказка совершилась,
                Реальность бытия приняв…

                Лимбург на всё готов был сразу,
                Как только увидал Алин.
                В осанке вдруг исчезла важность
                И трепет голос освежил.

                И было видно, кров и душу
                Он был готов княжне отдать.
                Но знаю я, княжне он нужен,
                Пока он что-то может дать…

                Рошфор – бедняга, как нелепо
                С княжной пытался говорить.
                Но что ей граф, когда он слепо
                В мирок свой серенький глядит.

                Не понял граф, что он игрушка
                В руках таких прекрасных дам.
                Он как интимная пирушка,
                Всего лишь временный Адам.

                Теперь мы все в одной берлоге,
                Но мне не грустно, а смешно.
                Любой из нас её не стоит,
                Лишь следом ездить суждено.

                Итак, мы едем в замок Нейсес.
                Лимбург, наверно, мнит себе,
                Что настоящую принцессу
                Везёт на рыцарском коне».

                Привычно погрузившись в думы,
                Смирился с мыслью де Марин:
                «Наверняка, мой образ глупый,
                Но я такой здесь не один…»

                Балы, красотки замелькали…
                Вино и яства на столе…
                Глаза Алин везде сверкали…,
                Но это было всё во сне…

                Глава 10. Замок Нейсес

                В глазах Эмете отражаясь,
                Огонь в камине тихо тлел.
                На лютне девица играла,
                А на неё Лимбург смотрел.

                Смотрел и ею восторгался,
                И сердце билось всё сильней.
                Гостиный зал ему казался
                Светлей, уютней и теплей.

                «Мой милый Телемак , как быть мне, –
                Раздался голосок Али, –
                Рошфор мне надоел женитьбой,
                Он обезумел от любви.

                У нас невеста самовольно
                Не вправе мужа выбирать.
                Мой опекун персидский только
                Решит, кому меня отдать.

                Гофмаршал Ваш назойлив слишком,
                Он нетактичен даже к Вам,
                Не понимает сей мальчишка,
                Что ревность оскорбляет дам».

                Лимбург:           «Моя Калипсо, непременно
                Я ограничу графа быт.
                Он надоедлив, несомненно,
                И будет временно сокрыт…»

                Княжна:           «Но, Телемак, мне обещайте,
                Что граф не будет там страдать.
                Все привилегии оставьте,
                Но он не должен нам мешать…»

                Лимбург:           «Как пожелаете, принцесса,
                Вы так к несчастному добры.
                Теперь Вы не его невеста,
                Надеюсь, будем мы дружны…

                Позвольте, маленькая Бетти,
                Порадовать немного Вас.
                Мы завтра в Оберштейн поедем,
                Где ждёт приятный отдых нас...

                Там сможем мы уединиться
                И о мирских делах забыть.
                Рекомендую согласиться
                И дни в забвении пожить…»

                Княжна:           «О, Телемак, Вы превосходны,
                Люблю я жизнь свою менять.
                И там меня Элеонорой
                Прошу Вас, милый, называть.

                Хоть иногда мужчина должен
                Любимых женщин удивлять.
                Ведь скучно, если он не может
                Желанья их предвосхищать…»

                Глава 11. Замок Оберштейн

                Лимбург с принцессой подъезжает
                К реке на стройных скакунах.
                Над лесом замок нависает,
                Темнеют башни в небесах.

                Княжна:           «Какое перед нами диво,
                Какое для любви гнездо!
                Кто обитает в нём, мой милый?
                Кому принадлежит оно?»

                Лимбург:           «Элеонора, этот замок
                Не только мне принадлежит.
                Но нам никто не помешает
                Наладить здесь семейный быт…»

                Княжна:           «От няни слышала я в детстве,
                Что много замков у меня.
                В большой России мне наследство
                Оставила моя родня.

                Не сомневаюсь, скоро, милый,
                В газетах местных все прочтут,
                Что земли в той стране отныне
                Ко мне всецело отойдут.

                Когда в заснеженной России
                Верну все титулы свои,
                Кто применил ко мне насилье,
                Тот примет правила мои.

                И я, мой милый, Вас покину,
                Мой славный, добрый Телемак.
                С себя я маску тайны скину,
                И ниц падут и друг, и враг…»

                Лимбург:           «Позвольте знать, моя принцесса,
                Екатерина ли Ваш враг.
                Не с ней ли Ваши интересы
                В медвежьих встретились краях...?»

                Княжна:           «Об этом рано, Ваша светлость,
                Да и опасно говорить.
                Французский двор, поляки, немцы
                Мне обещали подсобить.

                Как говорил Гали когда-то:
                «Нельзя о прошлом забывать.
                Того ждёт в будущем награда,
                Кто действий час умеет ждать…»

                Ну а пока Вам предлагаю
                Весь Оберштейн, мой друг, скупить.
                Как перестроить замок знаю,
                Могу и схему начертить».

                С коня принцесса соскочила
                И вдруг направилась к реке,
                И быстро князю начертила
                Хлыстом план замка на песке.

                Княжна:          «Когда, увы, меня не будет,
                И явит призрак мой во сне,
                То стены замка в Вас пробудят
                Воспоминанья обо мне».

                Лимбург приятно поразился
                Рисунку замка на песке.
                Он тоже этому учился,
                Но твёрдости не знал в руке.

                Считал всегда – архитектуре
                Не должно женщину учить.
                Но кто и где, он вдруг подумал,
                Её так научил чертить…

                Игрой на арфе и рояле
                Никто не мог сравниться с ней,
                Поэзией своей пленяла
                Сердца бесчисленных гостей.

                Владеет шпагой, пистолетом,
                Картин и музыки знаток.
                Как не признать в девице этой
                Рожденья царственный цветок.

                И с восхищением отметил,
                И сделал вывод для себя,
                Что в детстве были у Эмете
                Прекрасные учителя.

                Лимбург:           «А как же я, моя Калипсо?
                Без Вас мне замки не нужны.
                Я с Вами не могу проститься,
                Погаснут будущего дни.

                Я без любви ,что храм без Бога,
                Что без воды и солнца мир…
                И ждёт меня одна дорога,
                В конце которой монастырь…»

                Княжна:           «Ах, милый Телемак, поверьте,
                Вы немудры в своих словах.
                Не хлопайте пред теми дверью,
                К кому привязаны в мечтах…

                Я ранее Вам говорила,
                Чтоб выяснить своё родство,
                Я вице-канцлеру России
                С послом отправила письмо.

                Имея доступы к архивам,
                Помочь Голицын обещал.
                Моё родство с Елизаветой
                Он с риском для себя искал…

                Так вот, ответ пришёл намедни,
                И я должна покинуть Вас.
                В Россию всё же я уеду,
                Чтоб род мой царский не угас».

                И тут же громко рассмеялась,
                Как будто дьявол ожил в ней.
                А князь смотрел и умилялся
                И думал о судьбе своей…

                И не было в нём мысли слаще,
                Чем в этот миг ей сообщить:
                Лимбург:           «Прошу руки, Али, я Вашей,
                И обещаю Вас любить…

                О, Вы молчите, Ваша светлость…,
                Считать ли это за отказ...?
                Я превзошёл свою же смелость,
                Мне не прожить вдали от Вас».

                Княжна:           «Нам, дорогой, бы не споткнуться,
                Сомненья мучают меня.
                Как к нашей свадьбе отнесутся
                Все Ваши давние друзья?

                В мой адрес бросят обвиненья,
                Шептаться будут за спиной.
                Газет польются оскорбленья
                И вот, что скажут, милый мой:

                «Без титулов и с тёмным детством,
                Без денег и своих земель,
                Невеста князя за наследством
                Полезла к старику в постель».

                У немцев от любви к бумагам
                Вся жизнь в духовности пустой.
                В любви не славитесь отвагой,
                Не окрылиться вам мечтой…»

                Лимбург:           «Я не таков, моя Калипсо.
                Без Вас мечты мне не найти.
                Я искренне хочу жениться
                И крест любви в себе нести.

                Я откажусь без сожаленья
                От титула и светских благ.
                Я прошлое придам забвенью,
                И недруг Ваш – мой будет враг».

                Княжна:           «Мой друг, когда виски седеют,
                Казаться мы должны умней,
                Лишь с тем, чтоб глупостью своею
                Не рассмешить вокруг людей.

                Я тоже Вас люблю, но всё же
                Не смею боль Вам причинить.
                Вы, князь – блистательный вельможа,
                И я могу Вам навредить».

                И тут из глаз Элеоноры
                Скатились слёзы по щекам:
                «Мне тяжки эти разговоры,
                Я очень привязалась к Вам…

                Да! Я придумала, простите, –
                Смахнув слезу, нашлась княжна, –
                Вы Оберштейн мне подарите,
                И в нём графиней стану я.

                Друзьям же скажете, мой милый,
                Что графство выкупила я
                На деньги, что султан мне выслал,
                И замок – собственность моя.

                Ну как Вам, князь, моя идея…?
                Она к мечте приблизит нас.
                Тогда, без всякого сомненья,
                Я стану ровнею для Вас.

                Нет смысла всуе, князь мой милый,
                Свой мир на монастырь менять.
                В наследии вся наша сила,
                Достоинства нельзя терять…»

                Лимбург:           «Моя божественная Бетти,
                Вы не по возрасту умны.
                Признаюсь Вам, что в высшем свете
                Я не встречал таких, как Вы.

                Для подтвержденья чувств высоких
                Не только графство Вам куплю,
                А вопреки сужденьям строгим
                Я Оберштейн Вам подарю.

                Газеты упомянут вскоре
                О нас хвалебною строкой.
                И будете, Элеонора,
                Владеть немецкою землёй».

                * * *

                Лимбург, любовью ослеплённый,
                Свои все земли заложил
                И, клятвою обременённый,
                Невесте Оберштейн купил.

                Рошфора князь на всякий случай,
                Чтоб тот ему не навредил,
                На месяцы благополучно
                В тюрьму свою определил.

                В уютном замке разместилась
                И вся компания княжны.
                Питались сытно, веселились,
                Делишки делали свои.

                Во всю чеканили монеты,
                Сбывали князя ордена.
                И с позволения Эмете
                На средства жили жениха.

                Глава 12. Ссора князя с Али

                Сидит принцесса у камина,
                Склонясь над тазом головой.
                Плывут кораблики в нём тихо,
                Мерцают свечи над водой.

                Служанка новая, Франциска,
                Туда же, на воду, глядит.
                И, голову склоняя низко,
                Губами быстро шевелит.

                Венецианское гаданье
                Они желали испытать,
                От сил неведомых посланье
                В тазу хотели увидать.

                И тут в гостиный зал неслышно
                Лимбург вошёл и замер вдруг.
                От чувств нахлынувших, он нежно
                Взирал на занятых подруг.

                Вверху, на тлеющем камине,
                Для сушки, видимо, стоит
                Принцессы новая картина,
                Где краска свежая блестит.

                Смотрел жених и умилялся
                В душе идиллией такой.
                И всякий раз он удивлялся
                Забавам девы молодой.

                Но вдруг спокойствие исчезло,
                Раздался голосок Али:
                «Как смели Вы, мой друг любезный,
                Сомненья проверять свои?

                Я говорила Вам, милейший,
                У Вас бумажная душа.
                Вы нанесли удар сильнейший,
                Меня убили без ножа.

                Курфюрст  Горштейн меня изволил
                По Вашей просьбе проверять
                И Вам, жених мой, не позволил
                Мне дарственную оформлять.

                В России, Лондоне, Париже
                Посмел он справки наводить.
                Я Вам доверилась, но вижу,
                Вы не умеете любить…

                «Моя божественная Бетти»,
                «Моя Калипсо», «ангел мой»…
                Теперь что стоят фразы эти,
                Когда шпионишь за спиной?»

                Опешил князь от обвинений,
                Не мог и слова проронить.
                Он был готов просить прощенья,
                Ведь правду Бетти говорит.

                Но как ей стало всё известно,
                Ведь лишь Горштейн об этом знал?
                Боясь поссориться с невестой,
                Князь пререкаться с ней не стал…

                Княжна:           «Как смели Вы ко мне явиться
                И на любовь претендовать?
                Прошу Вас, сударь, удалиться,
                Я не намерена прощать…»

                Лимбург, надеясь на взаимность,
                Душевный праздник предвкушал.
                Но тут курьёз с ним приключился,
                И на колени князь упал:

                Лимбург:           «Прошу прощения, принцесса,
                Я недостойно поступил.
                Но жизнь свою я интересам
                Лишь только Вашим подчинил…»

                Княжна:           «Я Вам не верю, Ваша светлость,
                Вы много обещали мне,
                Но, к сожаленью, Ваша честность,
                Как миражи в коротком сне.

                И, кстати, дядя из Багдада
                Намедни мне письмо прислал,
                Где пишет, что жених богатый
                На мне жениться пожелал.

                Султан персидский строгих нравов,
                Но по-отцовски добр ко мне,
                И я ослушаться не вправе,
                Таков закон в его стране.

                А посему освобождаю
                Я Вас от обязательств всех.
                На днях в Багдад я уезжаю,
                Где нравы не введут во грех».

                Лимбург:            «А как же я, моя Калипсо,
                Вы оставляете меня.
                Разлука не должна случиться,
                Мне не прожить без Вас и дня.

                Жестоки нравы на Востоке,
                Нет права на любовь свою.
                Любви природные истоки
                У женщин губят на корню.

                Позвольте мне, Элеонора,
                За Вами в Персию отбыть.
                Готов пожертвовать престолом
                И привилегии забыть.

                Я ниц паду к ногам султана,
                О Вас просить не побоюсь.
                Молиться буду беспрестанно,
                Но Вашей я руки добьюсь.

                Я оплачу Вам все расходы,
                Мне лишь бы рядом с Вами быть.
                Вас окружу своей заботой
                И буду вечно Вас любить».

                Княжна:           «Вы опрометчивы, мой милый,
                Нельзя рассудок свой терять.
                Любовь столь поздняя мужчины
                Не может долго согревать.

                В порыве чувств Вы обещали
                Мне замок этот подарить.
                Но Вас, мой рыцарь, напугали,
                И Вы решили отступить.

                А если Вам Горштейн прикажет
                Не ехать в Персию за мной,
                То бурные желанья Ваши
                Останутся пустой мечтой…»

                Лимбург:           «Я честен в помыслах пред Вами,
                Доверьтесь мне в последний раз.
                Я стал практичнее с годам
                И этим лишь унизил Вас…»

                Княжна:           «Ну, полно, князь, Вы убедили…
                И встаньте, наконец, с колен.
                Забудем прежние обиды,
                Но обещайте мне взамен,

                Что Вы покинете сей замок
                Сейчас, пока не приглашу,
                И разберитесь в мыслях сами,
                А я султану напишу».

                Улыбку у княжны заметив,
                Лимбург стал что-то бормотать.
                С колен не поднимаясь, Бетти
                Он начал руки целовать.

                Лимбург:           «Конечно, я уеду в Нейсес,
                Но Вы позволите сюда
                К Вам в гости, милая принцесса,
                Мне приезжать хоть иногда?»

                Княжна:           «Да, безусловно, буду рада
                Вас видеть, милый Телемак.
                Замечу, щедрые затраты
                В любви весьма хороший знак…»

                Довольная собой, принцесса
                Взяла со столика письмо
                И молча ,с явным интересом,
                Читать затеялась его…

                Лимбург, от ревности страдая,
                На текст загадочный смотрел.
                Ревниво на Али взирая,
                Он автора узнать хотел…

                В уме перебирал знакомых:
                Министров, графов и князей…
                Безумной страстью ослеплённый,
                Не мог спросить: «Кто пишет ей?»

                Интуитивно ощущая
                Взгляд князя на своей спине,
                Элеонора, не смущаясь,
                Письмо читала в тишине.

                Интрижкой ревность вызывая,
                Принцесса свой момент ждала.
                Лимбурга чувства проверяя,
                Она свою игру вела…

                Княжна:           «Признаюсь честно, князь, по-свойски,
                Известий я ждала давно.
                Мой друг Агинский, гетман польский,
                Прислал из Франции письмо.

                Он пишет мне, что ищет встречи,
                Дела желает обсудить.
                Агинский в Посполитой Речи
                Намерен земли возвратить».

                Лимбург:           «Но какова у Вас возможность…?
                Простите за вопрос такой.
                Опальный гетман ведь вельможа,
                Не менее велик собой».

                Княжна:           «Не забывайте, князь, о роли,
                Мне предназначенной судьбой.
                Европа вся узнает вскоре,
                Кто я такая, милый мой…

                Ступайте, князь, не смею боле
                От важных дел Вас отвлекать.
                Лишь одиночество и горе
                Вас учат женщин понимать».

                И молча, словно пёс побитый,
                Лимбург покинул Оберштейн.
                Ему и стыдно, и обидно,
                Но думал всё же князь о ней:

                Лимбург:           «Рошфор, мой милый друг, невинно
                Сидит из-за неё в тюрьме.
                Но мне не слаще, мальчик милый,
                Когда душа моя во тьме…

                С такими женщинами, знаю,
                Спокойно жить не суждено.
                Поеду, с графом повидаюсь,
                Попьём бургундское вино…»

                * * *
                Свидание в тюрьме

                Лимбург беседует с Рошфором
                За сервированным столом.
                И, увлечённый разговором,
                Глотками нервно пьёт вино.

                Чуть помолчав, он продолжает
                Свой неоконченный рассказ:
                «Так вот, Эмете уезжает
                И навсегда бросает нас…

                На днях из Персии прислали
                Огромнейшие деньги ей…
                Со всеми быстро рассчитавшись,
                Княжна купила Оберштейн…

                Она, как хлам ей надоевший,
                Всех удалила от себя.
                И вот вчера, весьма любезно,
                Из замка выгнала меня.

                Но я, мой милый, догадался,
                Зачем ей нужен Оберштейн.
                Агинский ей в письме признался,
                Что жаждет встречи скорой с ней…»

                Рошфор внезапно рассмеялся,
                Вельможу старого смутив.
                Всё громче хохот раздавался,
                Тюремных стражей всполошив.

                Рошфор:           «Ваш разум, сударь, помутился,
                Ну ладно я, а как же Вы,
                Подобно юноше влюбились
                И стали ко всему слепы.

                Вы мне хотите, Ваша светлость,
                О деньгах байку рассказать.
                Ведь это сущая нелепость,
                И должно Вам сие признать…

                Скажу Вам, князь, без лишней лести,
                Я говорил уже не раз,
                Агинский юн, красив, известен
                И предпочтительнее Вас».

                Лимбург, не выдержав насмешек,
                Из-за стола вдруг резко встал.
                Пытался выйти князь, но в спешке
                Перевернул с вином бокал.

                Лимбург:           «Вы, граф, со мною неучтивы,
                Последний я даю Вам шанс.
                На всю неделю, друг мой милый,
                Бургундского лишаю Вас.

                Казённая еда и трезвость
                Позволят усмирить Ваш нрав…
                Поймёте, граф, свободы ценность
                И кто был в этом споре прав».

                И вновь в беседе с юным другом
                Агинский, словно гений злой,
                Возник в сознании Лимбурга,
                Разрушив благостный покой.

                Свой возраст осознав немалый,
                Князь понимал, что был смешон.
                Камзол поправив с орденами,
                Не попрощавшись, вышел вон.

                Глава 13. Замок Нейсес

                Лимбург читает у камина
                К принцессе тайное письмо.
                Любая строчка ощутимо
                Взывает к ревности его.

                От слуг он слышал, что к принцессе,
                Как вор, приходит по ночам
                Поляк какой-то неизвестный,
                А исчезает по утрам.

                Как призрачная тень, Агинский
                Покоя князю не давал.
                Он был уверен: эти письма
                Проклятый гетман ей писал.

                Лимбург:           «Поляк меж нами третий лишний…,
                Али не шалость для меня.
                Я знаю, что она в сей жизни
                Любовь последняя моя.

                К Рошфору надо ехать срочно
                И извинения просить.
                Он добрый малый и, возможно,
                Мне что-то сможет предложить».

                Лимбург, на дерзкий план решившись,
                Письмо в кармашек положил.
                С прислугой даже не простившись,
                Он в казематы укатил.

                * * *
                Лимбург:           «Мой милый друг, я извиняюсь,
                За прошлый прерванный визит.
                Я в Вашей помощи нуждаюсь,
                И пусть Господь меня простит».

                Князь нервно с головы снимает
                Парик…, бросает на окно.
                Рукой дрожащей разливает
                В бокалы светлое вино…

                Лимбург:           «Я в чувствах, милый граф, унижен
                И опустился до того,
                Что у принцессы выкрал письма
                И Вам принёс прочесть одно.

                Невыносимо, граф, поверьте,
                В любви обман осознавать.
                Где справедливость, мне ответьте,
                В чём я пред нею виноват?

                Не узнаю Элеонору,
                Как лабиринт её душа.
                И даже странного барона
                В Париж услала без гроша.

                Но гнусность, граф, не в этом скрыта,
                А в том, что в замок по ночам
                Наносит тайные визиты
                Поляк, а это стыд и срам.

                Измена явная, заметьте,
                Их надо в этом уличить.
                Свиданья тайные с Эмете
                Необходимо прекратить».

                Князь вынимает из кармана
                Письмо и нервно говорит:
                «Читайте, граф, сюжет романа,
                Он Вас, возможно, рассмешит…»

                Серьёзную состроив мину,
                Стараясь князю сострадать,
                Рошфор подсвечник пододвинул
                И громко стал письмо читать…

«…Я смотрю на появление Вашего высочества, как на чудо провидения, которое витает над моей несчастной родиной, посылая ей на помощь такую героиню…»

                Лимбург:            «Да тише граф, не на трибуне,
                Не надобно здесь так кричать…
                И всё, что обсуждать мы будем,
                Никто не должен, друг мой, знать».

                Услышав голос возмущённый,
                Рошфор решил не возражать.
                Умерив тон свой возбуждённый,
                Он тише начал текст читать…

«Горю желанием принести вам знаки моего уважения; однако есть мелкие причины, мешающие этому счастью. Тотчас бы полетел Вашему высочеству, но, одетый по-польски, боюсь, что обращу на себя внимание многих любопытных глаз. Ваш визит ко мне мог бы вызвать то же, потому что тут есть много лишних лиц. Для встречи поэтому следует выбрать постороннее место, чтобы укрыться от взоров докучных наблюдателей. Дом, который я нанял месяц тому назад, стоит пустым. ЕслиВаше высочество признаете это приемлемым,Вы решите непременно прибыть. Буду там ожидать. Податель письма, человек испытанной верности, будет служить вам проводником…»

                «Каков подлец, – Лимбург воскликнул, –
                Ведь это гетман пишет ей.
                Письмо любовное подкинул
                И думает, что всех умней...

                Вы представляете, любезный,
                Мне недозволенно любить…
                В неё вложил такие деньги,
                А он нас хочет разлучить…»

                Рошфор:           «Ну, право, князь, не надо злиться,
                Не то опять захохочу.
                Письмо ей пишет не Агинский,
                Я, Вас, милейший, огорчу…

                Письмо, ночные похожденья,
                Дурной французский, наконец.
                Уверен, князь, не гетман это,
                Другой там бродит удалец…»

                Затем без всякого смущенья
                Рошфор допил своё вино…,
                Бокал поставил и с волненьем
                Продолжил вслух читать письмо…

«…С тем ,чтобы не бросить тень подозрений на Ваше высочество, предлагаю при тайной встрече учесть все обстоятельства, исключающие нежелательных свидетелей. А посему ожидайте у себя моего посыльного поляка с письмом в 2 часа ночи. Он сопроводит Вас до Мосбаха».

                Лимбург:           «Какая наглость всё же, сударь,
                Какой неслыханный позор.
                План действий надо бы придумать,
                А ты поможешь мне, Рошфор…»

                Глава 14. Засада. Встреча с Радзивиллом

                Из глубины ночного неба
                На замок падал лунный свет.
                Глазницы башен вдаль свирепо
                Глядят, как стражи прошлых лет.

                В условный час, в укромном месте,
                В тени деревьев, как дозор,
                В засаде притаились вместе
                Лимбург и друг его Рошфор.

                Ревнивцы терпеливо ждали,
                Когда появится злодей.
                У потайных дверей стояла
                Лишь пара верховых коней.

                И тут открылась дверь неслышно,
                От посторонних глаз тайком
                Принцесса с незнакомцем вышла
                В плаще дорожном и с хлыстом.

                Мужчина в тёмной треуголке
                На польском что-то говорил,
                Затем подвёл коня и ловко
                В седло Эмете усадил.

                Лимбург:           «Мой друг, боюсь, что не успеем...
                Пора седлать своих коней,
                Иначе мы свою затею
                На несколько растянем дней».

                Рошфор злорадно усмехнулся…
                Рошфор:           «Пусть гонят скакунов своих.
                Мой господин, Вы не волнуйтесь,
                В Мосбах прибудем раньше их.

                Оставьте все свои тревоги,
                Мы двинемся другим путём,
                Я знаю краткую дорогу…
                А там их, князь, мы подождём».

                Два друга с явным интересом
                Смотрели вдаль из-за кустов,
                Покуда в тёмной гуще леса
                Исчезли тени беглецов.

                «Теперь и нам пора в дорогу, –
                Сказал решительно Рошфор, –
                Осталось нам совсем немного,
                И мы узнаем, князь, кто вор…»

                * * *

                В ночной прохладе безмятежно
                Спит городок среди холмов.
                Луна свой свет бросает нежно
                На крыши низеньких домов.

                В тени деревьев, у усадьбы,
                На лошадях верхом сидят
                Лимбург и граф  и из засады
                Внимательно на лес глядят.

                От сырости ночной прохлады
                Друзей пробрал уже озноб,
                Как вдруг ревнивцы услыхали
                Копыт прерывистую дробь.

                С огромным нетерпеньем ждали
                Они прибытия Алин.
                И, наконец, глухое ржанье
                Послышалось в ночной дали.
               
                Две тени всадников знакомых
                На фоне полосы лесной
                Галопом приближались к дому,
                Где ждал их некто в час ночной.

                И вот они, подъехав к дому,
                Остановили лошадей.
                С коня мужчина спрыгнул ловко
                И к воротам шмыгнул быстрей.

                И вот гонец стучит в ворота
                И громко, что есть сил, кричит.
                Тут появляется у входа
                Мужчина, непростой на вид….

                В широкой шляпе над глазами,
                В блестящем модном кунтуше ,
                Он представлялся моложавым,
                Но был не юн собой уже...

                «Я говорил, что это гетман, –
                Рошфору шепчет князь Лимбург, –
                Каким, извольте, его ветром
                В Мосбах пригнало, милый друг?...»

                Увидев всадницу, мужчина,
                К ней торопливо подойдя,
                Приветствует её учтиво,
                Снимает бережно с коня.

                Встаёт на правое колено,
                Целует нежно руку ей,
                Берёт под локоть и степенно
                Идёт ко входу рядом с ней…

                Душевных не сдержав страданий,
                Ударив шпорами коня,
                Лимбург рванулся из засады
                И крикнул: «Я вас жду, друзья».

                Тотчас же юный незнакомец
                Со шпагой выступил вперёд.
                Конфедерат готов был к бою
                И отразить любой налёт.
               
                Но тут из тени выбегает
                Со шпагою в руке Рошфор,
                И, как в бою, опережая,
                Наносит юноше укол…

                «О, Боже мой, – кричит принцесса, –
                Вы, господа, с ума сошли.
                Какие в вас вселились бесы,
                И как меня вы здесь нашли?

                Извольте объясниться, сударь,
                Вы поумнеете когда?
                Зачем Вы, как ревнивец глупый,
                С Рошфором прибыли сюда?»

                Лимбург от ярости не слышал,
                Что говорит ему Али.
                С коня на землю быстро спрыгнув,
                Он тут же шпагу обнажил.

                Лимбург:           «Я Вами оскорблён, Агинский,
                Вас вызываю на дуэль.
                В мою приходите обитель
                И оскверняете постель…»

                И надо было так случиться,
                Что осветило всех луной.
                И граф заметил, что мужчина
                Совсем не гетман, а другой…

                Рошфор невольно рассмеялся
                И утвердительно сказал:
                «Да это ж не Агинский с нами,
                Но всё равно, он ей писал…»

                Княжна:           «Теперь, коль случай выпал, пане,
                И здесь соединил всех нас
                При обстоятельствах столь странных,
                Позвольте мне представить Вас.

                Князь Карл, простите, если можно,
                И познакомьтесь – князь Лимбург,
                Жених, владелец замков многих…
                И граф Рошфор, мой юный друг.

                Его высочество, князь польский
                Карл Радзивилл, великий пан,
                Любимец шляхты, воевода,
                На царский трон претендовал…»

                Как подобает, церемонно
                Князья раскланялись в ответ,
                В улыбке растеклись притворной,
                Блюдя придворный этикет.

                Княжна:           «Теперь меня, князь Карл, представьте
                Вот этим милым господам.
                Наверняка, они не знают,
                Зачем я прибыла сюда…»

                Лимбург:           «Не понимаю Вас, принцесса,
                О чём здесь речь идёт, друзья?
                Ведь Вы моя, Али, невеста…
                Вы что-то скрыли от меня?»

                Княжна:           «Да, милый князь, Вы не ошиблись,
                Алин сегодня умерла.
                Но Ваши грёзы не разбились,
                Нас ждут великие дела…

                Ну что же, Карл, Вы всё молчите,
                Меня представьте господам!
                Откройте тайну, не тяните,
                Они не помешают нам…»

                Радзивилл:        «Её высочество пред Вами,
                Дитя внучатое Петра,
                Императрица рядом с нами,
                Елизавета, господа!»

                Глава 15. Мосбах. Тайная коронация

                В огромном полутёном зале
                Прислуга толпами снуёт.
                Оружие со стен, мерцая,
                Ему суровость придаёт.

                Принцесса в залу входит важно
                В сопровождении князей.
                Прислуга вся подобострастно
                Поклоны адресует ей.

                По знаку князя Радзивилла
                Все быстро покидают зал.
                Торжеств минута наступила,
                Триумф принцессу ожидал.

                Княжна с напущенной обидой
                Лимбургу тихо говорит,
                Но так, что слышит даже свита,
                В каких грехах его винит:

                Княжна:           «Давно я, милый князь, мечтала,
                Об этом объявить сама,
                Но я всё время опасалась
                Публично заявить права...

                Я для торжественных событий
                Сегодня прибыла сюда,
                Но глупой выходкой Вы, милый,
                Всё омрачили, как всегда…»

                И тут торжественно и громко
                Карл объявляет: «Господа!
                Момент мы этот ждали долго,
                Нам повезло, как никогда…

                Мне выпала, друзья, мисси;я
                Представить будущую Вам
                Императрицу всей России,
                Известную принцессу нам».

                По залу эхом раскатился
                Его величественный глас…
                Оратор низко поклонился,
                С принцессы не спуская глаз.

                Княжну как будто подменили.
                Величием лицо её
                Неузнаваемо светилось,
                Был вид царицы у неё.

                Княжна:           «Мне, господа, лишь остаётся
                Пред Вами истину открыть,
                От счастья моё сердце бьётся,
                Но я могу Вам сообщить:

                Я в тайном, но законном браке
                Елизаветой рождена.
                Но жизнь наследников, однако,
                В России трудностей полна.

                Известно всем, как захватила
                Екатерина русский трон.
                Родного мужа погубила,
                Поправ наследия закон.

                Казацкий гетман Разумовский –
                Муж тайный матушки моей –
                В младенчестве меня в Европу
                Отправил волею своей.

                От злых людей оберегая,
                Он в тайне содержал меня.
                Жила я, истину скрывая,
                Как Волдомирская княжна.

                Пора мне выйти из забвенья
                И миру правду заявить.
                Престол Российский, без сомненья,
                Моим по праву должен быть.

                От матушки Елизаветы
                Духовную имею я.
                Есть и другие документы,
                Хочу представить их, друзья».

                Принцессы голос и манеры
                Произвели на всех эффект.
                И тут она для пущей веры
                Велела принести пакет.

                И ей тот самый незнакомец
                Пакет с бумагами вручил
                И так же тихо и покорно
                В тень зала быстро отступил.

                Княжна торжественно и бодро
                К Лимбургу молча подошла
                И документы с видом гордым
                Ему к просмотру отдала.

                Лимбург с огромным интересом
                Бумаги живо прочитал.
                Проверив  подлинность их текстов,
                Рошфору молча передал.

                Граф, проявляя любопытство,
                В бумаги эти заглянул…
                Прочёл…, принцессе поклонился…,
                К её руке тотчас прильнул.

                Княжна:           «Но это копии пред Вами,
                Я их с собой ношу всегда.
                А настоящие бумаги
                В надёжном месте, господа!

                Сам граф Шувалов знает это.
                Когда в Европу заезжал,
                Он посвятил меня в секреты
                И пособить мне обещал…

                Я, как и мать, боюсь коварства,
                Все доказательства храню.
                Как только я взойду на царство,
                То я их миру предъявлю.

                Теперь ,– продолжила принцесса ,–
                В Европе знают про меня.
                Мои в России интересы
                Уже одобрили друзья.

                Приказ мой строго выполняя,
                Служить готовый мне всегда,
                Мой брат, свою судьбу пытая,
                Зажёг Поволжье, господа!

                Он флаг поднял над всей Россией
                Освободительной борьбы,
                И узурпаторша не в силах
                Остановить свой крах судьбы.

                Урал, Сибирь от самозванки
                Успешно к брату перешли.
                Попы, солдаты и крестьяне
                Ему присягу принесли.

                Как я, своё родство скрывая,
                Он носит имя Пугачёв.
                Народ на смуту подымая,
                Провозгласил себя царём .

                Пока я здесь, он там назначен
                Моим наместником, друзья.
                И если Бог пошлёт удачу,
                Императрицей стану я!»

                И снова незнакомец юный
                К Лимбургу тихо подошёл,
                Забрал бумаги и бесшумно,
                Как тень, загадочно ушёл.

                Лимбург и верил, и не верил
                Всему, что здесь произошло.
                Но всё, что сказано Эмете,
                К догадкам ранним привело…

                Припомнил князь, как в Бартенштейне
                Сестра, желавшая помочь,
                Упоминала, что Эмете –
                Елизаветы Первой дочь.

                Читал в газетах, что в России
                Какой-то Пугачёв восстал.
                Явился, как воскресший мститель,
                Царём Петром себя назвал.

                В тот миг Лимбург не мог представить,
                Что Пугачёв Эмете брат…
                Но если мир её признает,
                То этому он будет рад.

                В мир грёз незримых погрузившись,
                О славе размышлял Лимбург:
                «Она царица всей России,
                А он ей царственный супруг…»

                Но грёзы сладкие прервались,
                Принцессы голос мысль прервал:
                «Меня ждут в Швеции, Версале,
                Султан турецкий в гости звал…

                Но роль конфедератов в Польше
                Особо мне, друзья, важна.
                Им неугоден Понятовский,
                А значит, цель у нас одна!»

                Елизавету одобряя,
                Князь Радзивилл поклон отдал.
                И, важность делу придавая,
                Напыщенность себе придал.

                Принцесса гордо продолжала:
                «Пора настала…, час пришёл,
                Здесь, господа, я объявляю
                Начало битвы за престол!

                Пред Вами Мы, Елизавета…
                Вторая Всероссийская клянусь,
                Что Польшей с этого момента
                Я основательно займусь.

                Её в границах восстановим,
                Стани;слав будет удалён.
                Свои порядки установим,
                Достойный князь взойдёт на трон…»

                Князь Карл ещё раз поклонился
                И так свою воспринял роль,
                Что сам собою возгордился,
                Как будто он уже король.

                Княжна:           «Мы путь борьбы к вершине власти
                С Константинополя начнём.
                Султан турецкий будет счастлив
                Увидеть нас в краю своём.

                На днях мы с князем Радзивиллом,
                Друзья, отправимся к нему
                И мирный договор с Россией
                Должны прервать на зло врагу…

                Затем опальному Орлову
                Письмо в Ливорно отошлю…
                Хочу Чесменского героя
                Привлечь на сторону свою.

                Российский флот всех держит в страхе,
                А я Елизаветы дочь,
                Склоню влиятельного графа
                Семье Романовых помочь…»

                Глаза её горели страстно,
                Румянец на щеках играл.
                Она была ещё прекрасней,
                И голос царственно звучал:
                Княжна:           «Итак, в Венецию мы едем,
                Где Карл готовит корабли…,
                Затем в Стамбул попутным ветром
                К султану прибыть мы должны…

                На экспедицию и подкуп
                Казна немалая нужна.
                Конфедераты нам помогут,
                Но эта помощь так мала…»

                Пытливо в сторону Лимбурга
                Принцесса бросила свой взгляд.
                И тут же князь сказал с испугом:
                «Помочь всегда я буду рад».

                Затем он пафосно добавил:
                «Моей судьбы Вы Божий перст.
                Я земли заложу с домами
                И как супруг отдам, что есть.

                Елизавете Всероссийской
                Последний вздох готов отдать.
                В таких делах немало риска,
                Но всё же я готов страдать…»


                Княжна:           «Друзья, всё это сантименты…,
                С банкиров надо начинать.
                Хочу я эти документы
                В газетах опубликовать.

                Узнав, что я близка к престолу
                По завещаниям царей,
                Банкиры и дворы Европы
                Мне станут доверять сильней.

                От них огромные заёмы
                В казну нам будут поступать.
                Тогда мы сможем Пугачёва
                В борьбе с тиранкой поддержать».

                Её идеей подогретый,
                Воскликнул «Браво! – Радзивилл. –
                За Вас умрём, Елизавета,
                Войны священной час пробил!»

 
                Княжна:           «Пора нам всё же расходиться,
                Уже светает, господа.
                Сейчас нам надо разделиться,
                Потом мы съедемся сюда.
               
                Вас в Оберштейн, друзья, проводит
                Вот этот бравый офицер.
                Он юн, но в храбрости поспорит
                С любым, кто в этом преуспел.

                Но прежде ,чем я Вас оставлю
                И Вы поедете домой,
                Позвольте Вам его представить:
                «Доманский Михаил – друг мой.

                Соратник давний Радзивилла,
                Был депутатом Сейма он.
                Когда Станислав объявился,
                Он Карла продвигал на трон».

                Из глубины большого зала
                Тот самый вышел офицер.
                Он поклонился князю, графу
                И на принцессу посмотрел.

                И в этот миг Лимбург заметил,
                Что юноша в княжну влюблён.
                В нём ревность вспыхнула к Эмете,
                За шпагой потянулся он.

                Но взгляд принцессы молчаливо
                Его желанья остудил,
                И князь с улыбкою учтивой
                Со шпаги руку опустил.

                Как жаль,- подумал князь-, что раньше
                Рошфор его не заколол.
                Не представлял, что делать дальше,
                И на Доманского был зол.

                Рошфор ехидно усмехнулся
                И князю тихо прошептал:
                «Вы, Ваша светлость, промахнулись,
                Он новым Телемаком стал.

                Но за какие, князь, заслуги
                Княжна арестовала нас.
                Сам Михаил Доманский будет
                Сопровождать до замка Вас».


                Лимбург:           «Не время, милый граф, глумиться,
                Нам нужно сделать выбор свой.
                Доманский может пригодиться,
                Он много знает, сударь мой…»

                Глава 16. Замок. Разговор у камина

                В просторном зале Оберштейна
                Сидят принцесса и Лимбург.
                Свой диалог они келейно
                О жизни будущей ведут.

                Камин остывший, догорая,
                Их лица слабо освещал.
                «Что с нами будет, дорогая?» –
                Вопрос со вздохом князь задал.

                Княжна:           «Как догадались Вы, мой милый,
                Наш брак придётся отложить,
                Пока не стану я в России
                Корону царскую носить.

                Тогда и смелый не найдётся
                Мои бумаги проверять.
                И Вам в Европе не придётся
                О Бетти сплетни собирать».


                Лимбург:           «Но это вздор…, отказ от брака…,
                Всё ради призрачной мечты…
                Ведь может за Россию драка
                Разрушить брачные мосты.

                Лишь Бог, преступников карая,
                Вершит их судьбы на земле.
                Ты хочешь мести, дорогая,
                В непредсказуемой стране».

 
                Княжна:           «Но, князь, Вы знаете, коварно
                Захвачен был Российский трон.
                В себе я слышу долгожданный
                Судьбы моей призывный звон…»


                Лимбург:           «Алин, мы здесь одни, клянитесь,
                Что правду говорили там…
                Не дайте повод усомниться,
                Хотел бы я поверить Вам».

                Принцесса усмехнулась мило
                И пафосно сказала вдруг:
                «То, что в Мосбахе говорила,
                Меня касается, мой друг.

                Одно скажу – пока в России
                Мой час победный не пробьёт,
                Любите Бетти, как любили,
                И правда Вас сама найдёт…»

 
                Лимбург:           «Али, Элеонора, Бетти,
                Теперь Елизаветой звать.
                Какому из имен, ответьте,
                Мне больше надо доверять».

 
                Княжна:           «Ответы на вопросы, милый,
                Хотите ежели узнать,
                Ищите непременно в Киле ,
                Где мне случилось проживать…

                И, Ваша светлость, повторяю,
                Али и Бетти умерли.
                Хотите ежели общаться,
                Оставьте глупости свои.

                Императрицею России,
                Елизаветою Второй…!
                Так величать меня отныне
                И только так, милейший мой».


                Лимбург:           «Прошу прощения, принцесса,
                За неуместный разговор.
                Вы всё ж Лимбургская невеста,
                И я так думал до сих пор».

                Князь, пребывая в размышленьях,
                Смотрел на тлеющий камин,
                Но тут он губ прикосновенье
                Елизаветы ощутил.


                Княжна:           «Мой милый князь, Вы не волнуйтесь,
                Всю жизнь я этого ждала.
                Моим желаньям повинуйтесь,
                И нас возрадуют дела!

                Мой Телемак, прекрасно знаю:
                Разлука тяготит всегда,
                Но я, мой милый, обещаю
                Не забывать Вас никогда.

                Сейчас не стоит, Ваша светлость,
                Себя унынью придавать.
                Нужны решительность и смелость,
                Чтоб трудности одолевать.

                Скажите, князь, Вы пожалели
                О данном обещанье мне,
                Иль разлюбить меня успели,
                Иль тяжек груз в моей игре...?»

                Князь побледнел от слов Эмете,
                Пытался что-то ей сказать,
                Но вдруг свалился на колени
                И стал ей руки целовать.

 
                Княжна:           «Ну, полно, князь, сейчас не время
                На чувства уповать свои,
                Легло немыслимое бремя
                На плечи хрупкие мои…

                Горштейн уже распорядился
                Моей кампании помочь.
                Людовик даже согласился…,
                Сомнения откинув прочь.

                Лишь будущий супруг, потея,
                Мои архивы ворошит
                И, на друзей моих надеясь,
                Казну пополнить не спешит».

                Договорив, она небрежно
                От князя руки отняла,
                И взгляд её, когда-то нежный,
                Был полон холода и зла.

 
                Лимбург:           «Я Вас люблю и сожалею,
                Что словом дерзким огорчил.
                Я всё исполнил, что велели,
                И кредиторов подключил.

                Отъезда день уже назначен,
                Осталось час согласовать.
                Кортеж в Венецию оплачен,
                Он будет Вас в Мосбахе ждать.

                На все дорожные расходы
                Я подготовил векселя.
                О Вас, Алин, мои заботы
                Как дар небесный принял я…»

                Принцесса в благодарность руку
                Для поцелуя подала.
                И князь, предчувствуя разлуку,
                Прильнул к ней, словно навсегда.


                Княжна:           «Теперь, князь, в Нейсес отправляйтесь,
                Так требуют мои дела…
                Да, да, мой друг, не удивляйтесь», –
                И тут же руку отняла.

 
                Лимбург:           «Но почему же, Ваша светлость,
                Вы так безжалостны ко мне.
                Я Вам явил такую верность,
                А ныне будто в стороне…»

 
                Княжна:           «Вы сами, князь, всему виновны,
                Из глупой ревности в ту ночь
                Был втянут в тайну посторонний,
                Поскольку Вам решил помочь.

                Он знает всё, а это плохо.
                Он злой, коварный человек.
                К борьбе готовилась я долго,
                И тем дороже мне успех…»


                Лимбург:           «Вы не простили нам, принцесса,
                Мужской в Мосбахе ритуал,
                Но мой гофмаршал, Ваша светлость,
                Меня всего лишь защищал…»

 
                Княжна:           «Вы догадались, несомненно,
                И я готова Вас простить,
                Но Вы должны, князь, непременно
                В тюрьму Рошфора возвратить.

                И горе Вам, мой милый, будет
                За встречу с графом вне тюрьмы.
                Хочу доехать до Стамбула,
                И здесь мне трупы не нужны…»

                И вновь принцесса подарила
                Лимбургу нежный поцелуй,
                Но тут же строго повторила:
                «Рошфора завтра арестуй».


                * * *

                Туман вечерний укрывает
                Старинный замок Оберштейн.
                Лимбург с Рошфором отъезжают,
                Своих пришпорив лошадей.

                Но тут Рошфор, заметив что-то,
                Внезапно осадил коня
                И крикнул князю громко: «Стойте!
                Есть подозренье у меня».

                На потайную дверь рукою
                Он молча князю указал
                И, строя из себя героя,
                С насмешкой в голосе сказал:

                «Кого-то, Ваша светлость, гонят
                Из собственного замка прочь.
                В то время дверью потайною
                Доманский входит на всю ночь.

                Вы узнаёте, князь, ту лошадь,
                Что смирно у двери стоит?
                Ошибки, друг мой, быть не может,
                Поляк нанёс Алин визит.

                Хотя известно, Ваша светлость,
                Он здесь не должен быть сейчас.
                Не стоит уповать на верность,
                Не жалует принцесса Вас…»

                Лимбург, взбешённый разговором,
                Воздерживая крик едва,
                Шептал несвязанно Рошфору:
                «Вы, сударь, мнительны всегда.

                По Вашей милости мы влипли…,
                Точнее Вы, гофмаршал мой.
                Мне велено княжной Вас силой
                В тюрьму отправить на постой».

 
                Рошфор:           «Меня в тюрьму? За что, простите,
                Да и с каких же это пор
                Вы тени собственной боитесь,
                В своём же доме Вы как вор…»


                Лимбург:           «Довольно, граф, уж это слишком,
                Принцесса всё ж права была.
                Вы злой и вспыльчив, как мальчишка,
                Нельзя Вас посвящать в дела…»

                Глава 17. День спустя

                Лимбург, любовью опьянённый,
                С утра приехал в Оберштейн.
                Он был принцессою прощённый
                И приглашён любезно к ней...

                Как львица, мечется по залу
                Княжна, ей, видно, нелегко,
                И тут в сердцах она бросает
                В Лимбурга мятое письмо.

 
                Княжна:           «Каков мерзавец, трус, предатель,
                Не знала я мужчин подлей…
                Во всём сама я виновата…,
                Наивность жадности глупей».

                От бранных слов Лимбург опешил.
                Казалось, дрогнул мир в глазах.
                В нём рухнули мечты, надежды,
                И обуял постыдный страх.

 
                Лимбург:           «Её Величество гневится…?
                Прошу заранее простить…
                Готов пред Вами объясниться,
                И милосердия просить…»

 
                Княжна:           «Вы самому себе не льстите,
                Мой гнев не к Вам, помилуй Бог,
                Так возмутить меня, простите,
                Любимый человек лишь мог…

                Вы слышали о нём : Агинский
                Письмо мне это написал,
                Он был всегда таким мне близким,
                Пока подачки получал.

                Теперь, когда я, князь, нуждаюсь,
                Он мне в поддержке отказал.
                И пишет, что не понимает…
                И от политики устал…

                Но я ведь знаю, с Понятовским
                Переговоры он ведёт.
                Екатерине гетман польский
                Признательные письма шлёт.

                Он, земли возвратить желая,
                Заискивает с королём.
                Игру из корысти меняя,
                Друзей своих предать готов.

                А это значит, князь мой милый,
                Великого немного в нём.
                Герои целью одержимы,
                И им подачки нипочём.

                Когда я, князь, Господней волей
                На царственный олимп взойду,
                Его несчастной будет доля,
                Мечом с небес к нему сойду…

                Припомню всё: обман, измену…
                Земель Агинского лишу.
                Когда я властью овладею,
                Того, кто предал, не прощу».

 
                Лимбург:           «Прекрасны Вы, княжна, во гневе,
                И приговор Ваш справедлив.
                Вы увлеклись им, как Орфеем,
                Но он играл не тот мотив…»

                Лимбург приблизился к принцессе
                И прошептал на ухо ей:
                «Лишь намекните, Ваша светлость,
                И к предкам отойдёт злодей…»

                Алин от князя отшатнулась,
                Разверзлись будто небеса…
                Она к Лимбургу повернулась
                И в гневе сузила глаза:

                «Вы, князь, смешны, побойтесь Бога,
                Вы всех готовы убивать.
                Вы опустились до Рошфора,
                Ему так можно рассуждать.

                В убийстве, друг мой, мало пользы,
                Да и романтики в нём нет.
                Вы о душе побеспокойтесь
                На склоне Ваших долгих лет.

                Есть женский способ наказанья,
                В нём есть поэзия и страсть,
                В душевном длительном страданье…
                Он будет тяжко умирать…»

                И тут, придя в себя ,игриво
                Письмо принцесса подняла:
                «Я сохраню его в архиве…,
                Придёт возмездия пора…»

                Письмо помятое разгладив,
                Она сказала: «Милый князь,
                Меня простите, Бога ради,
                Я ведь беременна от Вас».

                Князь вновь опешил от принцессы,
                Как идол каменный стоял.
                В нём мысли бегали, как бесы,
                И как вести себя не знал.

                «Момент сей темы неудачен, –
                В смятении подумал князь. –
                А вдруг Рошфор к сему причастен…
                Каков позор! Какая грязь!...»

 
                Княжна:           «Да, да, мой друг, не сомневайтесь,
                Я перед Вами, князь, чиста.
                И страх свой так не выражайте,
                Иначе выглядит мечта…»

 
                Лимбург:           «К Вам будет, милая Калипсо,
                Моя любовь всегда сильна.
                Но эти письма…, связь с Агинским…,
                Они меня лишают сна».

 
                Княжна:           «Порой казалось, Ваша светлость,
                Что охладели Вы ко мне.
                И только пробуждая ревность,
                Я возвращала Вас к себе.

                Не позволяйте, князь, в дальнейшем
                Мне в Вас уверенность терять.
                В разлуке будущей, милейший,
                Меня не надо огорчать…

                Я Вами, князь, пока довольна
                И позволяю рядом быть.
                Хочу напомнить, Карлу должно
                В четверг в Венецию отбыть…»

 
                Лимбург:           «К отъезду всё уже готово,
                Путь на Венецию открыт.
                Пришлось мне даже на расходы
                Один из замков заложить.

                Хотел бы всё ж, Элеонора,
                Прожить остаток дня в любви.
                Затея Ваша мне лишь горе
                Последние приносит дни…»

   
                Княжна:           «Как смели Вы назвать затеей
                Всей жизни основную цель!
                Вы, князь, Рошфора не умнее,
                Коль в Ваших мыслях лишь постель…»

                Князь обомлел от слов Эмете,
                Упрёки слушал в адрес свой.
                Он лишь пытался в день последний
                Побыть наедине с княжной…

 
                Лимбург:           «Алин, я виноват, простите,
                Не смог я чувства превозмочь.
                Меня из замка не гоните,
                Мне подарите эту ночь…»

                Принцесса, словно бы прощая,
                К Лимбургу молча подошла,
                Его в уста поцеловала,
                В покои девичьи ушла…

                От поцелуя мир теряя,
                Князь словно в рай земной сошёл…
                И, ночь любви с ней предвкушая,
                Послушно за княжной пошёл…

                Глава 18. 13 мая 1773 года, Мосбах. Отъезд

                К Мосбаху катится карета,
                Уже знакомый виден дом.
                В карете князь с принцессой едут,
                И каждый мыслит о своём…

                Заметив грусть в глазах Лимбурга,
                Княжна пытается шутить…
                И нежным голосом подруги
                Ему игриво говорит:

 
                Княжна:           «Печалиться не надо, милый,
                Погаснуть не успеет страсть…
                В непредсказуемой России
                В короткий срок меняют власть.

                Пройдёт мгновенье, и разлука
                Сойдёт на Вас, как благодать.
                Когда венец возьму я в руки,
                Вас в Петербурге буду ждать!»

                * * *

                У дома князя Радзивилла
                Гостей Доманский нервно ждёт.
                Он смотрит вдаль, нетерпеливо
                В плаще шагает взад-вперёд.

                Недалеко кортеж роскошный
                С утра приезд принцессы ждёт.
                Уже уложен груз дорожный,
                Прислуга меж карет снуёт.

                Ну вот и князь с княжною едут…
                Целуя князя на ходу,
                Она вдруг прыгает с кареты,
                Поляку машет набегу.

                Доманский, радость не скрывая,
                Навстречу к девице спешит,
                Лимбурга взгляд не замечая,
                Принцессе что-то говорит…

                К своей ведёт её карете,
                Любезно помогает сесть.
                И чувством нежности при этом
                Заметно переполнен весь…

                Карета трогается с места,
                Эмете из окна кричит:
                «Не забывайте, князь, невесту,
                Жду в Петербурге Ваш визит…»

                И длинной цепью потянулся
                Кортеж в неведомы края.
                И князь расходам ужаснулся…,
                Но, что не сделаешь, любя…

                * * *

                Кортеж Алин сопровождая,
                В себе князь ревность подавлял.
                Но, женихом себя считая,
                Лицу достойность придавал.

                Лимбург до самого Де-Понта
                Элеонору провожал.
                И тяжесть сброшенной заботы
                Он с облегченьем ощущал…

                Вся жизнь безоблачным мгновеньем
                В воспоминаниях прошла.
                Уж седина за это время
                Достойно на виски легла.

                «Но как смогла Элеонора
                Встревожить чувства юных лет…?
                И как в душе моей холодной
                Смятения оставить след…?»

                Лимбург так думал о принцессе,
                Когда кортеж исчез вдали.
                Теперь ему казался Нейсес
                Пустым, холодным и чужим…

                Глава 19. Венеция, май 1774 год

                Под ярким солнцем серебрится
                Венеции Большой канал.
                Народ у пристани толпится,
                Доносится весёлый гвалт...

                Слух о графине Пиненбергской,
                Как смерч, по городу прошёл.
                Все говорили: «Ей завещан
                Елизаветой русский трон...»

                Элита местная с восторгом
                О ней судачила все дни.
                Казалось даже, что и Боги
                В красотку эту влюблены.

                Аристократы всей Европы
                К княжне спешили на приём.
                Послы, министры, как холопы,
                Отвешивали ей поклон.

                Венеция, признав в графине
                Принцессу русского двора,
                Ей предоставила со свитой
                Дворец французского посла.

                Гофмаршал Кнор, агент Лимбурга,
                Её дела здесь представлял
                И донесенья о «супруге»
                Прилежно в Нейсес отсылал…

                Народ на пристани всё громче
                Скандировал княжне «Виват!..»
                Они принцессу ждали с ночи,
                Не отводя с палаццо взгляд.

                Застывшей музыкой казался
                Дворец французского посла.
                Флаг над палаццо возвышался
                Как здешний символ короля.

                Всю ночь огни не затухали,
                Оркестр не прекращал играть…
                Все с восхищеньем наблюдали,
                Как во дворце гуляла знать…

                И тут принцесса показалась…
                Под крик восторженный толпы
                Она народу представлялась
                Особой царственной семьи.

                С ней рядом Радзивилл, поляки
                Охраной личною идут.
                Пурпурной масти шаровары
                Потешность свите придают.

                Затем красавцы-офицеры
                Выходят чинно из дворца.
                Парадный вид мундиров, перьев
                Разогревал зевак сердца.

                Как чудо-лебеди, качаясь,
                Гондолы на воде стоят,
                К ним, по ступенькам опускаясь,
                Гурьбой военные спешат…

                * * *

                Гондолы лебединой стаей
                Меж зданий медленно плывут.
                В них офицеры, развлекаясь,
                Шампанское без меры пьют.

                Принцесса громко и со вкусом
                О жизни ведает своей…
                Поляки, немцы и французы
                Восторженно внимают ей.

                Её раскосые большие
                И счастья полные глаза
                Каким-то волшебством светили
                И отражали небеса.

                Рассказы девы горячили
                Сердца подвыпивших солдат.
                Они все разом голосили:
                «Елизавете наш виват!»

                * * *

                Приёмы, светские забавы
                Ей не давали отдохнуть.
                Но помнила княжна о главном,
                Что ею избран к трону путь.

                Так, думая о цели жизни,
                Она сидела за столом,
                И все навязчивые мысли
                По праву занял граф Орлов.

                Княжна прослышала, что ныне
                Граф, отдалённый от двора,
                На многих затаил обиду
                И в лености ведёт дела.

                «Французы, немцы и поляки-
                Для дела призрачная рать.
                А флот Российский славен в драке,
                Ему мишень лишь подобрать…

                Его эскадра под Ливорно
                Для устрашения стоит…
                И будет граф весьма доволен
                Моё письмо заполучить…»

                Своё послание графиня
                В пакет вложила, а потом
                Взяла перо…, но положила,…
                Раздумав вдруг писать на нём.

                «Без адреса пакет оставлю, –
                Подумала княжна в тот миг. –
                Так переписка будет в тайне
                От всяких там людишек злых…

                Но где же Монтегю …? Пора бы
                В назначенный явиться час…»
                И, глянув на часы, устало
                На спинку кресла оперлась…

                Тут дверь в приёмную открылась
                И польский стражник доложил:
                «К Вам Эдвард Монтегю явился…
                И извинения просил…»

 
                Княжна:           «Я жду его, просите лорда…
                И попрошу Вас, офицер,
                Ко мне не пропускать, поскольку
                Сегодня много важных дел…»

                Сняв находу большую шляпу,
                Вошёл бесшумно Монтегю.
                Он сделал реверанс и сразу
                Просил не гневаться княжну…

 
                Княжна:           «Ну, полно, сэр, я знаю, сложно
                Дела дорожные решать.
                Но, ежели сейчас возможно,
                То я готова обсуждать».

                Княжна привычно допустила
                К руке изящной Монтегю
                И после поцелуя живо
                Вопросы задала ему:

                «Милорд, Вам удалось, надеюсь,
                Нам корабли зафрахтовать?
                И можно ли на той неделе
                В Стамбул отправки ожидать?»


                Монтегю:           «Позвольте высказать, принцесса,
                Вам восхищения свои:
                Вы так божественно прелестны,
                Что музы блекнут все мои…

                Я одержим в своих желаньях
                На Ваших преуспеть глазах,
                И чувств высоких в оправданье
                Я превзошёл себя в делах…»

 
                Княжна:           «Ну, полно, сэр, Вы так любезны,
                Что душу тронули мою…
                Но всё же предпочла бы прежде
                Поездку обсудить свою.

                Я тороплю Вас неслучайно,
                Скудеет с каждым днём казна.
                А я у цели лишь в начале,
                И это мучает меня…»


                Монтегю:           «Напрасны Ваши беспокойства,
                Два корабля уже в порту.
                Они готовы Вас и «войско»
                Везти в заветную мечту…»

 
                Княжна:           «Сто офицеров и охрана,
                Прислуга, свита и друзья…
                Всех надо разместить по рангу
                И без провизии нельзя…»


                Монтегю:           «С бароном Кнором я, принцесса,
                Все трудности предусмотрел…
                Друзья и свита с Вами вместе
                Плывут на лучшем корабле.

                Как только стихнет шторм на море,
                Гасан с Мехметом  Вас найдут
                И всю компанию спокойно
                На корабли свои возьмут…»

 
                Княжна:           «Неоценимую подмогу
                Вы оказали мне, милорд.
                Но мы не можем ждать погоду,
                Сегодня надо ехать в порт».


                Монтегю:           «Но риск огромен, Ваша светлость,
                Поспешность может погубить.
                Попутного дождитесь ветра,
                Ведь с морем надобно дружить…»

 
                Княжна:           «Вы правы, сэр, но жизнь без риска
                Порой глупа и так скучна,
                Что есть желанье удавиться,
                Чем пить её судьбу до дна…

                А посему, милорд, на завтра
                Готовить надо корабли.
                Не возвращаться же обратно
                В хоромы прежние свои.

                Гофмаршал Кнор займётся этим…
                А к Вам, милорд, есть разговор.
                Он личный и с большим секретом…
                И самый важный с этих пор…

                Доставить сей пакет в Ливорно
                Хочу Вас лично попросить
                И графу русскому Орлову
                Без объяснения вручить.
               
                Я знаю, жажда путешествий
                Вас ,как всегда ,торопит в путь.
                Но эту миссию, милейший,
                Нельзя отдать кому-нибудь.

                На Вас надежды возлагая,
                Хочу доверить сей пакет,
                Поскольку верю Вам и знаю,
                Надёжней Монтегю здесь нет».


                Монтегю:           «Княжне Великой, без сомненья,
                Я не посмею отказать.
                Её любое порученье
                Изволю с честью выполнять…»

                Блеснув весёлыми глазами,
                Он принял от княжны пакет.
                И, пылко руку ей лобзая,
                Пообещал хранить секрет.

                Глава 20. 16 июня 1774 год.
                Отплытие в Константинополь

                Порывы ветра разбивают
                Волну о корпус корабля.
                Над морем тучи нависают,
                Вдали качается земля.

                Плащом от ветра прикрываясь,
                Кричит принцессе Радзивилл:
                «Погода нынче штормовая,
                Вернуться капитан решил».

                «Нет, нет!... – кричит в ответ принцесса, –
                Судьбу нельзя остановить!
                Святого ради интереса
                Рейс невозможно отменить…

                Любые оплачу расходы,
                Велю в Константинополь плыть,
                Дела не могут ждать погоды,
                К султану надобно спешить…»

                Внезапно рядом появился
                В плаще промокшем капитан.
                Он даме низко поклонился
                И по-турецки ей сказал:

                «Штормит на море, Ваша светлость,
                Корабль Гасана не видать.
                И наше судно сносит ветром,
                Не вижу смысла рисковать…»

 
                Княжна:           «Не продолжайте дальше, сударь,
                Меня непросто напугать.
                Где Ваше мужество и удаль?
                Вам лишь гондолой управлять…»

                На подозрительные крики
                Барон с баулом подоспел.
                На капитана глянув дико,
                Он вынул быстро револьвер.

                Увидев дуло пистолета,
                Смутился капитан Мехмет.
                Он понимал, что значит это,
                И план свой предложил в ответ.

 
                Капитан:           «Ну, хорошо, не будем спорить,
                Продолжим прежний курс, друзья.
                Но сумму попрошу удвоить,
                И всех в Стамбул доставлю я…»

 
                Княжна:           «Люблю сговорчивых и смелых.
                Запрячьте пистолет, барон…
                А Вы, мой друг Мехмет, за дело,
                Да пусть простит нам Посейдон …»

                Срывая пену с волн гребнистых,
                На реях ветер завывал.
                Матросам боцман голосистый
                Команды громко подавал.

                Короткой вспышкой озарились
                Над горизонтом облака.
                Раскаты грома доносились
                Из штормового далека…


                Радзивилл:        «Принцесса, может, рейс отложим?
                Нет смысла с морем воевать.
                Ведь этот шторм мы с Вами можем
                В порту спокойно переждать…»

 
                Княжна:           «Корабль, поймите, не вернётся…
                Моей мечты он паруса.
                И нам, мой милый друг, придётся
                Лишь обратиться к небесам…»


                Радзивилл:        «Тогда нам в тёплые каюты,
                Графиня, надо поспешить.
                На море волны слишком круты,
                И с палубы нас может смыть».

   
                Княжна:           «Вы правы, пане, я промокла,
                Пора согреть себя вином.
                С султаном встречу ждали долго…
                Ещё немного подождём…»

                Накаты волн одолевая,
                Корабль в глубь моря уходил,
                И, в синем мареве скрываясь,
                Мечту принцессы уносил.

                * * *

   
                Княжна:           «Поверьте, милый князь, сегодня
                Я счастлива, как никогда.
                Мешает плыть нам непогода,
                Но приближается мечта…»

                Тут неожиданно в каюту
                Взволнованный ворвался Эмбс.
                Внеся своим визитом смуту,
                Вращал глазами он, как бес.

                «Корабль, принцесса, развернулся, –
                Барон испуганно сказал, –
                Сошли мы с заданного курса,
                Не внял угрозам капитан…

                Наверное, трусливый турок
                В ближайший порт решил идти.
                Он штормом, видимо, напуган
                И с курса предпочёл сойти».

 
                Княжна:           «Мой друг, так нервничать не надо,
                Мехмета пригласите к нам.
                А пистолет сей мне отдайте,
                Живой нам нужен капитан…»

                Барон исчез, но беспокойство
                Принцессой овладело вновь.
                Она сказала: «Нет геройства,
                Остыла в наших венах кровь…

                Чуть море ветром взволновало,
                Чуть накренился борт, как вдруг
                Иссякла храбрость капитана,
                И телом овладел испуг…»

                Тут прибыл капитан, качаясь,
                К графине быстро подошёл
                И, возбуждённо изъясняясь,
                Откинул мокрый капюшон.

 
                Капитан:           «На море сильный шторм, графиня,
                Мы все рискуем утонуть.
                И, чтобы переждать стихию,
                Решил в Рагузу повернуть»

 
                Княжна:           «Я Вас назначу адмиралом,
                Заботой окружу своей.
                Под Вашим, капитан, началом
                Эскадра будет кораблей…

                Я орден Вам вручу за храбрость,
                Под покровительство возьму,
                Доставьте мне такую радость,
                Корабль верните на Стамбул».

 
                Капитан:           «Мы не дотянем до Стамбула,
                Срывает ветер паруса.
                Нам не осилить эту бурю,
                И слишком грозны небеса…

                За всё признателен, принцесса,
                Но не хочу корабль терять.
                И в Ваших будет интересах
                Сей шторм в Рагузе переждать».

                Глава 21. Ливорно, сентябрь 1774 год

                В Ливорно день стоял чудесный,
                Над морем слышен чаек крик.
                Светил лазурью свод небесный,
                И улыбался солнца лик.

                На рейде русская эскадра
                В линейку держит корабли.
                Трепещут флаги, и парадно
                Стоят вдоль борта моряки.

                Народ на набережной сбился
                И в предвкушенье праздник ждёт.
                А ветер на море резвится
                И волны к берегу несёт.

                Наряды, шляпы и кареты,
                Мундиры, зонтики, цветы,
                Плащи, художников мольберты
                Смешались в суете толпы…

                Но тут на судне адмиральском
                Дымок над палубой возник.
                Спустя мгновенье залп раздался,
                И над толпой разнёсся крик...

                И точно, как в морском сраженье,
                Фрегат турецкий запылал.
                Сюжет такого представленья
                Толпу восторгом обуял.

                Матросы судна по команде
                Пожар тушили бортовой.
                Но грянул выстрел по фрегату,
                И загорелся борт другой.

                Как факел яркий над водою,
                Корабль турецкий полыхал.
                А русским морякам-героям
                Народ приветственно кричал.

                И тут карета показалась
                В упряжке белых рысаков.
                По гербам золотым все знали,
                Что это прибыл граф Орлов.

                Слуга с подобострастной миной
                Кареты дверцу распахнул.
                Оттуда граф в камзоле длинном
                На набережную шагнул.

                Камзол из белоснежной ткани
                Златым шитьём на нём играл.
                Высокий рост и взгляд отважный
                Всем уважение внушал.

                Граф белокурую красотку
                Привёз на зрелище с собой
                И в этот день хотел короткий
                Ей показать Чесменский бой.

                Его сиятельство ей руку
                Любезным жестом предложил
                И бережно свою подругу
                На брег песчаный опустил.

                Он был торжественен сегодня
                И праздник сердцем ощущал.
                Главнокомандующий гордо
                Приветствие толпы встречал.

                И тут, простёрши руки к морю,
                Читает девица стихи.
                Граф слушает её с любовью,
                Как будто знает смысл строки.

                Гомер из уст её исходит
                Божественным потоком слов,
                О гибели великой Трои
                И варварстве её врагов…

                Глаза и романтизм душевный,
                И поэтессы нежный рот
                С ума Чесменского героя
                Сводили вот уж целый год.

                И этот праздник не случаен.
                Желая Кору  удивить
                И заодно усилить чары,
                Решил героем граф побыть.

                Её туника цвета крови
                И пряди белые волос
                Ему казались в дымке моря
                Как символы любовных грёз…

                Тут шлюпку к пристани подали,
                И граф идти уже готов…,
                Как вдруг в широкополой шляпе
                К нему мужчина подошёл.

                «День добрый, – молвил незнакомец, –
                Позвольте, граф, поздравить Вас.
                Такое зрелище на море
                Любого приведёт в экстаз…

                Позвольте Вас отвлечь немного,
                Пред Вами Эдвард Монтегю,
                Знаток арабского Востока,
                Где путешествовать люблю.

                Ах! Сколько музы, страсти нужно,
                Чтоб так сердца людей пленять…
                Конечно, ради девы юной
                Есть повод корабли сжигать!

                Так может только русский барин,
                Таких в Европе не сыскать.
                Скупы душой мы, нет в нас пламя,
                Не можем мы так, граф, играть...»


                Граф Орлов А.Г.:      «Мы видим боя лишь фрагменты,
                И это радует народ.
                Чесменский бой был пляской смерти,
                В нём музы не было, милорд.

                Кромешный ад царил на море,
                В огне стояли корабли…
                Кто был там, не забудет боя,
                Вздувалась кожа от жары…»

      
                Монтегю:           «Теперь нет лучшей, граф, услады,
                Чем быть героем пред толпой…
                Художники – потехи ради –
                Увековечат кистью бой…»

                Граф с раздражением ответил:
                Граф Орлов А.Г.:       «Вы, сэр, от славы далеки.
                Тот бой, поэтами воспетый,
                Добыли наши моряки.

                Фрегат, милорд, мы для учений,
                А не потехи ради жжём.
                Ну, а сейчас прошу прощенья,
                Мы с Корой к кораблям плывём».

       
                Монтегю:           «Постойте, граф, я к Вам по делу,
                Заинтригует Вас оно…
                Просили передать секретно
                Вам из Венеции письмо...»

                И с интригующей улыбкой
                Он графу протянул письмо…
                Оно безадресное было,
                Духами пахло лишь оно…

                Граф оглянувшись, быстро спрятал
                Пакет в роскошный свой камзол
                И, вопросительно взирая,
                Ждал объяснений молча он…


                Монтегю:           «Вы на меня так не смотрите,
                Не велено мне говорить.
                Пакета тайный отправитель
                Доверил лишь его вручить».


                Граф Орлов А.Г.:           «Спасибо, сэр, но всё ж хотелось
                Об авторе письма узнать…
                Хотя, себе позволю смелость
                В манерах женщину признать…»


                Монтегю:           «Да, это женщина, Вы правы,
                Весьма прекрасная, причём.
                Любой мужчина, как не славен,
                О счастье думает таком…

                Обласканы Вы, сударь, Богом,
                Вам слава, женщины и власть,
                А мне лишь пыльная дорога
                Да письма милых дам вручать».

                Своей насмешливой улыбкой
                Милорд Орлова раздражал.
                Сарказм, намёки были пыткой,
                И граф расстаться с ним желал.


                Граф Орлов А.Г.:            «За столь приятную услугу,
                Милорд, я благодарен Вам.
                И, не таясь, скажу, как другу:
                Мы пленники прекрасных дам…

                Но всё ж пора мне, сэр, проститься,
                Я вынужден покинуть Вас.
                Всё может в жизни измениться,
                Ведь женщины меняют нас…

                Когда в Венецию вернётесь,
                То ей хотел бы передать…»

                Монтегю:           «Я сожалею, граф, придётся
                Вам в этой просьбе отказать.

                Я, сударь, буду здесь недолго
                И вновь отправлюсь на Восток.
                У каждого своя дорога,
                У каждого в душе свой Бог…

                Прощайте, граф… В Санкт – Петербурге
                Никите Панину  поклон
                И пожелания от друга
                Здоровья и хороших снов».

                Граф Панин, вечный враг Орлова,
                В дворцовых играх вес имел…
                Но адмирал не стал злословить,
                А лишь от злости покраснел.

                Затем, не мешкая, любезно
                Поклон отвесив Монтегю,
                Он удалился к поэтессе
                Заглаживать вину свою…

                * * *

                Нетерпеливо поэтесса
                Вельможу русского ждала.
                В сей миг она была принцессой,
                А граф был в роли короля.

                С минутой каждой ей казалось,
                Что граф забыл вдруг про неё…
                И мысли ревностно метались
                В красивой голове её.

                И вот, откланявшись учтиво,
                Как опытный придворный льстец,
                Граф собеседника покинул
                И к ней вернулся наконец.


                Граф Орлов А.Г.:           «Простите, милая, и в праздник
                Дела не оставляют нас.
                Какой-то незнакомый странник
                Заставил волноваться Вас.

                Продолжим чувственные речи
                И романтический вояж…
                Любовь, поэзия извечны,
                Сегодня, Кора, праздник наш».

                И, не дождавшись граф ответа,
                Склонясь над нею, как утёс,
                Подобно юноше невесту,
                Он Кору в шлюпку перенёс.

                * * *

                На адмиральском судне ветер
                Ряды матросов обдувал.
                Шотландец Грейг  Орлова встретил
                И почести ему воздал…

                И снова зарядили пушку,
                И граф скомандовал: «Огонь!»
                Толпа взревела ещё пуще,
                Когда фрегат зажёгся вновь.

 
                Граф Орлов А.Г.:           «Все шлюпки на воду! Спасайте
                С фрегата наших моряков.
                Всё как в бою воспринимайте,
                Мы в окружении врагов…»

                С ухмылкой Грейг промолвил графу:
                «Как жаль, что не спасти фрегат…»
                Граф Орлов А.Г.:           «Пусть видят русскую отвагу
                И морякам кричат «Виват»!

                Других не может быть суждений,
                И отпишите в Петербург:
                Во время боевых учений
                Сгорел фрегат, – вот так, мой друг».

                В пучину моря погружаясь,
                Турецкий догорал корабль.
                А дым, клубясь и подымаясь,
                Морскую занавесил даль.

                Из уст Олимпики тут снова
                Звучит трагически Гомер…
                И в этот миг на жест Орлова
                К нему подходит офицер.

                Прогнув пред адмиралом спину,
                Он был на худшее решим…,
                Но, поняв командира мину,
                К каюте графа поспешил.

                В душевной пребывая муке,
                Гомеру граф не стал внимать.
                Письмо он тайно от подруги
                Решил в каюте прочитать…

                И, наконец, себе во благо
                Уединился адмирал.
                Открыл пакет, достал бумаги…
                И словно чёрта увидал.

                В своих руках он документы
                Особой важности держал:
                Духовную Елизаветы
                Впервые граф обозревал.

                Затем он вынул из пакета
                К нему письмо и Манифест.
                С досадой отложил всё это,
                Поскольку был французский текст.

                И тут призывно колокольчик
                В его руке задребезжал…
                Ведь по-французски граф и строчки
                Без адъютанта не читал.

                Из-за враждебности к России
                Орлов французов не любил.
                Он языки терпел другие,
                Но вот французский не учил.

                Когда все ради светской моды
                Язык ломали на чужом,
                Граф принципам своим в угоду
                Не потреблял французских слов.

                Христинек  - адъютант Орлова-
                За дверью графа выжидал.
                Звонок услышав беспокойный,
                Он сразу заходить не стал.

                Нетерпеливо граф поднялся
                И по каюте зашагал…
                В догадках мысленно терялся
                И нервно адъютанта ждал…

                Открылась дверь, вошёл Христинек…,
                Но граф не замечал его.
                Он всё ходил от стенки к стенке,
                И вид был грозный у него.

                «Я прибыл, адмирал…, простите…», –
                Христинек робко произнёс.

                Граф Орлов А.Г.:           «Письмо мне, лейтенант, прочтите,
                С французским у меня курьёз».

                Огромным пальцем граф при этом
                На стол дубовый указал.
                И тотчас адъютант поспешно
                К столу Орлова прошагал.

                Он изумлёнными глазами
                Бумаги стал обозревать
                И, важность текста понимая,
                Не знал, с чего ему начать.

                Христинек:        «Простите, адмирал, но это,
                Хотел бы прежде я сказать,
                Духовная Елизаветы…
                Позволите с неё начать…?»

                И граф ему заметил громко:
                «Читай письмо мне побыстрей.
                О чём мне пишет незнакомка,
                Сейчас, голубчик, мне важней».

                Бумаги дальше разбирая,
                Христинек что-то бормотал.
                Орлову угодить желая,
                Взволнованно ему сказал:

                «И Манифест здесь, Ваша светлость…
                Позвольте ознакомить Вас…»
 
                Граф Орлов А.Г.:           «Вы, адъютант, глупы на редкость,
                Извольте выполнять приказ…

                Я Вам сказал, с письма начните,
                Потом прочтёте Манифест.
                Пока всё это отложите,
                Послания найдите текст.

                Ну что ж Вы так нерасторопны, –
                Во гневе крикнул граф Орлов, –
                Мой интерес к письму огромен,
                И нет нужды пока в другом…»

                Христинек, мельтеша руками,
                Бумаги стал перебирать.
                Письмо увидев пред глазами,
                Он приступил его читать:

 – «Милостивый государь, граф Алексей Григорьевич! Принцесса Елизавета Вторая Всероссийская желает знать, чью сторону примете Вы при настоящих обстоятельствах. Духовное завещание матери моей, блаженной памяти императрицы Елизаветы Петровны, составленное в пользу дочери её, цело и находится в надёжных руках…»

                Дрожащий голос вдруг прервался…
                На адмирала глянул чтец…
                И тут же граф: «Читайте дальше,
                И успокойтесь, наконец».

                И словно с воздухом отвагу
                Христинек глубоко вдохнул…
                Тревожно глянув на бумаги,
                Листок письма перевернул:

– «Я не могла доселе обнародовать свой Манифест, потому что находилась в Сибири, где была отравлена ядом. Теперь, когда русский народ готов поддержать законные права наследницы престола, я признала благовременным торжественно объявить, что нам принадлежат все права на похищенный у нас престол. И в непродолжительном времени мы обнародуем духовное завещание блаженной памяти матери нашей императрицы Елизаветы…»

                Под адмиральскими шагами
                В тиши каюты пол скрипел.
                На скулах желваки играли,
                Шрам на лице побагровел…

                «Послать за Рибасом! Немедля!
                Скажите, надобен весьма».
                Лишь он, подумал граф, сумеет
                Проникнуть в тайности письма…

                Приказ сей с быстротой завидной
                Успел Христинек передать
                И, осмелевший очевидно,
                Продолжил дальше текст читать:

– «Долг, честь и ваша слава – всё обязывает встать в ряды наших приверженцев. При сём нужным считаю присовокупить, что все попытки против нас безуспешны, ибо мы безопасны и находимся на турецкой Его величества эскадре султана, союзника нашего.

                Тут граф воскликнул: «Прекратите…!
                Довольно этот вздор читать…
                Чья подпись под письмом, прочтите,
                Кто матушку зовёт предать…»

                Чтец посмотрел на графа робко
                И взгляд на подпись опустил.
                Читая медленно, но громко
                Он графу имя огласил:

                «Елизавета Вторая Всероссийская»

                И вновь граф нервно по каюте,
                Как лев по клетке, зашагал…
                «Очередной  запахло смутой»,-
                Подумал он, но промолчал.


                Рибас :          «Письму не верьте, Ваша светлость,
                С султаном мир уже решён.
                А текст послания на редкость
                И авантюрен, и смешон…»

                Орлов на голос обернулся
                И взглядом Рибаса пронзил,
                С сарказмом громко усмехнулся
                И с раздражением спросил:

                «Вы, Осип, можете без стука
                Ко всем в каюты заходить,
                Так вот ответьте мне, откуда
                Я сей пакет мог получить?»


                Рибас:           «Последним доверяя слухам
                И сообщениям газет,
                Я думаю, она в Рагузе,
                Другого, граф, ответа нет.

                А до того особа эта
                Жила в Венеции двором.
                Посол французский, Ваша светлость,
                Не пожалел своих хором…

                Я лично сам её не видел,
                Но говорят, она умна,
                И что прекрасна, как богиня,
                И все мужчины без ума…

                Банкир известный Мартинелли
                Её дарами восхищал.
                А о любви её в постели
                Не только Радзивилл мечтал…»


                Граф Орлов А.Г.:           «Вы, Рибас, можете потише…
                Да и не это нужно мне.
                Её немедля разыщите
                В любой доступной Вам стране.

                Газеты, слухи – Ваше дело,
                Моя забота – русский флот.
                А кто найдёт мне деву эту,
                Того награда, Рибас, ждёт».

                Граф, озабоченный посланьем,
                Пытался тайну разгадать.
                Он думал, широко шагая:
                «Она как смела мне писать?...

                А, может, заговор здесь подлый
                В письме сокрыт на честь мою.
                Да и врагам момент удобный…
                И Панин дружен с Монтегю.

                Возможно, сам Никита Панин
                Бумаги подготовил ей…
                Решил меня врагом представить
                Пред нашей матушкой, злодей…»

                Заметив Рибаса, граф гневный
                На нём остановил свой взгляд
                И крикнул: «Монтегю ,немедля
                Догнать и всё о ней узнать».

                Испанец, хитро улыбаясь,
                Не преминул тотчас спросить:
                «Где сей милорд сейчас скучает?
                Хочу его повеселить…»

 
                Граф Орлов А.Г.:           «Сие неведомо мне, милый,
                Вам надо, Осип, поспешить.
                Не станет говорить, я силу
                Вам дозволяю применить».

                Проникшись важностью задачи,
                Всю трудность Рибас понимал,
                Но, веря, как всегда, в удачу,
                Приказ исполнить обещал.

                Глава 22. Рагуза

                В Рагузе  без надежд на милость
                Томился русский офицер.
                Без средств в гостинице ютился,
                Но был достоинства пример.

                Он из турецкого плененья
                Два дня тому назад сбежал,
                И дух свободного мгновенья
                Моряк усиленно вкушал.

                Сей офицер, Кольцов, был прежде
                Героем битвы при Чесме,
                Но был пленён и жил в надежде
                Сбежать от турок в сентябре.

                Он в этот город не случайно
                По воле случая попал.
                В плену мулла от стражи тайно
                Ему листок газеты дал.

                И, эту прочитав газету,
                Узнал с негодованьем он,
                Что дочь жива Елизаветы
                И ей завещан русский трон.

                Все европейские державы
                Поддержку обещают ей.
                Втянуть в свой заговор султана
                Она желает поскорей.

                В печали проводил он время,
                Поскольку Родину любил.
                Он знал, что Пугачёв Емеля
                Поволжье всё опустошил.

                Для обескровленной России
                Войны он новой не желал,
                И матушку Екатерину
                Моряк любил и уважал.

                Хотелось вырваться из плена
                И об угрозе сообщить…
                Мечети каменные стены
                Он был не в силах прорубить.

                Однажды провиденьем свыше
                Кольцов споил того муллу,
                Одел халат, чалму и вышел
                Из башни к счастью своему.

                Он с благодарностью француза
                С торговой шкуны вспоминал,
                Который на пути в Рагузу
                Его со шлюпки подобрал.

                Узнав, что он герой Чесменский,
                Француз налил ему вина
                И вдруг спросил: «Вам, друг, известно,
                Где ныне русская княжна?...»

                И вот тогда француз поведал,
                Что не в Венеции она.
                В Рагузе, словно королева,
                Живёт со свитою княжна.

                Моряк на берегу Рагузы
                Сойти немедленно решил.
                И в этом городе француза
                Его оставить попросил.

                Сей город был небезопасным,
                Поскольку турками кишел.
                Тревоги были не напрасны,
                Он появляться там не смел.

                Турецкий плен, побег, спасенье
                Он вспоминал, как сон дурной;
                К нему пришло освобожденье,
                Но город был ему чужой.

                Однако, юноша поближе
                Желал принцессу увидать.
                Не ради мелкого каприза:
                Хотелось истину узнать.

                Его сиятельству Орлову
                Затем он мыслил доложить,
                Чтоб своевременно особу
                Он мог в Рагузе изловить.

                По городу молва ходила
                О той таинственной княжне,
                Которая придёт и силой
                Займёт престол в его стране.

                Французский консул предоставил
                За городом палаццо ей,
                Куда со всей Европы стали
                Наведываться гости к ней.

                Они там ели, веселились
                И пили красное вино.
                Потея, слуги суетились,
                Дела решались заодно.

                Княжне подарки подносили,
                Дарили верховых коней.
                Царицу новую России
                Все признавали только в ней.

                Князь Радзивилл с любовной страстью
                Её усердно развлекал.
                Огромные кредиты тратил,
                Чем всех в Рагузе удивлял.

                За честь особую считалась
                К её руке хоть раз припасть,
                Мужчины, флиртовать пытаясь,
                Хотели в милость к ней попасть.

                Поляки, составляя свиту,
                Ходили с важностью за ней.
                Усищи, сабли до земли, как видно,
                Заморских тешили гостей.

                В гостиной, где досуг свой скромный
                Кольцов подолгу проводил,
                С одним из шляхтичей бездомных
                Он, к счастью, вскоре подружил.

                Беседуя в застольях винных,
                Поляк ему поведал суть,
                Что госпожу его отныне
                Графиней Пиненберг зовут.

                И вот в один из дней прекрасных
                Поляк матросу обещал
                Его графине сей представить
                И клятву рыцарскую дал…

                Желая выглядеть неподло,
                Моряк своё лицо обрил,
                Напудрился, завился модно,
                С утра к графине поспешил.

                Роскошное палаццо вскоре
                Беглец увидел на холме.
                Поляк по лестнице высокой
                Его сопровождал к княжне.

                * * *

                Кольцова встретили радушно,
                На вилле праздный дух царил.
                Княжны слуга был так услужлив,
                Что до приёмной проводил.

                Все стены комнаты обиты
                Французским штофом голубым,
                А мебель мягкая покрыта
                Атласом сине-золотым.

                Любуясь роскошью приёмной,
                Он говор услыхал людей,
                Княжна из двери потаённой
                Вошла со свитою своей.

                Увидев пред собой впервые
                Девицу редкой красоты,
                Наш юный офицер смутился
                И не испытывал вражды.

                Графиня в розовой мантилье
                Под белой шляпою с пером
                Его приветливо спросила:
                «Месье, Вы лейтенант Кольцов?»

                Но, красотою ослеплённый,
                Он был не в силах дать ответ
                И, словно чудом поражённый,
                Забыл про светский этикет.

                Княжной, как дивною иконой,
                Он восхищаться продолжал.
                И, как пред царскою особой,
                В себе неловкость ощущал...

                Он видел, как она сжимала
                В своей руке плетёный хлыст.
                Её улыбка умиляла,
                А взгляд был сказочно лучист.

                На поясе моряк заметил
                Два пистолета у княжны
                И серебра на них отделку
                Средневековой старины…

                «Для шуток девица опасна, –
                Подумал он, – но всё ж она,
                На удивление прекрасна,
                Весьма пленительна, стройна.

                Глаза её слегка косили,
                Но в них вся Божья благодать.
                А губы словно бы просили
                Невинно их поцеловать».

                Неловкость моряка заметив,
                Графиня, вопрошая вновь,
                Спросила у него: «Ответьте,
                Вы русский офицер Кольцов?»


                Кольцов:           «Да…, Ваша… светлость, извините,
                Приёмом царственным смущён,
                Я присягал Екатерине
                И слухам здешним удивлён…»


                Княжна:           «Месье, здесь слухи неуместны,
                Завещан мне Российский трон.
                Есть правовые документы…
                На стороне моей закон».

                От резких слов Кольцов опешил
                И словно ниже ростом стал.
                Он видел пред собой принцессу
                И сходство с матушкой признал.

                Изображения покойной
                Ему знакомы с детских лет.
                И облик этой дамы вздорной
                Напомнили её портрет.

                Подобострастно на колени
                Герой Чесменский тут упал,
                Просил, как подданный, прощенья
                И к ней, как к Богу, вопрошал:

 
                Кольцов:           «Непозволительную дерзость
                Я, Ваша светлость, говорю.
                Но царство укрепляет вера…
                К его величеству царю».

                И тут княжна великодушно
                На тон приятельский сошла
                И руку с видом благодушным
                Для поцелуя подала.

   
                Княжна:           «Я не виню Вас в Вашей вере,
                Елизаветы Первой дочь
                От Вас не требует измены,
                Ей нужно кое в чём помочь…»

                Кольцов прильнул, как подобает,
                К изящной царственной руке.
                И рабский трепет ощущает
                Перед графинею в себе.

                Он, мысленно сопротивляясь,
                Покорно руку целовал.
                Поступок осознать пытаясь,
                Нелепость действий понимал.

                Ему казалось, будто смотрит
                Екатерина на него…
                Но он с собой, как не прискорбно,
                Не мог поделать ничего.

                «Ну почему же на французском
                Княжна общается со мной...?»
                И он решил, что явно русский
                Наследнице Петра чужой…
 
   
                Княжна:           «Итак, месье, хочу представить
                Приближенных ко мне людей.
                Они друзья мои и знают,
                Довериться кому верней…

                Князь Радзивилл, великий пане,
                Ниспослан мне самой судьбой.
                На родине своей изгнанник,
                А при дворе советник мой…

                Сестра Карола Радзивилла, –
                Продолжила затем княжна, –
                Она ж Моравская графиня,
                Самозабвенно мне верна…

                Левей, месье, сам граф Потоцкий,
                Противник власти короля,
                Глава конфедератов польских,
                Опора в той стране моя…

                За ним известный граф Пржездецкий,
                Банкир, крупнейший финансист.
                Любитель развлечений светских,
                Но всё ж в душе экономист…

                Сие, Доманский и Чарномский,
                Телохранители мои.
                В конфедерации их польской
                Весьма значительны они…»

                Наряды свиты поражали,
                Блестели ленты, ордена…
                В несчастной голове смешались
                И титулы, и имена…

                Заметив на лице смущенье,
                Княжна к Кольцову подошла
                И, проявляя уваженье,
                Приятным тоном начала:

   
                Княжна:           «Дворцовый блеск, месье, не море,
                Интриги окружают нас.
                Здесь можно утонуть без боя,
                И я остерегаю Вас…»

                К придворным резко повернувшись,
                Она велела им уйти.
                А гостю, мило улыбнувшись,
                К столу просила подойти.

                Пока уселись на диване,
                Салон от свиты опустел.
                В нетерпеливом ожиданье
                Кольцов в глаза княжны смотрел…

 
                Княжна:           «Итак, я очень рада видеть
                Вас в полном здравии, месье!
                Известно мне, что Вы явили
                Геройство в битве при Чесме.

                За это, видимо, Вас любит
                Сам граф Орлов, ведь Вы герой…
                И слишком осуждать не будет
                За встречу с русскою княжной.

                Я полагаю, Вам известно,
                Что русский трон завещан мне.
                На это есть права, конечно,
                Они законные вполне».
 
 
                Кольцов:           «Но ныне на Руси царица
                Екатерина, и она
                Любимая императрица,
                И властью всей наделена».

   
                Княжна:           «Наш мир весьма несовершенен,
                И царский трон не защищён,
                Когда сам истинный наследник
                В своих покоях умерщвлён.

                Она ведь самозванка, сударь,
                Убит законный ею царь.
                Вот почему, являя удаль,
                На Русь с мечом пришёл бунтарь…

                Он брат мой и за трон воюет
                На волжских берегах уже.
                Народ там в радости ликует,
                Господь вершит свой суд, месье…»

 
                Кольцов:           «Хочу заметить, Ваша светлость,
                Как дивны наши времена…
                Воскрес вдруг третий Пётр из пепла,
                На русский трон пришла княжна…»

 
                Княжна:           «Меня не стоит к Пугачёву,
                Как к самозванцу примерять.
                Связуя с этим, я Орлову
                Письмо желаю передать.

                На Вашу помощь полагая,
                Желаю графа убедить,
                Что я добра ему желаю
                И лишь намерена дружить…»

                Принцесса поднялась с дивана,
                Баул со столика взяла,
                Бумаги бережно достала
                И офицеру подала.

                Волнение с трудом скрывая,
                Кольцов их стал обозревать.
                Ему задачу облегчая,
                Княжна пыталась пояснять:

 
                Княжна:           «Вот это завещанье деда,
                Петра Великого, царя,
                А это от  Елизаветы
                Духовная, месье, моя…»

 
                Кольцов:           «Но это копии,… как можно,
                Таким бумагам доверять…
                И графа этим невозможно,
                Поверьте мне, княжна, пронять…»

 
                Княжна:           «Месье, все подлинные тексты
                В надёжном скрыты тайнике…
                Алмазам, милый мой, не место
                При драке быть на парике…

                Я миру документы эти
                С престола только предъявлю.
                Враги познают силу мести,
                Ну, а друзья – любовь мою…»

                Хлыстом принцесса указала
                На два портрета над софой
                И гордым голосом сказала:
                «О них что скажете, друг мой?»

                Несложно было в лицах женщин
                Их близкое родство признать,
                Но всё же дух его мятежный
                Не мог ту истину принять.

 
                Княжна:           «Не правда ли, месье, мы схожи,
                И лучших доказательств нет.
                Но вижу по глазам, Вы всё же
                Мне не хотите дать ответ».

                Кольцов:           «На матушку Елизавету
                Весьма похожи Вы, и я
                Приметил сразу сходство это,
                Как только Вы вошли, княжна.

                Но кто же Ваш отец, простите,
                Желал бы я у Вас узнать?
                Есть слухи разные в России…,
                Но как им можно доверять…»

                Княжна:           «Вам должно знать – граф Разумовский
                Муж тайный матушки моей –
                Родитель мой, он был достойным
                Правителем России всей.

                Он из любви ко мне невольной,
                Отцовский выполняя долг,
                От всех людишек недовольных
                Меня оберегал, как мог.

                Я смутно представляю детство:
                Оно темно и для меня.
                От переезда к переезду
                Менялась жизнь, а с ней и я…

                От подлых замыслов родитель
                Таким путём меня спасал.
                Любовь мой тайный покровитель
                Ко мне безмерную питал.

                Я помню юг глухой России,
                Голштинию, Сибирский край…
                Я чудом выжила, мой милый,
                И был мне горек детский рай.

                Об этом знает граф Шувалов ,
                Любимец матушки моей.
                Он заезжал ко мне недавно
                И за вином скорбел о ней…»

                Кольцов:           «Так это правда, Ваша светлость,
                Что Вы с Шуваловым дружны.
                Сей граф влиятелен на редкость,
                И много сделал для страны».

                Кольцов припомнил, что ходила
                Про дочь Шувалова молва,
                Что будто бы лицом сравнима
                С Елизаветою она.

                Так может быть не Разумовский
                Сией княжны родной отец.
                А сам Шувалов осторожно
                Толкает дочку под венец.

                Ведь род Шувалова восходит
                До брата старшего Петра …
                А это значит, что возможно
                Княжна в претензиях права…

                Кольцов:           «Её… величество… желают
                Престол Российский захватить…
                Но бед в стране и так хватает,
                Без крови власть не учредить.

                И чьей Вы помощи хотите,
                Кто сможет матушку свалить...?
                Сейчас сильна Екатерина,
                Есть шанс на дыбу  угодить».

                Княжна:           «О, нет! Месье, желаю прежде
                Решить по-мирному свой спор.
                Отдам ей с Петербургом север,
                А мне же хватит южных гор.

                И, верьте мне, я буду строго
                Раздел сей мирный соблюдать.
                Весь юг я населю народом,
                И царство будет процветать.

                Но если же Екатерина
                Кавказ мне не решит отдать,
                Мои права придётся силой
                И только с кровью добывать.

                Великого Петра я внучка.
                А кто, скажите мне, она?
                Из Штеттина сундук без ручки
                Да и без должного родства.

                Она в России иностранка,
                Она в чужой уселась трон,
                Она царица-самозванка,
                Она нарушила закон.

                Я к ней явлюсь из-за Дуная
                Среди турецких войск, месье,
                И, знамя мести подымая,
                Найду в отечестве друзей.

                Все недовольные в России
                Помогут мне без лишних слов,
                И может быть опальный ныне
                Эскадры командир Орлов…»

                «Орлов…? – Спросил моряк в смущеньи, –
                Он государыне весьма
                Всю жизнь обязан положеньем
                И на неё не держит зла…»

                «Месье, не стоит удивляться, –
                Ответила княжна ему, –
                Он знает, как на трон подняться
                И выгодно служить кому…

                И, если стану я царицей,
                То будет Алексей Орлов
                Моею правою десницей,
                А флот я Вам отдам, Кольцов.

                Незнание интриг дворцовых
                Не ставлю Вам, месье, в вину.
                В России изменилось много,
                Пока томились Вы в плену.

                Григорий, меньший брат Орлова,
                Из Петербурга удалён.
                И въезд туда ему сурово
                Екатериной запрещён.

                Извечный враг Орловых, Панин,
                Теперь приближен ко двору,
                А граф Потёмкин с нею в спальне
                Ведёт любовную игру.

                Орлов-Чесменский, Ваш начальник,
                Не жалует своих врагов,
                И, чувств обиды не скрывая,
                За брата отомстить готов.

                К борьбе за трон он, несомненно,
                Как друг полезен будет мне.
                Письмо я графу Алексею
                С курьером выслала, месье.

                В пакет вложила завещанье
                И мой ко флоту Манифест.
                Граф получил уже посланье,
                Но не даёт пока ответ…»

                Кольцов:           «Вы Манифест ему послали...?
                О чем, позвольте мне узнать...?
                Какие флоту обещанья
                Вы можете провозглашать...?

                Как крылья бабочки вдруг веер
                В руке княжны затрепетал.
                Заметив взгляд девицы гневный,
                Моряк невольно замолчал.

                Княжна:             «О, если мне Орлов поверит
                И примет сторону мою,
                То, чувства рабские умерив,
                Граф волю выскажет свою.

                Он флоту Манифест представит
                И, огласив права мои,
                Меня наследницей объявит,
                В Кронштадт направит корабли…»

                Крамольные услышав речи,
                Решился офицер сказать:
                Кольцов:           «Негоже ради личной цели
                Народ российский истреблять.

                Делить Россию невозможно,
                Ваш план ошибочен, княжна.
                Екатерину сбросить сложно,
                Лишь будет новая война.

                Поступок смел, но мне противен,
                Нельзя так судьбами играть.
                Любым, простите мне, мотивом
                Людскую кровь не оправдать».

                Княжна:              «Вы забываетесь, мой милый,
                Я здесь Великая княжна.
                Вы лишь ко мне несправедливы,
                Как будто я источник зла.

                Любовь к отечеству святая
                Вам не дает меня понять.
                А вера матушке мешает
                Другую правду замечать.

                Я в юности, мой друг, хотела
                Себя отгородить от лжи.
                Но поняла : любовь и вера-
                Реальной жизни миражи.

                Душа в сомнении извечном
                Нам не дает спокойно жить.
                И в мыслях наших скоротечных
                Стремится о добре судить.

                У каждого своя есть правда,
                Но, к сожалению, она
                Душою рабскою подмята
                И бытием искажена.

                Забудьте про царя и Бога,
                Прислушайтесь к душе своей,
                И Вы прозреете намного,
                И станете, месье, сильней…

                Не Вам ли знать, что от поборов
                Наш разоряется народ,
                А войн рекрутские наборы
                Российскую съедают плоть.

                Войска, месье, одеты дурно
                И хуже некуда едят.
                Чума, пожары, голод, бунты
                Россию скоро истребят.

                В такой стране все понимают:
                Царя несложно поменять.
                Освободительное знамя
                В руке достаточно поднять.

                Когда униженный, но гордый,
                Узнает обо мне народ,
                То немку он отправит к чёрту,
                Меня же к трону понесет!...»

                Княжна закашлялась при этом
                И поднесла платок к губам.
                Пылал румянец ярким цветом
                По бледно-мраморным щекам.

                Княжна:              «Месье, мой гневный тон простите,
                Нет дела этого важней.
                Вы первый русский, в ком я вижу
                Участника судьбы моей.

                Мои союзники, поверьте,
                Сигнала моего лишь ждут.
                Не отступлюсь я от идеи,
                Мои друзья за мной пойдут.

                Я верю Вам, а значит делу,
                Которое от Вас мы ждём.
                К его сиятельству Орлову
                Прошу вас стать моим послом.

                Но Вас не тороплю с ответом,
                Безволие противно мне.
                У Бога Вашего совета
                Просите для себя, месье…»

                Кольцов:           «Принцесса, прежде я желал бы
                Свои сомненья уточнить…
                Газеты пишут, что Шувалов
                Отцом изволит Вашим быть.

                Известно всем, что фаворитом
                Покойной матушки был он.
                И дочь их ,тайною сокрыта,
                Жила в Европе с юных пор.

                Все государем величают
                Его в газетах, как царя.
                Сие, как видно, не случайно,
                Но любопытствует меня…»

                Княжна:           «Месье Кольцов, Вы в чём-то правы,
                Но Вам опасен сей секрет.
                Сам граф находится в опале
                Уж множество тревожных лет…»
 
                И, словно Господа приметив,
                Княжна глаза вверх подняла.
                Смущенный офицер заметил,
                Как по щеке слеза сошла.

                Принцесса поднялась с дивана,
                Во всей представилась красе
                И мягким голосом сказала:
                «Я жду с ответом Вас, месье».

                Закашлявшись, она поспешно
                Прощальный сделала поклон.
                Духов оставив запах нежный,
                Княжна покинула салон.

                В душе героя стало пусто
                Без ощущения княжны.
                В сей миг Кольцову было грустно
                От чувства собственной вины.

                Оставила в нём образ дивный
                Елизаветы Первой дочь.
                Померкла тень Екатерины,
                И он решил княжне помочь.

                Кольцов, надломленный и тихий,
                Салон приёмной покидал.
                Идя в смятении великом,
                Он важность встречи понимал…

                Услышав лошадиный топот,
                Моряк как будто отрезвел.
                На крики со двора и хохот
                В окно невольно посмотрел.
               
                В попонах бархатных и перьях
                Увидел офицер коней.
                Княжна в неистовом веселье
                Верхом скакала средь друзей.

                «Как переменчива графиня, –
                Моряк подумал, – но притом,
                Как целью дерзкой одержима…
                Ну как не быть её послом».

                Глава 23. Встреча графа Орлова
                с Иосифом де Рибасом в Пизе

                В рабочей комнате вальяжно
                Сидел Чесменский генерал.
                Он рассуждал о чем-то важном
                И дом московский вспоминал.

                Как сон из прошлого мелькали
                Сугробов снежные холмы.
                Как пил он бражку с мужиками
                И вёл кулачные бои….
               
                Ловил себя Орлов на мысли,
                Что как ни сладок здешний мир,
                Милее нет своей отчизны,
                И горек чужеземный пир.

                Ему наскучило Ливорно,
                И граф уж месяц в Пизе жил.
                В палаццо Нерви он довольно
                Досуг свой светский проводил.

                В углу того же кабинета
                Христинек за столом сидел
                И по секретному пакету
                Павлиньим пёрышком скрипел.

                Граф Орлов А.Г:            «Иван, ты думаешь о жизни,
                О доме, о друзьях, родных…?
                А жизнь бы обменял в России
                На райский сад в краях чужих?»

                Увидев грусть в глазах Ивана,
                Вздыхая, граф, ответил сам:
                «Вот то-то, братец, понимаю,
                Что мы душою вечно там…»
               
                И тут вошёл неслышно Рибас,
                Остановился у двери,
                Всех поприветствовал учтиво
                И начал быстро говорить:

                «Догнал я всё же, Ваша Светлость,
                Дерзившего Вам Монтегю…
                Милорд под дулом пистолета
                Мне выдал тайну про княжну…

                В Венеции одну неделю
                С друзьями тешилась княжна,
                Но одержимая идеей
                В Стамбул решила плыть она.

                В тот день, когда корабль к султану
                Уже из порта отбывал,
                На море шторм нарушил планы
                И судно с курса их согнал.

                С княжной был воевода польский,
                Её любовник Радзивилл.
                И граф Сиятельный Потоцкий,
                Княжны советник и банкир.

                Так вот, корабль принцессы вскоре
                В Рагузу сильный шторм прибил.
                А там к себе французский консул
                Её в палаццо поселил.

                Сенат, признав княжну опасной,
                О ней в Россию отписал,
                Но должных не чиня препятствий,
                Ей развлекаться не мешал.

                Вы как-то здорово эскадрой
                Их напугали, адмирал,
                Когда под пушками Сенату
                Вы предложили свой устав.

                Турецкие прервав сношенья,
                Сенат лишь этим город спас.
                Прошло два года с тех мгновений,
                Но до сих пор боятся Вас…»

                Граф Орлов А.Г.:        «Не уходи от темы, Осип,
                Всё прошлое ношу в себе.
                Тебя всегда куда-то сносит,
                А мне всё нужно о княжне…

                И объяснитесь мне немедля,
                Зачем держу на службе Вас…
                О ней в Санкт – Петербурге если
                Уже известно раньше нас?»

                Рибас:           «Прошу прощенья, Ваша светлость,
                В Ливорно возвратившись, я
                Сенатора Рагузы встретил…
                Он лицезреть был рад меня.

                Так вот, он мне о ней поведал,
                Что, как царица, там княжна
                Живёт, и все в Рагузе верят,
                Что русский трон займёт она…»

                Последние слова он тихо,
                Почти неслышно произнёс.
                И, чтобы не свершилось лихо,
                Он славу Господу вознёс.

                Екатерины лик заметив,
                Он на портрет глаза скосил
                И в тот же миг себя при этом
                Знаменьем крестным осенил.

                Граф Орлов А.Г.:           «Вот так-то, братец, Он далёко,
                А наша матушка всегда
                Грозит нам пальчиком нестрого,
                Но тот, кто слеп – тому беда.

                Боюсь, что мы получим вскоре
                Емелю в юбке, милый друг.
                Не избежать нам, Осип, горя,
                Уж если промахнёмся вдруг…»

                Немного помолчав, вельможа
                Поднялся резко и сказал:
                «Пиши письмо, Христинек, всё же
                Я долго ей не отвечал…»

                Христинек:           «Простите, граф, меня за смелость,
                Хотел бы прежде я узнать,
                Кому изволит Ваша светлость
                Письмо сие адресовать...?»

                Граф Орлов А.Г.:           «В Санкт-Петербург, Екатерине,
                Да ей благоволит судьба…
                От верного России сына
                И преданного ей раба».

                Орлов, играя желваками,
                По кабинету стал шагать,
                Витиеватыми словами
                Ивану начал диктовать:

– «Всемилостивейшая государыня! Два наимилостивейших Ваших писания имел счастие получить. С благополучным миром с турками,Ваше императорское величество, мать всей России, имею счастье поздравить. Угодно Вашему величеству узнать, как откликнулись министры чужестранные на весть о мире…»

                Вблизи окна, припомнив что-то,
                Остановился адмирал.
                И, словно увидав кого-то,
                Прищурясь, медленно сказал:

                «В письме нас матушка просила
                О мнениях послов узнать…
                Они как договор о мире
                В газетах будут осуждать…

                Не будем сказывать, пожалуй,
                О слухах мнения свои.
                Она всегда права, я знаю,
                Её же мысли и впиши».

                И, к адъютанту развернувшись,
                Орлов продолжил диктовать…
                Перо в чернильницу макнувши,
                Продолжил лейтенант писать:

– «На днях, матушка, получил я письмо от неизвестного лица, о чём хочу тебе незамедлительно донести. Сие письмо прилагаю, из коего всё ясно видно. Почитай письмо внимательно, матушка, помнится, что и от Пугачёва воровские письма очень сходствовали сему письму. Я не знаю, есть ли такая женщина или нет. Но буде есть, я б навязал ей камень на шею, да и в воду… Я ж на оное письмо ничего не ответил, но вот моё мнение: если вправду окажется, что есть такая суматошная, постараюсь заманить её на корабли и потом отошлю прямо в Кронштадт. Повергаю себя к священным стопам Вашим и пребуду навсегда с искренней моей рабской преданностью».

                И тут стоявший молча Осип
                Взгляд графа на себе поймал.
                И страх по телу в нём невольно
                Змеёй холодной пробежал.

                Граф Орлов А.Г.:            «Немедля поезжай в Рагузу
                И о княжне всё разузнай…
                Откуда родом, с кем в союзе
                И с кем в отечестве… дознай…

                Но главное, запомни, Осип,
                Кто всё же по родству она...?
                Я должен знать как можно больше,
                Интересует всё меня.

                Как можно будь с ней осторожен,
                Не попадайся на глаза.
                Возьмёшь на подкуп денег больше,
                И знай – девичья зла краса…»

                Рибас:            «Намёки понял, Ваша светлость,
                Для женщин я монах святой.
                Тем более ,что Вы на редкость
                Обеспокоены княжной…»

                Граф Орлов А.Г.:          «Хитёр ты, Рибас, и проворлив,
                Но думаю, когда-нибудь,
                Тебя повесят, словно вора,
                И молвить слова не дадут».

                Рибас:            «У нас в Испании, простите,
                Всегда ответ такой дают :
                Пригреют сильного…, учтите,
                Людишку слабого убьют.

                У хитрого другая участь,
                Ему все слабости зачтут,
                Своим идеям, граф, обучат
                И в предводители пошлют…»

                Граф Орлов А.Г.:           «Есть мудрый смысл сей поговорки,
                Но вот в России всё не так.
                На дыбе рядом без разборки
                Висят и хитрый, и дурак.

                Так что не умничай лукаво,
                Себя недолго загубить.
                Лишь Господу даётся право
                О нашем будущем судить.

                В Рагузу отправляйся, Осип,
                За всё ответишь головой.
                Императрица срочно просит
                Княжну доставить к ней живой».


                Глава 24. Пакет Кольцову от княжны. Рагуза

                В душевных муках для Кольцова
                В гостинице тянулись дни.
                С тех пор, как был он на приёме,
                В тревогах проходили сны.

                Кружились мысли спозаранку:
                «На самом деле, кто она...?
                Принцесса или самозванка...?
                Ведь кое в чём права княжна.

                Но как тут быть с присягой, долгом…,
                Что скажет обо мне Орлов...?
                От бунта стонет Русь за Волгой,
                А я с пакетом от врагов…»

                В один из дней таких печальных
                Явился от княжны посол.
                Моряк узнал поляка сразу
                И пригласил его за стол.

                Чарномский выглядел неплохо :
                Изысканно одет, красив,
                В серёжках женских, взгляд нестрогий,
                Завит, напудрен и учтив.

                Он восхвалял княжны заслуги,
                Врагов неведомых бранил,
                И о её душевных муках
                Самозабвенно говорил.

                Когда сей рыцарь благородный
                Хвалить принцессу прекратил,
                Он тут же, как посол придворный,
                У собеседника спросил:

                «Вы что-нибудь решили, пане,
                Ей Ваша миссия важна.
                На Вас надежды возлагая,
                От Вас ответа ждёт княжна…»

                Кольцов:           «Когда и где княжна желает
                Со мною встречу провести?
                Я предложенье принимаю,
                И я готов на риск пойти».

                Поляк вскочил, поклон отвесил,
                Своей улыбкой одарил.
                Он был безмерно рад и весел
                И, торопясь, заговорил:

                Чарномский:            «От имени княжны милейшей
                Хочу Вас, друг, благодарить.
                Достойно сможем мы в дальнейшем
                Услуги Ваши оценить.

                Успех великих притязаний
                От маленьких зависит дел.
                Настал и Ваш черёд дерзаний,
                Момент для подвигов назрел!»

                И тут поляк засуетился,
                Достал припрятанный пакет,
                Кольцову низко поклонился,
                Как дозволяет этикет.

                Чарномский:            «Орлову, пане, отвезите
                Её Величества письмо.
                И графу русскому скажите,
                Что ждёт княжна ответ его.

                При встрече стоит адмиралу
                Про Манифест упомянуть.
                И передайте, что султану
                Осталось руку протянуть…»

                Кольцов:            «Извольте, – офицер ответил
                И у поляка взял пакет. –
                Неволен я давать советы,
                И в этом будущего нет.

                Я доведу до слуха графа
                Все просьбы Вашей госпожи
                Лишь потому, что по уставу
                Об этом должен доложить.

                Пакет мне можете доверить,
                Он к адмиралу попадёт.
                Даю Вам слово офицера,
                Граф письмена княжны прочтёт.

                Но есть вопрос для Вас, милейший,
                Хотел бы всё же уточнить,
                Родитель кто княжны светлейшей,
                Мне графа за кого просить…?»

                Слегка задумавшись, Чарномский
                Сказал, поправив свой кунтуш:
                «Да граф, фельдмаршал Разумовский,
                Елизаветы тайный муж.

                Позвольте, я о нём подробней
                Скажу Вам, пане лейтенант.
                Из Дорогановки он родом,
                Но был природный в нём талант.

                Алёшка Разум его звали,
                Сам из беднейших казаков.
                Отец был пьяницей бывалым,
                А мать просила хлеб да кров.

                На клиросе он пел, как душка,
                И голос ангельский имел,
                Но как-то по пути, в церквушку
                Заехал важный офицер.

                Ему понравился мальчишка,
                И он забрал его. С тех пор
                В Санкт – Петербурге тот парнишка
                Стал украшать придворный хор.

                Там и приметила царевна
                Алёшку…, да и в «небеси»
                Его возвысила мгновенно,
                И стал он первым на Руси.

                В любви их долгой и взаимной
                Две дочки тайно родились…
                Одна из них и есть дивчина,
                Которой Вы помочь взялись».

                В сей миг Кольцову показалось,
                Что и поляк в княжну влюблён,
                В нём словно что-то зажигалось,
                Когда упоминал её.

                Кольцов:           «Прошу не сомневаться, пане,
                Доставлю графу я пакет.
                В конце концов, всё он решает,
                Ему не надобен совет.

                И напоследок, я с княжною
                Хотел бы встречу попросить.
                В столь важном деле, пане, стоит
                Визит к Орлову обсудить».

                Чарномский:            «Конечно, лейтенант, Вы вправе
                Возможность такову иметь.
                Её величество представит
                Вам, офицер, такую честь».

                * * *

                Узнав, что адмирал в Болонью
                От дел заехал отдохнуть,
                Кольцов, о важном деле помня,
                Решился к графу заглянуть.
               
                Договорившись с капитаном,
                Он был к отплытию готов.
                При этом думал непрестанно –
                Признает ли его Орлов…

                В канун отплытия, довольный,
                Кольцов княгиню посетил.
                И был свидетелем невольным,
                Как веселился Радзивилл.

                Об этом празднике газеты
                Оповестили позже мир:
                Влюблённый князь «Елизавете»
                Устроил небывалый пир.

                Он, как набоб индийский, щедро
                Деньгами в этот день сорил.
                Плясали, пили до рассвета,
                Всю ночь из пушек князь палил.

                В саду французского посольства
                Под крики, смех и менуэт
                На небо ради удовольства
                Взмывали тысячи ракет.

                Казалось, нет казне износа,
                Пирушки удивлял размах,
                Но князь тут объявил, что гости
                Домой поедут на санях.

                В ту пору люди даже утром
                От летней прятались жары,
                Но их глазам каким-то чудом
                Предстали снежные бугры.

                Сюрприз из снега обещавши,
                Князь честь свою не уронил.
                Он, как зимой, гостей уставших
                В санях по снегу прокатил.

                Всех обывателей Рагузы
                Поступок князя удивил.
                Он для гостей княжны под утро
                Дороги солью завалил.

                Под залпы пушек в дивных масках
                Катился санный караван.
                Всё было будто в зимней сказке
                Для изумлённых горожан…

                На судне берег покидая,
                Кольцов о жизни размышлял
                И, о принцессе вспоминая,
                Себе вопросы задавал.

                Откуда родом это диво…?
                Кому он руку целовал…?
                Всё было тайною покрыто,
                Но лейтенант ответ искал.

                Вокруг княжны ходили слухи,
                Витал напыщенный дурман,
                По-царски ей лобзали руки,
                Но чувствовал Кольцов обман…

                Глава 25. Санкт-Петербург,
                Зимний дворец, ноябрь 1774 год

                Часы бьют девять на камине,
                Фигурки пляшут менуэт.
                Довольная Екатерина
                Свой завершает туалет.

                «Пора, – подумала царица, –
                И к государственным делам,
                Так надоевшим, приобщиться
                И время уделить послам…

                С шести утра она писала
                Вольтеру, Гриму и Руссо
                О том, кого она читала
                И кто придумал колесо…
               
                Двенадцать лет она во власти,
                Но неизменно в шесть утра
                Всецело отдаваясь страсти,
                Не отрывалась от пера:

                Великим письма сочиняла,
                Писала пьесы…, про себя…,
                Любимой музе отдавала
                Остаток утреннего дня…

                В своей прическе неизменной,
                Со шпильками на голове.
                Она в зеркальном отраженье
                Казалась милою себе.

                Она ещё крепка, здорова…
                Минули страхи прошлых лет…
                Словили вора Пугачёва,
                Турецким миром быт согрет.

                Сменивший Гришку граф Потёмкин
                Постель любовью освежил.
                Он понежней и в деле ловкий,
                Да и умом всех удивил.
               
                С благими чувствами царица
                В покои спальные вошла,
                За свой рабочий стол садится,
                Очки для чтения взяла…

                Согнувшись чинно, в спальню входит,
                Как канцелярский инвентарь,
                И тихо, словно тень, подходит
                К императрице секретарь.

                Он поприветствовал хозяйку,
                На стол бумаги положил
                И, как всегда, ей по порядку
                О самом важном доложил…

                Внимательно доклад послушав,
                И документы просмотрев,
                Императрица благодушно
                Ему сказала нараспев:

                «Благодарю Вас, друг милейший,
                Вы можете пока идти…
                Порядок встреч моих дальнейших
                Согласно графику вести…»

                Тут обер-полицейский входит -
                Сегодня первый он с утра-
                Екатерине он подносит
                На подпись ссыльные дела.

                На них старательно выводит
                Царица подписи свои…
                Их множество её изводит,
                Снимает матушка очки…

                Екатерина II:                «Служа отечеству усердно,
                Сгубила зрение  свое.
                Но ради подданных, поверь мне
                Сие старание мое…

                Все мысли, личные желанья
                Державе надо подчинять.
                Своё великое сознанье
                В делах должны употреблять.

                Вот Вы на подпись мне несёте
                Бумаги, в коих суть одна… –
                Казнить, сослать… и вся забота…
                А я решить за всех должна…

                Вам выделяются, милейший,
                Большие деньги из казны.
                Однако, Пугачёв Емеля
                Опустошил мне полстраны.

                Всё потому, что Пугачёва
                До бунта не смогли словить.
                А ныне надобно другого…
                В Россию нам не допустить.

                Поборы, пьянство, казнокрадство…
                Чревоугодие изжить.
                Все силы службе государству
                Необходимо подчинить…»

                По красному лицу вельможи
                Росинками скатился пот,
                И он, насколько было можно,
                Округлый подтянул живот.

                Надев очки, Екатерина
                К бумагам приступила вновь,
                Но, как назло, невыносимо
                В висках пульсировала кровь…

                И тут неслышно в спальню входит
                Мужчина где-то средних лет.
                На вид приятный и спокойный
                И в новенький мундир одет.

                Его царица замечает,
                Но на бумагах держит взор.
                Она чутьём определяет –
                Явился главный прокурор.

                Сей князь из новых бюрократов,
                Противник всяческих реформ,
                Душа российских ретроградов,
                Считает иностранцев злом.

                Князь Вяземский  приближен ею
                Никите Панину вразрез,
                Другими взглядами надеясь
                Создать ему противовес.

                Екатерина II:                «Вы, князь, наверное, хотите
                Сейчас же лицезреть меня.
                Но Вы не вовремя, простите,
                Извольте прибыть в свой час дня».

                Упрёки выслушав спокойно,
                Князь извиниться поспешил
                И, удаляясь из покоев,
                Дверь тихо за собой прикрыл…

                Надев очки, Екатерина
                Приём решила продолжать.
                И, как бы неприятно было,
                Дела вновь принялась читать…

                * * *

                В уборной царской на камине
                Часы двенадцать громко бьют.
                Торопит слуг Екатерина,
                В дверях сановники снуют.

                Открытый лоб, нагие плечи,
                Свисают букли на висках,
                Царица ожидает встречи
                С улыбкой мягкой на губах.

                Никита Панин торопливо
                Заходит первым в кабинет,
                Её приветствует учтиво
                И демонстрирует пакет.

                «Вы, граф, весьма нетерпеливы
                И непривычно рано встал, –
                Сказала матушка шутливо, –
                Наверняка всю ночь не спал…»

                Граф Панин:                «Вам из Италии от графа
                Пришло письмо, и я за честь
                Считал бы мне представить право
                Его Вам, матушка, прочесть».

                Екатерина II:                «Сейчас не время, граф, на почту
                Из иностранных государств.
                Извольте в два часа быть точно,
                И я приму Вас без мытарств.

                Не будем ради интереса
                Мой распорядок дня ломать.
                Мотивы Ваши мне известны,
                Герои могут подождать…»

                Откланявшись, Никита Панин
                Покинул молча кабинет.
                Царица хитрыми глазами
                Сановнику смотрела вслед…

                «Глава Коллегии, граф Панин,
                Большой знаток заморских дел
                Её сподвижником был давним
                И мнение своё имел.

                Он первым в те лихие годы
                Смог оппозицию создать
                Тогда имевшим власть Орловым
                И рядом с ними устоять.
               
                Всегда граф в сторону Европы
                В отличие от всех смотрел,
                И предлагал стране реформы
                Вводить на западный манер.

                Блестящий, преданный сановник,
                Как и других вельмож, она
                Его взрастила, как садовник,
                И тем довольная была...

                Я каждому дала возможность
                Великие дела решать.
                Великим делает не должность,
                Им можно только в деле стать.

                И вот мои надежды сбылись.
                Окружена сегодня я
                Людьми великими, моими…
                И в этом сила есть моя…

                Никто друг друга не жалеет,
                Интрига – средство их борьбы…
                Они не дремлют, не жиреют,
                И мне послушны, как рабы…

                Но главное не в этом даже,
                А в равновесии светил…
                Нельзя принизить гордость в каждом,
                Нужна балансировка сил…

                Никита Панин в нетерпенье
                Орлову хочет досадить,
                Но граф мне нужен, без сомненья,
                И я не дам его свалить…»

                Так предаваясь размышленьям,
                Екатерина, как всегда,
                Вела приём одновременно,
                Не отлучаясь никуда.

                Но тут приятным тёплым чувством
                Наполнилась её душа.
                Воспоминанья лёгкой грустью
                Пронзили сердце без ножа…

                «Потёмкин, душечка любимый,
                С утра согрел меня письмом.
                Где ангелочек мой незримый?
                Холоден без тебя мой дом…»

                Екатерина II:                «До завтра учинить проверку…
                И доложить мне, что не так…»
                Привычно лезет в табакерку,
                Душистый нюхает табак.

                «Вы можете идти, милейший,
                И передайте остальным,
                Что прекращён приём дальнейший,
                Ушла, мол, по делам своим…»

                Императрица взглядом должным
                Чиновника сопроводив,
                Тотчас же крикнула тревожно:
                «Мария Саввишна, зайди…»

                «Ты что ж так, матушка, серчаешь, 
                На всех подряд ворчишь с утра…, –
                Входя, сказала фрау-камер, –
                Опять любовная хандра…». 

                И Марью Саввишну увидев,
                Екатерина, как своей,
                На грубость няни без обиды
                Покорно улыбнулась ей.

                Всё потому, что нет ей ближе
                Вот этой женщины простой,
                Неграмотной, к труду привычной,
                Но очень доброю душой.

                Царица нянею довольна…
                Девчонкой чувствуя себя,
                Служанке дозволяет вольно
                Браниться на неё, любя.

                Екатерина взглядом нежным
                На Марью Саввишну глядит
                И, улыбаясь ей, как прежде,
                Виновным тоном говорит:

                Екатерина II:                «Клянусь, голубушка, святыми,
                Сдержать мне чувства нелегко.
                Я не любила так, как ныне,
                А мой Гришаня далеко…

                Ты первая, кто видит тайны
                Моей житейской стороны.
                И это вовсе не случайно,
                Друг другу, значит, мы нужны.

                Прости меня за беспокойство,
                К вершине счастья вознеси.
                Не посчитай сие притворством,
                Письмо от Гришки принеси.

                Ступай, голубушка, не медли,
                Я буду с нетерпеньем ждать.
                Слова любимого, поверь мне,
                Помогут душу обласкать…»

                * * *

                Звонарь дворцовый, как обычно,
                Пробил час дня в колокола.
                Сидят сановники привычно
                Вокруг трапезного стола.

                Обедом ведает царица…
                Как завелось среди гостей:
                Граф Панин, Вяземский, Голицын
                И Разумовский рядом с ней.

                Но справа от Екатерины
                Пустует место пятый день.
                Оно обозначает ныне
                Потёмкина немую тень.

                Роскошный стол от яств ломится,
                Ведётся тихий разговор,
                Глядит на всех императрица
                И слушает их светский спор…

                Она прекрасно понимает,
                Что все они послушны ей.
                Лишь только граф Никита Панин
                Изволит нынче спорить с ней…

                «Но мнение своё, пожалуй,
                Полезно средь чинов иметь.
                Но лишь тогда, когда державе
                Грозит разруха или смерть.

                В дни благоденствия излишне
                Идеи всякие терпеть.
                Они вредны для власти высшей
                И могут силу возыметь.

                Но Панина терплю покуда,
                Он нужен мне здесь для интриг…,
                Когда сенаторы воюют,
                Я торжествую в этот миг.

                Опять он супротив Орлова
                Готовит подлые слова.
                Но мы ему покажем снова,
                Цена героям какова…»

                Желая  о себе напомнить
                И цели Панина узнать,
                Царица, ведая застольем,
                Решила голос свой подать:

                Екатерина II:                «В письме Орлову я писала
                О мире с Турцией, причём,
                Узнать от графа я желала,
                Сужденья каковы о нём.

                Конечно, англичане рады,
                Поскольку с ними мы дружны.
                Французы, ясно, те тирады
                В наш адрес слали до войны.

                Но мы победу одержали,
                Париж в прискорбии сейчас.
                Яд, исходящий от Версаля,
                Им не помог ослабить нас.

                А Фридрих Прусский пакт о мире
                Со зла готов на клочья рвать.
                Ведь сей король не смеет ныне
                Чужие земли прибирать…

                От графа скорого ответа
                С огромным интересом жду.
                В его сужденьях и советах
                Всегда я пользу нахожу…»

                Свой хитрый взгляд императрица
                На Панина перевела…
                Но граф, не дав себе смутиться,
                Ответил ей из-за стола:

                Граф Панин:                «Да, государыня, от графа
                Вам важное письмо пришло.
                Готов Вам, матушка, представить
                В означенный мне час его…»

                С турецкой темы начиная,
                Коснулись Польши, англичан…
                Судили выпады Версаля
                И осторожный Ватикан.

                Так незаметно час обедний
                За разговорами прошёл.
                И как обычно неприметно
                Обед был царский завершён…

                * * *

                Пробило два…, царицей начат
                Дипломатический приём.
                Сей час был Панину назначен,
                И он явился к ней с письмом…

                Екатерина добрым взглядом
                На графа смотрит и пакет.
                Князь Вяземский, сидящий рядом,
                Речь прерывает в сей момент...

                На  стол граф Панин пред царицей
                Пакет с учтивостью кладёт…
                Она  вскрывает его быстро
                И текст письма на свет несёт…

                Екатерина II:                «Простите, граф, я потеряла
                На службе зрение своё.
                Всё что ни попадя читаю,
                Такое житие моё…»

                Глазами щурясь, торопливо,
                Она свои очки берёт…
                Никита Панин терпеливо
                Императрицу стоя ждёт…
               
                Надев очки, она с улыбкой
                На графа смотрит и вопрос
                Ему свой задаёт нехитрый,
                Как будто делает допрос:

                Екатерина II:                «Ну что, любезнейший, нам пишет
                Про мир турецкий граф Орлов…?
                А, может, службой он обижен…?
                Устал, возможно, от врагов…?»

                В лице граф Панин не меняясь,
                На прокурора бросил взгляд…
                И, чувств враждебных не скрывая,
                Был матушке ответить рад:

                «Вначале граф Орлов Вам пишет
                О том, как принят всеми мир…
                Мудрить он посчитал излишним
                И Вас дословно повторил…»

                Екатерина II:                «С Орловым чрезвычайно редко
                Расходимся во взглядах мы.
                В своих суждениях он метко
                Дал образы врагам страны…»

                И наконец, Екатерина
                Изволила сама читать.
                А графу Панину, вестимо,
                Пришлось учтиво замолчать.

                Царица с видом благодушным
                Читала графское письмо…
                Но вот ей стало словно душно,
                Побагровело вдруг лицо…

                На стол письмо она бросает
                И вдруг встаёт из-за стола...
                Причину Панин понимает
                И улыбается слегка…

                Екатерина II:                «Во мне бушует словно Этна …
                Но я должна себя сдержать.
                Мне хочется всё бить при этом,
                Кричать, ругаться и рыдать…»

                Но этот гнев императрица
                Была не в силах удержать.
                По кабинету, как тигрица,
                Она вдруг начала шагать.

                Екатерина II:                «В таком смятенье и экстазе
                Я слышу дьявола всегда.
                И подписи свои в приказах
                Не учиняю никогда…

                Мерзавка, бестия, каналья…
                Желает в смуту нас втянуть.
                От Пугачёва Емельяна
                Мы не успели отдохнуть».

                Без остановки вслух ругаясь,
                Она, в предчувствии беды,
                Успокоения желая,
                Стакан весь выпила воды.

                Граф Панин:                «Но, государыня, я ране, –
                Граф Панин мягко вдруг сказал, –
                Знакомил вас с письмом сената…
                И согласиться предлагал.

                Сенат рагузский, не желавший
                Вас боле, матушка, гневить,
                Особу, царский род всклепавшей,
                Хотел изгнать и тихо жить.

                Но, не придав тому значенье,
                И в милосердии своём,
                Властям Вы дали позволенье
                Пока не замечать её.

                Хотя тогда, должны вы помнить,
                Что предлагал я ход иной…
                И вот теперь Орлов изволит
                Вступить в сношения с княжной».

                Царица, справившись со гневом,
                С улыбкой мягкой, как всегда,
                Ему ответила степенно:
                Екатерина II:                «Казался шуткой слух тогда…

                В ту пору о девице этой
                Писали, к счастию признать,
                Лишь иностранные газеты,
                У нас которых не сыскать.

                Теперь же грязная каналья
                Дерзнула на святое, граф…
                Упомянула трон в посланье,
                Наследницей себя назвав.

                Прислала Манифест Орлову,
                В котором призывает флот
                К измене нынешнему трону,
                И в этом поддержать народ.

                Я не желаю, граф мой милый,
                На радость наших всех врагов,
                Чтоб за границей объявился
                Другой Емеля Пугачёв…»

                Граф Панин:                «Вот тут-то, матушка, считаю
                Постыдным графу позволять,
                В сношения с княжной вступая,
                Мерзавку на корабль сажать.

                Для этой девицы, царица,
                Сомнительны слова его.
                Она, так может получиться,
                Накинет сети на него…»

                По-женски графа понимая,
                Екатерина и сама
                Ревниво всё воспринимала
                И выходила из ума.

                Князь Вяземский молчал привычно
                И в разговор сей не вступал.
                Он наблюдал, как энергично
                Орлова Панин унижал.
               
                Взволнованно императрица
                Ходила молча у окна
                И думала: «Не измениться
                Людскому миру никогда.

                Но всё ж он прав, Орлов опасен
                Своим влиянием на флот.
                Как поведёт себя, не ясно,
                Любовь в ней ежели найдёт…

                Мои блестящие людишки,
                Вы, словно в банке пауки,
                Радея за свои делишки,
                Друг друга рвёте на куски.

                И ежели я вам позволю
                Живьём собрата поедать,
                Тогда придётся чередою
                Вас всех на дыбу отправлять».

                И государыня, предвидя
                Злорадный Панина совет,
                Решила, что не даст в обиду
                Героя славных прошлых лет.

                Она, приятно улыбнувшись,
                Не потребляя грубых слов,
                Ему ответила, прищурясь:
                «Вы в чём-то правы, но Орлов…

                Давно России славно служит,
                Похвально рвение его,
                И он сейчас нам очень нужен,
                Мои надежды на него…

                Но о сетях любви Вы правы,
                Орлова надо остудить.
                К княжне амурные забавы
                Необходимо отменить.

                А посему, граф, отпишите
                Ему в Ливорно от меня:
                «С княжной в сношенья не входите,
                Сия сомнительна возня…

                Властям бомбёжкой пригрозите
                И требуйте её на борт.
                Всем горожанам объявите,
                Что самозванку дыба ждёт.

                А ежели сенат рагузский
                Изволит голосу не внять,
                Задействовать эскадры пушки
                И город этот обстрелять.

                Не причинив вреда здоровью,
                Живой особу изловить
                И тайно флотом под конвоем
                В Кронштадт доставить и сокрыть».

                Хоть небольшую, но победу
                Никита Панин ощутив,
                Поклон отвесил без ответа
                И удалился, дверь прикрыв…

                За стол императрица села
                И, помолчав, спросила вдруг:
                «Как мыслит прокурор о деле,
                Надёжен ли наш общий друг…?»

              Князь Вяземский А.А.:            «Я, государыня, считаю:
                Орлов смекалист по уму…
                Но вот сейчас решить пытаюсь,
                Доверить следствие кому…?»

                Екатерина II:           «Не слишком ли, мой князь любезный,
                Ты далеко вперёд глядишь...?
                Пророчишь нам конец чудесный…
                А, может, ты Орлову льстишь…»

              Князь Вяземский А.А.:             Ну что Вы, матушка, карьеру
                Орлов уменьем сделал сам.
                И верю, что авантюрьеру
                Он к Вашим привезёт ногам…»

                Глава 26. Болонья. Встреча графа
                А.Г. Орлова с лейтенантом Кольцовым

                На корабле Кольцов от скуки
                О графе часто вспоминал.
                И после долгой с ним разлуки
                Он встречу с нетерпеньем ждал…

                Хотя Орлов и был героем,
                Но море всё же не любил.
                Доверив Грейгу флот на море,
                В сей раз в Болонью укатил.

                По-царски бытом окружённый,
                Граф видом поражал своим,
                Но был всегда для подчинённых
                Доступным, ласковым, простым.

                Орлов заслугами своими
                Вельмож придворных подавлял.
                Но вот манерами простыми
                Простолюдинов удивлял.

                Порывистый холодный ветер
                Морскую пену с волн срывал.
                И молодому офицеру
                В лицо небритое бросал.

                Ритмично палуба качалась,
                Пространство серой пеленой
                Нависло навсегда, казалось,
                Над акваторией морской.

                Ни качки и ни брызг холодных
                Кольцов в тот миг не замечал.
                Он по причине благородной
                О сильных мира размышлял:

                «Как в сей момент княжна изволит
                В свой план Орлова вовлекать.
                Ведь никому он не позволит
                На трон Российский посягать.

                Ведь, как апостол, граф России
                Надёжность власти означал.
                И был один из тех, кто силой
                Царицу на престол сажал.

                Об этом даже мысль казалась
                Греховной и преступной в нём.
                Княжна к тому же оказалась
                В родстве с Емелей-бунтарём.

                Моряк ей верил и не верил,
                Но всё же склонен был признать –
                Такие дерзкие идеи
                С нуля не могут возникать…

                * * *

                И, наконец, корабль в Болонье
                В порту ночном пришвартовал.
                Наутро офицер спросонья
                Готовиться к визиту стал…

                Обрил лицо, завился модно,
                Наряд на свежий заменил,
                Вина для храбрости охотно
                Из кружки глиняной отпил.

                Без трудностей княжны посыльный
                Палаццо графа отыскал.
                У слуг узнал, что граф всесильный
                Приём гостей осуществлял.

                К слуге он тут же обратился:
                «Прошу Орлову доложить,
                Что прибыл от княжны посыльный
                О важном деле сообщить».

                Подумав, пояснил, что ране
                Имел он честь Орлова знать,
                И лейтенант Кольцов желает
                Пакет секретный передать.

                Любезно выслушав Кольцова,
                Слуга просил на месте быть,
                А сам направился к Орлову
                О просьбе гостя сообщить…

                И вскоре к радости огромной
                От графа прибыл адъютант
                И вежливо сказал Кольцову:
                «К себе вас просят, лейтенант».

                * * *

                По мрамору шикарных залов,
                По ряду дивных галерей
                Он шёл, стеснительно ступая,
                Как будто по тропе царей.

                Но вот и граф, в простой сорочке,
                Укрывшись от жары дневной,
                В тиши приёмной черкал строчки
                И пил напиток ледяной.

                Не отрываясь от бумаги,
                Шутливо граф вдруг произнёс:
                «Кольцов! Моё почтенье, братец,
                Какие вести мне принёс…?»

                При этом он платочком влажным
                Привычно шею освежил,
                Перо гусиное вальяжно
                В прибор чернильный положил.

                За эти годы граф заметно
                От сытой жизни пополнел,
                Но силой исходил отменной
                И бравый вид ещё имел.

                Граф Орлов А.Г.:             «Что смотришь на меня, служилый,
                Я, может, слишком важным стал...?
                Ты, брат, рассказывай, как было,
                И что в Рагузе ты узнал…»

                Граф улыбнулся добродушно,
                Напиток гостю предложил,
                Велел присесть ему радушно
                И в ожидании застыл…

                Кольцов рассказ свой с плена начал,
                О турках много говорил…
                О том, как убежал удачно,
                И как затем в Рагузе жил…

                Орлов сначала равнодушно
                Весь разговор воспринимал,
                Но тут, при слове о Рагузе
                Поднялся с места адмирал.

                Он стал ходить по холлу важно
                И, гостя слушая, молчал.
                Скрипел паркет под шагом тяжким,
                Кольцова голос чуть дрожал…

                Но граф вдруг, в чём-то усомнившись,
                На офицера посмотрел.
                И рядом с ним остановившись,
                Ему вопрос свой прогудел:

                Граф Орлов А.Г.:             «Вы утверждаете, голубчик,
                Что самозванка та княжна,
                Так объяснитесь мне получше,
                В чём подозрительна она…?»

                Привычно офицер поднялся
                И перед графом смирно стал.
                Гигантским ростом возвышался
                Над гостем бравый адмирал.

                Граф Орлов А.Г.:            «Присядь, голубчик, мы не в море,
                И здесь нам некуда спешить.
                Нам надобно мотивы вора
                Понять, затем изобличить…»

             Кольцов:                «Взяла привычка, Ваша светлость,
                Преодолеть её не смог.
                Сидеть пред Вами – это дерзость,
                Да и на суше Вы как Бог».

                Граф Орлов А.Г.:             «Ну полно, милый, не до шуток,
                Мне нужно о княжне всё знать…
                Не из простых она поблудок,
                Здесь есть, что от других скрывать.

                Об этом, лейтенант, чуть позже, –
                Присев на стул, сказал Орлов. –
                С чужого ль голоса, возможно,
                Ты мне доносишь фразы слов?

                О ней из личных наблюдений
                Что, братец, можешь сообщить?
                Императрица шаг неверный
                Потом мне может не простить…»

                Граф вновь провёл платком по шее,
                Напитка хладного испил
                И, посмотрев на офицера,
                Весь во внимании застыл…

              Кольцов:                «Сомнителен рассказ о прошлом, –
                Негромко начал офицер,  –
                Вся жизнь на выдумку похожа,
                К тому родство её пример…

                Внебрачное происхожденье…,
                Сибирь, отрава и побег…
                Султан персидский, Лондон, Вена,
                Париж… и вот Рагузский брег.

                Как верноподданный царицы
                И Ваш покорнейший слуга,
                Скажу по совести – девица
                Страшнее всякого врага.

                За ней стоят дворы Европы,
                Персидский царь даёт войска,
                И верит, что казачьи орды
                Пойдут за ней наверняка.

                Европа верит иль не верит
                Всем байкам миленькой княжны,
                Но с этой, граф, авантюрьерой
                Их замыслы сопряжены…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Ты, братец, прав про интересы,
                Мы для Европы – тень врага.
                Всегда мечтают там отрезать
                От нас кусочек пирога.

                Но Русь на вид слаба и дика,
                В ней сила, скрытая в веках,
                Хранится в деревнях безликих
                И в терпеливых мужиках…

                Ты говоришь, княжна всклепала
                И род, и имя на себя,
                И что искусно разыграла
                Поляков, Галлов и тебя…

                Насчёт принцессы-самозванки
                Не всё здесь ясно, братец мой,
                Княжна – огромная загадка,
                Причём прекрасная собой…

                Чего же матушка боится…?
                Княжну желая изловить,
                Всесильная императрица
                Рагузу требует бомбить.

                Бомбить весь город, извините, –
                Должна причина быть на то.
                С обычной побродяжкой, милый,
                Не церемонится никто.

                Такую просто без огласки
                Прикажут быстро разыскать
                И в тёмном море без опаски
                На шею камень навязать…»

                Слова Орлова прогудели,
                Сомненья прогоняя прочь.
                А вдруг княжна на самом деле
                Елизаветы Первой дочь?

                Припомнил офицер невольно
                О царском завещанье текст,
                О тайных встречах с ней в Европе,
                Шувалова… и Манифест…

                Ведь граф Шувалов, всем известно,
                Царицы Анны  сын родной,
                А при дворе Елизаветы
                Стал фаворитом ей самой.

                Орлов, заметив беспокойство
                У собеседника в глазах,
                Похлопал по плечу рукою
                И дружески ему сказал:

                Граф Орлов А.Г.:             «Да! То-то, братец, всё непросто,
                Не побродяжка всё ж княжна.
                Здесь тайна прошлого, возможно,
                С родством её сопряжена…

                Ты что-то, милый, укрываешь,
                О чём-то не договорил.
                Выкладывай ещё, что знаешь,
                Что от меня ты утаил…?»

                Кольцов:                «Простите, граф, в сей миг припомнил,
                Как удивился я, когда
                Впервые встретился с княжною
                И словно онемел тогда…

                Увидев я особу эту,
                Подумал сразу, что она
                На матушку Елизавету
                Похожа очерком лица.

                Такие же дугою брови…
                Но главное – её глаза…
                Они, граф, признак царской крови,
                Они – их общая краса.

                А губы, волосы, бесспорно,
                Портретной схожести полны.
                Я изумлён был и покорно
                Пакет сей принял от княжны.

                Да! И ещё: сам граф Шувалов
                Особу опекает ту.
                Княжна сама сие сказала…
                И слышал – дочь она ему…»

                Граф Орлов А.Г.:           «Сии опасны рассужденья,
                Их нужно прежде доказать.
                И всё, что подлежит сомненью,
                Не стоит всуе обсуждать…»

                Кольцов движеньем торопливым
                Из пазухи пакет достал,
                И, голову склонив учтиво,
                Его Орлову передал.

                «И что ж ты медлил, друг любезный, –
                Воскликнул граф, – небось хитрил!?
                Какие ждут Орлова вести…»
                И сей пакет немедля вскрыл.

                Достал бумаги…, скорчил мину
                И с возмущением сказал:
                «Опять мне по-французски пишут,
                Как будто я несчастный галл …»

                Во гневе письмена отбросив,
                Из-за стола граф шумно встал.
                И, словно лев большой, голодный,
                От стенки к стенке зашагал.

                И тут Орлов промолвил важно:
                «Смекалкой ты, брат, наделён
                И в государственную тайну
                Невольно мною посвящён.

                Не первый ты…, ко мне являлись
                Оттуда тайные послы,
                Они меня, Кольцов, пытались
                Склонить на сторону княжны.

                Обидно сознавать всё это…
                Попрание моих заслуг
                Не стало для врагов секретом
                И даже для обычных слуг.

                Увидеть всяк во мне желает
                Сторонника своих идей
                И, на предательство толкая,
                Надеются, что стал слабей…»
               
                Кольцов стоял по стойке «смирно»
                И за Орловым наблюдал.
                Открытость речи удивила,
                Но важность слов он понимал…

                Граф подошёл к открытой двери,
                Как будто что-то услыхал…
                Задвинул красные портьеры
                И вновь, но тише, продолжал:

                «Особы этой притязанья
                Недооценивать нельзя.
                Сойдёт откуда наказанье…?
                С чьей стороны придёт судья…?

                Она опасней Пугачёва :
                Хитра, решительна, умна.
                За ней враждебная Европа
                И справедливая война!

                Помалкивать нам надо ныне,
                Пока особа та жива.
                Не то подвесят нас на дыбе…
                Цена, брат, слову такова.

                Отныне на секретной службе
                Работать будешь у меня.
                Ну, а пока ты здесь мне нужен,
                Я вскоре призову тебя».

                Кольцов благодарил Орлова
                За столь открытый разговор,
                И, сам собой весьма довольный,
                Откланялся и вышел вон…

                * * *

                На следующий день в Ливорно
                Отбыл внезапно адмирал.
                И заскучал моряк невольно,
                Без денег заголодал.

                В нужде и скуке вся неделя
                Прошла томительной чредой.
                Все дни жил в долг и из отеля
                Почти не выходил герой.

                И вот посыльный от Орлова
                Его о встрече известил,
                И в час назначенный он снова
                В палаццо к графу поспешил.

                * * *

                В своём рабочем кабинете
                Граф офицера принимал.
                И, по парадному одетый,
                Кого-то, очевидно, ждал.

                От чтения не отрываясь,
                Орлов сказал: «Пора дерзать.
                Ответь мне, братец, не смущаясь,
                О чём хочу тебе сказать?»

                Кольцов:                «Как знать мне мысли, Ваша светлость,
                Но я могу предположить,
                Что Вам особу ту за вредность
                Пора в ловушку заманить…»

                Граф отложил свои бумаги,
                На офицера посмотрел
                И молвил: «При своей отваге
                Ты, брат, и в мыслях преуспел…

                По этой, лейтенант ,записке
                Вам денег выдаст казначей,

                Долги раздайте и без риска
                Извольте в Рим отбыть скорей.

                О той особе памятуя,
                Ты прав был, надо с ней решать…
                Пока с ответом мы тянули,
                Она изволила бежать…

                Пока ты, брат, скучал в Болонье,
                Княжну оставил Радзивилл.
                И этим самым он невольно
                Долги все на княжну свалил.

                К тому же тайный воздыхатель –
                Поляк Доманский – ранен был.
                Сей факт был власти неприятен,
                Да и поклонников смутил.

                Как стая грифов, кредиторы
                Слетелись к ней со всех сторон.
                И, как всегда, исчезла вскоре
                Княжна, как мимолётный сон.

                Она чуть позже объявилась
                В Неаполе, где Гамильтон,
                Посол английский, как царице,
                Посольский предоставил дом.

                Ну, а недавно, в вечном Риме
                Она с ума народ свела…
                Поближе к Ватикану, милый,
                Княжна прибежище нашла.

                Тебе скажу, связуя с этим,
                Давно я виноват пред ней.
                На два письма ей не ответил,
                Сие на совести моей.

                Я засылал в её хоромы
                Доверенного своего,
                Но, к сожалению большому,
                Не приняла княжна его.

                Тебе известен Осип Рибас,
                Он сослуживец бывший твой.
                Самонадеянная хитрость
                Не помогла ему с княжной…

                Мне жаль её, она наивно
                Попалась в руки злых людей.
                Сейчас ей так необходима
                Поддержка истинных друзей.

                Ты в Рим сегодня же поедешь,
                Княжну скажу, где разыскать.
                Уверен я, что ты сумеешь
                Переговоры с ней начать.

                Мы ей должны помочь деньгами
                И пробудить надежду в ней.
                Создать лояльность между нами
                Задачей будет, брат, твоей».

                Таким крамольным предложеньем
                Кольцов был сильно удивлён.
                «Неужто граф готов к измене?» –
                С тревогою подумал он.

                «Не может быть, ведь граф пособник
                Екатерины. И, при том,
                Он выполняет долг особый
                С эскадрой здесь в краю чужом…»

                Кольцов:                «Простите, граф, но вдруг особа
                Откликнется на Ваш порыв,
                Тогда узнает вся Европа,
                Что матушке неверны Вы…»

                Со снисходительной улыбкой
                Орлов ответил моряку:
                «В политике всё, братец, зыбко,
                Всегда быть надо начеку…

                Мы в дипломатии не любим,
                Кольцов, излишней болтовни…
                Вот поживём, тогда увидим,
                С какой удача стороны.

                Ну, а за совесть будь спокоен,
                По чести проведём дела.
                Наш выбор будет, брат, законен,
                Когда узнаем, кто княжна…

                Легко ведь может получиться,
                Что рода царского она.
                А посему пред ней склониться
                Не грех нам будет, старина.

                Проси прощения при встрече,
                Ко мне принцессу пригласи.
                Возьми пакет для казначея,
                А ей письмо моё вручи.

                Ты честный и открытый малый,
                Поэтому княжна тебе
                Доверилась и не случайно
                С письмом отправила ко мне.

                По адресу в записке этой
                Тебя Иван Христинек ждёт.
                Он в Риме по делам служебным
                И слежку заодно ведёт.

                Он всё покажет и расскажет,
                Организует и жильё.
                Им рядом с нею сыск налажен,
                Тебе лишь выполнить своё…»

                Кольцов откланялся Орлову,
                В одежду положил пакет
                И, выполнить приказ готовый,
                Покинул графа кабинет.

                Глава 27. Рим, январь-февраль, 1775 год

                Задачей важной наделённый,
                Кольцов приехал в город Рим.
                И, временем весьма стеснённый,
                На встречу сразу поспешил.

                Найдя Христинека Ивана,
                Секретного лица, как он,
                Кольцов вручил ему бумаги,
                О коих тот был извещён.

                Полуеврей, как жук, чернявый,
                Христинек был хитёр и смел...
                Он воровски, как змей вертлявый,
                И в душу, и в карман смотрел.

                Он задал несколько вопросов,
                Про графа вкрадчиво спросил,
                Знакомых помянул матросов
                И кратко дело изложил:

                Христинек:                «На поле Марсовом с прислугой
                Княжна в секретности живёт
                И в доме со своим недугом
                В затворничестве жизнь ведёт.

                Жильцами местными зовётся
                Графиней Пиненберг она.
                Знакомство с ней не удаётся,
                Но это не моя вина.

                Ни развлечений, ни прогулок
                Она не делает, друг мой.
                Княжна лишь в церковь ходит утром,
                Ну а потом спешит домой.

                И в этот миг благоприятный
                Не подступиться к ней никак.
                За нею ходит неприятный
                С огромной саблею поляк.

                Ну а тогда, когда в карете
                Она изволит выезжать,
                То, кто внутри с ней рядом едет,
                За занавеской не видать.

                Живёт она за тем проулком,
                Снимает у Жуяни дом.
                Содержит малую прислугу
                И арфу щиплет вечерком.

                Бродил я нищим две недели
                Вокруг её двора…, но зря,
                Так и не смог за это время
                Приблизиться к графине я.

                Прислуга в дом к ней не пускает,
                Пытался деньги им ссудить…
                Но всё напрасно, не желала
                Графиня в дом меня пустить.

                На днях в австерии случайно
                Я кое-что ещё узнал…
                Княжны посыльный письма тайно
                В Стамбул и в Пруссию послал.

                Но для княжны не это важно,
                Альбани – вот кто нужен ей.
                На королей надежды мало,
                А Папа выше и сильней.

                Но вот беда, Альбани заперт
                В конклаве до исхода дней…
                Княжна в неведенье страдает
                И от аббата ждёт вестей…

                Климент четырнадцатый умер,
                Меняется в конклаве власть…
                О том, кто новым Папой будет
                Не склонен слухам доверять…

                В газетах пишут, что Альбани,
                Декан и польский кардинал,
                Возможно, новым Папой станет…
                Об этом лично я читал…

                Княжна же, хитрая каналья,
                От Ватикана помощь ждёт,
                И от аббата Рокотани
                О претенденте узнаёт…

                И всё же пользу небольшую
                Она от церкви извлекла.
                Аббат при встречах, зачастую,
                Давал ей деньги на дела.

                Но эту юную красотку
                Нельзя разумною назвать.
                Она ведь страшная мотовка
                И не даёт себе скучать…

                Отсутствие других доходов
                Ей неудобства создают.
                Нужда сказалась на здоровье,
                Противен собственный уют.

                В итоге платья, бриллианты
                Пришлось в ломбард ей заложить,
                А вечеринки и театры
                На скуку в доме заменить.

                Невольного безделья муки
                Лишили праздности её…
                К ней лишь зовут аббата-друга,
                Да врач бывает у неё…

                Ну а теперь с твоим приездом
                Мы сможем в гости к ней попасть.
                Узнать мне будет интересно:
                Кто покушается на власть?!..»

                Кольцов:                «Я сам пойду туда, Христинек,
                Ты будешь лишь помехой мне…
                Ты примелькался так графине,
                Что ей и чудишься во сне…

                К визиту приодеться нужно,
                Себя в порядок привести
                И, Господу доверив душу,
                С утра принцессу навестить…»

                * * *

                Действительно, период римский
                Княжне давался нелегко:
                Болезнь, предательство от близких
                На жизнь сказались тяжело.

                Она, на лучшее надеясь
                И на Лимбурга положась,
                Покинула Неаполь спешно
                И тайно в Рим перебралась.

                Жить незамеченной стараясь,
                Княжна сняла Жуяни дом.
                И, лишних глаз не привлекая,
                Жила затворницею в нём.

                Душа нуждой была разбита,
                Едва хватало на еду.
                Лимбург ей отказал в кредите,
                Не отвечал и Монтегю.

                Но всё ж во Франкфурте газеты
                Оповестили мир о том,
                Что в Рим княжна Елизавета
                Приехала своим двором…

                И что контакты с Ватиканом
                Принцессе пользу принесли,
                Сам польский кардинал Альбани
                С ней обсуждал дела свои…

                Была в вестях тех доля правды,
                Которую сокрыть нельзя.
                Ведь слава о княжне по праву
                Шла впереди неё всегда.

                По сей причине невозможно
                Ей было от долгов бежать.
                И смысла не было ей вовсе
                В пути фамилию менять.

                Но всё ж, Неаполь покидая,
                Княжна в сём видела резон.
                И, римский паспорт выдавая,
                Сменил ей имя Гамильтон .

                Однако злые кредиторы
                И в Риме досаждали ей.
                Свою забрать желая долю,
                Повсюду ездили за ней.

                Затворнический быт незримо
                Тоской наполнил душу ей.
                И краски грёз неумолимо
                Бесследно исчезали в ней…

                Лишь ежедневные молитвы
                В ближайшей церкви по утрам
                Княжну спасали от унынья,
                Иллюзий наводя дурман…

                Но даже в эти дни принцесса
                Встречалась с нужными людьми…
                Средь них Шувалов, всем известный,
                Иезуиты и послы…

                И вот однажды известили,
                Что сам Альбани-кардинал
                Её права на трон России
                Узнать подробней пожелал.

                Княжна, не мешкая с ответом,
                Через аббата для него
                Передала в большом пакете
                Все завещанья на неё.

                К сим очень важным документам
                Княжной приложено письмо
                Министра трирского Горштейна
                И просьба защитить её.

                Тревоги были не напрасны…
                Княжна заметила давно,
                Что тип какой-то очень часто
                Везде преследует её…

                Она грешила на Орлова,
                В злодействиях его виня
                И, убоясь его шпионов,
                Хотела защитить себя.

                Не все друзья согласны были
                С её претензией на трон
                И озабоченно твердили,
                Что отступиться ей резон.

                Они настойчиво просили
                Найти убежище себе
                И, утешаясь мирной жизнью,
                Не думать об иной судьбе.

                Но не из тех была графиня,
                Которых можно изменить.
                Их были доводы бессильны
                И не могли остановить.

                В неё как будто бы вселилась
                Елизавета в эти дни.
                Её душа, дела и мысли
                К престолу были сведены.

                Княжна, на беды не взирая,
                Небесной манны не ждала:
                Письмо султану написала
                И в дом аббата позвала.

                * * *

                На следующий день Христинек
                Кольцова с раннего утра
                Привёл к усадьбе, где так скрытно
                Известная княжна жила.

                Жуяни дом уединённо
                Во глубине двора стоял.
                Тенистым садом окруженный,
                Он дом купца напоминал.

                Христинек объяснил: «Особа
                На первом ярусе живёт.
                Сие Кольцов для тех удобно,
                Кто наблюдение ведёт…»

                О важном думая лишь деле,
                Кольцов план действий намечал…
                И, к дому подойдя, он смело
                Скобой дверною постучал…

                В окне служанка показалась,
                Затем и секретарь княжны,
                С которым ранее встречались
                В Рагузе по делам они.

                Он крикнул: «По какому делу
                И кто так громко в дверь стучит...?
                Княжна, к несчастью, приболела
                И беспокоить не велит…»

                Чарномский выглядел неважно,
                Всё изменилось в храбреце.
                Куда девались вид отважный
                И наглость прежняя в лице.

                Он робко оглядел пришельца
                И недоверчиво спросил:
                «Вы по какому всё же дельцу…
                И кто Вас, сударь, пригласил?»

                Кольцов:              «Извольте, пане, Вам напомнить –
                Я русский офицер Кольцов.
                Меня к Вам прямо из Болоньи
                Прислал с ответом граф Орлов».

                Открылась дверь и появился
                Княжны поблёкший «Ганимед»,
                Не нарумяненный, небритый,
                На голове завивки нет.

                Наряд поношенный изрядно,
                Серьга дешёвая висит…
                Узнав посланца, взглядом наглым
                Его он пристально свербит…

                Чарномский:                «Ну, ежели не врёте, сударь,
                Письмо извольте показать.
                Здесь многие являют удаль
                И требуют княжну подать».

              Кольцов:                «Вы в дом меня бы пригласили,
                Иль вежливость забыта здесь?!
                По Вашей просьбе, друг мой милый,
                Я важную привёз Вам весть».

                Поляк исчез, окно закрылось
                И через несколько минут
                В дверях Чарномский появился
                И гостю руку протянул…

                Чарномский:                «Пан офицер! Письмо давайте,
                А разговоры все потом.
                А нет…, то, сударь, убирайтесь,
                Не велено пускать мне в дом».

                Увидев, что поляк настойчив
                И спорить больше смысла нет,
                Кольцов, смирившись, но достойно
                Секретарю вручил пакет.

                Движеньем быстрым и нахальным
                Чарномский сей пакет схватил,
                Взглянув на надпись, моментально
                Исчез и тут же дверь закрыл.

                И три минуты не минуло,
                Как вскоре дверь открылась вновь.
                Поляк, почтительно согнувшись,
                Уже являл послу любовь.

                Чарномский:            «Ах! Пане офицер, простите,
                В мундире я Вас не признал.
                В наш дом, милейший, проходите,
                О Вас княжне я рассказал…

                Пожалуйте по коридору…
                Теперь направо… здесь княжна…
                Для избранных лишь в эту пору
                Великодушна так она…»

                Юлил, сюсюкал, извивался
                Пред лейтенантом секретарь.
                Кольцову жалким он казался
                И скользкую напомнил тварь.

                И вот доверенный Орлова
                К графине, наконец, попал…
                Ни бронз, ни дорогих обоев
                Он в этот раз не увидал.

                Оконца комнатёнки узкой
                В задворный выходили сад.
                Горел огонь в камине тускло,
                Больничный ощущался смрад.

                А дочь самой Елизаветы,
                Наследница Всея Руси,
                На кожаной софе под пледом
                Лежала бледная, без сил.

                Она, с софы не подымаясь,
                Улыбкой встретила его.
                Её болезненный румянец
                Сочувствием проник в него.

                Но всё ж княжна была красивой,
                И дивный взгляд её очей,
                Неведомой пленяя силой,
                Располагал душевно к ней.

                Смертельно раненою ланью
                Казалась моряку она.
                Глазами, полными печали,
                Смотрела на него княжна…

                Княжна:            «Ах! Наконец, Вас вижу снова,
                Я заждалась Вас, лейтенант…
                Вы привезли ответ Орлова,
                Что стоит всяческих наград…

                Письмо прочла я с интересом…
                А что в словах граф передал?
                Ведь всем, месье Кольцов, известно –
                Весьма хитёр Ваш адмирал…»

                Кольцов:            «Граф передал, что раб Ваш вечный
                И Ваш покорнейший слуга…
                Он сожалеет бесконечно,
                Что к Вашим не припал ногам…»

                Под звуки речи мелодичной,
                Воспринимая всё всерьёз,
                Княжна привстала и привычно
                Оправила копну волос.

                Смущения оставив муки
                И, словно хворь преодолев,
                Принцесса протянула руку,
                На гостя нежно посмотрев.

                Кольцов почтительно решился
                Исполнить светский ритуал.
                Он тут же над больной склонился
                И руку ей поцеловал…

                Княжне хватило только мига,
                Чтоб слёзы хлынули из глаз…
                Она надломлено и тихо
                Свой грустный начала рассказ:

                Княжна:            «Услышав о турецком мире,
                Меня все бросили, месье…
                Измена их меня убила…
                И деньги кончились в казне…

                Мне нечем доктору услуги,
                Признаюсь честно, оплатить.
                Я экономлю на прислуге,
                Еду мне не на что купить…

                И кредиторы осаждают,
                Полиция тюрьмой грозит…
                На лучшее надежды тают…
                Так невозможно дальше жить…»

                Прижав платок к губам невольно,
                Княжна закашлялась опять.
                Она старалась быть пристойной,
                Но кашель было не унять.

                Княжна:            «Месье, простите ради Бога,
                Некстати приболела я,
                Но хворь моя не будет долгой,
                Не так легко сломить меня…»

                Блюдя инструкции Орлова,
                Кольцов сочувственно сказал:
                «Княжна, Вам небольшую помощь
                Мой командир со мной прислал…

                Не знаю, сколько, Ваша светлость,
                Но граф просил Вам передать
                Вот этот кредитив на бедность
                И обещал Вас опекать…»

                Он тут же вынул из мундира
                И в руку женскую вложил
                На имя Дженкинса-банкира
                Со шифром графа кредитив.

                Больная с трепетным волненьем,
                Поправив локоны волос,
                Весь текст прочла одним мгновеньем
                И не восприняла всерьёз.

                Она глаза рукой прикрыла,
                Как будто ослепил огонь,
                О чём-то Бога помолила
                И обозрела цифры вновь…

                «И это истина…не шутка…? –
                Забывшись, крикнула княжна –
                Что этот мир, сырой и жуткий,
                Покинет навсегда меня?!»

                К груди бумагу прижимая,
                С благоговением она
                На офицера всё взирала
                И радости была полна…

                Кольцов:            «Но граф, простите, мне не ровня,
                Изволит важный чин носить,
                Он государевый чиновник,
                И не к лицу ему шутить…»

                Забыв болезнь и про манеры,
                С софы вскочила вдруг княжна
                И молодого офицера
                За шею крепко обняла.

                Одновременно смех и слёзы
                Смешались в голосе её.
                Хвала, молитвы и угрозы
                Фонтаном рвались из неё.

                И радость высказать желая,
                В порыве счастья своего
                Княжна Кольцова покидает,
                Оставив в спальне одного.

                Из смежных комнат он услышал
                Взволнованные фразы слов:
                Княжна:            «Друзья! Сошла к нам Божья милость,
                Кредит открыл нам граф Орлов…!

                Я не могу поверить всё же,
                Мне русский граф благоволит…
                Он предоставил мне, о, Боже…!
                Неограниченный кредит!»

                Затем послышалось рыданье…
                Поляк явился и сказал:
                «Княжна Вам очень благодарна, –
                И руку дружески пожал. –

                Такое, пане, и не снилось,
                Но Вы должны нас извинить.
                Её Величество не в силах
                Вас лично поблагодарить…

                Сейчас своим считаю долгом
                Помочь ей справиться с собой…
                Её обманывали столько…
                Обет лишь Вы сдержали свой».

                Кольцов:            «Какие мысли о Болонье
                Княжна имеет сообщить?
                На приглашение Орлова
                Ответ я должен получить…»

                Чарномский:            «Не знаю, офицер, как дале
                Изволит действовать княжна.
                И ясность здесь не обещаю,
                Сейчас она ещё больна…

                Но всё ж надеяться Вам надо…,
                Княжна бесстрашна и сильна.
                В Болонье будет очень рада
                С Орловым встретиться она.

                Попозже, пане, заходите…
                Княжна сама Вас пригласит.
                Пока в секрете всё держите…,
                Так госпожа моя велит».

                С княжною так и не простившись,
                Кольцов её покинул дом.
                Приём, его ошеломивший,
                Он сравнивал с нелепым сном…

                * * *

                Друзья в австерии всё ждали,
                Когда слугу пришлёт княжна…,
                Но дни тоскливо пролетали
                За кружкой кислого вина…

                Вот и сегодня в дом Жуяни
                С утра никто не заходил.
                Лишь врач, ходивший регулярно,
                Княжну больную посетил…

                В полудень в одеянье чёрном
                К княжне монахиня зашла.
                Но пробыла она недолго
                И, словно тень, затем ушла.

                Следить за домом продолжая,
                Кольцов Ивану говорит:
                «Смотри, карета подъезжает,
                Весьма роскошная на вид…»

                В мантилье голубой из шёлка
                В сопровожденье многих слуг
                Княжна из дома вышла бойко,
                Забыв недавний свой недуг.

                На удивление прохожих
                Княжна по улице прошлась,
                Затем легко и грациозно
                Сама в карету поднялась…

                Кольцов:            «Кричи извозчика, Христинек,
                Нам надобно её догнать!
                Должна быть веская причина
                С утра карету нанимать…

                Махнув рукой, Христинек быстро
                Попутный экипаж поймал.
                Друзья уселись в нём, и, свиснув,
                Извозчик лошадей погнал…

                Пред экипажем разбегаясь,
                Кричали люди за спиной.
                Но офицеры дальше мчались
                По переулкам за княжной…

                И вот у банка вдруг карета
                Остановилась, и княжна,
                С подножки соскочив, поспешно
                В контору Дженкинса вошла.

                Всё стало ясно, за деньгами
                Сюда приехала она.
                Граф, видно, Дженкинса заставил
                Кредиты выдать ей сполна.

                «О нравах самозванки зная,
                Орлов всё верно рассчитал.
                Свою игру с ней начиная,
                Он денег ей побольше дал.

                Потом не сможет эта пташка
                Оковы долговые снять.
                Большие деньги, словно бражка,
                Способны разум отобрать…»

                Так размышлял Иван Христинек,
                Глазами проводив княжну.
                Он понимал коварство денег
                И их греховную вину…

                И в душу жалостью проникла
                Непрошенная мысль о ней…
                Россия слишком уж велика
                Для слабых и больных людей…

                * * *

                Прошла неделя, но, как прежде,
                Известий от княжны всё нет.
                На встречу таяла надежда,
                Орлов в Болонье ждал ответ.

                Однако особняк Жуяни
                Преобразился и ожил.
                С княжны сошла вуаль печали,
                И праздник жизни наступил.

                Кареты, гости, шум веселья,
                Театры, музыка, балы…
                Наряды, всем на удивленье,
                И яств роскошные столы…

                Теперь княжна весь дом снимала,
                Расширился прислуги штат.
                За честь прийти сюда считали
                Поэт, художник, музыкант…

                Из окон дома доносилось
                Звучанье арфенной струны.
                Народ частенько там толпился
                Послушать музыку княжны.

                До ночи у сквозной ограды
                Стояли сборища людей.
                Они встречали кавалькады
                Карет и знатнейших гостей.

                Княжна в роскошных экипажах,
                А то на дивных скакунах
                По улицам носилась важно
                У знати римской на глазах.

                Кому быть новым римским Папой,
                Решал тогда святой Синод.
                Предвыборным ажиотажем
                Был взбудоражен весь народ.

                По городу молва носилась
                О гостье знатности большой –
                Елизавете Всероссийской,
                Наследнице очередной…

                Княжна-красавица мотала
                С безумной щедростью кредит.
                И в праздных днях не помышляла,
                Что око Божие не спит.

                Узнал Иван Христинек в банке
                От информаторов своих,
                Что Дженкинс выдал этой даме
                Шестнадцать тысяч золотых.

                Но вот однажды днём Кольцова
                Посыльный тайно посетил.
                И, не сказав ему ни слова,
                Записку от княжны вручил…

                «Месье Кольцов, прошу Вас завтра
                Зайти на вечеринку к нам.
                Есть разговор весьма приватный,
                Могу довериться лишь Вам».

                Кольцов в назначенное время
                К принцессе прибыл в особняк…
                В одежду модную одетый,
                В гостиную вошёл моряк.

                Нарядов блеск, улыбки, хохот,
                Оркестра лёгкий менуэт
                И по углам беспечный ропот
                Явил пред взором высший свет…

                Княжна же солнышком светилась
                Среди гуляющих гостей.
                Играла, пела, веселилась,
                И всё прекрасно было в ней.

                Кольцова всё здесь удивляло,
                Но более всего – княжна.
                Недавно смерть над ней витала,
                Теперь же всех живей она.

                Но офицер был недоволен…
                Ему казалось, что о нём
                Княжна забыла поневоле,
                Вращаясь в празднестве своём…

                И тут прошёлся слух по залу,
                Что, якобы, отец святой,
                Аббат Франциско Рокотани
                Приехал встретиться с княжной.

                Заинтригованный известьем
                Остаться офицер решил
                И провести с аббатом встречу,
                Коль случай шанс сей предложил.

                Под менуэт кружились в танце,
                Забыв о всём, и стар, и млад.
                Сопровождаемый Доманским,
                В огромный зал вошёл аббат…

                Горели люстры, канделябры,
                Сверкали всюду зеркала,
                Пестрили дамские наряды,
                Мелькали ленты, ордена.

                Как истинный служитель Богу,
                Он тенью сквозь толпу прошёл.
                От суеты мирской далёкий,
                Аббат в приёмную зашёл…

                * * *

                Принцесса в красной амазонке
                Сидела тихо за столом
                И в кабинетной обстановке
                О деле думала своем…

                Визит аббата ожидая,
                Она хотела показать,
                Что ради важного свиданья
                Княжна готова пир препвать.

                «Аббат Франциско Рокотани, –
                Доманский громко доложил, –
                По поручению Альбани
                Он к Вам зайти благоволил…»

                Княжна вскочила и жеманно
                К Франциско быстро подошла…
                «Святой отец! Вы так нежданно,
                А я, как видите, в делах…

                К столу, святой отец, пройдите,
                Так лучше Вас воспринимать…
                Откушать, что, благоволите?
                Я прикажу тотчас подать…»

                Аббат с принцессой согласился
                И молча двинулся к столу…
                Удобно сел, перекрестился,
                Отблагодарствовал княжну.

                Княжна:            «Месье Доманский, я надеюсь,
                Вы позаботитесь о нас…
                Велите слугам поскорее
                Сюда подать нам лучших яств.

                И… заодно, месье, найдите
                Кольцова… русского посла.
                Его ко мне зайти просите,
                Свои отложит пусть дела…»

                * * *

                Принцессы приняв приглашенье,
                Кольцов на встречу поспешил.
                Он знал, без всякого сомненья,
                Что деньги граф не зря вложил…

                Княжна, конечно же, мотовка,
                Но цель в ней выше всяких благ.
                Её интриги мягки, ловки,
                Благоволит ей даже враг…

                Откинув занавесь дверную,
                Кольцов в приёмную вошёл…
                Аббат беседу деловую
                С княжной за трапезою вёл.

                В дверях увидев офицера,
                Прервала разговор княжна…
                «Простите, падре, я хотела
                Представить русского посла…

                Герой Чесменского сраженья
                И русский офицер – Кольцов.
                Его прислал мне в услуженье
                Мой попечитель граф Орлов.

                Месье, присаживайтесь рядом,
                Я очень рада видеть Вас...»
                И, указав на место взглядом,
                Аббату молвила тотчас:

                «Святой отец, Екатерина
                Ослабла внутренней борьбой,
                Разорена сейчас Россия
                Своей крестьянскою войной…

                Мы были так близки к престолу,
                Когда Емеля Пугачёв
                Поднял восстание на Волге…
                Но, к сожаленью, он казнён.

                Но всё ж особые надежды…
                Я отношу на русский Двор.
                Сильна там у меня поддержка,
                Сторонник мой сам граф Орлов.

                Должно быть, падре, Вам известно,
                Что там, в России, при Дворе
                Орловым ныне стало тесно,
                Как при плохой для них игре.

                Теперь другие фавориты
                Паркеты пачкают дворца.
                Во власть дороги перекрыты,
                Им места нет и у крыльца!»

                Ища своим словам поддержку,
                Княжна перевела свой взгляд
                На молодого офицера…
                И речь продолжила опять:

                «И пусть Орловы неучены
                И невысокого ума,
                Но на Руси ещё весомы
                Авторитет их и дела…»
 
                Аббат:            «Не скрою, кардинал Альбани
                Интересуется, княжна,
                Какая власть у них осталась,
                Насколько партия сильна…?»

                Княжна:            «Григорий не у дел, бесспорно,
                Но братец, Алексей Орлов,
                Эскадру русскую в Ливорно
                Снять с якорей уже готов…»

                И вновь княжна свой взгляд бросает
                На лейтенанта, словно он,
                Рассказ принцессы подтверждает
                И поддержать её готов...

                Княжна:            «Они когда-то были против
                Раздела Польши и сейчас
                Их цели так же благородны,
                И единят идейно нас...

                Да и сейчас ещё Орловы,
                Я знаю, при  дворе сильны.
                В войсках у них весомо слово,
                И с ними казаки дружны…»

                Но, не заметив у аббата
                Эмоций нужных на лице,
                Княжна с улыбкою приятной
                Заметила ему в конце:

                «К тому же мой персидский дядя
                Мне, падре, обещал прислать
                Свои отборные отряды
                В боях испытанных солдат…

                Возможности нам Богом даны,
                Но вот без денег мы слабы.
                Нужна поддержка Ватикана
                Для торжества святой борьбы…»

                Аббат без видимых эмоций
                Учтиво у княжны спросил:
                «Что мыслит Ваш приятель польский,
                Непримиримый Радзивилл…?»

                Княжна:            «Я знаю, кардинал Альбани
                Весьма привязан к королю,
                А Радзивилл ему мешает
                Усилить в Польше власть свою.

                Скандальный нрав его известен,
                С упрямством князя трудно жить.
                Но с польским королём, поверьте,
                Смогла его я примирить…»

                Кольцов был удивлён безумно,
                Услышав от княжны ответ…,
                Когда она могла придумать
                Такой неслыханный сюжет…?

                Княжна:            «Единой, сильной и богатой
                Желаю Польше быть всегда.
                И я, святой отец, так рада
                Полезной быть ей иногда…

                Но ежели друзьям удастся
                К престолу привести меня,
                То Польшу, Вы не сомневайтесь,
                Восстановлю в границах я.

                Сегодня я позволить смею
                Открыться перед Вами здесь:
                Я цель великую имею,
                В которой церкви место есть.

                Я свой народ при власти полной
                До Римской церкви доведу
                И в католическое лоно
                Их души, падре, приведу…»

                От неожиданной идеи
                Аббат задумчиво молчал.
                Ответ пока не разумея,
                Уклончиво княжне сказал:

                «Порой Вы кажетесь болтушкой,
                Но понимаешь, наконец,
                Что Вы расставили ловушки,
                Как хитрый, опытный ловец.

                Вам двадцать лет, но Ваша мудрость
                Опередила разум мой…
                Позвольте с кардиналом утром
                Всё обсудить в среде другой…»

                Отказ всерьёз не принимая,
                И, будто невзначай, княжна,
                Игру с аббатом продолжая,
                С иронией произнесла:

                «Кредит мне предложил немалый
                Посол английский Гамильтон.
                Он был настойчиво упрямым,
                Но займ был мною отклонён…

                Считаю невозможным, падре,
                Брать деньги даже у друзей,
                Которые дружны с врагами
                Моих наследственных идей.

                Мой злейший враг Екатерина,
                В союзе с ней английский двор.
                Возможно, шаг посла невинен,
                Но совести моей укор…

                Я много думала над этим,
                Соблазн был для меня велик.
                Поскольку всё решают деньги,
                Идеи все мертвы без них…»

                Княжна вдруг резко замолчала,
                Прервалась, словно нить судьбы,
                И посмотрела на аббата
                Глазами, полными мольбы.

                Но падре был непроницаем
                И на глухого походил.
                Он знал, чего княжна желает,
                И молча взгляд свой опустил…

                «Не получилось у принцессы, –
                Подумал русский офицер, –
                Видать, скупой их дух небесный,
                Им нужен щедрости пример…

                Вот граф Орлов княжне намедни
                Шестнадцать тысяч злотых дал.
                И это лишь на развлеченья,
                Не то что польский кардинал.

                А сей «апостол» Римской церкви
                Молчанье чести предпочёл.
                Видать, сомнению подверг он
                Права принцессы на престол…»

                Оставленная без ответа,
                Принцесса отвела свой взор,
                Тем самым дав понять при этом,
                Что с падре кончен разговор.

                В сей миг, пустой и напряжённый,
                В камзоле старичок зашёл.
                И взглядом умным, просвещённым
                Гостей, не торопясь, обвёл.

                «Да, господа, прошу прощенья, –
                Сказала сдержанно княжна, –
                Придворный врач мой Саличетти,
                Я познакомить Вас должна…»

                Кольцов, желая темой новой
                Слегка беседу освежить,
                Решился тут же о здоровье
                Её Величества спросить:

                «Простите, доктор Саличетти,
                Дознаться граф Орлов просил,
                Здоровье каково принцессы,
                Для дел достаточно ли сил?»

                Княжна:            «Позвольте, доктор, Вам представить:
                Посол Российский, князь Кольцов.
                Он прибыл с порученьем тайным
                И мне содействовать готов…»

                Кольцов подумал, ухмыляясь:
                «Ох, и плутовка же княжна…
                Господ достойных не смущаясь,
                Мне новый титул назвала».

                Доктор:            «Грудные боли, кашель частый,
                Работа ночью за столом,
                К тому дневной режим ужасный,
                Горячка и хандра потом…

                И если не считать всё это,
                То передайте, князь Кольцов,
                Что если рядом Саличетти,
                То пациент всегда здоров…»

                «Не смейте, – крикнула графиня, –
                Я деньги Вам плачу, месье,
                Не для того, чтоб Вы, мой милый,
                Вещали сплетни обо мне.

                И так за мною слухи ходят,
                Порочащие честь мою.
                И Вы преподнесли мне, доктор,
                Услугу чёрную свою…»

                От многих неудач и стрессов
                Княжна не удержала слёз…
                И зарыдала тут принцесса,
                Платочком утирая нос…

                Но также быстро, всем на диво,
                Её истерика прошла…
                Поправив волосы, графиня
                Была по-прежнему мила…

                Княжна:            «Уж эти доктора, как дети,
                Воспринимают всё всерьёз.
                Недомогания все эти
                Здоровью не несут угроз.

                Ну что же, господа, продолжим
                Вечерний праздник у стола…
                Наступит завтра… и, возможно,
                У нас наладятся дела…»

                * * *

                Два дня Кольцов следил за домом,
                Два дня известий ожидал…
                И, о себе решив напомнить,
                Княжне письмо он написал…

                И вот, однажды, он привычно
                С утра в австерии  сидел
                И за беседой, как обычно,
                На дом Жуяни посмотрел…

                И вдруг увидел, как карета
                Остановилась у ворот,
                А к ней пять тёмных силуэтов
                Мелькнули, перекрыв проход.

                Один из них довольно ловко
                Коня за сбрую ухватил,
                Отряд других мерзавцев бойко
                Карету плотно окружил.

                В окне кареты появилось
                Красивое лицо княжны:
                «Что с вами, господа, случилось?
                Вы объясниться мне должны…»

                Голос:            «Её Высочество принцесса
                Долги не оплатила нам.
                В виду такого интереса
                Мы к Вам приехали, мадам…

                Пока кредит не возвратите,
                Карету мы должны изъять.
                И нас, уж как там Вас…, не злите,
                Не то мы можем всё отнять…»

                Княжна:            «Послушайте, сеньор, опасно
                Мне так беспечно угрожать.
                Всё может кончиться ужасно
                Для тех, кто, сударь, смел напасть.

                Большие деньги я имею,
                А слово я держу всегда.
                Ваш банк, заверить я посмею,
                Не разорится, господа…»

                Голос:            «Мы очень рады, Ваша светлость,
                Но это не утешит нас.
                Пока мы не получим деньги,
                Мы не отпустим с миром Вас…»

                Кольцов:            «Смотри…, там драка назревает,
                Туда нам надо поспешить.
                Давай их, братец, раскидаем,
                Княжну нам должно защитить».

                «Согласен, – произнёс Христинек, –
                Устроим им потешный бой…
                Есть славный повод пред графиней
                Нам храбростью блеснуть, друг мой!»

                Вино на столике оставив,
                Про тайну слежки позабыв,
                Они к карете побежали,
                Для схватки шпаги обнажив…

                Момент… и шпаги засверкали
                На радость уличных зевак.
                За честь княжны друзья сражались,
                Не ощущая боль и страх.

                Преодолев и звон металла,
                И рёв взбесившейся толпы,
                Княжна сердито закричала:
                «Вы все безумия полны!

                Немедля драку прекратите,
                Всем шпаги в ножны, господа!
                На револьверы посмотрите,
                До двух считаю, как всегда…

                Я не шучу, банкир Беллони,
                Закончить драку Вам велю…
                Иначе, как овцу в загоне,
                Без сожаленья пристрелю.

                Я Вас и в маске опознала…
                Противный голос выдал Вас.
                До сих без промаха стреляла,
                Не промахнусь и в этот раз…»

                В руках княжны два револьвера
                Увидел злобный кредитор.
                Но всё ж, словам её не веря,
                Продолжил хамский разговор…

                Вдруг из кареты грянул выстрел,
                Банкир в испуге побледнел.
                Сняв головной убор, он быстро
                На шляпе дырку осмотрел…

                Княжна:            «Как сами видите, стреляю
                Я убедительно весьма.
                Считаю далее… и шляпа
                Вам будет больше не нужна».

                Банкир Беллони:            «Не надо… стойте… Ваша светлость,
                Без счёта можем обойтись.
                Вы убедительны на редкость…
                Желаю мирно разойтись».

                Княжна:            «Вы не банкир, Вы, как грабитель,
                Предпочитаете разбой.
                Над слабой женщиной глумитесь,
                Геройствуя перед толпой».

                Мужчина в маске дал команду:
                «Всем шпаги в ножны, господа!
                Княжна права, мы, словно банда,
                Пограбить прибыли сюда…

                Но не надейтесь, эту встречу
                Полезной всё же нахожу.
                Два дня считаю…, а на третий
                Я Вас в тюрьму препровожу…

                Бежать не вздумайте отсюда,
                Рим не Париж, напомню Вам.
                Мои здесь преданные люди
                За Вами проследят, мадам…»

                И тут же, маску сняв, Беллони
                При всех откланялся княжне
                И, оскорблённый пред толпою,
                Ушёл со злобою в душе.

                Банкир и все его людишки
                С оглядкой удалились прочь
                И злобу неудачной стычки
                Не в силах были превозмочь…

                Принцесса, спрятав револьверы,
                Сказала, появившись вновь:
                «Благодарю Вас, офицеры,
                За доблесть, веру и любовь.

                Я всех достойно награждаю
                За благородные дела.
                И вам того же обещаю,
                До скорой встречи, господа!»
               
                * * *

                Два дня спустя Кольцов посыльным
                В записке был оповещён,
                Что он во храм Святой Марии
                С княжной на встречу приглашён.

                С утра на зов княжны гонимый,
                Кольцов один туда пошёл.
                Кривыми улицами Рима
                Он к храму вскоре подошёл…

                Церковный благовонный ладан
                Приятно ноздри щекотал.
                Мерцали свечи в полумраке,
                На бренный мир Христос взирал…

                В тени за выступом молельни
                В накидке с книжкою в руке
                Стояла женщина отдельно,
                От прихожан невдалеке.

                На вид стройна и худощава,
                Полупрозрачная вуаль,
                Весьма осанкой величава…
                И в ней Кольцов княжну узнал.

                По залу, обогнув колонны,
                Он тихо подошёл к княжне…
                Но не успел промолвить слово,
                Как вдруг услышал в тишине:

                Княжна:            «Желание добра России
                И блага подданным моим
                Во мне, месье, живёт так сильно,
                Что я хочу покинуть Рим.

                Я вызов графа принимаю,
                Хотя опасность в этом есть…
                Я ранее его пугалась,
                Теперь визит почту за честь…

                Моим друзьям я объявила,
                Что вскоре покидаю свет…
                Грехи замаливать решила
                В монастыре до поздних лет…

                Я Вам, месье, скажу другое:
                Я завтра покидаю Рим.
                Поеду к самому Орлову…
                И Бог мне даст, увижусь с ним.

                Вы тоже, сударь, собирайтесь
                В пути сопровождать меня.
                Я Вам доверилась, но знайте –
                Измену не прощаю я…

                Пред оком Господа скажите,
                Не жертва ль заговора я…?
                И клятву здесь произнесите,
                Что не обманете меня…»

                Кольцов:            «Я, Ваша светлость, не умею,
                Тем паче, перед Богом врать.
                Но и за графа я не смею
                Что-либо всуе обещать.

                Лишь за себя могу ответить:
                За Вашу честь я постою…
                Никто в дороге не посмеет
                Обидеть госпожу мою…»

                Княжна:            «Я знаю, офицер, Вы честный,
                Надеюсь, что и граф такой…
                Взобраться на вершину вместе
                Гораздо легче, чем одной…»

                Таинственно-лучистым взглядом
                Смотрела сквозь вуаль княжна,
                И офицер подумал сразу:
                «И смерть с ней рядом не страшна».

                От женщины больной и слабой
                Он перемен таких не ждал.
                Княжна была не в меру храброй,
                Очаг страстей в ней бушевал.

                Перекрестившись пред иконой,
                «О, Боже, – молвила она, –
                Дай мне российскую корону,
                Не погуби, Господь, меня…»

                Княжна склонилася в молитве,
                Душою к Богу восходя.
                Она была готова к битве
                И всё решила для себя…

                «Итак, месье Кольцов, до встречи…
                Я извещу, когда нам в путь…
                Секретность надо обеспечить…
                Пока я выйду… ждите тут…».

                Довольный выполненным долгом,
                Кольцов княжну благодарил
                И от неё в восторге полном
                Себя героем ощутил.

                Быть незамеченной стараясь,
                Графиня к выходу пошла
                И, в полумраке исчезая,
                Все краски жизни унесла…

                Глава 28. Прибытие Рибаса в Рим

                Иосиф Рибас ранним утром
                Спешил увидеться с княжной.
                Он прибыл в Рим с погодой чудной
                И был доволен сам собой.

                Приказ Орлова выполняя,
                К Лимбургу в Нейсес он попал,
                Где князь, в разлуке пребывая,
                В холодном замке тосковал.

                Посланник графа всю дорогу
                О бедном князе вспоминал,
                Как он, слезу пуская с горя,
                Княжну заблудшей называл…

                Жених княжны ему поведал
                О всём, что разузнал о ней.
                В беседе он, казалось, бредил,
                Но откровенным был вполне…

                Так сообщил он, что в беседе
                Посол австрийского двора
                Ему о случае поведал,
                Похожий на княжны дела…

                «В ту пору той девице было
                Всего лишь восемнадцать лет,
                В Бордо она вдруг объявилась
                И заявила на весь свет,

                Что сам Австрийский император
                Является отцом её
                И, как у дочери внебрачной,
                Права на трон есть у неё…

                Казался слух невероятным,
                Но все банкиры без труда
                Каким-то чудом непонятным
                Ссужали деньги ей тогда.

                Но тут Терезия-Мария,
                Желая слухи прекратить,
                Девицу выдала австрийцам
                И постаралась всё забыть.

                Австрийцы девку ту схватили,
                Затем, не церемонясь с ней,
                Её в тюрьму препроводили,
                Где следствие чинили ей…

                Но эта юная красотка
                С начальством завела любовь
                И, отсидев всего полгода,
                Покинула сей мрачный кров.

                Но вскоре схожая девица,
                Как пояснил один банкир,
                Внезапно в Генте объявилась,
                Где оживила скучный мир.

                Там, на свою беду, особу
                Купец голландский полюбил…
                Семью оставил, дело бросил
                И с нею в Лондон укатил.

                Под именем Треймуль весь город
                Её встречал и провожал.
                Княжны богемный яркий образ
                Всю знать былую восхищал.

                Да, да… Вы можете не верить, –
                Сказал тут сам себе Лимбург, –
                Но исчезают все сомненья,
                Когда её увидишь вдруг…»

                Седой старик молчал, как будто
                Минуты счастья вспоминал.
                Затем, прервав свои раздумья,
                С дрожаньем в горле продолжал-

                «А друга своего из Гента
                Бароном Эмбсом назвала.
                Как тень, ходил за ней он следом
                И помогал вести дела…

                Её капризы выполняя,
                Барон был вскоре разорён.
                Но всё же, службу продолжая,
                Он рядом с ней быть предпочёл...

                Затем маркизы, графы, лорды,
                Послы, министры, их сыны,
                Кривые, старые, уроды
                В неё все были влюблены.

                Она умело управлялась
                Со всеми, кто был рядом с ней,
                Взамен мужчины предлагали
                Свою любовь и деньги ей…

                За ней Агинский волочился
                И даже «бедный мой Рошфор»…
                И я душою к ней проникся,
                Как будто принял приговор…

                В душевном находясь блаженстве,
                Агинский как-то произнёс:
                «К стыду Европы совершенство
                Из Азии нам бог занёс…

                Алин Европе просвещённой
                Как подражания пример…
                У наших женщин наряжённых
                Подобных не сыскать манер.

                Лишь Азия смогла нам в радость
                Такое диво преподнесть.
                Я ощущаю только жалость
                К тому, что мы находим здесь…»

                «И это правда, к сожаленью, –
                Сказал тогда смущённый князь, –
                Она блистала без сомненья…
                Всё рядом виделось , как грязь…

                Алин персидскою принцессой
                В те дни знавал весь высший свет.
                Мужчины ради интереса
                Её спешили лицезреть…»

                Припомнил Рибас, как с волненьем
                Добавил князь, слезу смахнув:
                «За честь считали все, поверьте,
                На бал к Эмете заглянуть…

                И стар ,и млад в желаньях вольных
                В постель мечтали к ней попасть,
                Но, к счастию, мужчин достойных
                Княжна умела выбирать…»

                Иосиф, князю сострадая,
                Умом прекрасно понимал:
                Лимбург, гордыню утешая,
                Себя к достойным причислял.

                Мужчина любящий лишь может
                Измену женщине простить.
                И этот пожилой вельможа
                Эмете мог лишь пожурить…

                С княжною предвкушая встречу,
                Майор извозчика бранил…
                И всякий раз мужик покрепче
                Хлыстом коней усталых бил…

                И снова в думы погружаясь,
                О князе Рибас вспоминал…
                Его рассказам умиляясь,
                Он старика всё ж уважал.

                «Вы представляете, милейший, –
                В смятении Лимбург сказал, –
                Я стал лгуном, к друзьям подлейший,
                Я орденами торговал…

                Любимой ради я смирился
                С толпой поклонников её…
                И де Марин , и Эмбс, Агинский
                Не отходили от неё…

                Я много знал, но всё ж ей верил,
                Как верят в Бога…или в ад…
                В ней лики прошлого, как перлы,
                Своими тайнами манят…

                Вот, например, она сказала,
                Что в детстве при дворе жила…
                Санкт – Петербург припоминала
                И имя няньки назвала…

                Встречаясь с прусским дипломатом,
                Я выяснил, что в те года,
                Действительно, жила в палатах
                Девчонка лет восьми тогда.

                Все утверждали, что сей отпрыск
                Елизаветы дочь, а  сам
                Супруг ей тайный Разумовский
                Дитя с любовью опекал…

                Но вскоре милое созданье
                Исчезло с русского Двора.
                Всем показалось это странным:
                Велась какая-то игра…

                Дальнейший путь её скитаний
                Великой тайною покрыт.
                Известно лишь – за воспитаньем
                Следила Иоганна Шмидт.

                Все те подробности событий
                Упоминалися Алин
                Но я, поверьте, не любитель
                Словам довериться чужим…

                В Мосбахе с гордостью Эмете
                Мне показала кое-что…
                Обозревал я документы…
                И чуть ли  не поверил в то…

                Там о наследстве говорилось
                И завещался ей престол…
                Всё это, сударь, мне не снилось…
                И подпись сделана Петром…

                С тех пор невесту я не видел,
                А вскоре из Рагузы мой
                Гофмаршал Корф совсем невинно
                Отправлен ею был домой…

                Беда случилась после Корфа…,
                Да пусть мне бедный Эмбс простит,
                Барон, не проронив ни слова,
                В дуэльной схватке был убит…

                Я рад, что, наконец, поляки
                Оставили мою Алин,
                А с ними лжец, подлец, гуляка
                Их предводитель Радзивилл.

                Войдя в доверие к Эмете,
                Он разорил её казну.
                Предал высокие идеи
                И бросил бедную княжну…

                Я так волнуюсь за принцессу:
                Она в Рагузе пропадёт…
                Алин не может быть без денег -
                Она ведь ими и живёт…

                Да, офицер, княжна готова
                Прожить без воздуха и сна…
                Но вот без денег не способна
                И сутки пережить она…»

                «Вы, Ваша светлость, не волнуйтесь, –
                Майор ему тогда сказал, –
                Она покинула Рагузу,
                О ней я кое-что узнал…»

                «А где ж она, что приключилось? –
                Лимбург испуганно спросил. –
                Беда какая-то случилась…?
                Иль кто-то с нею был не мил…?»

                Лицо Лимбурга вспоминая,
                Майор прекрасно понимал,
                Что, безутешно князь страдая,
                Невесту страшно ревновал…

                Ну а тогда, желая князя
                Хоть как-то в мыслях ободрить,
                Он в продолжение рассказа
                Решился новость сообщить:

                «Бежать помог ей из Рагузы
                Вам, князь, известный де Марин.
                В Неаполь вывез он подругу
                И содержал её один…

                Потом узнал я, что принцесса
                Решила Рим завоевать.
                О Вашей юной, князь, невесте
                Издалека всегда слыхать…»

                С волнением прослушав вести,
                Из-за стола вельможа встал…
                К камину подошёл…, согрелся…
                И с состраданием сказал:

                «Бедняга де Марин. Эмете,
                Живой мираж его очей…
                Скитается за ней по свету,
                Оставив дом, Париж, друзей…

                Но, несмотря на слухи, письма…
                И мысли мрачные мои,
                Хочу я с нею помириться,
                Вернуть в объятия свои».

                Проникшись к князю пониманьем,
                Пообещал я старику,
                Что, если будут пожеланья,
                То их исполнить помогу…

                И, в плед укутавшись плотнее.
                Он с грустью на лице сказал:
                «Спасибо, Рибас, за беседу,
                Я словно в прошлом побывал…

                Увы, Рошфор меня покинул,
                Мне не с кем говорить о ней…
                Я будто в преисподней сгинул…
                Не мил теперь мне Оберштейн…»

                И после этих слов он сразу
                Просил немного подождать.
                С бюро перо взял и бумагу
                И что-то тихо стал писать…

                Закончив текст, он торопливо
                Письмо сие в пакет вложил…
                И, голову склонив учтиво,
                Княжне доставить попросил.

                Желая очень знать, что всё же
                Лимбург в посланье написал,
                Иосиф вскрыл пакет чуть позже…
                И вот что там он прочитал:

                «Я из-за Вас, моя принцесса,
                В своих страданьях занемог,
                Не нахожу я в замке места
                И в мире этом одинок.

                От женщин многих отказался,
                Весьма успешных для меня.
                И должен Вам, Алин, сознаться:
                Чрез Вас не вижу Бога я…

                Вы, к сожалению, не только
                Моей души дамоклов меч,
                Презрение друзей…, Европы
                Смогли Вы на меня навлечь…

                Лихие Ваши похожденья –
                Предмет насмешек надо мной,
                А шум от Ваших увлечений
                Несёт позор очередной.

                Нельзя любить и ненавидеть,
                Поэтому терплю и жду…
                Хочу Вас в Оберштейне видеть,
                Без Вас, Алин, с ума сойду…

                Но жизнь должны начать Вы снова,
                Забыв о прошлом навсегда…
                О Персии и Пугачёве
                Не поминайте никогда…

                И прочьи глупости, надеюсь,
                Должны себе Вы запретить.
                Я Вас всегда жду в Оберштейне
                И обещаю всё простить…»

                Но был конец ещё чудесней –
                Князь на пакете написал:
                «Её Величеству принцессе
                Елизавете» и отдал.

                Отдал пакет и, не пытаясь
                К принцессе чувств своих скрывать,
                Сказал: «Письмо сие вручая,
                Ответ просите написать».

                Но как же так, прося Эмете
                Забыть о прошлом и не врать,
                Князь тут же сам Елизаветой
                Посмел её в письме назвать…

                Привыкший к флирту, Рибас думал:
                «Как мог Лимбург так оплошать.
                Надежд лишённый, он безумно
                Готов ей жизнь свою отдать…

                Что проку в женщине красивой,
                В таких изменчив интерес.
                Для публики, как князь, учтивой,
                Она добыча для повес…

                Но что мне до неё, о многом
                Узнал в беседе с князем я…
                И то, что отписал Орлову,
                Надеюсь, с пользой для меня…»

                «Мы подъезжаем к месту, сударь, –
                Извозчик хрипло объявил. –
                Вот дом Жуяни…, я отсюда
                Вельмож богатых развозил…

                А как-то раз в господском споре
                Невольно слышал, что княжна –
                Принцесса русская и вскоре
                Наследный трон займёт она…»

                «Всё это слухи, друг любезный, –
                Ответил Рибас мужику, –
                Есть у меня совет известный:
                Доверься глазу своему…»

                Подъехав к кованой ограде,
                Мужик коней остановил.
                Усталый, но приезду радый,
                На землю Рибас соскочил.

                Стояла ясная погода,
                Виднелся меж деревьев дом.
                Людишки нищие у входа
                Тянули руки за добром.

                Вдоль кипарисовой аллеи
                Иосиф к дому подошёл…
                К нему по лестнице навстречу
                Доманский с важностью сошёл…

                Доманский:            «Чем я могу служить Вам, пане,
                Быть может, есть что сообщить…?
                А если к ней, то я не стану
                Её высочество будить…»

                Рибас:            «Хотел бы видеть я принцессу
                Елизавету, мон сеньор…
                К её высочеству имею
                Особо важный разговор…»

                Доманский:            «Вы не по адресу, поскольку
                Сей дом, могу лишь Вам сказать,
                Принадлежит графине польской…,
                Зелинская хозяйку звать…»

                Рибас:            «Дорогой дальней, не без риска
                Спешил к принцессе на приём.
                К её высочеству Зелинской
                Меня направили в сей дом…

                Вы передайте, что мне лично
                Письмо поручено вручить.
                Я от Лимбурга и прилично
                Пришлось дорог исколесить…»

                «О, Боже!.. Сударь, от Филиппа
                Письмо желанное пришло…
                Он не забыл свою «Калипсо»
                Своим завистникам назло».

                Майор на голос обернулся,
                И в створе потайной двери
                Княжну увидел…, улыбнулся…,
                Поклон отвесил до земли…

                Принцесса в красной амазонке
                Стояла нимфою пред ним…
                «Весьма красивая, чертовка», –
                Подумал Рибас и спросил:

                «Могу ли я быть удостоен
                К её величеству попасть…?
                Жених Ваш так обеспокоен,
                Что лично Вам просил отдать…»

                «Извольте следовать за мною», –
                Протяжно молвила княжна
                И, повернувшись вдруг спиною,
                Всё в ту же дверь вошла она…

                * * *

                В шикарной комнате удобно
                Расположился офицер.
                Он был готов княжне подробно
                На всё ответить, как курьер.

                Княжна:            «Ну как жених мой поживает,
                И в полном здравии ли он…?
                Небось, опять меня ругает…
                Но это от любви ,сеньор…»

                Рибас:            «Лимбургский князь обеспокоен
                Делами Вашими, княжна,
                И занемог душевной болью
                В разлуке длительной весьма.

                Велел пред Вами на колени
                Мне опуститься и просить
                О Вашем скором возвращенье…
                И обещал Вам всё простить…»

                Княжна:            «Ах, бедный князь! Я так мечтаю
                Дела закончить побыстрей
                И, жизнь достойно проживая,
                Не огорчать своих друзей…

                Я здесь, поверьте мне, скучаю…
                Ах, милый сердцу Оберштейн…
                Его я стены вспоминаю,
                Камин… и милых мне людей…»

                Затем, вздохнув, принцесса вскрыла
                Пакет… и, не желая ждать,
                Письмо достала торопливо
                И принялась его читать…

                Княжне с пристрастием внимая,
                Иосиф явно ощущал,
                Что кто-то в комнате, скрываясь,
                За ним неслышно наблюдал.

                И Рибас, осмотревшись, понял,
                Что он в приёмной не один –
                Чарномский прячется за шторой,
                Доманский у дверей стоит…

                Как только с явным интересом
                Она послание прочла,
                Бумаги и пакет принцесса
                Доманскому передала…

                Княжна:            «Письмо в архив мой положите
                И возвращайтесь в кабинет…
                А Вы, месье, меня не ждите,
                С курьером отошлю ответ…

                Да, кстати, сударь, приглашаю
                Ко мне на вечеринку Вас.
                Гостей приличных обещаю,
                Вино и развлечений час…»

                Рибас:            «Мне завтра возвращаться в Нейсес.
                Но я не буду возражать
                Увидеть Вас ещё, принцесса,
                И в свете высшем побывать…»

                Глава 29. Отъезд из Рима

                У дома молодой принцессы
                Дорожный экипаж стоял.
                Народ с огромным интересом
                С утра на суету взирал.

                Прислуга сумки торопливо
                Выносит из входных дверей,
                Чарномский и Доманский живо
                Руководят погрузкой всей.
               
                Сама княжна в плаще дорожном
                Следит за выносом вещей…
                Княжна:            «Всю разместить поклажу должно…
                И шевелитесь побыстрей…

                А где архив и пистолеты…? –
                Она Доманскому кричит. –
                Несите их в мою карету…
                И не забудьте зарядить…»

                Доманский:            «Не беспокойтесь, Ваша светлость,
                Всё под контролем у меня.
                К отъезду будет всё на месте,
                Об этом позабочусь я…»

                И только сей поляк послушно
                Исчез в тени входной двери,
                Как двое офицеров русских
                К принцессе быстро подошли.

                Приветствовав княжну манерно,
                Кольцов решительно сказал:
                «Простите, госпожа, за смелость,
                Что я с собою друга взял.

                Пред Вами офицер Христинек,
                По чину тоже лейтенант.
                Он пребывал по делу в Риме
                Как графа первый адъютант…

                Со мной он изъявил желанье
                В Болонью Вас сопровождать.
                Я за него готов ручаться
                И слово офицера дать».

                Княжна:            «Лицо сие знакомо, право,
                Ведь это он ходил за мной…
                Орлов любезно предоставил
                Сопровождающий конвой?!..

                Намедни граф прислал такого
                С доставкой, якобы, письма…
                Тот Рибасом назвался, помню,
                Душою подленький весьма…

                Не Вам ли он, месье, знакомый…?
                Не по одним ли здесь делам…?
                Напомню, что игра со мною
                Не приведёт Вас к орденам…»

                Христинек:            «Ну что Вы, матушка, как можно
                Своим друзьям не доверять…
                Её величество, возможно,
                Могли похожего видать…

                Я, как и граф, в поступках честен
                И Господа благодарю
                За то, что честь моей принцессы
                Пришлось мне защищать в бою».

                Кольцов тут про себя подумал:
                «Кривит душою адъютант,
                Небось, награду первым будет
                У адмирала вымогать…»

                Княжна:            «Ну что же, господа, в дорогу
                Со мною можете отбыть…
                Но для себя найдите Бога,
                С которым Вам придётся жить…»

                С баулом чёрным, всем известным,
                К княжне Доманский подбежал:
                «Изволите смотреть, принцесса…
                Здесь Ваш архив и арсенал…»

                Княжна:            «Я верю Вам…, два пистолета
                Мне пригодятся по пути…
                Снесите их в мою карету,
                Я буду ехать впереди…

                А Вы с вещами и баулом
                В дорожный сядете берлин.
                С собой возьмите и прислугу,
                Надеюсь, справитесь один…

                Со мной поедут камеристка,
                Чарномский, русские послы…
                Не отставать, держаться близко,
                Здесь кредиторы очень злы…»

                И тут Беллони появился
                С улыбкой хитрой на лице…
                Он, видимо, решил проститься
                И свой визит нанёс княжне.

                Княжна:            «А вот и он явился к сроку,
                Один из кредиторов злых,
                Нам мирной пожелать дороги…
                Но он сегодня мой должник…

                Вам, сударь, всё ли заплатили…? –
                Спросила вежливо княжна. –
                Но Вы наверняка забыли…
                Я кое-что ещё должна…»

                Банкир, виновно улыбаясь,
                Склоняет голову к земле
                И говорит, чуть запинаясь:
                «Доволен сделкой я вполне…»

                Княжна:            «Ну что же, господин Беллони,
                За мной обещанный должок…
                Заслужен Вами он бесспорно,
                Примите же его, дружок!..»

                Княжна Доманскому мигнула
                И тут же отошла назад…
                Исполнить дерзкую услугу
                Поляк влюблённый ей был рад…

                Он быстро подошёл к банкиру,
                Сказал: «Долг красен платежом».
                И… по лицу со всею силой
                Ударил хама кулаком.

                С Беллони шляпа отлетела,
                Щека багрянцем занялась…
                Толпа зевак тотчас взревела
                И смехом громким залилась.

                Княжна:            «Вот так, сеньор, не обессудьте,
                Всегда плачу я по счетам.
                С прекрасным полом не воюйте
                И уважайте честных дам…»

                * * *

                Великолепные кареты
                В упряжке множества коней
                По Риму двигались заметно,
                Восторг рождая у людей.

                У церкви имени Сан Карло,
                Святую выполняя блажь,
                Принцесса с видимой печалью
                Остановила экипаж…

                Отдавшись щедрым подаяньям,
                Княжна всех нищих обошла
                И, всем убогим сострадая,
                Молитву Богу воздала.

                К добру мир грешный призывая,
                Перекрестила всех она
                И обратилась со словами:
                «Молитесь, люди, за меня…»

                Принцессе поклонившись низко,
                Народ благословил ей путь.
                Но у ворот лишь Флорентийских
                Княжна смогла легко вздохнуть.

                Княжна:            «Ах, Рим! Великий и могучий,
                Твой голос содрогал весь мир.
                А ныне мелочный и скучный,
                Как надоедливый банкир».

                В воротах городской заставы
                Княжна графиней назвалась,
                Себя Зелинской записала
                И, попрощавшись, убралась.

                Вдогонку крикнула принцесса:
                «Спасибо, Рим, за твой приют,
                Не вижу боле интереса,
                Меня дела в России ждут…»

                Глава 30. Прибытие в Болонью. 16.02.1775 г.

                Болонья холодом февральским
                Отметила княжны приезд.
                Два экипажа у палаццо
                Парадный заняли подъезд.

                Слуга, от холода сутулясь,
                По плитам мраморным сошёл.
                Заезжими интересуясь,
                К карете ближе подошёл…

                Слуга:            «Кого желаете увидеть…? –
                Придворный вежливо спросил. –
                Орлова ежели хотите,
                То в Пизу адмирал отбыл…»

                Кольцов:            «Простите, сударь, но принцессе
                Назначил встречу сам Орлов…
                Должно быть, Вам сие известно…
                Я адъютант его Кольцов…»

                Слуга:            «Свои просил граф извиненья
                За неудобства передать.
                Он ждёт принцессу с нетерпеньем
                И ей пакет велел отдать.

                Граф посчитал, что там удобней
                Её высочество принять…
                В Болонье он не смог достойней
                Жилья, чем в Пизе, отыскать…»

                Кольцов, поклон ему отвесив,
                Пакет из рук прислуги взял…
                «Её Величеству принцессе»
                На нём он бегло прочитал…

                «Да, граф, бесспорно, всё продумал, –
                Смекнул Кольцов, скрывая смех. –
                Он соблазнить её задумал,
                Где шансов больше на успех…»

                С глубоким чувством сожаленья
                Он посмотрел в глаза княжны.
                Она ведь жертва искушенья
                Очередной большой игры…

                «Вам извещенье от Орлова», –
                Кольцов решительно сказал
                И, ближе подойдя, с поклоном
                Пакет принцессе передал.

                Просунув руку из кареты,
                Пакет княжна сей приняла
                И, слов не проронив при этом,
                Печать с конверта сорвала.

                Отбросив занавесь от света
                И скинув с глаз витую прядь,
                Княжна достала из пакета
                Письмо и принялась читать:

                «Прошу Вас, милая принцесса,
                Простить меня, но я для Вас
                Снял подходящий и чудесный
                На берегу морском палацц.

                Её Величеству негоже
                В хоромах тесных пребывать.
                Для Вас и всей прислуги тоже
                Жильё не просто отыскать.

                Воспринял с радостью известье
                О том, что согласились Вы
                Всё обсудить со мною вместе
                И не сожгли ко мне мосты.

                Я жду Вас в Пизе с нетерпеньем,
                Дела свои все отложил…
                Расходы Ваши, без сомненья,
                На счёт свой в банке возложил».

                Княжна письмо в конверт вложила
                И молча спрятала в плаще.
                Ну а Кольцову сообщила:
                «Орлов нас в Пизе ждёт уже…

                Всем объясните, что Болонью
                Мы покидаем сей же час.
                Все едем в Пизу…, наши кони
                Должны к утру доставить нас…»

                Гружённые людьми и скарбом
                Кареты тяжело пошли.
                Под скрип колёс, весьма печальный,
                Обоз княжны исчез вдали…

                Глава 31. Встреча А.Г. Орлова с княжной в Пизе

                В камзоле бело-золотистом,
                На грудь навесив ордена,
                Орлов, огромный и плечистый,
                Стоял недвижно у окна.

                Парик и голубая лента
                Вершили праздничный наряд.
                Граф будто вышел из портрета
                И  тайно был чему-то рад.

                Он так давно не волновался,
                Знакомства ожидая час.
                Блеск прошлых лет, ему казался,
                Поблекшим именно сейчас.

                Загадка с прошлым неизвестным
                И мифы о красе княжны
                С недавних пор Орлову в сердце
                Интригой чувств занесены.

                Тянулся миг невыносимо,
                Вельможа словно онемел
                И на дорогу терпеливо
                Он выжидающе смотрел.

                Тут взгляд огнями оживился,
                Слегка подался граф вперед…
                Орлов, конечно, не ошибся,
                Обоз княжны он узнает…
 
                Семь экипажей подкатили
                К двери парадной, а потом
                Вся челядь с шумом выходила,
                Разглядывая чудный дом.

                «Был прав Христинек в донесенье, –
                Подумал граф, во двор глядя, –
                Их шестьдесят, и, без сомненья,
                Поляки с нею, как всегда…»

                Вот и она… Иван Христинек
                Ей чинно руку подаёт.
                А лейтенант Кольцов усердно
                Команды слугам раздаёт…

                «Пора готовиться ко встрече», – 
                В сей миг подумал адмирал
                И, приподняв крутые плечи,
                По анфиладе зашагал…

                Манящей, лёгкою походкой
                Навстречу графу шла княжна…
                В ней нет усталости дорожной,
                И как свежа, чиста она!...

                Орлов с Андреевскою лентой
                К княжне, как к ангелу, спешит.
                Парик завитый, снежно-белый,
                Как на горе крутой, блестит.

                Граф грациозно продвигался
                Вдоль анфилады стен дворца,
                Как мог, старательно пытался
                Убрать эмоции с лица.

                Душой растленный лаской женщин
                И наделённый властью всей,
                Он к своему же удивленью
                Понравиться старался ей.

                Вот и княжна… лицо… причёска…
                Глаза волшебной красоты…
                И сердце, словно у подростка,
                Забилось трепетно в груди.

                Камзол ему казался тесным,
                Но граф всё ближе подходил.
                И тут приливы чувств к принцессе
                В своей груди он ощутил.

                Остановившись рядом с нею,
                В глаза ей молча посмотрел…
                От восходящего волненья
                Шрам на лице побагровел.

                Граф Орлов А.Г.:        «Мои сочувствия примите,
                Увидеть Вас давно мечтал.
                Приезд Ваш в скромную обитель
                Я с нетерпеньем ожидал…

                Прошу Вас, милая принцесса,
                За неудобства мне простить.
                Не мог в Болонье, как известно,
                Ваш двор достойно разместить…»

                В знак высочайшего прощенья
                И благодарности княжна
                Орлову руку без смущенья
                Для поцелуя подала.

                К её руке тут граф немедля
                С охотой видимой  припал.
                Княжну душою всей приемля,
                Он поцелуй свой придержал.

                Княжна:           «Спасибо, граф, за беспокойство,
                Вы так внимательны ко мне…
                Я рада нашему знакомству
                И благодарна Вам вполне.

                Я Ваша вечная должница…
                Не тяжек бремени ли груз?
                Учтите – я по жизни львица,
                В игре я ставлю лишь на туз…»   
 
                Граф Орлов А.Г.:         «Тому свидетель Бог, принцесса,
                Что в это душу я вложил…
                Ввиду такого интереса
                Я даже встречи отменил.

                Для Вас и доблестной прислуги
                Дворец я чудный отыскал.
                Его аренду и услуги
                Заранее кредитовал.

                Я полагаю, что с дороги
                Всегда не терпится вздремнуть…
                Вас ждут там тихие покои,
                Где можно сладко отдохнуть.

                А завтра, если Ваша светлость
                Меня изволит посетить,
                Тогда судьбу свою за это
                Я буду рад благодарить».

                Княжна:             «Конечно, граф. Вы, как и внешне,
                Блистательны в своих делах.
                Как вы, мужчины, неизбежно
                В девичьих смотритесь глазах.

                Но я намерена не завтра –
                Сегодня Вас благодарить…
                И поздним вечером приятно
                Желаю, граф, Вас удивить…»

                Граф Орлов А.Г.:            «С душевным трепетом, принцесса,
                Вечерний буду ждать визит.
                Ну, а сейчас, позвольте,  к месту
                Вас офицер сопроводит.

                ***

                Вечерним часом у камина
                Сидел в мундире адмирал.
                Накинув плед себе на спину,
                Он донесение читал.

                В приёмной тихо, безмятежно.
                Очаг приятно согревал.
                Лишь было по глазам заметно,
                Что текст Орлова волновал.

                «Ох, Рибас! – думал он, читая, – 
                Каков хитрец и интриган…
                Лимбургу душу растлевая,
                Премного о княжне узнал…

                И судя по всему красотка
                В роду принцессой может быть…
                Тогда и цель её законна…
                Как ложь от правды отделить?...

                Манеры светские, учёность,
                Любовь к искусствам всяким есть…
                Как может без родства девчонка
                Такие нравы приобресть?...

                С ней надобно быть осторожным…
                Недаром матушку в письме
                Родство особы сей тревожит,
                И лишний шум не велен мне.

                Сие мне душу беспокоит,
                И мысли грешные в меня
                Вошли горячею волною,
                Когда её увидел я…

                Мужчины храбрые и злые,
                Юнцы и знатные, увы,
                Пред ней, как свечи восковые,
                Растаяли в огне любви…»

                Не отрываясь от бумаги,
                Граф у Христинека спросил:
                «Скажи, милейший, мне по правде,
                Ты дам когда-нибудь любил?»

                Иван, за столиком сидевший,
                На спину графа посмотрел.
                И, от вопроса оробевший,
                Ответить сразу не сумел.

                Граф Орлов А.Г.:            «Так что ж, голубчик, Вы молчите,
                Раскройте всё же душу мне.
                Иль Вы сознаться не хотите,
                Что Вам неведомо сие?...»

                Христинек:           «Любил я многих, Ваша светлость,
                Кого мне Бог преподносил…
                Мою учитывая бедность,
                Приличных дам я не любил».
               
                Граф Орлов А.Г.:            «Да ты, голубчик, спятил, что ли?
                Не о любви продажной я.
                О той, что наше сердце гложет,
                И ты чумной день ото дня…

                И к нашей матушке великой
                Совсем не та любовь, браток.
                А та, что в прежней жизни милой
                Меняет алчный наш мирок…

                Взамен такой любви ты смог бы
                Приказу супротив стоять
                И ждать, когда тебя в остроги
                Судьбу погонят коротать?»…

                Граф повернулся к адъютанту
                И с хитрецой переспросил:
                «Как тут не выполнить команду…
                Сказать, что сей приказ не мил?»

                Христинек:                «Считаю, Ваша светлость, нужно
                Тому начальству объяснить,
                Что не правы они и лучше
                Приказ сей глупый отменить».

                Граф Орлов А.Г.:            «На русской службе ты не волен
                Сужденья заявлять свои.
                В России, брат, всегда, запомни, –
                Начальник лишь и муж правы.

                А супротив пойдёшь – в немилость
                Сатрапу сразу попадёшь.
                И вот тогда, дружок мой милый,
                На дыбе истину найдешь…»

                И тут же от своей же шутки
                Взорвался смехом граф Орлов.
                Но это было правдой жуткой,
                И всяк был к этому готов.

                Граф Орлов А.Г.:            «Ну ладно, не серчай, голубчик,
                Неси бумаги и перо.
                Писать императрице будем
                О наших подвигах письмо».

                Но тут слуга вошёл с известьем
                И адмиралу сообщил:
                «К парадной экипаж с принцессой
                Елизаветой подкатил».

                Граф Орлов А.Г.:            «Иван, иди встречать принцессу,
                Придётся отложить дела…
                Услуги оказать по чести,
                Вино и фрукты для стола…»

                «Ты что сидишь, голубчик милый? –
                Вдруг нервно крикнул адмирал, –
                Иль ты оглох, юнец ленивый?...
                За ней немедля, я сказал!»

                ***

                Всё там же, но без адъютанта
                Сидят принцесса и Орлов.
                Граф наливает ей галантно
                В бокал французское вино.
      
                Камин приятно согревает
                Двух собеседников теплом.
                Глаза их блики отражают,
                Блестит посуда серебром.

                Граф Орлов А.Г.:            «Удобно ль слуги разместились?
                Как личные покои Вам?
                Быть может, чем не угодили?»
                Граф по-немецки вопрошал.

                Княжна:            «Довольна я, удачен выбор,
                Ваш камердинер искушён.
                За беспокойство Вам спасибо,
                Примите низкий мой поклон.

                Но мне и в хижинах убогих
                Частенько приходилось жить.
                За кров любой я всех и Бога
                Готова, граф, благодарить».

                К княжне присматриваясь хитро,
                Орлов раздумывал в тот миг:
                «Принцессы личность любопытна,
                Судьба её полна интриг.

                Манеры, острый ум и внешность
                Прекрасно единятся в ней.
                Набор достоинств всех, конечно,
                Плод привилегии царей…

                И всё же, кто она?... Принцесса?...
                Иль просто побродяжки дочь?...
                Откуда родом – неизвестно.
                Как все сомненья превозмочь?

                Санкт – Петербург, Сибирь, Владимир,
                Азов, Черкессия, Багдад…
                Пути для истины незримы,
                И остаётся лишь гадать…»

                Граф пребывал  в плену сомнений,
                И мысль душила веру в нём:
                Как можно, русским не владея,
                Претендовать на русский трон?

                Родной язык был неугоден
                В её семье, но вот и зря
                Родитель языку народа
                Не обучил своё дитя…

                Теперь приходится немецким
                Язык отечества ломать.
                Но сей язык ведь не приемлем,
                Что б чувства всуе  выражать.

                Княжна:           «О чём изволите, граф, думать?
                О чём тревожитесь сейчас?
                Вы кажетесь весьма угрюмым…
                Иль Вас расстроил мой рассказ?»

                Граф Орлов А.Г.:           О, нет, принцесса, извините,
                Ни в чём не обвиняю Вас.
                Во всех делах Господь повинен,
                Пути неведомы у нас…»

                Княжна:             «Тогда признайтесь, граф мой милый,
                На чьей сейчас Вы стороне?
                Быть может, ум Ваш посетили
                Дурные мысли обо мне?»

                Она при этом улыбнулась,
                Красиво зубы обнажив.
                На графа ордена взглянула,
                Заслуги взглядом оценив.

                Граф Орлов А.Г.:            «Не думаю о том, гадаю…
                Вопрос нелёгкий для меня.
                Ведь Ваша жизнь, принцесса, знаю,
                Чудес загадочных полна…»

                Княжна:              «Не менее, чем Ваша,  сударь,
                Моя история чудна.
                Вас из ничтожества фортуна
                К вершинам власти привела.

                А мой родитель , жалкий певчий,
                Стал мужем дочери Петра
                И возложил себе на плечи
                Все государевы дела.

                А нищая принцесса Софья , 
                Напомнить, милый граф, позволь,
                Себя опачкав мужней кровью,
                Российский заняла престол.

                Не чудесами – правдой мерзкой 
                Окружены мы, адмирал.
                Мы – злая шутка сил небесных,
                Которую Господь послал».

                Граф Орлов А.Г.:            «Рабу, считаю, недостойно
                Великих мира поносить.
                Но Третьего Петра изволил
                Я лично в спальне задушить.

                Я грешен, Господу известно,
                Екатерина не причём.
                Цареубийца я, принцесса,
                Я для него был палачом.

                Вот этими руками, видишь,
                Я горло тонкое сдавил,
                И из него душонку с хрипом
                Выдавливал, что было сил…»

                Граф встал и сильными руками
                Княжну за талию поднял
                К себе приблизил и нежданно
                Её в уста поцеловал…

                От поцелуя задыхаясь,
                Княжна пыталась возражать.
                И в грудь руками упираясь,
                Старалась губы оторвать.

                Багровый шрам, глаза Орлова
                Ужасными казались ей.
                И, ножками ища опору,
                Противилась ещё сильней.
 
                Но кончились борьбы мгновенья,
                Иссякли силы у княжны.
                И впали в сладкое забвенье,
                Когда расслабились они.

                «Не знаю, кто ты, как зовёшься, –
                Шептал по-русски граф княжне, –
                Но ты мне люба, и зажёгся
                Огонь безумия во мне…»

                Безумство, страсть и грубость графа
                Принцессу в трепет привели.
                Всех прежних лет любви забавы
                Сравниться с этим не могли.

                И в ней покорно, безмятежно
                Прервалась мысли полоса.
                Княжна в прорыве страсти нежной
                Закрыла медленно глаза…

                ***
               
                В покоях графа тускло свечи
                Бросают блики на кровать.
                Под балдахином граф с принцессой
                О жизни тихо говорят.

                Граф Орлов А.Г.:            «Знал, не миную этой встречи,
                Давно момент сей ожидал.
                И вот мне стало будто легче,
                Когда тебя я увидал.

                Я ощутил себя счастливым,
                Как только получил письмо.
                Твой образ жил во мне незримо,
                И вот со мной твоё тепло.

                С пришествием твоим я понял :
                Свершений час и мой настал.
                На то была Господня воля,
                Он новый шанс мне в руки дал.

                И ежели Елизавете
                Ты дочерью изволишь быть,
                Не грех рискнуть в России летом
                Императрицу заменить.

                Однажды это получилось,
                Не промахнусь и в этот раз.
                Ведь жизнь чему-то научила,
                Проверила на прочность нас».

                Княжна:             «А ежели не та… по роду», –
                С ухмылкой молвила княжна.
                Граф Орлов А.Г.:            «А нет, то погублю…, не дрогну,
                Как неугодного Петра».

                Княжна:                «Спасибо, граф, за откровенье,
                Но как изволишь погубить?
                Когда уж нет любви мгновенья,
                Всё можно, милый, говорить…»

                С ответом граф не торопился,
                Нависла злая тишина.
                Ночная тьма, скрывая лица,
                Сокрыть их чувства не могла.

                Граф Орлов А.Г.:            «Ну нет, как только я увидел
                Тебя, проклятую мою,
                Я ощутил свою погибель,
                Когда вдруг понял, что люблю.

                Как, государыня, ты ходишь,
                Ведёшь себя и говоришь…
                Величие в тебе находишь,
                Когда ты предо мной стоишь.

                Умна, прозорлива, строптива,
                И образованности свет…
                В России не найти сравнимой,
                Лишь потому, что света нет.

                А храбрости такой не всякий
                Мужчина может проявить.
                Ты смело принимаешь драку,
                Где можно жизнь свою сгубить.

                Не побоялась прибыть в Пизу,
                К владыке здешних всех морей,
                В Палаццо Нерви, где капризы
                По воле действуют моей».

                Княжна:                «Рискуя, граф, я разумею,
                Что здесь погибнуть не дано,
                Ведь брат Австрийской королевы
                Владеет Пизою давно.

                А мой жених, как Вам известно,
                Ближайший родственник ему.
                Сие обдумав место встречи,
                Враждебных выпадов не жду.

                Вы не посмеете здесь, милый,
                Меня обидеть лишний раз.
                Да и прислуга – тоже сила
                У них ведь шестьдесят пар глаз».

                Граф Орлов А.Г.:            «О, да! В тебе я не ошибся.
                Ты и отважна, и умна.
                Но я не ошибусь, как Гришка.
                Венчаемся с тобой сперва.

                Мой братец опоздал с женитьбой.
                Как власти подошла пора,
                Он согнан был Екатериной,
                Как пёс паршивый со двора.

                А я сейчас хочу жениться,
                Пока ты без меня никто,
                Пока ещё ты не царица
                И нет согласия на то».

                Граф над княжною приподнялся,
                Лицо приблизил к ней своё
                И, в грубой форме обращаясь,
                Спросил, за горло взяв её:

                Граф Орлов А.Г.:            «Так ты пойдёшь за Алексея?
                Рискнёшь связать судьбу со мной?
                Мы обвенчаемся, и верь мне,
                Что будем счастливы с тобой».

                И, не воздерживаясь в чувствах,
                Её стал страстно целовать
                И, прежнее являя буйство,
                Граф не давал княжне дышать.

                Княжна:              «Не много ли всего и сразу? –
                Спросила, вырвавшись, княжна. –
                К тому же, милый, для отказа
                Есть веский повод у меня».

                Но звук звериного рычанья
                И грубых поцелуев бег
                Свалились на княжну нежданно
                И в новый погрузили грех…

                Граф Орлов А.Г.:           «Так что ты скажешь мне, невеста,
                Пойдёшь ли замуж за меня?
                Ответь немедля мне и честно,
                Не то я придушу тебя…»   

                Глаза, горящие над нею,
                И шрам ужасный в темноте,
                Как призраки, в неё смотрели,
                Рождая спазмы в животе.

                Рука княжны интуитивно
                На револьвера твердь легла
                И, щёлкнув боевой пружиной,
                На графа дуло навела.

                Такой развязки удивляясь,
                Орлов откинулся назад.
                Принцесса, хитро улыбаясь,
                Сказала, словно невпопад:

                Княжна:            «Пойду, ты знаешь сам, мой милый,
                Ведь мой жених не так силён.
                А ты такой большой, всесильный,
                В делах дворцовых умудрён».

                Затем, прижавшись к графу нежно,
                Шепча, сказала: «Милый мой!
                Моя любовь к тебе безбрежна,
                Я восхищаюся тобой…» 

                ***

                В покои, осветив картины,
                Ворвался утренний рассвет.
                Под красным шёлком балдахина
                Принцессе граф даёт совет:

                Граф Орлов А.Г.:            «Отсюда скрытно уезжайте,
                Никто не должен видеть Вас.
                Молчать до срока обещайте,
                Не то всё будет против нас.
 
                Союз наш должен быть незримым,
                В начале дела мы пока.
                Сама ведь знаешь, что хотим мы
                Свалить не Ваньку-дурака».

                Княжна:             «Зачем мне кто-то, если рядом
                Есть ты – мой храбрый Посейдон.
                Мы победим, и тайну свято
                До трона вместе донесём…»

                Княжна прижалася к Орлову
                И, по-немецки говоря,
                Произнесла ему с любовью:
                «Мой Бог, не обмани меня».

                Орлов, на ласки отвечая,
                Многозначительно молчал.
                И, словно ход свой выжидая,
                С княжной в беседу не вступал.

                Княжна:              «О чём всё думаешь, мой милый?
                Есть тайны, что ли от меня?
                В отрочестве меня учили,
                Что верою любовь сильна…

                Доверься мне, поведай мысли
                И, как в себя, в меня поверь.
                Сейчас, мне кажется, ты дышишь,
                Как хитрый затаённый зверь…»

                Орлов, чуть помолчав, ответил:
                «Ты кто?... Я не пойму никак…
                С тобой общаясь, я заметил,
                Что твой родитель не дурак.

                Прекрасно говоришь на многих
                Известных миру языках.
                Ты вхожа во дворы Европы
                И у великих на устах».

                Княжна:            «Всё просто, граф, я обучалась
                У дорогих учителей.
                Способностями отличалась,
                Родитель денег не жалел…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Ну кто же ты? Раскрой мне тайну,
                Любовью если дорожишь.
                Любить тебя не перестану,
                Не буду ложь твою судить».

                Княжна вздохнула, посмотрела
                Орлову пристально в глаза
                И заявила гордо, смело:
                «Елизавета, милый, я!

                Прошу запомнить это имя,
                И впредь допрос не учиняй,
                А если хочешь меня видеть,
                То так меня и величай».

                Граф Орлов А.Г.:            «Да, ты права, Елизавета,
                Я зря всё это ворошил.
                Хотелось мне тебя проверить,
                Поэтому придирчив был.
      
                Всё потому, что люди склонны
                От скуки что-то привирать.
                В делах серьёзных верить слову,
                Что правду у шута искать.

                Но всё же может, ты припомнишь,
                Как звался воспитатель твой.
                Я слышал – в Пруссию он позже
                Отцом отправлен был с тобой.

                Я прежде, чем тебя увидеть,
                Успел проверить слухов звон:
                И правда, был такой учитель,
                Но, к сожаленью, помер он…»

                Княжна:            «Наверняка Иосиф Рибас
                Меня изволил проверять.
                Он скользкий, мерзкий, словно рыба,
                Ему не стоит доверять.

                Ты мной так, милый, озабочен,
                Что дело флотское забыл.
                Как будто сам ты непорочен,
                Иль ты кому-то прислужил?...»

                Граф Орлов А.Г.:         «Ну что Вы, милая, как можно
                Рабу в мир Божий нос совать?
                О Вас не слышать невозможно,
                Издалека Ваш нимб видать».

                Княжна:           «Ты верь тому, кого ты любишь,
                Губам и чувствам верь моим.
                Не то меня, себя погубишь,
                Сомненья червь недопустим».

                Граф Орлов А.Г.:       «Я понял всё, Елизавета.
                Не для того ли пистолет
                Ты держишь под подушкой этой?
                Для чувств забавный аргумент».

                Княжна:          «Ты, граф, здесь пушками сверкаешь,
                Эскадрой окружил себя.
                С тобой на равных не сыграешь,
                В колоде туз не у меня.

                Давай же лучше о прекрасном
                Поговорим, мой милый друг.
                Сегодня вечером в театре
                Мы можем провести досуг…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Сравнить ли с пушками твой голос,
                Твои глаза и сладость губ…
                Я потерял былую вольность.
                Прости, что был с тобою груб».

                Орлов приблизился к принцессе
                И прошептал: «Любовь моя,
                С тобой, мой ангелок небесный,
                Пойду в театр и в полымя».

                Он целовал её безумно,
                По-русски что-то бормотал…
                Исчезло в нём благоразумье,
                И граф в небытие попал…

                ***

                Театр, мерцающий огнями,
                Пестрил нарядами людей.
                Причёски, ленты, бриллианты
                Мелькали в дымке галерей.

                Орлов в сверкающем камзоле
                И лентой ярко-голубой
                С княжною появился в ложе,
                Возвысив взгляд свой над толпой.

                За ними в ложе офицеры
                В мундирах праздничных зашли.
                Прищурясь, дамы из портера
                На них лорнеты навели.

                Наряд принцессы восхищенье
                И зависть вызвал у людей.
                Небесной синью ожерелье
                Мерцало бликами на ней.

                Погасли люстры, но народу
                Не слышен оперы сюжет.
                Весь зал и в темноте с восторгом
                На ложу продолжал смотреть.

                Княжна:            «Я Моцарта воспринимаю
                Как Божий свет в душе моей.
                Он словно мысли очищает
                Волшебной музыкой своей.

                Мне посчастливилось, представьте,
                С австрийцем этим говорить.
                Он юн ещё, но так талантлив,
                Что смог пять опер сочинить.

                Такие гении, как Вольфганг ,
                Над нашим бытием парят.
                Для них мир звуков – рай духовный,
                Другого мира не хотят.

                Их не прельщают власть и деньги,
                Не до мирской им суеты.
                Они наивны, словно дети,
                Заоблачны у них мечты».

                Орлов, прислушиваясь к звукам,
                Идущих снизу в тот момент,
                Подумал, какова же мука
                Познать сей музыки секрет.

                Вот то ли дело любоваться
                Великолепием коней…
                С борзыми за лисою гнаться,
                Гонять по крышам голубей…

                В чём прок мужчине баловаться
                Всю жизнь лишь музыкой одной.
                Ну, разве что покрасоваться
                Вот здесь пред праздною толпой…

                Под звуки оперы «Понтийской»
                Два сердца бились всё сильней.
                Княжна и граф в мечтах носились,
                Но каждый думал о своей.

                ***

                В карете,  к графу приклоняясь,
                Шептала о любви княжна.
                А граф в палаццо возвращаясь,
                Был пьян любовью без вина…

                Княжна:           «Я, милый, думала, что прежде
                Была счастливая, но нет…
                Я заблуждалась безнадежно.
                Сейчас я счастлива вполне!

                Не знаю, как Господь рассудит
                И где прервётся наша нить.
                Но знаю точно, милый, буду
                Тебя всю жизнь благодарить».
 
                «Не знаю, кто ты, – так же нежно
                Шептал принцессе адмирал, –
                Но разбираться поздно в этом,
                Весь флот о нас уже узнал.

                Нас толпы криками встречают,
                Нас даже нищий узнаёт.
                Вся знать нас в гости приглашает,
                А публика в театрах ждёт.

                Теперь, любимая принцесса,
                Мы до конца с тобой пойдём.
                От Бога ты, моя невеста,
                В любви мы счастие найдём».

                Княжна:           «Но, милый, можно ли, не веря,
                Невесту к алтарю вести?
                Неблагодарная затея
                В себе сомнения нести».

                Граф Орлов А.Г.:         «Безумец может только верить,
                Но тот безумец пред тобой.
                И можно ли кого уверить,
                Что Пугачёв братишка твой?...»

                Княжна:           «Неужто думал ты серьёзно,
                Что я не знаю, кто есть кто?...
                Что Пугачёв – мужик безродный,
                Не Пётр, а бунтовщик простой?

                Мне надо было, Ваша светлость,
                Банкиров заинтриговать.
                Кредиты на святое дело
                Лишь могут цели оправдать».

                Граф Орлов А.Г.:           «Я рад бы разогнать сомненья,
                Но ты хотя бы назови
                Из детства имя… и поверю
                Я в чистоту твоей любви».

                Принцесса, хитро улыбаясь,
                Лукавым тоном говорит:
                «Любимая моя святая
                Служанка Иоганна Шмидт…

                Я экономку даже помню,
                Мадам Майорову, друг мой.
                Она всегда меня с любовью
                Ласкала нежною рукой.

                Она запомнилась мне, милый,
                Неповторимой красотой…
                За ней придворные ходили,
                А ревность дам была бедой…

                А мой наставник и учитель,
                Позволь напомнить, дорогой,
                Увы, покойный ныне Дитцель,
                Который восхищался мной…

                Ты должен знать и это имя…
                По воле моего отца
                Со мной покинул он Россию
                И стены Зимнего дворца».

                Но тут Орлов воскликнул с чувством:
                «Ведь этот Дитцель, я слыхал,
                Елизаветы дочь Августу
                Тогда в пути сопровождал!

                И Разумовского племянник
                Отправлен с нею тоже был.
                Фамилию он Тараканов,
                Мне вспоминается, носил.

                Для благозвучия Августу
                Прозвали немцы чуть поздней
                Великою княжною Русской
                И «Дарагановой» своей…

                Но мысли придаются грусти,
                Когда я думаю, мой друг,
                Как Тараканова Августа
                Елизаветой стала вдруг?»

                Княжна, беспечно рассмеялась,
                Сказала: «Граф, Вы извелись.
                Со мной наедине оставшись,
                Вы скучным мыслям предались.

                А может, я для благозвучья
                Елизаветой назвалась?...
                Довольно, милый мой, о скучном,
                Ведь наша жизнь лишь началась.

                На этом, шер ами , закончим
                Воспоминанья о княжне.
                Когда эскадра мне  поможет,
                Тогда узнаешь обо мне».

                Обворожительной улыбкой
                Она прервала разговор.
                Но вера оставалась зыбкой,
                Граф понимал, что это вздор.

                Карета ехала в палаццо
                Под романтический сонет.
                Орлов, к принцессе прижимаясь,
                В раздумье был на тот момент.

                Он продолжал княжне не верить,
                Но правде придавали вес
                Свидетельства о Шмидт, Дитцеле,
                Об экономке, наконец…

                Граф удивлён был и растерян,
                И думал: «Не могла она
                В ту  бытность заглянуть за двери
                Покоев царского двора?...

                Но поздно, не до выяснений.
                Ответ Екатерина ждёт.
                Она всё знает, несомненно,
                И промедленья не поймёт.

                Но как же быть с моей любовью?
                Изгнать из сердца, как её?
                Ведь я уже княжною болен
                И не могу жить без неё…

                Но раб  я сердцем и душою,
                Российской матушки слуга.
                И посему в любви не волен,
                Понятней мне лицо врага».

                Погладив волосы принцессе,
                Граф стал ей губы целовать
                И произнёс: «Ведь как чудесно
                В любви свободу ощущать!»

                ***

                Дворец оставив на прислугу,
                Княжна у графа стала жить.
                И, придаваясь с ним досугу,
                Старалась о земном забыть.

                В водовороте жизни бурной
                Ей вечным представлялся пир.
                Орлов затмил своей фигурой
                И прошлый, и реальный мир.

                Сам граф не менее казался
                Счастливым и беспечным с ней.
                Порой он словно забывался
                О службе матушке своей.

                И вовсе не было сомнений:
                Орлов увлёкся так княжной,
                Что даже в церковь ездил с нею
                И не смущался пред толпой.

                Без мук Давыдову оставил,
                Любимую дотоле им.
                Отбывшая к отцу в печали,
                Она прервала связи с ним.

                Однажды граф сказал Кольцову:
                «Не правда ли, мила княжна?
                Жениться, лейтенант, мне, что ли,
                И бросить все свои дела…?

                Забавно, что об этом ране
                Я не хотел и помышлять.
                Теперь во мне горит желанье
                Жениться тайно и бежать.

                Я предложил княжне венчаться
                В одной из лучших здесь церквей,
                Готов был ей повиноваться
                И следовать везде за ней».

                Кольцов:            «А что принцесса, Ваша светлость?» –
                Спросил наивно лейтенант.
                И граф с досадою ответил:
                «Отказано мне было, брат…

                Не понял если , объясняю:
                Когда на трон взойдёт она,
                Тогда, быть может, и венчаться
                Благоволит со мной княжна».

                О чём-то грустном вспоминая,
                Граф озабоченно сказал:
                «На флоте неспокойно, знаю,
                О драках с местными слыхал…

                Ты вот что, лейтенант, принцессе
                Приятельский подай совет:
                Негоже, мол, носить невесте
                В покоях графа пистолет.
 

                Известно всем, на грани риска
                Характер вспыльчив у княжны.
                На днях она свою Франциску
                Чуть не убила без вины.

                Ещё… с Христинеком следите
                За всеми, кто в покои вхож,
                Чтоб ядом вдруг не окормили
                И не проник наёмный нож…

                ***

                Дворцовый сад, Орлов в халате
                Корреспонденцию читал.
                Но думал о своём докладе,
                Который в Петербург послал.

                Он вдруг печально улыбнулся
                И с грустью в голосе сказал:
                «Конец игре, я обманулся.
                Бог дал и тут же отобрал.

                Достиг таких высот во власти,
                Герой Чесменский, наконец…
                Но в этом я не вижу счастья.
                Холоп я в жизни и подлец…»

                Прервав худые размышленья,
                Пред графом хмурый Грейг предстал:
                «На флоте ропот, Ваша светлость,
                Нет дисциплины, дух упал…»

                Граф ,не дослушав адмирала,
                Тотчас ему пакет вручил
                И произнёс: «Я, сэр, всё знаю,
                Всем выход в город запретил.

                Идите на корабль и вскройте
                Незамедлительно пакет.
                Весь флот к отплытию готовьте,
                Пора исполнить свой обет.

                Инструкции все в нём найдёте,
                В секрете их держать пока.
                Вы сами, адмирал, поймёте…
                И действовать наверняка».

                Грейг хитро графу улыбнулся,
                Как будто был чему-то рад.
                Откланявшись, он развернулся
                И быстренько покинул сад.

                Но тут же Рибас появился,
                Как будто сей минуты ждал:
                «Позвольте, граф, мне объясниться», –
                Чуть заикаясь, он сказал.

                Граф Орлов А.Г.:           «Небось подслушивал, каналья,
                В сад незамеченным прошёл.
                От Рибаса не скроешь тайну.
                Докладывай уж, коль пришёл».

                Рибас:         «Прошу простить, граф, если можно.
                Не смог я кражу совершить.
                К архиву подступиться сложно,
                Баул охрана сторожит».

                «Да тише ты, небось не в море, –
                Прервал сердито адмирал. –
                За каждой веткой здесь шпионы,
                Об этом я предупреждал.
 
                За что плачу тебе, Иосиф,
                Сие бы смог обычный вор.
                Охрана, прочие курьёзы
                Нам не мешали до сих пор.

                Да и скажу тебе по дружбе,
                Не смей всё кражей называть.
                На государевой, брат, службе
                Изволь заданьем величать.

                К отъезду, слышишь, милый Рибас,
                Архив быть должен у меня.
                Как хочешь, подкупом иль силой…
                Награду обещаю я».

                ***

                Принцесса, сидя у камина,
                Смотрела тихо на шандал.
                У ног пристроилась Франциска,
                И мир их души наполнял.

                В душе княжна была довольна.
                Граф, без сомненья, был влюблён.
                Он в знак любви ей добровольно
                Презентовал свой медальон.

                Она могла проникнуть в душу
                И ложь от правды отличить,
                Чутьём каким-то, ей присущим,
                Опасность в людях ощутить.

                Но граф был искренен и нежен
                И тайны так открыл свои,
                Что чувство страха безнадежно
                Исчезло в омуте любви.

                Шандал, подаренный Лимбургом,
                Горел и ей напоминал
                О тихом замке и супруге,
                Который ревновал, но ждал.

                Далёким сном княжне казались
                Те романтические дни.
                Они как будто бы касались
                Натянутой в душе струны.

                Вбежал слуга и беспокойно
                Принцессе быстро сообщил:
                «К Вам граф Орлов спешит в покои,
                О срочной встрече попросил».

                Ворвался граф с лицом багровым,
                Княжне бумагу показал:
                «Пришла депеша из Ливорно, –
                Он с дрожью в голосе сказал, –

                От Грейга срочным донесеньем
                Я получил плохую весть.
                В Ливорно драка, к сожаленью,
                На днях случилась, жертвы есть.

                Но неприятности не в этом,
                Скандал союзников достиг.
                С английской матросней в таверне
                Мои затеяли конфликт.

                При этом граф был так рассержен,
                Что стал по комнате ходить.
                Он говорил и тряс депешей,
                Княжну пытаясь убедить.

                Граф Орлов А.Г.:            «В Ливорно срочно выезжаю,
                Матросов дабы усмирить.
                Грейг – иноземец, опасаюсь,
                Что бунт ему не подавить».

                Следя за графом беспокойно,
                Княжна забыла про шандал.
                Прервались мысли все о прошлом,
                Лишь голос графа в ней стучал.

                «Я дал команду об отъезде,
                Гонца в Ливорно отослал.
                Отбуду завтра же, немедля», –
                Решительно Орлов сказал.

                Княжна:            «Но как же так, а я, мой милый…
                Вы здесь бросаете меня.
                Вы, граф, со мною неучтивы,
                Ведь что подумают друзья?»

                Граф Орлов А.Г.:           «Её Высочество забыли,
                Что адмирал пока здесь я.
                Есть долг святой перед Россией,
                Есть флот, который ждёт меня.

                И не хотелось бы, принцесса,
                В канун великих перемен
                Эскадру потерять, надеясь
                На Грейга иль на Божью тень».

                Княжна:            «Твои, граф, доводы бесспорны,
                Сие, мой милый, не пустяк.
                С тобой поеду я в Ливорно!
                Мне сверху дан Господний знак».

                Граф Орлов А.Г.:           «Мы едем, но с одним условьем –
                И это важно для меня –
                Мы там венчаемся с тобою,
                Сие стратегия моя.

                Как только церковь нас венчает
                И нас освятит Божий перст,
                Тогда пред флотом, дорогая,
                Я объявлю твой Манифест.

                Сие означит час начала
                Восстания на кораблях.
                Эскадра снимется с причала,
                Но с нашей волей в парусах».

                Княжна:           «А где ж попа найдём такого,
                Чтоб Православию служил?
                Ведь на Руси, граф, с этим строго,
                Ты мне когда-то говорил».

                Граф Орлов А.Г.:           «Я всё продумал, Ваша светлость,
                Священник корабельный есть.
                Он всё устроит нам на месте,
                Ему представим эту честь».

                Княжна задумалась на время
                И важно вдруг произнесла:
                «Ну что ж, ты прав, святое дело
                Зовёт, и действовать пора!»

                ***

                Дождавшись утреннего часа,
                Княжна Франциску позвала
                И образок походный Спаса
                Со стенки бережно сняла.

                Неслышно входит камеристка
                В девичью молодой княжны
                И, видя госпожу в молитве,
                Не нарушает тишины.

                Княжна:           «Ты лейтенанту сообщила
                О приглашении моём?
                Я в ожиданье притомилась
                Да и в предчувствии плохом».

                Франциска:          «Конечно, госпожа, он знает,
                Но нет ещё и десяти.
                Сеньор Кольцов не опоздает
                И должен вовремя прийти».

                Послышались шаги… Принцесса
                Служанку знаком прогнала
                И, разместившись в мягком кресле,
                Лицу вид добрый придала.

                В дверях, приветствуя поклоном,
                Кольцов Франциску проскочил
                И тут же беспокойным тоном,
                Но уважительно спросил:

                Кольцов:         «Случилось что-то, Ваша светлость?
                Я чем-то Вам могу помочь?
                Позвольте о себе заметить,
                Что волновался я всю ночь».

                Княжна:           «Да, офицер, вполне случилось,
                О чём поволноваться есть.
                Я что-то сообщу Вам, милый,
                Но прежде Вы должны присесть».

                Чуть помолчав и оглянувшись,
                И твёрдость голосу придав,
                Княжна сказала: «Днём минувшим
                Меня обеспокоил граф.

                В Ливорно выехать собрался
                По неотложным там делам.
                Со мной желает повенчаться.
                Не скрыт ли здесь какой обман?»

                Кольцов:          «Вас, очевидно, беспокоит
                Разлуки нежеланной час.
                Тогда печалиться не стоит,
                Граф любит и жалеет Вас.

                В Ливорно едет он, поскольку
                Конфликт с британцами возник.
                О драке моряков жестокой
                Узнал английский консул Дик.

                Он графа пригласил, не скрою,
                Уладить миром инцидент.
                Так что вернётся граф и скоро
                Настанет радостный момент».

                Княжна:            «Да нет же, лейтенант, с собою
                Меня в Ливорно он зовет.
                И там же повенчаться хочет,
                И корабельный поп нас ждёт.

                Что ежели не соглашуся
                И не поеду с ним туда?
                И от венчанья откажуся…
                Не бросит он меня тогда?»

                Кольцов:         «Помилуйте, но, если графа
                Вы так смогли очаровать,
                То мне лишь можно Вас поздравить
                И счастья личного желать.

                Принять Вам должно предложенье,
                Пока согласен граф Орлов.
                И этим самым без сомненья
                Свою докажите любовь.

                Скажу Вам правду, Ваша светлость,
                Граф до безумия влюблён.
                Он говорил о Вас мне, честно,
                И я был этим удивлён.

                Покончив с жизнью холостяцкой,
                Желал он с Вами убежать,
                И жить с любимой без оглядки,
                И Вас женою называть».

                Княжна:          «Так это истина?... О, Боже!
                Клянитесь матерью своей,
                Клянитесь всем, что Вам дороже,
                Клянитесь же, Кольцов, скорей!...»

                В порыве чувств княжна вскочила
                И со слезами на глазах
                Кольцова за руку схватила
                С улыбкой счастья на устах.

                Княжна:         «Так это правда? – Отвечайте, –
                Он пожелал со мной бежать?
                От слов своих не отступайте,
                Хочу услышать их опять».

                Кольцов:         «Граф был со мною откровенен,
                Как перед Богом, я клянусь.
                Он будто бредил в то мгновенье…
                Во имя истины… крещусь…

                Кто я ему? Посыльный жалкий,
                Червяк, ничтожество и грязь.
                Но душу распахнул, однако…
                Видать, все мысли лишь о Вас».

                Княжна его благодарила
                И на походный образок
                Свой взгляд тотчас же устремила,
                Ища спасительный исток.

                Казались вечными мгновенья,
                Она, как будто бы молясь,
                На Спаса образок смотрела,
                Усердно перед ним крестясь.

                «Ну что ж, – произнесла принцесса, –
                Своей судьбы не миновать.
                В таких делах нет слабым места,
                Судьба героя – рисковать.

                Я еду, лейтенант, но знайте,
                Свободы даром не отдам.
                В Ливорно с графом обвенчаюсь ,
                А позже каждому воздам.

                Ещё один вопрос, простите,
                Хочу задать, месье Кольцов:
                «На трон привёл императрицу
                Действительно ли сей Орлов?»

                Кольцов:       «Он самый, точно, Ваша светлость.
                Ему обязана она
                На трон пришествием чудесным
                И до кончины чтить должна».

                «Эввива!  Мой  герой прелестный! -
                Воскликнула в тот миг княжна. –
                Да сбудется тот миг чудесный,
                Когда на троне буду я!»

                ***

                С утра Христинек в день отъезда,
                Не поленившись, рано встал.
                Он из корыстных побуждений
                Княжну в покоях выжидал.

                В приёмной, греясь у камина,
                Христинек голос услыхал –
                С принцессой говорил мужчина
                И, умоляя, причитал:

                «И всё таки меня послушай,
                Ты, милая, сошла с ума.
                Будь осторожна с ним, он служит
                И предан не тебе, княжна.

                Что, ежели обман коварный
                Придумал адмирал Орлов?
                Тогда придёт конец печальный
                И безответная любовь».

                Княжна:           «Обманывают днём, не ночью,
                Когда лишь чувства говорят.
                Безумец обмануть не может,
                На нём лежит любви печать.

                А он влюблён в меня безумно
                И мне готов себя отдать.
                Я знаю толк и безрассудно
                Не собираюсь рисковать.

                И чем трагичней неудача,
                Тем выше вознесусь к Богам,
                Но, ежели решу задачу,
                То быть мне ближе к небесам.

                Мон шер ами , запомни это –
                Я дать хочу тебе совет:
                Пока живёшь на белом свете,
                Используй шанс своих побед.

                Рискнём, пока нам шанс представлен,
                Мне нужно всё иль ничего.
                С архивом Рихтера оставишь,
                Проинструктируешь его.

                А сам же с фрейлиной Франциской
                В путь собирайся поживей.
                Возьму с собою самых близких
                И самых преданных людей».

                На этом разговор прервался.
                Открылась дверь... и тут княжна
                Христинека врасплох застала
                И чем была возмущена:

                Княжна:         «Вы что здесь делаете, сударь?
                Как во дворец проникли мой?
                Поступки Ваши безрассудны.
                Вы что, шпионите за мной?»

                Христинек:         «Нет, Ваша светлость, я невольно
                Был рядом с дверью в сей момент.
                А во дворец к Вам кто угодно
                Проникнуть может, не секрет.

                С прислугой надобно построже,
                Особенно в такие дни.
                В канун событий грандиозных
                Весьма расслабились они».

                Княжна:            «Так что Вам надобно, милейший?
                Никак не приложу ума.
                Ваш способ встречи преподлейший
                Меня насторожил весьма».

                Христинек:        «Не беспокойтесь, я пораньше
                Хотел напомнить о себе.
                Вы как-то слово мне давали
                Майора выхлопотать мне.

                В Ливорно Вам готовят свадьбу.
                Уместно было бы в сей миг
                Просить мне звание у графа
                Без дополнительных интриг.

                И кроме этого, принцесса,
                Я поистратился давно.
                В моих карманах нет ни песо,
                Нет денег даже на вино».

                Вздохнув, княжна без проволочек
                К резной шкатулке подошла
                И, с золотом достав мешочек,
                Христинеку его дала.

                Княжна:        «Сдаётся, что Вы плут, милейший.
                Не зря, наверное, Орлов
                Использует Ваш нрав подлейший
                И предоставил Вам свой кров».

                Христинек:        «Но это же не так и плохо
                При графе своего плута
                Иметь всегда, как я, такого…
                Стара идея и проста.

                Но это будет стоить чина
                И много денежек от Вас.
                Скупиться нет у Вас причины,
                Стезя опасная у нас».

                Княжна:           «Вы будете майором, сударь, –
                Смеясь воскликнула княжна, –
                Но лишь тогда, когда я буду
                На русский трон вознесена».

                Княжна осанкою своею,
                Казалось, трон уже взяла.
                И на Доманского победно
                Свой гордый взгляд перевела.

                В дверях Христинека увидев,
                Поляк откланялся в ответ,
                И молча, с недовольной миной
                Княжны покинул кабинет…

                Глава № 32.  Ливорно, 21.02.1775 г.

                В Ливорно ясная погода
                Небесный обнажила свод,
                И толпы праздного народа
                Пришли смотреть на русский флот.

                По городу промчались слухи,
                Что граф венчается с княжной,
                И будет первый день супругов
                Отмечен пушечной стрельбой.

                Толпа нарядами пестрела,
                Мелькали шляпки и зонты.
                Мужчины на море смотрели,
                Кричали чайки у воды.

                А в сей момент английский консул
                Гостей высоких принимал. 
                Брильянты, ордена, причёски
                Всяк напоказ здесь выставлял.

                Приятно музыка играла,
                Сверкали люстры, зеркала.
                Вином бокалы наполнялись,
                Сновали слуги у стола.

                И тут в сверкающем мундире
                Орлов явился на приём.
                По важной прибыл он причине,
                Но не один – с княжной вдвоём.

                Вход заслонив своей фигурой,
                Он был огромен, как скала.
                На нём алмазы, изумруды
                Слепили искрами глаза.

                Прервалась музыка, и гости
                На графа устремили взор,
                Который, возвышаясь ростом,
                На всех взирал, как командор.

                Граф Орлов А.Г.:            «Позвольте, господа, представить
                Принцессу русского двора
                Елизавету, ей по праву
                Престол завещан от Петра».

                Под голос зычный адмирала
                Притихла светская толпа.
                Орлову чопорно внимая,
                На вход смотрели господа.

                И тут в шикарном туалете,
                Алмазами сверкая вся,
                Вошла сама «Елизавета»
                Достойно голову неся…

                Орлову было чем гордиться,
                Ведь это он ей всё дарил.
                Он, как возлюбленной богине,
                Ей жизнь и душу посвятил.

                По рангу важности к принцессе
                Образовалась цепь гостей.
                Поклон свой вежливо отвесив,
                Они лобзали руку ей.

                С благоговением, влюблённо
                Граф за княжною наблюдал
                И всех гостей поочерёдно
                Любезным тоном представлял:

                «Союзник и мой друг известный
                Английский консул сэр Джон Дик,
                Его жена…, у них, принцесса,
                К России интерес велик…

                Контр адмирал эскадры русской
                Грейг Самуэль, помощник мой.
                Как истинный моряк, он в грусти,
                Когда нет моря за кормой».

                Грейг орденами за заслуги
                Сверкает радугой огней,
                Почтительно целует руку,
                Улыбку робко дарит ей.

                Граф Орлов А.Г.:            «Ишь, старая лиса, похоже,
                Решил пофлиртовать, пардон …
                Я думаю, он нам поможет
                Завоевать Российский трон».

                Склоняясь в поясе почтенно,
                Орлов гостей всех представлял
                И что-то всякий раз блаженно
                Принцессе на ухо шептал.

                И вот закончен наконец-то
                Официальный ритуал.
                Послышался мотив чудесный:
                Оркестр в гостиной заиграл.

                Бокалов звон и шум веселья
                В привычный ритм опять вошли.
                С женою консула принцесса
                Вела беседу о любви.

                Княжна:             «Любовь моя к нему безмерна,
                Но в ней страдания мои.
                Без горя счастья нет, наверно,
                Но если любишь, то терпи».

                И тут за окнами гостиной
                Раздался корабельный залп.
                Он неожиданно и сильно
                Господ и дам перепугал.

                Граф Орлов А.Г.:           «Салют сей в честь Елизаветы,
                Царицы новой на Руси!
                Господь! Любви ей дай и света,
                На трон Российский вознеси!»

                Еще раз с моря грянул выстрел,
                Раздался люстр хрустальный звон.
                По залу шум распространился
                И восклицаний унисон.

                Граф Орлов А.Г.:           «Вот так наследницу престола
                Встречает славный русский флот!
                Отныне он по Вашей воле
                И сила Ваша, и оплот!»

                Толпа гостей прильнула к окнам
                И с любопытством детворы
                Смотрела на залив широкий,
                Где в ряд стояли корабли.

                И снова выстрелы раздались,
                И содрогнулась вновь земля.
                Они Дом Дика пронизали,
                Раскатом в город уходя.

                «Ох! Поглядите, вновь стреляют, –
                С восторгом консула жена
                Принцессе крикнула, пытаясь
                Увидеть море из окна, –

                Всю жизнь я, милочка, мечтаю
                Попасть на боевой корабль,
                Но муж мне только обещает.
                Увы, не правда ли, как жаль?

                Вам проще с этим несомненно,
                Вам с графом очень повезло.
                Весь флот на Вашем попеченье.
                Вот бы туда… пока светло…

                Просите, милочка, у графа
                Прогулку к русским кораблям.
                За эту маленькую радость
                Я буду благодарна Вам.

                Но только так, чтоб муж мой милый
                Не догадался ни о чём.
                Он у меня весьма ревнивый,
                А Грейг здесь вовсе не при чём».

                «Так Вы к нему неравнодушны?
                И тайно любите его?» –
                Княжна шепнула ей на ушко
                И указала на него.

                Глаза потупив и краснея,
                Молчала консула жена,
                И лишь намёком для ответа
                Кивнула головой она.

                Княжна:           «Как нам условности мешают,
                Как ограничен женский мир.
                Мужчин никто не осуждает,
                Лишь им заказан вечный пир».

                И тут решительной походкой
                Княжна к Орлову подошла.
                И, не смущаясь, очень громко
                Ему вопрос свой задала:

                «Возможно ли сейчас, мой милый,
                Прогулку в море совершить?
                Горю желаньем нетерпимым
                На наших кораблях побыть.

                Своими, граф, хочу глазами
                Увидеть флагманский корабль,
                На палубу его подняться
                И обозреть морскую даль».

                Повисла тишина в гостиной…
                Столь неожиданный каприз
                Смутил гостей, как будто ливнем
                Обдал их с моря свежий бриз.

                Лишь консула супруга смело
                Захлопала в поддержку ей.
                Доманский от такой затеи
                В лице невольно побледнел.

                Граф Орлов А.Г.:            «Сие, принцесса, невозможно,
                Манёвры на море идут.
                Стреляют пушки, будет сложен
                Да и опасен этот путь».

                Граф демонстрировал желанье
                Княжну от риска оградить
                И, как жених перед венчаньем,
                Старался ласковее быть.

                Княжна:              «Не узнаю Вас, граф, сегодня,
                Покинула решимость Вас.
                «Опасность» – слышу от героя.
                Неужто героизм угас?»

                «Граф прав, – воскликнул тут Доманский, –
                Попасть под выстрел шанс велик.
                Прогулка может быть опасной,
                Нельзя нам допустить сей риск».

                Тут Грейг по случаю вмешался
                В весьма знакомый разговор.
                К княжне с улыбкой обращаясь
                Он вежливо продолжил спор.

                Грейг:            «Клянусь доставить Вам принцессу
                На борт здоровой и живой.
                В такой венчальный день чудесный
                Прогулка к кораблям за мной.

                Речь подозрительного Грейга
                Ввела в растерянность княжну
                И пробудила в ней сомненья
                И чувств тревожную волну.

                Орлов, склонившись над княжною,
                На ухо принялся шептать:
                «Не слушай Грейга, я здесь только
                Могу команды отдавать.

                Он старая лиса, поверь мне,
                Ему довериться нельзя.
                Идут опасные ученья,
                Их отменить могу лишь я».

                Доманский ревностно и злобно
                За адмиралом наблюдал.
                Ему хотелось знать подробно,
                О чём княжне Орлов шептал.

                В сей миг он полон был отваги
                И госпожу спасти желал.
                Рука легла на эфес шпаги,
                Привычно зажимая сталь.

                Граф Орлов А.Г.:            «Прогулку я не разрешаю.
                Но, может, соглашусь с тобой,
                Когда, решившись, пожелаешь
                Венчаться на корме со мной».

                Княжна:              «Так скоро! Но зачем, мой милый,
                Столь важный приближаешь час?
                Не в меру, граф, ты торопливый,
                Есть много времени у нас».

                Граф Орлов А.Г.:            «А почему бы, дорогая,
                Не повенчаться нам с тобой?
                С утра послушно ожидает
                На корабле священник мой.

                И лишь тогда я Вашу волю
                Смогу эскадре объявить.
                Иначе по закону моря
                Вам на корабль нельзя ступить».

                «Что ж, решено!» – княжна сказала
                И, повернувшись вдруг к гостям.
                Всем объявила: «Приглашаю
                Всех на прогулку к кораблям!»

                И гости весело и шумно
                От слов княжны придя в кураж,
                На выход потянулись дружно,
                Предчувствуя морской вояж.

                Толкнув подвыпившего друга,
                Доманский нервно заорал:
                «Вставай! Веселье не досуг нам,
                Задумал что-то адмирал.

                Мы едем! А куда, не знаю,
                Но чувствую, что быть беде.
                И я, мой друг предполагаю,
                Что всё случится на воде».

                «Куда? – разбуженный Чарномский
                С похмелья пьяного спросил. –
                И здесь, дружище, нам неплохо,
                Вино к тому же не допил…»

                Доманский:             «Вставай же, идиот, принцесса
                Сейчас в опасной западне.
                Мы к кораблям поедем с нею,
                И это будет не во сне».

                В реальность друга возвращая,
                Доманский под кунтуш полез.
                Нащупав пистолет свой тайный,
                Он испытал его на вес.

                Граф Орлов А.Г.:            «Я вижу, господа, Вы тоже
                Сопровождать решили дам?
                Добро пожаловать к нам в гости,
                Прогулка кстати будет вам.

                Христинек…, к набережной шлюпки!
                Берём и этих двух господ.
                Вина им для морской прогулки,
                Пусть потешается народ!

                Дружище Грейг! Настало время
                Триумфа наших кораблей.
                Поднять российский флаг немедля
                Для встречи дорогих гостей!

                И офицерам прикажите
                Мундиры к празднику одеть.
                Её высочество решило
                Своих рабов, сэр, лицезреть».

                ***

                Лазурь безоблачного неба
                Манила к горизонту взор,
                Хотелось не вина и хлеба,
                А просто выйти на простор.

                Погожий, ясный день на море
                Заметно оживил господ.
                Они, смеясь, резвясь и вздоря,
                Собрались у прибрежных вод.

                Орлов, принцессе улыбаясь,
                Накинул ей на плечи шаль.
                О чём-то нежно объясняясь,
                Рукой пронзал морскую даль.

                Граф Орлов А.Г.:           «Там флот Империи Российской
                У берегов чужих стоит.
                К своей мечте совсем мы близко,
                Лишь стоит к кораблям доплыть».

                Граф был с княжной весьма улыбчив
                И всё в глаза её смотрел.
                Он словно был добрей и чище
                И в комплиментах преуспел.

                Вниманьем графа наслаждаясь,
                Княжна как будто расцвела.
                И, чувством счастья упиваясь,
                Была излишне весела.

                Как на диковинное нечто
                Смотрели люди на неё.
                А ей казалось, что навечно
                Российский лев у ног её.

                Орлов у фрейлины взял зонтик
                И над принцессою раскрыл,
                Под руку взял и грациозно
                К причалу с нею поспешил.

                Красивой парой восхищаясь,
                Народ кричал: «Виват! Виват!»
                И, словно крикам отвечая,
                Забил колоколов набат.

                Вельможи, дамы, слуги с шумом
                Расселись в шлюпки, наконец.
                Принцесса с консульшей под шутки
                Уселась в катер под навес.

                Захлопали о воду вёсла,
                Подул прохладный ветерок.
                Княжна, морской вдыхая воздух,
                Подумала, что с нею Бог.

                Консульша:                «Смотри! Какой корабль огромный! –
                Восторженный раздался крик. –
                Он выше консульского дома
                И может раздавить нас вмиг.

                Впервые вижу я такое,
                Я восхищаюсь всё ж тобой.
                Твой русский граф велик душою,
                Не то, что муж английский мой».

                Княжне самой не приходилось
                Такие видеть корабли.
                И страх, и гордость страшной силой
                В неё одной волной вошли.

                На кораблях её эскадры
                Дрожали флаги на ветру,
                Матросы на корме парадно
                Её встречали на борту.

                Зловещими рядами пушки,
                Казалось, угрожали ей,
                Но восклицания подружки
                Гордыню вызывали в ней.

                Народ, собравшийся у моря,
                Принцессе с берега кричал.
                Кто прыгая, махал рукою,
                А кто-то шляпу вверх бросал.

                С весёлой публикою шлюпки
                У кораблей, как рои ос,
                Толпились дружно… тут из рубки
                Командный голос произнёс:

                «Её высочеству принцессе
                На воду кресло опустить!
                Для встречи подготовить место
                И пушки разом запалить!»

                На борт подняли осторожно
                Княжну, затем и прочих дам.
                Со всех сторон раздалось мощно
                Матросов дружное «Ура!»

                И тут же, словно Зевс взбешённый.
                Эскадра пушечной пальбой
                Оповестила мир огромный
                О встрече с русскою княжной.

                Толпа весёлая у моря
                В неистовый восторг пришла.
                Все знали: вскоре быть манёврам –
                Принцесса на корабль взошла.

                Мужчины в зрительные трубы
                Смотрели вдаль на корабли,
                В округлое окошко лупы
                Матросы были им видны.

                Толпа зевак всё нарастала,
                Забились улицы людьми.
                Сожжение фрегата ждали,
                Затем потешные бои.

                Забравшись в шлюпки, горожане
                Поплыли тоже к кораблям.
                Веселье, шутки, смех, забавы
                Объединились в праздный гам.

                На корабле же адмиральском
                Играл весёлый марш оркестр,
                В каюте всех гостей собрали
                Для продолжения торжеств.

                Прислуга шустро разносила
                Оливы, сласти и вино.
                Хмельная молодёжь ретиво
                Плясала модный контильон.

                Княжну усердно развлекали
                Супруги Грейга и посла.
                Они так мило щебетали,
                Как будто дружба их свела.

                Светлейший граф и Грейг держались
                От дам своих чуть в стороне
                И озабоченно шептались,
                По взглядам судя, о княжне.

                Заметно было, что улыбку
                Орлов удерживал с трудом.
                Он делал тщетные попытки
                Казаться бравым женихом.

                И тут в каюту опустились,
                В наряд церковный облачась,
                Христинек и всё тот же Рибас,
                В духовных лиц переродясь.

                Знакомые увидев лица,
                Кольцов на миг остолбенел
                И, понимая, что случится,
                Лицом заметно побледнел.

                Княжна, подвох не ощущая,
                Была, как прежде, весела.
                Помолвку Грейг провозглашая,
                За счастье двух испил вина.

                А следом, здравия желая,
                Раздались возгласы гостей.
                Свои бокалы подымая,
                Они кричали всё сильней.

                Не выдержав кощунства злого,
                Кольцов покинул сей притон.
                Но и на палубе он снова
                Весёлый слышал контильон.

                На корабле весенний ветер
                Лицо приятно обдувал,
                Но в сердце беспокойный трепет
                Душе покоя не давал.

                В мундирах белых офицеры
                Ходили праздно взад-вперёд,
                Иные на воду смотрели,
                С людьми общаясь через борт.

                И вот опять с хмельным весельем
                На воздух гости поднялись,
                И на потеху ротозеям
                На палубе все собрались.

                Устав от публики шутливой,
                Да и желая отдохнуть,
                Княжна последний раз решила
                На брег недавних грёз взглянуть.

                Над реями кричали чайки,
                Крепчал холодный ветерок.
                Княжна, придерживая шляпку,
                Искала тихий уголок.

                Заметив лейтенанта рядом,
                Принцесса молвила: «Месье!
                На палубе весьма прохладно,
                Услугу окажите мне».

                Кольцов, не мешкая с ответом,
                Заторопился тут же к ней
                И, слов не проронив при этом,
                Помог одеть мантилью ей.

                Княжна:             «Старанья Ваши не забуду,
                За всё благодарю сто крат.
                Не верится, что скоро буду
                Я жить в России, лейтенант!

                Я стану там императрицей,
                Елизаветою Второй.
                И будет Божия десница
                Мне путеводною звездой!»

                Тут корабельный залп нежданно
                Как будто мир земной потряс.
                И дым пороховой забавно
                Из пушек вырвался, клубясь.

                И, словно на большом параде
                Взревело дружное «Ура!»
                Затем раздалась по команде
                Оркестра флотского игра.

                Эскадра начала манёвры,
                Пришли в движенье корабли.
                Облокотясь о борт, с любовью
                Княжна лелеяла мечты.

                Она смотрела сквозь ресницы
                Туда, где в дымке Петербург
                Сулил ей трон императрицы,
                А рядом с ней Орлов-супруг…

                Глава № 33.  Арест княжны

                В соломенной изящной шляпе,
                В мантилье ярко-голубой
                Княжна задумчиво стояла,
                Взирая на пейзаж морской.

                Кольцов мучительно пытался
                Найти хоть маленький предлог
                К принцессе подойти и тайно
                Венчальный объяснить подлог.

                Недалеко стоял Доманский
                И, в чувства друга приводя,
                На всех поглядывал с опаской,
                О чём-то нервно говоря…

                И тут поблизости раздался
                Знакомый голос: «Господа!
                Извольте мне повиноваться
                И сдать оружие сюда…»

                Вооруженные матросы
                Всех взяли в плотное кольцо.
                И было ясно без вопросов –
                Княжне в сей раз не повезло…

                Услышав бряцание ружей
                И говор русский за спиной,
                Княжна на звуки обернулась,
                В глазах возник вопрос немой…

                Тотчас, сообразив в чём дело,
                Принцесса с бледностью в лице
                Спросила по-французски смело:
                «Что это значит, офицер…?»

                Капитан Литвинов:        «По именному повеленью
                Императрицей мне дана
                России миссия спасенья,
                Вы арестованы, княжна!»

                «Кто Вы такой...? Представьтесь, сударь». –
                Сердито бросила она –
                «Я капитан Литвинов… мудро
                Вам не противиться, княжна…»

                В толпе заметила принцесса,
                Как у Доманского в момент
                Матрос забрал движеньем резким
                К стрельбе готовый пистолет…

                Утратив самообладанье,
                Рванувшись к трапу, вдруг княжна
                За борт воскрикнула: «Спасайте!
                Насилию подверглась я...!»

                Литвинов заступил дорогу
                И сухо произнёс княжне:
                «Нельзя, смиритесь ради Бога,
                Извольте подчиниться мне...!»

                Послушно хмурые матросы
                Сомкнули перед нею строй
                И молча, слушая угрозы,
                Дивясь, следили за княжной…

                Стоявших рядом офицеров,
                Как и поляк, лишили шпаг.
                «Была не лишней эта мера,
                Сие для нервных не пустяк…»

                Так лейтенант Кольцов подумал,
                Когда матрос и у него
                Забрал оружие и грубо,
                Как пленного повел его…

                Он видел, как княжна, метаясь,
                Искала графа, средь толпы.
                Но тщетно девица пыталась
                Увидеть светоча судьбы…

                Княжна ему напоминала
                В сети паучьей мотылька,
                Чьи обречённые страданья
                Лишь потешают игрока…

                Где граф Орлов? – «Она с надеждой
                Литвинова спросила вдруг, –
                Извольте разыскать немедля,
                Он мой повенчанный супруг!»

                Капитан Литвинов:        «По обвинению в измене,
                Державной властью дорожа,
                Приказом адмирала Грейга
                Граф арестован, госпожа!»

                От слов княжна оторопела…
                И гаснувший её вдруг взор,
                Как уходящий луч надежды,
                Заметил на себе Кольцов…

                Его как молнией пронзило…
                «Какой позор, – подумал он, –
                Она как будто обвинила
                Его в предательстве прямом…

                Во лжи и трусости повинен,
                В игре злодейской уличён…
                Как объяснить ей, что невинно
                В интригу был он вовлечён…

                Так, сострадая ей невольно,
                Кольцов себя же бичевал.
                Прощения прося у Бога,
                Себя виновным ощущал.

                Смотреть в глаза княжны не смея,
                Потупил лейтенант свой взгляд
                И, о конфузе сожалея,
                В сей миг был удалиться рад.

                Кольцов ещё раз обернулся…
                И к ужасу заметил он,
                Как ноги у княжны согнулись
                И дева рухнула на пол…

                Матросы бережно подняли
                Бесчувственную плоть княжны
                И, любопытных отгоняя,
                В каюту дружно понесли…

                А в эту скорбную минуту
                Команды начал Грейг давать:
                «Господ поляков и прислугу
                В каюты и под стражу взять…

                Усилить для княжны охрану,
                Её отдельно содержать…
                С непредсказуемостью нрава
                Она способна убежать…
               
                А посему бдить днём и ночью
                И никаких поблажек ей.
                Для личных нужд оставить можно
                Одну лишь горничную с ней…»

                Глава № 34.  Арестованные офицеры

                Во мраке маленькой каюты
                Кольцов с большим трудом прозрел
                И в эту тяжкую минуту
                Он даже думать не хотел.

                Из темного угла напротив
                Вдруг голос чей-то прозвучал:
                «Ну что, не ожидал такого...?
                А я давно об этом знал…»

                В том силуэте говорящем
                Кольцов Христинека признал.
                В момент совсем неподходящий
                Княжны предатель ликовал.

                Он, развалясь, сидел спокойно,
                И, доедая что-то всласть,
                Собою был весьма доволен
                И разговаривал смеясь:

                Христинек:           «Ты огорчён, Кольцов, я вижу…
                Иначе было бы нельзя.
                Я знаю всё, я к графу ближе,
                Ей уготовлена стезя…

                Я лично под диктовку графа
                Все письма в Петербург писал.
                Роман любовный не напрасен,
                Граф сам сей способ выбирал!...»

                Кольцов:        «Но для чего же было графу
                На чувствах девичьих играть?..
                Зачем венчание..., эскадра…,
                Чтобы подлей арестовать…?

                Есть много способов, дружище,
                И благородней и честней…
                Чем безобразно и так низко
                Глумиться пред толпой над ней…»

                Христинек:              «Да ты, любезнейший, серьёзно
                Успел принцессу приглядеть...,
                Но как авантюрьеру можно
                Служивому, как ты, жалеть?

                В таких делах, Кольцов, все средства
                Оправданы и хороши…
                Ты, лейтенант, наверно, с детства
                Страдал частенько от души…

                Екатерина разрешила
                Для уловления её
                Любые способы, помимо
                Печально смертных для неё…»

                Кольцов:            «Да лучше б камень её на шею
                И в омут бросить с головой,
                И позабыть о ней, милейший,
                Чем издеваться над больной…

                Она, возможно, лишь мечтала
                О счастье призрачном себе.
                Она лишь, веруя, искала…
                Она доверилась судьбе…

                И твёрдых нет о ней суждений,
                Сам граф в сомненьях пребывал,
                Что нет родства с Елизаветой…
                Возможно это не обман.!?»

                Христинек:              «Ну полно, друг, не убивайся,
                Вся эта чувственность – пустяк.
                Героем хладным оставайся,
                Ты всё же боевой моряк!

                И помни истину – негоже
                Рабу господ своих судить.
                За это вольнодумство можно
                В Сибирь надолго угодить…

                Вставай-ка лучше, мы свободны,
                Уже открыл охранник дверь.
                И ежели тебе угодно –
                Нас как героев чтут теперь».

                Кольцов:           «Над слабой женщиной глумленье
                Геройством стыдно называть.
                Я преисполнен отвращенья
                И сам себе не в силах врать».

                В каюту свет проник полоской,
                Кольцов решил – открыта дверь…
                И молча, медленной походкой
                Пошёл на выход офицер.

                Позор в сей миг осознавая,
                Кольцов мучительно страдал.
                И, взгляд принцессы вспоминая,
                Добра лишь только ей желал.

                Когда-то в нём Орлов-Чесменский
                Иных героев затмевал.
                Теперь же граф казался мерзким
                И интриганом подлым стал…

                Так, размышляя, он нежданно
                В кают-компанию попал.
                В ней было весело и праздно,
                Табачный дым кругом стоял.

                Еда, бутылки, фрукты, сласти
                Грудились тесно на столах.
                Хмельные моряки с пристрастьем
                Всё поглощали на глазах.

                Христинеку с Кольцовым шумно
                Кричали моряки «Ура!!!»
                Вином друзей поили дружно
                И поздравляли до утра…

                На брег герои – офицеры
                Сойти к полудню лишь смогли
                И, долг служебный разумея,
                К Орлову сразу же пошли…

                Глава № 35.  Христинек в Пизе

                Ненастная погода в Пизе
                Дома окутала тоской,
                Но прибывший сюда с визитом
                Христинек светел был душой…

                По поручению Орлова
                Он во дворец княжны спешил.
                Для слуг он деньги вёз с собою
                И мысль скаредную таил…

                «Пока есть деньги и возможность,
                То как тут случай упустить…
                Успел украсть – ты стал вельможей,
                А не успел – бездомным быть…

                Казна не оскуднеет, если
                Я и себя не обделю…
                К примеру, граф – какие деньги
                Потратил на любовь свою…

                Вот и в палаццо лже – невесты
                Все из Ливорно ждут вестей…
                Так и скажу им, что принцесса
                Теперь хозяйка кораблей…»

                ***

                В приёмной за столом огромным
                Христинек важно восседал…
                Прислугу обозрев довольно,
                Он твёрдым голосом сказал:

                Христинек:           «Друзья венчание в Ливорно
                В угоду Господу прошло.
                Её высочество довольны,
                Блаженство на неё сошло…

                От имени её я счастлив,
                Что полномочен передать:
                Они желают всех по-царски
                Благодарить и рассчитать…

                Теперь к столу поочерёдно
                Извольте, братцы, подходить…
                И, ежели кому угодно,
                Готов за службу отплатить…»

                Услышав о деньгах, все слуги,
                Толкаясь, двинулись к столу.
                И, простирая жадно руки,
                Улыбки корчили ему.

                В то время как шельмец Христинек
                Деньгами слуг вознаграждал,
                Вошедший секретарь принцессы
                За офицером наблюдал…

                У входа Рихтера заметив,
                Христинек бросил все дела.
                И, улыбаясь откровенно,
                Немедля встал из-за стола…

                Христинек:           «Вы мне и надобны, милейший,
                Прошу поближе подойти.
                Желаю сообщить Вам спешно
                Распоряжение княжны…

                Принцессы вещи собирайте,
                Она с собою их берёт.
                Да про баул не забывайте,
                Княжна особо его ждёт…»

                Ян Рихтер:          «Но есть, позвольте Вам заметить,
                Приказ принцессы у меня:
                Все драгоценности и вещи
                Вручить ей должен лично я…»

                Христинек:          «Вы правы, – офицер тут бойко
                Слуге ответил, – но, друг мой,
                Тебя и камер – фрау только
                Она решила взять с собой…

                И Вас не велено принцессой
                Рассчитывать, дружочек мой.
                Вам предоставлена любезность
                В Россию ехать за мечтой…

                Круиз Вам станет утешеньем…
                Вино, забавы и уют…
                На корабле Вас с нетерпеньем
                Чарномский и Доманский ждут…

                К походу корабли готовы…
                Намечено идти в Стамбул…
                Даю Вам полчаса на сборы,
                И не забудьте про баул.

                Её высочество велело
                Вам лично сборы поручить,
                А чтобы вещи не исчезли,
                За грузом строго проследить…

                Ну что стоишь? Живей, дружище,
                Немного времени у нас.
                Ненужное раздайте нищим,
                Таков на это есть приказ…»

                Слуга принцессы, растерявшись,
                Сердито произнёс в ответ:
                «Но как нам быть без экипажа...?
                В казне на это денег нет…»

                «Не беспокойся, друг мой милый, –
                Христинек весело сказал, –
                «Мой экипаж весьма вместимый,
                О всём подумал адмирал…»

                ***

                Устало экипаж с вещами
                С утра в Ливорно прикатил.
                Подъехав медленно к причалу,
                Коней извозчик осадил…

                Недружелюбными рядами
                О берег ветер волны бил,
                Рассвет невинными лучами
                Поверхность моря серебрил.

                Под парусами вдоль залива
                Российский продвигался флот.
                Он, демонстрируя всю силу,
                Готов был выступить в поход.

                Манёврами любуясь, люди
                Смотрели в даль на корабли.
                Они как будто ждали чуда
                И оторваться не могли…

                Франциска, Рихтер и Христинек
                На мокрый спрыгнули причал.
                И тут морской холодной пеной
                Прибрежный ветер их обдал.

                От Грейга получив команду,
                Матросы с раннего утра,
                Христинека с добром встречая,
                На шлюпках прибыли сюда.

                Увидев экипаж, немедля
                Они поднялись на причал.
                И тут же моряков заметив,
                Христинек громко закричал:

                «Её высочеству вещички
                Доставить надобно на борт,
                А то здесь местные мальчишки
                Жуликоватистый народ…»

                Под сундуками прогибаясь,
                Носили моряки багаж.
                И, в шлюпки вещи загружая,
                Освобождали экипаж.

                Баул в руке сжимая крепко,
                Ян Рихтер в стороне стоял.
                За всеми наблюдая цепко,
                Княжны он волю выполнял.

                И тут решительной походкой
                Он к лейтенанту поспешил
                И, вопрошая очень громко,
                С тревогой в голосе спросил:

                «Прошу Вас, офицер, ответить
                И предоставить факты мне,
                Что госпожа моя ни где-то,
                А ждёт меня на корабле…»

                «Вы мне не верите...? Давайте
                Расспросим тех простых людей…
                Они всё видели и знают
                События венчальных дней…

                Эй люди..! где сейчас принцесса?...
                В какой ждёт принца стороне?...»
                Все разом крикнули: «Невеста
                На том огромном корабле...!»

                Народ, манёвры наблюдая,
                Всю ночь теснился у воды.
                За флотом, люди, наблюдая,
                Беспечны были и шумны. 

                В душе слуга всё ж сомневался,
                Но, преданно княжне служа,
                Баул в руке своей сжимая,
                Поплёлся к лодкам неспеша…

                Осевшие под грузом шлюпки
                Уже готовы были плыть…
                Привыкшие к морским прогулкам
                Матросы принялись шутить:

                «Ну что, служивый, косо смотришь...?
                Иль шлюпку подали не ту…?
                Твоя хозяйка брачной ночи
                Ждёт с нетерпеньем на борту…»

                И смех послышался фривольный,
                Веселье взяло моряков.
                Христинек шуткою довольный
                На шлюпку указал рукой…

                Не понимающий матросов,
                Ян Рихтер всё ж осознавал,
                Что плыть к княжне ему придётся,
                Каков бы риск его не ждал.

                Франциске пособив галантно,
                Он в лодку опустился сам.
                Качаясь на волнах нещадно,
                Они поплыли к кораблям…

                На вёсла дружно налегая,
                Привычно моряки гребли…
                На шлюпки, волны набегая,
                С гребцами спорить не могли…

                ***

                В каюте раздаётся голос:
                «Приступим к описи вещей:
                Мантилья голубая..., пояс...,
                Робронды, юбки трёх мастей…»

                Под освещением шандала
                Христинек ходит взад – вперёд…
                На вещи женские взирая,
                Диктует писарю и ждёт…

                Христинек:         «Ты можешь побыстрей, приятель,
                В чернильницу перо макать…
                Ты, будто на стене ваятель,
                Решил узоры рисовать…

                Мы так до ночи не успеем…
                Смотри, как много здесь тряпья…
                Уже мы шесть часов потеем…
                И голоден к тому же я…»

                На столике стоял отдельно
                С архивами княжны баул.
                К нему Орлов для охраненья
                Приставил личный караул.

                «Итак… соломенные шляпы, –
                Продолжил снова лейтенант –
                Две амазонки..., туфель пара...,
                Салоп атласный, белый бант…»

                И тут в каюту, пригибаясь,
                Вошёл сияющий Орлов…
                Он осмотрел всё, улыбаясь,
                И в опись заглянул без слов…

                Диктовку прекратив, Христинек
                Пред графом голову склонил.
                И без особого смущенья
                Как будто невзначай спросил:

                «Вы мной довольны, Ваша светлость...?
                Всё, как велели, сделал я…
                Вы обещали, граф, намедне
                Представить к званию меня…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Каков шельмец ты, брат, однако,
                Но всё же за тебя я рад.
                Отечеству служа на благо,
                Ты удостоился наград…»

                «Весьма польщён заботой Вашей, –
                Христинек радостно сказал
                И, улыбаясь, он приблажно
                Пакет из пазухи достал…

                Христинек:            «Вам, Ваша светлость, через Грейга
                Передаю письмо княжны…
                Сия изволила злодейка
                Вас беспокоить без нужды…»

                Орлов, побагровел от злости
                У грека выхватил пакет
                И прорычал: «Глумиться бросьте,
                У Вас на это права нет…

                Не смей высказывать сей мысли,
                Тебе нет дела до неё…
                Она особа нас всех выше,
                Лишь матушка судья её…»

                И, вскрыв движеньем торопливым
                Духами пахнущий пакет,
                Письмо граф вынул боязливо
                И развернул его на свет.

                Знакомый почерк и чернила,
                Расплывшиеся в пятнах слёз,
                Воспоминанья пробудили
                И графа потрясли всерьёз.

                Живым виденьем он представил
                В мантилье голубой княжну.
                И, словно к помощи взывая,
                Она тянулася к нему… 

                Читая строки на французском,
                Он словно с нею говорил…
                Предательски дрожали руки,
                Но граф с трудом переводил:

                «Пишу в отчаяньи Вам, милый,
                Тому, который клялся мне,
                Что в помыслах своих невинен
                И преисполнен чувств ко мне.

                Так где же Вы, мой друг, гуляли,
                Когда на Вашем корабле
                Меня и слуг арестовали,
                Не объяснив причины мне.

                Не верю я в коварство Ваше,
                Вы не могли так поступить,
                Поскольку в будущее наше
                Мы через Господа прошли.

                Но, ежели обман сей грешный
                По Вашей воле совершён,
                То ради Вас я, друг любезный,
                Готова испытать полон.

                И всё же, граф, я умоляю
                Прийти ко мне в сей трудный час…
                Письмо с надеждой посылаю,
                Поныне любящая Вас.»

                Христинек:           «Осьмнадцать пар чулок из шёлка…,
                Шестнадцать иностранных книг...,
                Семь пистолетов, три камзола…,
                Спасителя иконный лик…»

                Орлов, осматривая вещи,
                К баулу молча подошёл:
                Бумаги, лейтенант, на месте?
                Ты все их в описи учёл...?

                Христинек:           «Так точно, адмирал! На месте…
                Я сразу их в реестр занёс.
                К её баулу, Ваша светлость,
                Приставлен в караул матрос…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Где прибывшие с Пизы слуги...? –
                Орлов Христинека спросил. –
                Христинек:             «Сидят под стражею в каютах, 
                Я их раздельно разместил»
 
                Граф Орлов А.Г.:          «Баул с архивами немедля
                Ко мне в каюту отнести,
                А арестованных по делу
                По кораблям перевести…

                С княжной оставить камер – фрау…
                За этим лично проследи…
                Все вещи, книги и зеркалы
                В её каюту отнеси.

                Еду заказывай отдельно.
                Да то, что повелит княжна…
                И врач ей нужен корабельный,
                Она ослабла и бледна…»

                Тут граф, задумавшись невольно,
                Подумал: «Что же будет с ней…? 
                Ведь Петербург-то не Ливорно,
                У нас гораздо холодней…

                Не будет, лейтенант, помехой
                Достать вещицу для мадам –
                Купи салоп ей с куньим мехом,
                Он будет надобен ей там…

                Покупку эту через Грейга
                Вручи принцессе от меня,
                И ей скажи, что душегрейка
                Забота личная моя…»

                Христинек:            «Так в благородство и поверишь…
                Но Ваша светлость, как ни грей,
                Салопом душу не излечишь,
                Ей в Пизе было веселей…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Ты на язык излишне смелый,
                Помрёшь так лейтенантом, друг…
                Ты лучше бы занялся делом…
                С письмом поедешь в Петербург…

                Самой императрице в руки
                Доставить надобно пакет…
                С тобой поедет Рибас – друг твой,
                Важней для Вас заданья нет…»

                ***

                В час поздний граф в своей каюте
                Княжны бумаги разбирал
                И тексты кое-как с потугой
                На разных языках читал…

                Не прекращая удивляться
                Всей перепискою княжны,
                Он лихорадочно пытался
                Средь писем нужное найти…

                Письмо турецкому султану,
                Вот шведам, в Пруссию, Версаль…
                А это ей уже писали –
                Агинский, Радзивилл и я…

                Из груды писем граф с усмешкой
                Свои послания изъял…
                В огне свечи их сжёг поспешно
                И с облегчением сказал:

                «Вот так же и любовь, сгорая,
                В огне безумства и страстей,
                Нас в пепел хладный превращает,
                Опустошая всё сильней…

                Да и зачем императрице
                Читать послания мои.
                В опале можно очутиться
                И блага потерять свои…»

                И вновь граф принялся, потея,
                Среди бумаг княжны искать
                Свидетельства её рожденья
                С тем, чтобы истину узнать.

                «А вот и граф Шувалов пишет…
                Елизаветы фаворит
                Письмо ей написал из Рима…
                Пакет княжною видно вскрыт…»

                Орлов решительным движеньем
                Письмо Шувалова достал
                И кое как сие творенье
                Граф на французском прочитал:

                «Скучаю, милая Августа,
                И в мыслях восхожу к тебе.
                С трудом удерживая чувства,
                Я оставляю грусть в себе.

                Умерив алчные желанья,
                Довольствуюсь простым житьем,
                С послами иногда встречаясь,
                Я тешу жизнь свою лишь в том.

                Своим довольно скромным бытом
                Не досаждаю никому.
                Для злых суждений нет мотивов
                И дух блажен мой посему.

                О возвращении в Россию
                Не помышляю я пока.
                Боюсь подвергнуться насилью,
                Екатерины власть крепка.

                Прошу, остерегайся графа,
                Уж слишком раболепен он.
                И лишь своё лелеет право,
                Когда корыстью ослеплён.

                Как жаль, что я могу советом
                Лишь, милая, тебе помочь.
                Сей путь опасен и неведом,
                Но твой порыв непревозмочь.

                Молюсь, волнуюсь и надеюсь
                На разумения твои.
                Сия великая затея,
                Теперь страдания мои».

                «О чёрт! Шувалов тоже знает…
                Но кто сие ему донёс…?
                Как видно он ей помогает
                И озабочен всем всерьёз.

                Граф и меня здесь помятует,
                Как будто в заговоре я…
                У нас за это четвертуют,
                Сие письмо хранить нельзя…»

                Шуваловские выбрав письма,
                Оберегая честь свою,
                Граф Алексей перекрестился
                И письмена придал огню.

                И вновь граф принялся за дело…
                Но все бумаги перебрав,
                Он не нашёл княжны секретов
                И гнев своим словам придал:

                «Я так и знал – она каналья,
                Нет подтверждения словам.
                Лишь липовые завещанья,
                Да письма разным королям…»

                Неслышно Грейг вошёл в каюту
                И в ожидании застыл…
                Но граф почувствовал подспудно,
                Что в кабинете не один…

                Граф инстинктивно оглянулся…
                Признав вошедшего, сказал:
                «Ты, Самуэль, как раз мне нужен,
                Ты словно мысли прочитал…»

                С. Грейг:          «На запах дыма я случайно
                В каюту Вашу заглянул…
                Ты, граф, как тот алхимик странный,
                Эксперименты развернул.

                В огне горят не только письма,
                И души наши в нём горят…
                Но вот от прошлого не скрыться, 
                Оно живёт в нас говорят…

                Наверно, Ваша светлость ищет
                Насущной жизни эликсир.?!
                Но эти поиски, дружище,
                Наш не изменят бренный мир…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Да, нет.., о прошлом не жалею.
                Не стал бы я его менять…
                На лучшее не вожделею,
                Своё бы мне не потерять…

                Есть деликатное к Вам дело –
                Княжне мой передать ответ.
                Сейчас ей отпишу немедля,
                А Вы доставите пакет».

                Грейг, призадумавшись на время,
                Рискнул Орлову вдруг сказать:
                «Увольте, граф, меня, но это
                Я не намерен выполнять…»

                Граф Орлов А.Г.:            Я дважды не прошу, известно,
                Приказ мой, сэр, не обсуждать.
                При этом с нею быть любезным
                И все капризы ей прощать…

                И, более того, Вы срочно
                Доставите романы ей…
                Читать она весьма охоча,
                Дорога дальняя у ней…

                Успешность дела беспокоит,
                Ведь нрава скверного княжна… 
                Она и удавиться может,
                А мне живой она нужна.

                А ежели сие случится…?
                Что в Петербурге скажут нам…?
                Тогда на рее удавиться
                И нам придётся, адмирал…

                Особа эта много знает,
                Европа ставит на неё…
                А посему живой доставить
                Я должен матушке её…»

                С. Грейг:             «Вы правы, граф, и я не стану
                Перечить безрассудно Вам.
                Но где сыскать у нас романы…?
                Из книг лишь флотский есть Устав…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Пошлите человека к Дику,
                Он подберёт, что нужно ей.
                Сия английская скотина
                Был чересчур любезен с ней…»

                Орлов взял чистую бумагу,
                Макнул в чернильницу перо
                И на немецком, отвечая,
                Принцессе стал писать письмо:

                «Меня, как Вас, арестовали,
                Но надо терпеливым быть…
                Я, как и Вы, в плену страдаю
                И думаю, как дальше жить…

                На офицеров полагаясь,
                О лучшем можем мы мечтать.
                Мои заслуги уважая,
                Они помогут нам бежать.

                Ах, милая! Господь услышит
                Молитвы наши и, поверь,
                Он ниспошлёт нам блага свыше
                И в светлый мир откроет дверь…

                Вам всевозможные услуги
                От Грейга будут поступать.
                Прошу не сомневаться в друге,
                Вопросами не докучать…

                Он будет с Вами осторожен
                И равнодушие являть,
                Посколько слежка быть возможна,
                Доносы любят здесь писать.

                Прошу Вас, милая, лишь только
                Здоровье поберечь своё.
                А если выберусь на волю,
                То будем счастливы вдвоём.

                Мы далеко с тобой уедем,
                Туда, где райский уголок
                Нам будет сладким утешеньем,
                Где судей нет, а есть лишь Бог!

                Я стану Вашей кроткой тенью
                И буду только Вам служить.
                Ну а сегодня, к сожаленью,
                Я лишь в душе могу любить.

                Из рук надёжных адмирала
                Письмо я Ваше получил.
                Тайком читая, я слезами
                Все Ваши строки окропил.

                Я удивлён был, к огорченью,
                Что усомнились Вы во мне.
                Я сам стал жертвой обвинений,
                И сам страдаю в тишине.

                Надеюсь, что моё посланье 
                Вам через Грейга попадёт.
                Целую ручки, до свиданья,
                Да пусть услышит нас Господь!»

                Выкуривая трубку тихо,
                Грейг за Орловым наблюдал…
                Он знал его и терпеливо
                Распоряжений ожидал.

                Писать закончив, граф подумал
                И подпись учинять не стал.
                Свернул письмо, в пакет засунул
                И Грейгу быстро передал…

                Граф Орлов А.Г.:          «Как только я корабль покину,
                Снимайтесь тут же с якорей…
                Не стоит подставлять нам спину,
                Врагов здесь больше, чем друзей…

                Пока не просочились слухи
                И гнев толпу не охватил,
                Нам надо уходить отсюда,
                Княжну народ здесь полюбил…

                В порты не заходить без дела.
                Английский консул обещал,
                Что в Портсмуте Вам можно смело
                Остановиться, адмирал…

                В порту пополнят Ваши трюмы,
                Матросы на берег сойдут…
                Излишний шум там неразумен,
                Вдруг слухи и туда дойдут.

                Не заходя в порты другие,
                Идите прямо на Кронштадт
                И строго за княжной следите,
                Не то нам не видать наград.

                Я буду ждать Вас в Петербурге,
                От моря я весьма устал.
                И Вам советую, как другу,
                Спешите, милый адмирал…»

                Грейг, усмехнувшись откровенно,
                Запрятал под мундир пакет
                И, вид изобразив надменный,
                Сказал насмешливо в ответ:

                «Я, Ваша светлость, много видел
                Немало в жизни испытал...,
                Но граф, на этот раз простите,
                Важнее миссии не ждал…

                Не беспокойтесь, граф, принцессу
                Доставлю в Петербург живой.
                Европа даже не заметит.
                Как возвратится флот домой…»

                Глава № 36.  А.Г. Орлов в Пизе

                В своём роскошном кабинете
                При тусклом свете кандилябр
                Граф срочно и в большом секрете
                Двух офицеров принимал.

                Докладывая тихо графу,
                Христинек Рибасу мигал.
                И, знак поддержки принимая,
                Он, запинаясь, продолжал:

                Христинек:           «…Благополучно из Ливорно
                Все наши корабли ушли…
                Они уже в открытом море,
                Покой и мир на брег сошли…»

                «А мне обратное известно, –
                Вдруг лейтенанта граф прервал, –
                Что до сих пор народец местный
                Не покидает там причал…»

                «Гонец об этом не поведал,
                Но если надо, мигом я
                Туда сгоняю, Ваша светлость,
                Ещё есть время у меня…»

                Молчавший Рибас тут вмешался:
                «До граждан слухи всё ж дошли…
                И ропот в городе начался,
                Как только корабли ушли…

                Все итальянцы, словно дети,
                Готовы сказкам доверять…
                Принцессу полюбить успели
                И расходиться не хотят…

                От местных мужиков я слышал
                Такую байку про княжну,
                Что граф Орлов устроил пышный
                Арест принцессы на борту…

                Она бедняжка и кричала,
                На помощь слуг своих звала,
                Из рук матросов вырывалась,
                Но арестована была».

                Граф Орлов А.Г.:            «Довольно Рибас, не намерен
                Я слушать россказни твои.
                Сейчас, голубчики, не время
                Нам бы дела решить свои…

                Она, злодейка, не принцесса, –
                Поправил Рибаса Орлов, –
                Её, друзья, прервалась песня,
                Не суждено ей занять трон…»

                Я жду волнений здесь нежданных,
                Приёмы надо отложить,
                Дворец усиленной охраной
                Прошу немедля окружить.

                Вокруг неё иезуиты,
                Изобразив святых отцов,
                Кружились, всех нас ненавидя,
                Как стаи бешеных волков…

                Так и смотри, чтоб в переулке
                Какой-нибудь из тех святых
                Из-под полы тебе не всунул
                Свой потайной кинжал под дых…

                Закрыть в палаццо окна, двери…,
                Прогнать всех нищих от двора…,
                Нам не нужны сейчас потери,
                Не завершили мы дела…»

                Немного помолчав, граф снова
                О деле начал говорить:
                «Так вот… задание обоим,
                Прошу внимательными быть…

                Я Вас намедни отправляю
                В Санкт – Петербург, друзья мои…
                Тебе, Христинек, поручаю
                Для матушки письмо везти.

                Императрице лично в руки
                Отдать послание моё…
                Не вздумай где-нибудь от скуки,
                Напившись, потерять его…

                Тебе ж, Иосиф, доверяю
                Баул с архивами княжны…
                Сии бумаги там заране
                Прочесть и изучить должны…

                В Санкт – Петербург прошу Вас прибыть
                Как можно поскорей, друзья…
                Пусть знают все, как трудно жить мне,
                В какой опасности здесь я…

                В подробностях всё изложите,
                Чтоб государыня меня
                Немедля призвала в Россию,
                Мои заслуги сохраня…

                Исполнив здесь мои заданья,
                Велю Вам выспаться, потом
                С утра в дорогу без прощаний
                Из Пизы выехать тайком…»

                «У графа вызрело желанье, –
                Подумал Рибас, – прекратить
                Своё роскошное изгнанье,
                Да и в Россию укатить…

                Причин в том много и несложно
                Определить мотив каков…
                Предать на свете всё возможно,
                Но только не свою любовь…

                Его сиятельство боится
                Излишне матушку гневить,
                Но всё же от любви не скрыться
                И хочется с ней рядом быть…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Майор! Вам здесь не именины, –
                Прервал ход мыслей адмирал, –
                Я дал команду расходиться…
                Иль что-то я не то сказал?..»

                Рибас:              «Нет, Ваша светлость, я представил,
                Чем Ваш закончится роман,
                Когда принцесса вдруг узнает,
                Что это дерзкий был обман…

                Её проклятие незримо
                Травить Вас будет каждый час
                И станет вечным нетерпимым
                Огнём чистилища для Вас…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Я знаю, Рибас, сам тревожусь,
                В бою бы лучше умереть,
                Чем, ожидая кары божьей,
                Всю жизнь на Господа смотреть…

                Но всё ж изволь сейчас, Иосиф,
                На душу не давить мою…
                Княжна – плутовка и не может
                Со мною быть в одном раю…»

                ***

                Ушли Христинек и Иосиф,
                Остался граф Орлов один.
                На стол усталый взгляд свой бросив,
                К письму он тут же приступил…

                Письмо.
                А.Г. Орлов – Екатерина II
                14.02.1775 год.

                «Я, Вашей воле подчиняясь,
                Свои старанья приложил 
                И самозванку Вам на радость
                Со всею свитою пленил.

                О миссии особой помня,
                Опасностью пренебрегал,
                И, рабский долг для Вас исполня,
                Чрезмерно счастливым я стал.

                Злодейка оная и слуги
                На разных кораблях плывут.
                Оставшись в Пизе, я рискую
                Быть ядом убиенным тут.

                Всей свиты имена, царица,
                К письму изволил приложить.
                Сей список может пригодиться
                И следствию полезным быть.

                Для уловления злодейки
                Из штата был употреблён
                Мой адъютант Иван Христинек,
                Который в деле был смышлён.

                Его заслуги разумея,
                Осмелюсь за него писать,
                Как о рабе надежном, смелом,
                Сумевшем роль свою сыграть.

                На снисхожденье уповая,
                Рекомендую от себя
                При составленииУказа
                Отметить оного раба…»

                Орлов по комнате прошёлся…,
                Подумал…, вновь за стол присел
                И с мыслями собравшись, молча
                Пером по тексту заскрипел…

                «Признаюсь, матушка, что ныне
                В Италии опасно жить.
                Здесь самозванку полюбили
                И за неё охочи мстить.

                У этой бестии проклятой
                Сообщников немало здесь.
                И быть окормленному ядом
                У нас премного шансов есть.

                А посему просить осмелюсь
                Вас, государыня моя,
                Во благо моего спасенья,
                В Россию отозвать меня.

                Команду оставляя с Грейгом,
                Позвольте мне путём своим
                Явиться к Вам без промедленья
                И ниц упасть к стопам святым…»

                Откинувшись на спинку кресла,
                Задумался опять Орлов…
                И тут ему живой принцесса
                Привиделась в мантилье вновь.

                Она дрожащими руками
                Тянулась будто бы к нему…
                И, близко подступив, шептала
                О чём-то на ухо ему…

                Очнувшись, трижды граф невольно
                Себя крестами осенил…
                Встряхнув огромной головою,
                К письму он дальше приступил…

                «Сию злодейку я обманом
                Сам в шлюпке на корабль привёз.
                А с ней и польские дворяне
                На борт поднялись без угроз.

                На услуженье ей оставил
                Лишь камер – фрау, книги дал.
                Архив и прочие бумаги
                С утра с курьерам Вам послал.

                Хотел бы Вам для представленья
                Злодейки облик описать.
                Сие для пущего сравненья
                Её поможет опознать.

                Росточку девка небольшого,
                Глаза большие, чуть косят.
                Сложения весьма худого,
                На вид ей лет так двадцать пять.

                Коса и брови тёмно-русы,
                Румянец – маковых цветов,
                Не говорит совсем по-русски,
                Но знает много языков.

                Умна, настойчива, смышлённа,
                В искусствах разных знает толк.
                В науках многих просвещённа,
                Ей ближе протестанский Бог.

                Со слов её – жила в России,
                Была отравлена, потом
                От смерти в Персии сокрыта,
                Где шах, жалея, принял в дом.

                Оттуда прибыла в Европу,
                Где роскошью сразила всех.
                С князьями, принцами знакома,
                Имела на балах успех.

                Встречалась и вела беседу
                В Потсдаме с прусским королём.
                Пред ним, как дочь Елизаветы,
                Великим кичилась родством.

                Лимбургский князь, в неё влюбившись,
                Душой страдает до сих пор.
                И пишет, что готов жениться,
                Любой испытуя позор.

                Враждебные дворы Европы
                Лояльность проявляют к ней.
                Особенно Версаль и Польша
                Содействуют активно ей.

                Хочу Вам, матушка, поведать 
                Что не был соблазнён княжной.
                К турецкому султану ехать
                Она звала меня с собой.

                Сия мошенница пыталась
                Меня интригой обуздать
                И, на союз мой полагаясь,
                С Россией договор прервать.

                Но я, душою всей питая
                Любовь к отечеству и к Вам,
                Отверг злодейки обещанья,
                Явил презрение к дарам.

                Её родства мне, к сожаленью,
                Не удалось пока узнать.
                А посему Вам  заключенье
                Я не могу о ней писать.

                Вам, государыня, отмечу
                Её весьма строптивый нрав.
                Мужскую проявляя смелость,
                Не терпит ущемленья прав.

                Используя такие свойства,
                Я ей любезно подыграл
                И, одолев все неудобства,
                Привёз её, куда желал…»

                Граф, отложив письмо, поднялся…
                По кабинету заходил…
                Писать о главном он боялся,
                С чего начать он не решил.
 
                К столу огромным шагами
                Он многократно подходил…
                Писал…, с досады рвал бумаги
                И вновь по комнате ходил…

                И, наконец, в трудах потея,
                Пером граф начал выводить…
                «Высокий долг свой разумея,
                Я с ней старался страстным быть.
               
                Она ж поверила и вскоре
                Прониклась чувствами ко мне.
                Уверил, что к женитьбе склонен,
                Чем и доверился княжне.

                На это обольстясь, злодейка
                На хитрость повелась мою.
                Венчанья приняв предложенье,
                Доверила судьбу свою.

                Признаюсь, оное исполнил,
                Чтоб Вам, царица, угодить.
                Я раб Ваш верный и неволен
                От Вас дела свои таить.

                Она из Пизы всем писала
                Во все возможные места
                О наших чувствах, наших планах,
                И что я с нею навсегда.

                Обременённый тяжкой ролью
                Ей свой портрет решил  вручить,
                К сему придраться кто изволит,
                То Вас прошу не осудить.

                К сему посланью прилагаю
                Её слезливое письмо.
                Его ко мне пересылая,
                Ждала спасенья своего.

                Она его ко мне писала,
                Уже в аресте находясь.
                Плутовка до сих пор не знает,
                Что я её пленил, смеясь.

                У самозванки Вы найдёте
                Написанное мной письмо.
                Оно без подписи, но знайте,
                Сие послание моё…

                В нём я злодейке сообщаю,
                Что сам под стражей нахожусь
                И ей спасенье обещаю,
                Как только сам освобожусь.

                Сии бумаги отсылаю
                Двумя курьерами с утра,
                Поскольку очень опасаюсь,
                Что враг захватит письмена…»

                Граф на удачу уповая,
                Перо устало отложил
                И, взгляд на потолок бросая,
                Себя крестами осенил.

                Но тут же взгляд его невольно
                Наткнулся на глаза княжны…
                И сердце пронизало болью
                От неосознанной беды…

                Стоял на мраморном камине
                Изъятый у княжны шандал.
                С его зеркального экрана
                Возлюбленной портрет взирал…

                «О Господи! Изыдь, бесовка!
                И душу не терзай мою…
                Да, да! Я подлый раб, но только
                Как защитить мне жизнь свою…

                Да, хитрый Грейг был прав, конечно,
                Что с нами прошлое всегда…
                А посему сей груз сердечный
                Нести придётся до конца…»

                Граф встал из-за стола немедля,
                К шандалу быстро подошёл…
                Своё увидев отраженье,
                Запричитал в безумстве он:

                «Каков герой Орлов – Чесменский…
                Но а в душе ты подлый раб.
                Живёшь в довольствии и блеске,
                Как тот напыщенный гусак…»

                Граф, тут же громко рассмеявшись,
                Парик в отчаянье сорвал…
                Взял рядом канделябр стоявший
                И запустил его в шандал…

                Разбилось зеркало с принцессой
                И отражение его…
                Он думал успокоить сердце,
                Но не добился своего.

                Чудес, как видно, не бывает,
                Не получилось гнев унять…
                И, безутешно, граф, страдая,
                Стал в кабинете всё швырять…

                В тот день всю ночь не спали слуги:
                Орлова гнев их напугал…
                В покоях дальних от испуга
                Дрожал дворцовый персонал…

                Глава № 37.  Последняя надежда

                Дни, проходящие в плененье,
                Казались вечностью княжне.
                От кашля и морской болезни
                Всё хуже становилось ей.

                Воспоминания и книги
                Принцессе не могли помочь.
                Каюта мрачною могилой
                Привиделась ей в эту ночь.

                Княжна, изнемогая в муках,
                Ходила быстро взад – вперед.
                Прислушиваясь к внешним звукам,
                Она обдумывала ход…

                «По-моему, стоим, Франциска, –
                Принцесса вслух произнесла, –
                А значит мы в порту, и близко
                Здесь могут быть мои друзья…»

                Очередной внезапный кашель
                Безжалостно ей речь прервал.
                Сей приступ пленницу не красил,
                А только болью искажал…

                К губам платочек прижимая,
                Княжна стояла у стены.
                Откашлявшись, она сказала:
                «Франциска, разузнай где мы?»

                Служа ей преданно, Франциска
                Готова к худшему была…
                Княжну спасая, камеристка
                Бывало ночи не спала…

                Франциска:             «Да, госпожа, я постараюсь,
                Сейчас матроса позову.
                А Вам прилечь я предлагаю,
                Хотите, я Вам помогу..?»

                Княжна:              «Нет, нет! За это не волнуйся,
                Я справлюсь с недугом сама.
                Сейчас нам каждая минута,
                Франциска, милая, важна».

                Служанка приступила в двери
                Руками что есть сил стучать.
                Пыталась их открыть, но, тщетно,
                Никто не думал открывать.

                Принцесса в бешеном припадке
                Предметы начала швырять,
                О пол бить сильно каблуками
                И по-французски в дверь кричать…

                «Где адмирал? Скоты! Невежи!
                Я требую его позвать!
                Я задыхаюсь, воздух свежий
                Мне нужен, дайте подышать…»

                Открылась дверь, прохладный ветер
                Заполнил лёгкие княжны…
                Узнав фигуру Самуэля,
                Она спросила: «Сэр! Где мы?

                С. Грейг:             «Мы в Плимуте стоим, но скоро
                Эскадра сей покинет порт.
                От Вас, сударыня ,не скрою –
                У нас достаточно хлопот…»

                Княжна:              «Так что, я графа не увижу…?
                На палубу не выйду я…?
                Я Вас и графа ненавижу,
                Вы одурачили меня…

                Подлец, предатель, раб трусливый…
                Так и скажите, сэр, ему.
                Пусть забирает свои книги
                И утешает жизнь свою…»

                Княжна в каюте вдруг исчезла,
                И в то ж мгновенье изнутри
                На Грейга книги полетели,
                Как разъярённые орлы.

                Воспринимая ярость молча,
                И, пригибаясь, Самуэль,
                Орлова наставленья помня,
                Лишь выжидающе смотрел…

                «Мерзавец! Душегуб несчастный! –
                Кричала в ярости княжна, –
                Ему лишь с дьяволом венчаться,
                Мужик безбожный, сатана…»

                Она закашлялась и села,
                В бессилье голову склонив.
                Франциска принялась за дело,
                В стаканчик снадобье налив…

                Франциска:          «Испейте, госпожа, лекарство,
                Никак Вам нервничать нельзя.
                Есть Бог, закончатся мытарства,
                У Вас есть верные друзья…»

                Всю жидкость выпив из стакана,
                Чуть успокоилась княжна.
                И тут, из-за стола поднявшись,
                На Грейга двинулась она…

                Княжна:           «Так Всё же, сэр, Вы мне скажите,
                Ведь это же последний порт…?
                А далее уже Россия,
                Где казнь меня лишь только ждёт…?

                Я погибаю, сэр, от кашля,
                Мне нужен воздуха глоток…
                Где состраданье, сударь Ваше?
                Позвольте выйти на чуток…

                А может это козни графа?
                Он всех лишил меня свобод?
                Глумитесь по какому праву?
                Что Вы мне скажите, милорд?»

                С. Грейг:          «Клянусь, сударыня, как только
                Наш флот покинет этот порт,
                Я прогуляться Вам позволю,
                Конвой за Вами подойдёт…

                От Вас, сударыня, не скрою,
                Есть опасенья во мне…
                Каким-то чудом знает Лондон,
                Что Вы на нашем корабле.

                Увидеть пленную желая,
                Зеваки в шлюпках здесь снуют,
                И Ваши просьбы, я считаю,
                Лишь вред команде принесут.

                Людей все больше прибывает,
                Я провокаций здесь боюсь.
                Вот почему я возражаю,
                А не над женщиной глумлюсь…

                Вам надо с участью смириться
                Да и не кликать новых бед.
                Читайте книги, подлечитесь…
                Таков, сударыня, совет…

                Надейтесь на благополучный
                Всевышнего судьи вердикт…
                Императрица Вашу участь
                Своею милостью смягчит…»

                Сказав, Грейг вышел из каюты,
                Защёлкнулся засов дверной,
                И не прошло ещё минуты,
                Как овладел триумф княжной…

                Княжна:           «Удача к нам пришла, Франциска!
                Там за бортом мои друзья!
                Спасенье наше очень близко,
                Но всё зависит от тебя!

                Мы на последней остановке,
                Где мне сочувствует народ…
                Сейчас и здесь нужна сноровка,
                В России нас тюрьма лишь ждёт…

                Кричи:           «Принцесса умирает»,
                Вопи сильней и в дверь стучи…
                Увидишь – двери отпирают,
                Меня на палубу тащи…
               
                Тащи меня поближе к борту,
                За лекарем матроса шли…
                А в это время мы с тобою
                На воду спрыгнем.., там свои…

                Так ты всё поняла, что надо…?
                Спасение в руках твоих.
                Как только я на пол прилягу
                Вопи, как очумелый псих…»

                Франциска:        «Конечно, госпожа, исполню
                Всё то, что приказали мне.
                Как только на пол упадёте,
                Я закричу, как в страшном сне…»

                И  вот, увидев, что принцесса
                На пол у входа улеглась ,
                Франциска подбежала к двери
                И голосить тут принялась:

                «Беда! Принцесса умирает!
                Ко мне на помощь! Поскорей!
                Каюту живо открывайте,
                На свежий воздух нужно ей…

                Служанка громко в дверь стучала,
                На помощь Господа звала,
                Вопила, плакала, кричала,
                Как будто в бешенстве была…

                Дверной засов снаружи щелкнул,
                Не торопясь, открылась дверь…
                Матрос испуганно, но громко
                Спросил: «Что надобно теперь…?»

                Франциска:                «Принцесса, видишь, умирает…
                Её б на палубу снести.
                Одна, как видишь, не справляюсь,
                Не стой, а лучше помоги…»

                Из сил Франциска выбиваясь,
                Княжну протаскивала в дверь.
                Матрос служанке помогая,
                В усердии своём пыхтел.
               
                Княжна в беспамятстве притворном
                Момент решающий ждала.
                Ну а пока себя покорно
                На волю Бога отдала.

                Прилив свободы долгожданной
                Со свежим воздухом она
                В себя вдохнула благодарно,
                Как будто бы испив вина…

                Она сквозь сомкнутые веки
                Спасенье видела своё,
                И радость к солнечному свету
                Переполняла грудь её…
               
                «Беги за лекарем, служивый», –
                Послышался Франциски крик, –
                Принцесса умирает. Живо…
                Смертельно бледен её лик».

                Матрос, как видно, согласившись,
                Княжну вдруг бросил волочить…
                И что-то буркнув, удалился…
                Казалось, путь к воде открыт… 

                Княжна не выдержав, вскочила
                И к борту бросилась бежать
                И принялась, что было силы
                Махать руками и кричать:

                «Спасите! Господ;! Спасите…! 
                Я жертва произвола здесь…
                Я умираю, помогите!
                Они попрали мою честь…»

                Княжна с надеждой вниз смотрела,
                Где в лодках множество людей ,
                К фрегату подплывая смело,
                Приветствуя, кричали ей…

                Она уже с борта хотела
                Перевалиться…, но в сей миг,
                Княжну увидев у перила,
                Матросик пленную настиг.

                Своими крепкими руками
                Княжну за плечи он схватил
                И от перила отрывая,
                О послушании молил:

                «Сударыня, я умоляю
                Не делать глупостей сейчас,
                Не то Вам строгостей прибавят,
                На палубу не пустят Вас…»

                Матроса слов не понимая,
                Ему противилась княжна.
                За борт отчаянно хватаясь,
                Кричала в бешенстве она:

                «Спасите ,люди! Помогите!
                Насильно держат здесь меня!
                На казнь везут меня в Россию,
                Ни в чём не виновата я…!

                Ослабли пальцы у принцессы,
                Охрип от крика голосок,
                Затихли в слабом теле бесы,
                Погас её надежд мирок…

                Матрос вернул княжну в каюту
                И вышел с грустью и без слов…
                Принцесса услыхала смутно,
                Как щёлкнул на двери засов…

                Она, беспомощно рыдая,
                Уткнулась головой в постель.
                Служанка рядом, причитая,
                Не знала, чем помочь теперь…

                Каюта плавно закачалась,
                Почувствовался тихий ход…
                Прощально чайки закричали, 
                Покинула эскадра порт…

                Глава № 38. Весна 1775 г., Россия,
                Коломенский дворец

                Екатерина ,подавая
                Ливреткам сладости из рук,
                Нетерпеливо ожидала
                Из-за дверей желанный звук.

                На столике в раскрытом виде
                Вольтера толстый том лежит.
                А рядом с ним прибор чернильный
                С резьбой затейливой стоит.

                Пакет с печатью неприметно
                Лежит на краешке стола. 
                «Орлов», «Италия», «Секретно»
                На нём виднеются слова…

                Шаги послышались в прихожей,
                Раздался стук… и вот стоит
                В дверях блистательный вельможа –
                Императрицы фаворит…

                Екатерина II:           «Голубчик милый, как я рада
                Тебя увидеть пред собой,
                Пройди ко мне, присядь здесь рядом,
                Мне есть, что обсудить с тобой…

                Но я хотела бы сначала,
                Чтоб ты сие прочёл письмо…
                Оно меня очаровало,
                Так не смеялась я давно.

                Граф Алексей из Пизы пишет
                В каких он трудностях там жил.
                Да ты, наверное, наслышан,
                Как самозванку он пленил…»

                Приветствуя поклоном низким,
                Лицом Потёмкин просиял.
                Камзол оправив золотистый,
                От матушки письмо принял…

                Екатерина II:           «Читай Гришаня…, вслух не надо,
                Мне нужно мнение твоё…
                Орлов рассчитует изрядно
                На сострадание моё».

                Единственным здоровым глазом
                Потемкин по строкам водил
                И..., прочитав письмо, не сразу
                Давать суждения решил.

                Он роль любовника не только
                В палатах царских выполнял.
                Как государственный чиновник
                За министерства отвечал…
               
                Смещал и назначал министров,
                Войсками всеми управлял,
                На юге укреплял границы,
                Судьбу империи решал.

                К Орлову неприязнь и ревность
                Потемкин с давности питал.
                А посему всегда момента
                Для личной мести выжидал.

                Как лёгкую добычу графа
                Потемкин пленницу жалел.
                Лишь подлость видя в этой драме,
                Он как - то ей помочь хотел…

                И вот, представился тот случай,
                Когда есть шанс и отомстить.
                Но князь решил, что будет лучше
                События не торопить…

                Екатерина II:           «Ну что же ты молчишь, голубчик?
                Какие мысли притаил?
                Весомы ли его заслуги?
                Ведь граф преступницу пленил…»

                Князь Потёмкин Г.А.:    «Алёшка, матушка, изменник
                И всё семейство их лгуны.
                Он плут, гуляка и мошенник,
                Невидящей своей вины.

                Казну прогуливая с девкой,
                Орлов лишь думал о своём…
                Таил корыстные надежды
                На знатное родство её.

                А как узнал, что «самозванка»,
                Решил везти её тебе
                Презренную, как куртизанку,
                Награды требуя себе…»

                Императрица мягким тоном
                Прервала фаворита речь.
                Стараясь не обидеть словом,
                Пыталась ласкою отвлечь…

                Екатерина II:                «Она и есть, Гришаня, девка…
                Но граф достоин лучших слов.
                Такие, как она, нередко
                На наших ставили врагов.

                Мы только Пугачёва, Гриша
                Казнили за поклёп такой…
                Нам войны новые излишни,
                А посему граф всё ж герой.

                И ты забыл, Гришаня, снова
                Все наставления мои:
                Не надобно вредить Орловым,
                Друзья мне, Гришенька ,они…

                Об этом я тебе сказала,
                Когда ты, милый, первый раз
                Вошёл в мои покои, зная,
                Что трон сей связывает нас…»

                Князь Потёмкин Г.А.:          «И ты ему позволишь всё же
                Вернуться к брату в Петербург?
                Что б сей семейке дать возможность
                Соединить порочный круг…»

                Екатерина II:              Я не могу позволить ныне
                Ему Ливорно покидать…
                Пусть граф немного поостынет,
                От трудных дел он мог устать…»

                Потемкин хитро усмехнулся,
                Лицо в улыбке расплылось.
                Но голос матушки вернулся
                И настроенье прервалось…

                «Но в скором времени, Гришаня,
                В Россию графа призову.
                Турецкий мир отметить надо,
                Орлов нам нужен к торжеству.
 
                Ему воздам я по заслугам,
                И ты, Гришаня, злиться брось.
                Он трону важную услугу
                За службу долгую привнёс.

                В день торжества Орлов получит
                Сто тысяч золотых рублей,
                Сервиз серебряный и лучших
                В его конюшню лошадей.

                Прозванье дам ему «Чесменский»,
                Воздвигнем памятник большой,
                Построим графу дом чудесный
                И церковь в честь победы той.

                Граф приумножил славу нашу
                И жизни не жалел своей,
                Княжну – злодейку соблазняя,
                Он оказался всё ж хитрей…!

                Ну как Вам, Гришенька мой милый,
                Довольно ль почести ему?
                Орлову может быть нелишне
                Присвоить орден ко всему…?»

                Князь Потёмкин Г.А.:           «Щедры Вы, матушка, излишне.
                Ведь всё же Алехан  подлец.
                Больших заслуг его не вижу,
                И не герой он, наконец.

                Герои Чесмы флотоводцы
                Спиридов и шотландец Грейг.
                Лишь их умелые манёвры
                Наш флот прославили навек…»

                Екатерина, улыбнувшись,
                Смягчить намерилась сей спор.
                Руки Потёмкина коснувшись,
                Прервала пылкий разговор:

                «Гришаня…, миленький..., не стоит…
                Не изводись по пустякам.
                Здоровье графу не позволит
                Быть более полезным нам…

                Как только торжества затихнут,
                Граф милость ощутит мою –
                Санкт – Петербург тотчас покинет
                И службу прекратит свою…

                Потемкин просиял в улыбке
                И матушку благодарил.
                Он осознал свою ошибку
                И извиненья попросил. 

               Екатерина II:                «Гришаня, правило запомни:
                Погромче надобно хвалить.
                Ругать же следует негромко,
                Стараясь делу не вредить…

                Орлов в народе популярен,
                Для всех герой Чесменский он.
                И ежели, как ты, я стану…
                То брошу тень на царский трон…»

                Вошёл князь Вяземский  и чинно
                Пред государыней предстал.
                В назначенное время прибыв,
                Он выжидающе молчал…

                Желая не мешать, Потёмкин
                Покинул тихо кабинет.
                Он цель визита знал, поскольку
                Секретов от него здесь нет.

                Князь Вяземский А.А.:      «Кронштадт готов, императрица,
                Эскадру встретить, – молвил князь. –
                Займётся следствием Голицын ,
                Мной подготовлен и приказ…

                Он человек хоть неблестящий,
                Но исполнительный весьма.
                Для дел таких он подходящий,
                И здесь не надобно ума…

                О встрече женщины известной
                Распоряжения отдал…
                Всё в строгости пройдёт секретной,
                На это всем я указал…»

                Екатерина II:           «Чудесно, князь, теперь просите
                Ко мне Голицына зайти.
                Согласна с Вами, но учтите,
                Что Вам ответственность нести…»

                Вошёл фельдмаршал тучный, важный,
                Но с добрым, праведным лицом.
                В глазах не виделось отваги,
                Не сочетался князь со злом.

                Екатерина указала
                На столик мраморный в углу
                И мягким голосом сказала:
                «Баул отныне Ваш, мой друг…

                В нём все бумаги самозванки,
                Всклепавшей имя на себя.
                Благодаря своей отваге
                Орлов добыл их для меня.

                Их добросовестно с проверкой
                Необходимо изучить.
                А главное, родство сей девки
                Велю вам князь установить».

                Князь Голицын А.М.:     «Во исполненье Вашей воли 
                Допросы лично проведу…
                А результаты почтой срочной
                Я Вам немедля доведу…»

                Не сомневаюсь, Ваша светлость,
                Что честно выполните долг.
                Но в деле не нужна поспешность,
                Мне должно выяснить подлог…

                Слова мошенницы беспутной
                Орлова будут шельмовать.
                При записях помягче будьте,
                Иное лучше пропускать…

                Сие непосвящённым сложно,
                Да и не надо понимать,
                Поскольку граф без спора должен
                Веленья наши выполнять…»

                В знак молчаливого согласья
                Сановник поклонился вновь.
                Он понял матушку прекрасно
                И видно был к сему готов…

               Екатерина II:                «Скажу Вам, князь, немного больше,
                Мерзавка в сговоре была
                С конфедератами из Польши
                И обещания дала –

                Кто властью польской недоволен
                В ряды мятежные сомкнуть.
                Лишить Станислава короны,
                Границы прежние вернуть.

                Но с их кумирами Агинским
                И князем Радзивиллом я
                Решила…, миром послужила
                Им возвращённая земля.

                А посему её поляков,
                Пленённых графом вместе с ней,
                Прошу допрашивать без всяких
                Излишеств и иных страстей…

                Но главное во всём, учтите –
                Дознаться всё же, кто она…?
                С кем в сговоре была в России…?
                На ком ещё лежит вина…?

                Бумаги следствия в секрете
                Держать, пока я не скажу.
                Все донесения по делу
                Немедля направлять в Москву.

                Всё, что вредит монаршей власти –
                Особой важности дела.
                Господней милостью однажды
                Нам в руки эта власть дана…

                А посему наш долг первейший
                Самодержавность сберегать.
                И голос смуты лишь малейший
                Должны немедля пресекать…»

                Глава № 39. 24 мая 1775 года. Прибытие эскадры
                графа Орлова в Кронштадт

                Кронштадт туманный белой ночью
                Эскадру русскую встречал.
                Сигнал послав на берег срочный,
                Грейг терпеливо яхту ждал…

                А в сей момент в Кронштадт спешила
                С конвоем яхта по Неве,
                Она легко, совсем неслышно,
                В ночи скользила по воде.

                Конвой по тайному приказу
                Возглавил капитан Толстой.
                Он знал по слухам и рассказам
                О некой самозванке злой.

                Ему доверил князь Голицын,
                Санкт – Петербургский генерал,
                Доставить пленную в темницу,
                И чтоб сие никто не знал.

                У аналоя, пред святыми
                И пред священником благим
                Он князю присягнул, что ныне
                Он смертной тайной связан с ним…

                И вот на рейде показались
                В туманной дымке корабли.
                Они как призраки стояли
                И будто в вечный сон сошли…

                «Саратов», «Гром», «Европа», «Грозный» –
                Эскадры русской корабли
                Стояли сонно, словно монстры,
                В огромной рейдовой цепи.

                И тут пред яхтой вырос тенью
                Огромный флагманский корабль.
                И в это самое мгновенье
                Толстой условный знак подал.

                ***

                В своей каюте с нетерпеньем
                Грейг офицера ожидал.
                Бессонный нервный взгляд волненье
                Лицу шотландца придавал.

                За жизнь княжны он опасался
                И беспокоился в пути.
                Но не от жалости – Грейг клялся
                Живой особу привезти.

                Каюту пленной посещая,
                С тем чтоб за нею приглядеть,
                Грейг видел, как она, страдая,
                Могла нежданно умереть…

                Тогда любые объясненья
                Не смогут Грейга оправдать.
                Ему бы страшные гоненья
                Пришлось потом бы испытать…

                Так думал адмирал, и сердце
                В нём колотилось всё сильней.
                Он помнил, что в бою при Чесме,
                Пожалуй, не было страшней…

                Открылась дверь, в каюту спешно
                С бравадой капитан вошёл.
                Приветствовав с порога Грейга,
                Он сразу к делу перешёл…

                Капитан Толстой:           «Мне князем велено немедля
                Доставить пленную в тюрьму,
                Отправку провести в секрете,
                Не объясняясь никому.

                А так же велено поляков
                И камер-фрау захватить.
                Надеюсь, все они здесь рядом
                И незачем куда-то плыть…

                К сему письмо императрицы
                Позвольте, сэр, Вам передать.
                И разрешите отлучиться
                Распоряжения отдать…»

                «Месье», – Грейг начал на французском, –
                Я рад Вас видеть на борту.
                Мадам и верные ей слуги
                Уже Вас с нетерпеньем ждут.

                Но, капитан Толстой, есть просьбы –
                Пусть Ваши люди подождут,
                Пока на корабле матросы
                Ко сну совсем не отойдут.

                До четырёх утра придётся
                На судне оставаться Вам.
                В каютах только шум уймётся ,
                Я всех Вам пленных передам.

                Ну а пока я ознакомлюсь
                С письмом, прошу Вас ,офицер ,
                Меня в сей миг не беспокоить,
                Да и прикрыть каюты дверь…»

                Собственноручный рескрипт Екатерины II
                контр-адмиралу Грейгу
Г. контр-адмирал Грейг, с благополучным вашим прибытием с эскадрою в наши порты, о чём я сего числа уведомилась и весьма вестию сею обрадовалась. Что ж касается до известной женщины и до её свиты, то об них повеления от меня посланы г-ну фельдмаршалу князю Голицыну в Петербург, и он сих вояжиров у нас с рук снимет. Впроче,,будьте уверены, что службы ваши во всегдашней моей памяти и не оставлю всем дать знаки моего к вам доброжелательства.
Екатерина
Майя 16-го числа 1775 года.
Из села Коломенского в семи верстах от Москвы

                Глава № 40. Ночь, 25.05.1775 год.
                Петропавловская крепость

                Корабль под серебристым небом
                В безмолвной тишине стоял.
                И словно призрачное нечто
                В ночной дремоте пребывал…

                Уже неделю флот российский
                Стоял у русских берегов,
                Но к женам, матерям и близким
                Не отпускали моряков.

                В очередную ночь матросы
                Затихли в безмятежном сне.
                Корабль заснул, казалось, тоже
                На тихой, медленной волне.

                Но тут на палубу выходят
                Фигуры тёмные в плащах.
                Непринуждённый страх исходит
                От капюшонов на глазах…

                С. Грейг:               «Я настоятельно прошу Вас
                Лица, мадам, не открывать,
                Ни с кем не говорить, покуда
                Вас будут к месту доставлять.

                Непослушание любое
                Вам может только навредить.
                Смиренность пред монаршей волей
                Вас непременно защитит…»

                На замечанье адмирала
                Лишь шаг ускорила княжна.
                Вдохнув глоток морской прохлады,
                На небо глянула она…

                Без шума и весьма проворно
                На яхту опустили всех .
                И Грейг, смотрящий вниз, довольно
                Вздохнул, как будто сбросил грех…

                Неслышно, бликом одиноким
                Скользила яхта по воде.
                Уже виднелись недалёко
                Огни на крепостной стене.

                Куранты дважды прозвенели
                Над Петропавловской тюрьмой…
                Раздался плеск… и в это время
                Причалил к пристани конвой.

                В плаще и в треуголке важно
                Их лично Чернышев  встречал.
                Он накануне в казематах
                С трудом места им подыскал.

                Капитан Толстой:           «Андрей Григорьевич, извольте
                Сих арестованных принять.
                И, если нет нужды, позвольте
                Конвой в казармы отослать».

                Чернышёв А.Г.:              «Ну что ж, благодарю за службу,
                Управлюсь далее я сам.
                Сопроводить их только нужно
                Вон к тем тюремным воротам…»

                Принцесса из-под капюшона
                На шпиль взирала золотой.
                Анклав тюрьмы пред ней сурово
                Предстал гранитною стеной.

                От этой мрачной цитадели
                Незримый ужас исходил.
                Душа от страха леденела,
                Мороз по коже проходил.
 

                Петропавловская крепость

                Чернышёв А.Г.:              «Мадам, извольте торопиться, –
                Раздался оклик за спиной, –
                Доклада ждёт императрица,
                И отпускать пора конвой…»

                Всех пленных под ночным покровом
                По казематам развели,
                Зловеще лязгнули засовы,
                И звуки жизни замерли…

                Всё поглотилось безвозвратно ,
                Всё словно в бездну тьмы сошло,
                Как будто в стенах казематов
                Событий не произошло…

                Глава № 41. Допрос княжны

                С изрядной честностью Голицын
                С людьми княжны вёл диалог.
                Но результатами гордиться
                Пока пред матушкой не мог.

                Откуда родом? Кто такая?
                Он на допросах не узнал
                И всякий раз, переживая,
                Ночами долгими не спал.

                Ни устрашенья, ни нападки
                Не приоткрыли тайн княжны.
                Неразрешимою загадкой
                Она предстала перед ним.

                Самонадеянность и храбрость –
                Две судьбоносные черты
                Ей обернулись, как ни странно,
                Неотвратимостью беды.

                Как человек с гуманным взглядом,
                Вельможа узницу жалел.
                Боялся за неё изрядно,
                Лекарства доставлять велел.

                Сегодня князь наметил первый
                Принцессе учинить допрос,
                И чаще прежнего он нервно
                С утра почёсывал свой нос.

                «С чего начать?.., как говорить с ней…?
                И как к доверию склонить…?
                Ему хотелось без насилья
                В беседе правду получить».

                Так, размышляя в кабинете,
                Голицын глянул на часы…
                «Пора – подумал он при этом, –
                Фемиды покачать весы…»

                «Итак, голубчик…, Бог нам в помощь, –
                Вдруг князь секретарю сказал, –
                Пора идти… и помни всё же,
                Что клятву личную давал…

                Всё, что увидишь иль услышишь
                До смерти сохранить прошу…
                Допрос весь в точности опишешь,
                Но то, что я тебе скажу…

                Сейчас мы в камеру с тобою
                К известной женщине пойдём.
                Что нужно, прихвати с собою,
                Настройся на плохой приём.

                ***

                В сухом и светлом помещенье,
                Что было редкостью в тюрьме,
                Княжна молилась о прощенье
                Перед иконой на стене.

                Во время частых наводнений
                Стояла в камерах вода.
                Она лишь в эти помещенья
                Не добиралась никогда.

                Сам Чернышев княжну приятно
                Таким жилищем удивил.
                Он для персон особо важных
                Их содержал и говорил:

                «Сии тюремные покои
                Совсем не царские на вид,
                Но в них придворный люд достойно
                Опалу может пережить…»

                Еда из кухни комендантской
                Ей доставлялася к столу,
                Иметь прислугу разрешалось,
                Менять наряды по утру.

                Грудною болью кашель лютый
                Прервал княжны молитву вновь…
                Она платочком в ту минуту
                Смахнула с губ густую кровь…

                Лицо покрылось потным глянцем,
                В груди как будто кол сидел.
                Её чахоточный румянец
                Зловеще на щеках пестрел.

                Не в силах более молиться
                Княжна присела на кровать.
                В груди тревожно сердце билось
                И было тяжело дышать.

                Тут лязг послышался засова,
                Со скрежетом открылась дверь.
                Княжна вскочила беспокойно
                И вмиг поправила постель…

                Вошёл чиновник очень важный
                В мундире, толстый, в парике.
                За ним зашёл весьма приблажный
                Слуга с бумагами в руке…

                Князь Голицын А.М.:     «Мадам, позвольте извиниться
                За неожиданный визит…
                Мне велено императрицей
                И Вас по делу допросить.

                К сему представлюсь – князь Голицын,
                Санкт – Петербургский голова.
                А это секретарь мой личный,
                Он зафиксирует слова…»

                Княжна:       «Вы по какой причине, сударь,
                Меня содержите в тюрьме?..
                И сколько времени я буду 
                Терпеть насилие к себе…? 

                Я требую, месье, свиданье
                С моим Лимбургским женихом.
                Надеюсь, он мои страданья
                Облегчит, увезя в свой дом…»

                Князь Голицын А.М.:    «Нам хорошо известны Ваши
                Все обстоятельства судьбы.
                Изучены архивы даже
                И завещанья прочтены.

                Все запирательства по делу
                Вам могут только навредить.
                А посему пустые речи
                Я предлагаю прекратить.

                На все вопросы отвечая,
                Прошу на милость уповать
                И, ложью гнев не навлекая,
                Лишь правду матушке вещать.

                В противном случае, поверьте,
                Мне горько это сознавать,
                На крайние пойдём мы меры,
                Чтоб Ваши тайны разузнать.

                Поскольку Вам неведом русский,
                То будут заданы, мадам,
                Вопросы мною на французском…,
                Иль языке угодном Вам…»

                Голицын глянул на принцессу,
                Ответ желая получить,
                Но, не заметив интереса ,
                Решил к допросу приступить…

                «Ну что ж, Иван, начнём пожалуй, –
                Сказал спокойно генерал . –
                Вон в том углу располагайся…»
                И на конторку указал.

                Голицын медленно и грузно
                Уселся на казённый стул
                И, глянув на девицу грустно,
                С душевной тяжестью вздохнул.

                Князь Голицын А.М.:    «Итак, мадам, ответьте честно, –
                Как Вас зовут?, – промолвил он, –
                Вы в разных странах, нам известно,
                Носили множество имён».

                «Меня зовут Елизавета, –
                Сказала с гордостью княжна, –
                А в путешествиях, известно,
                Чужие модны имена.

                Сие лишь дань красивой моде…
                Вояж под именем другим
                Раскрепощает жизнь в дороге
                И сам становится иным…

                Князь Голицын А.М.:    «Пусть будет так, Елизавета…
                А сколько от роду Вам лет?
                Я жду правдивого ответа,
                Сие мой дружеский совет…»

                Княжна:              «Мне двадцать три, месье Голицын,
                Где родилась, не знаю я.
                Но детство провела я в Киле,
                У госпожи Пер;н живя…

                Меня, в час грусти утешая,
                Она всё говорила мне,
                Что очень скоро ожидает
                Приезд родителей ко мне.

                Но в год печальный для России,
                Когда скончалась дочь Петра ,
                За мной приехали мужчины
                И тайно увезла меня.

                Не по своей, месье, я воле
                Тогда попала в Петербург,
                Но я и там была в неволе,
                Жила лишь в окруженье слуг.

                Наставник мой был и учитель,
                И воспитатель в эти дни.
                Ко мне тянулся как родитель
                И чувства утешал мои…
               
                Потом, чего-то убоявшись,
                Петр Третий выслал нас в Сибирь,
                Где я, окормленная ядом,
                Чуть не покинула сей мир.

                Про волю нового монарха
                Узнала лишь в Багдаде я.
                Но всё равно не понимала,
                За что в опале жизнь моя.

                Я до сих пор в своих молебнях
                Священника благодарю,
                Который спас меня от смерти
                И душу обогрел мою…»

                «Как шельма говорит прекрасно, –
                Подумал князь, – матёра врать…
                Остерегали не напрасно…
                И надо ли сие писать…?

                На связь родства с Елизаветой
                В сием рассказе есть намёк.
                И говорит как будто это
                Давно заученный урок.

                Как доложить императрице,
                Не усугубив жизнь княжны!
                Ведь будет матушка гневиться,
                Сей вздор прибавит лишь вины.

                Княжна по-прежнему красива,
                Но свежесть всё ж уже не та.
                Тюрьма лишь отнимает силу,
                Здесь неуместна красота».

                Княжна:           «… И вот Гали – султан персидский,
                Тогда мне первый раз сказал,
                Что я дитя императрицы
                И помогать мне обещал…»

                Князь Голицын А.М.:    «Иван, излишне не усердствуй,
                Сие не надобно писать…
                А Вас, мадам, просил я честно
                О Вашей жизни рассказать…

                Весь этот вздор, Елизавета,
                В архивах Ваших я читал,
                От Вас правдивого ответа
                С надеждою в душе я ждал…»

                Княжна:             «… В стране волнений ожидая,
                Султан, как дочери своей,
                Дал много денег и отправил
                С охраной в Лондон поскорей…

                А там средь блеска люстр, бокалов,
                Нарядов, музыки, друзей…
                Была я как царица балов,
                Жила не хуже королей…»

                Лицо сияло вдохновеньем,
                Княжна, как будто в мир иной
                Ушла в своём воображенье,
                Рисуя в прошлом образ свой.

                Князь Голицын А.М.:    «Мадам, не будем отвлекаться,
                Ответ по существу я жду.
                Вам лучше было бы признаться,
                Кто вбил Вам эту ерунду…?»

                Голицын припотел немного…
                Волнения скрывая, он
                Старался выглядеть достойно
                И сохранял сердитый тон.

                Княжна:            «… Как только мне наскучил Лондон,
                В Париж переместилась я,
                Где называли всенародно
                Принцессою Али меня…»

                Князь Голицын А.М.:    «Мадам, довольно, я намерен
                Вас, к сожалению, прервать…
                Вы отклоняетесь от темы,
                Которую мне должно знать…»

                Княжна:             «Извольте выслушать, поскольку,
                О главном я хочу сказать…
                Всё можно толковать фривольно,
                А посему Вам надо знать…

                В Париже меж высокой знати
                Шли разговоры про меня,
                Что я, когда то в тайном браке,
                Елизаветой рождена.

                Так вот хочу, месье, открыться,
                Что вот тогда и слух пошёл,
                Что я, как дочь императрицы,
                Должна наследовать престол.

                Князь Голицын А.М.:    «О Боже! Вразуми ей свыше,
                Что б не несла сей глупый вздор…
                А ты, Иван, сие не слышал,
                Не для бумаги разговор…

                Кто сказывал в Париже это?,
                Все назовите имена.
                И почему, мадам, Вы слепо
                Поверили в сие тогда…?»

                Княжна:             «Месье, мне проще перечислить,
                Кто обо мне не говорил.
                Но заверяю – вздор сей милый.
                Не от принцессы исходил.

                Так вот, из Персии от дяди
                Пришли мне деньги на друзей.
                И я себе, месье, в подарок
                Купила замок Оберштейн.

                Лимбургский князь, хозяин замка,
                Безумно полюбил меня.
                Венчаться предложил, бедняга,
                Но свадьбу отложила я…

                Не потому, что не любила,
                Предусмотрительна была,
                Поскольку в тайне своё имя
                От злых людишек берегла…

                Месье, я с детства опасаюсь
                Своих невидимых врагов
                И посему не удивляюсь,
                Что ныне здесь мой мрачный кров.

                Всю жизнь, как проклятая Богом,
                От недругов скрывалась я.
                И вот в сей мерзкий дом дорога
                В итоге привела меня…»

                И тут, беседу прерывая,
                На кашель сорвалась княжна.
                Платком привычно прикрываясь,
                Склонила голову она.

                «О Бог мой! Пятна крови вижу
                На шелковом платке, –
                Подумал в ужасе Голицын, –
                Ей долго не прожить в тюрьме…»

                Елизавета, отдохните…
                Мы не спешим покинуть Вас
                И отвечать не торопитесь,
                Есть много времени у нас!»   

                Княжна:             «Для Вас, месье, безмерно время,
                А у меня его уж нет…
                Чахотка, господа, не дремлет,
                Она судья моя и крест…»

                Княжна, печально улыбнувшись,
                В одежде спрятала платок
                И, энергично развернувшись,
                Лекарства приняла глоток… 

                «Итак, пред тем как согласиться
                На свадьбу с князем, я клялась
                В Санкт – Петербург к императрице
                Приехать…, но не добралась…

                Хотела с ней в беседе мирной
                О прошлом истину узнать.
                И как у матушки всесильной
                К себе доверие сникать.

                Торговлю с Персией наладив,
                Я помышляла лишь о том,
                Что государыня заплатит
                За это мне своим добром.

                Мне надо было документы
                Свои в России отыскать.
                Затем родство с Елизаветой
                Хотелось князю доказать.

                Лимбург – вельможа очень знатный,
                Высокая в нём эпостась.
                Прославлен князь в сраженьях ратных,
                Империи он Римской князь…»

                «О Господи! Какая ересь
                В такой красивой голове
                Всё ежели писать…, уверен
                Разгневит матушку вполне».

                «Иван! – Голицын вдруг прикрикнул
                На своего секретаря, –
                Сие на запись не годится,
                Не изводи бумагу зря…»

                «Хотел бы Вам, Елизавета,
                Вопрос по существу задать…
                Извольте отвечать мне честно,
                Кто надоумил имя взять?»

                Чиновника прервав на слове,
                Княжна заметила ему:
                «Перебивать меня не стоит
                Я к истине Вас, князь, веду…

                Так вот, однажды мне сказали,
                Что польский гетман Радзивилл
                К султану в Турцию собрался,
                Как будто по делам своим.

                И мне в то время нужно было
                К персидскому царю отбыть,
                И Радзивиллу я решила
                Вояж совместный предложить.

                Князь, о моём родстве всё зная,
                Любезностью ответил мне.
                На трон Российский намекая,
                Услуг потребовал взамен…

                Он говорил, как всё случится
                И я взойду на Русский трон,
                Должна я польский границы
                Восстановить со всех сторон.

                Князь уверял, что трон Российский
                По праву мне принадлежит,
                Что, только применяя силу,
                Императрицей можно быть.

                В Венеции узнали быстро,
                Что русская царевна я.
                Из разных стран послы, министры
                В дверях толкались у меня.

                В меня влюбившись до безумья,
                Раздумал князь идти в Стамбул.
                И, будто испугавшись бури,
                Корабль в Рагузу повернул…

                В Рагузе было всё прелестно…
                Французский консульский дворец
                Мне предоставлен был любезно.
                Моей там жизни был венец.

                Во время праздничных приёмов
                Сновало множество карет…
                Меня встречали всюду стоя,
                «Виват!» кричали мне вослед…

                Но Радзивилл свою затею
                Предал от слабости ума.
                Огромные потратив деньги,
                Как трус, покинул он меня…»

                Вдруг приступ кашля у бедняги
                Воспоминания прервал.
                И тут подумал губернатор, –
                «Допрос пока ничто не дал…»

                Княжна, привычно отвернувшись,
                К губам платок прижала вновь.
                И князь, невольно содрогнувшись,
                На нём опять увидел кровь.

                «О ужас! Помоги ей Боже! –
                Голицын тихо прошептал, –
                Она ведь помереть так может,
                А я и малость не узнал…»

                «Сударыня, – сказал Голицын, –
                О Радзивилле нет нужды
                Вам объясняться, из архивов
                О нём уже всё знаем мы.

                Извольте лучше объясниться,
                Сии бумаги кто писал…?
                И хочет знать императрица,
                Сию идею кто подал?...»

                Все завещания принцессы
                На стол князь тут же положил
                И, глянув на неё, он резко
                Вопрос свой прежний повторил:

                «Ответьте мне, Елизавета,
                Сии бумаги кто Вам дал…?
                Кто надоумил Вас на это…?
                Кто завещания писал…?

                Скрывать не в силах раздраженье
                В бумаги пальцы тыкал князь.
                При этом он краснел пред нею,
                Себя как будто бы стыдясь.

                Княжна:                «Не стоит волноваться, сударь,
                Сие не знаю я сама.
                Они ко мне попали чудом,
                Когда в Венеции была…»

                Князь Голицын А.М.:     «Как?... Вы не знаете откуда
                Вам завещания пришли…
                И как Вы о каком-то чуде
                Мне говорить мадам, могли…?»

                Княжна:             «Всё очень просто, неизвестный
                Прислал курьером мне пакет.
                В нём были завещаний тексты
                И для Орлова манифест.

                В посланье пишет благодетель,
                Что как Великая княжна
                Лишь я, как дочь Елизаветы,
                Российский трон заня;ть должна.

                Чуть ниже он, прошу заметить,
                С султаном встретиться просил.
                Елизаветою при этом
                Ему назваться предложил.

                Лишь с именем Елизаветы
                Турецкий мир возможен был.
                Лишь при достойном паритете
                России отошёл бы Крым…

                Так он писал в своём посланье
                И роль такую мне давал.
                В альянс Орлова предлагая,
                Успех мне в деле предвещал.

                Но всё не так в ту пору вышло:
                Корабль был штормом сбит с пути.
                К Рагузе ветром нас прибило.
                И нам пришлось на брег сойти.

                На трон надежды не теряя,
                Я всё ж исполнила совет.
                И, в мыслях лишь добра желая,
                Орлову выслала пакет.

                Граф о себе напомнил позже
                И встречу в Пизе предложил…
                Долги покрыл, приём устроил,
                Дворец у моря оплатил…»

                Голицын наставленья помня,
                Рассказ княжны рукой прервал
                И произнёс: «Я об Орлове
                Из донесений прочитал…

                Не надо более о графе,
                Подробности нам ни к чему.
                Скажите – эти вот бумаги
                Зачем отправили ему?»

                Княжна:              «Месье, – с улыбкою принцесса
                Сказала князю, – тот пакет,
                Что передал мне неизвестный,
                Был под печатью в тот момент…

                Он адресован был Орлову…
                Но лишь из любопытства я
                Печать сорвала и дословно
                Всё прочитала про себя…

                Удалены Орловы были
                Екатериной от Двора
                И слухи средь послов ходили,
                Что граф обижен был не зря…»

                «Мадам, – прервал Голицын нервно, –
                Не надо дальше продолжать…
                Ответьте на вопрос мне честно,
                Кто мог всё это написать.

                Ведь Вы же думали об этом
                И, любопытствуя, могли
                Узнать, кто автор документов
                И какова цель сей игры…»

                Княжна:              Вы слишком любопытны, сударь,
                И в этом превзошли меня.
                Мой дядя поучал всех мудро:
                Есть в каждой тайне западня…

                И тот, кто в поисках стремится
                В чужие тайны заглянуть,
                Тот может жизнью поплатиться 
                И не познать мотивов суть.

                Советы дяди уважая,
                Не утруждалась я, месье,
                Искать того, кто, шанс давая,
                Прислал сии бумаги мне…»

                Князь Голицын А.М.:     «Но как же так, Елизавета?
                Никто ведь не поверит Вам.
                Лишь гневом матушка ответит
                На Ваши ложные слова…»

                Не понимая будто князя,
                Княжна твердила о своём:
                Княжна:        «… И кардинал не сомневался
                Во мне и в титуле моём…

                В Ливорно сам посол английский
                Меня по-царски принимал.
                И русский флот в заливе трижды
                Из пушек в честь меня стрелял.

                Мои капризы выполняя,
                Манёвры граф мне показал…
                Народ венчанья ожидая,
                В безумстве праздном ликовал.

                Пальбою и парадным строем
                Эскадра встретила меня,
                Куда с компанией весёлой
                На «Исидор»  поднялась я…» 

                Теряя мысль в воспоминаньях,
                Затихла на момент княжна.
                И тут, от кашля задыхаясь,
                В постель уткнулася она.

                «Помрёт же на глазах девица, –
                Подумал в страхе генерал, –
                Что скажет мне императрица…?
                Ведь ничего я не узнал…

                Но почему она так смело
                Не в пользу адмирала врёт?
                Орлов ведь в личных донесеньях
                Её обманом в плен берёт…

                Но не досуг сейчас о графе
                Без пользы дела размышлять.
                К тому же матушка сказала
                Его пером не шельмовать.

                Пора заканчивать, однако,
                Ей помощь лекаря нужна…
                Перенесём допрос на завтра,
                Не то не выдержит княжна…»

                Момента нужного дождавшись,
                Когда она в себя пришла,
                Голицын голосом уставшим
                Сказал: «Всем отдыхать пора…

                Вам надлежит, Елизавета,
                Под текстом подпись учинить.
                Но прежде можете всё это
                Прочесть и что-то изменить…»

                Оставив князя без ответа,
                К столу принцесса подошла
                И имя вдруг «Елизавета»
                Под текстом вывела она.

                Увидев подпись, князь Голицын
                Невольный ужас испытал.
                Он знал сие императрицу
                Разгневит, и с трудом сказал:

                «Мадам, ведь так нельзя, поверьте,
                И Вы должны об этом знать.
                Особам царским в документах
                Дозволено лишь так писать.

                Всем остальным в России должно 
                Фамилию обозначать.
                Никто иначе не поможет
                Опалы сверху избежать…»

                Княжна:           «А что прикажете мне делать?
                Своей фамилии ведь я
                С туманного не знаю детства,
                А все вот так зовут меня.

                Я говорить привыкла правду,
                А посему не буду врать.
                И Вам я сразу заявляю:
                Меня Елизаветой звать.

                И вновь неумолимый кашель
                Внезапно узницу потряс.
                Страданья видеть не желая,
                Князь отвернулся в этот раз.

                Не видя смысла в уговорах,
                Голицын за врачом послал
                И, мысленно взывая к Богу,
                Княжне здоровья пожелал…

                Глава № 42. Донесение императрице

                В своём дворцовом кабинете
                Сидит Голицын за столом
                И, размышляя над ответом,
                Выводит медленно пером:

                «… История ее походит
                Скорей на басни, чем на быль.
                Своей фамилии не помнит,
                Из детства знает город Киль.

                Свидетельства своих поляков
                Она не стала поправлять.
                К признанию её склоняя,
                Пытался узницу стращ;ть.

                Но мне не удалось по делу
                Правдивых сведений добыть.
                Да и не смог я, к сожаленью,
                Её в обмане уличить.

                От быта, видимо, плохого,
                Дурной еды на корабле,
                Она весьма больна, и строгость
                Здоровье усугубит ей…

                Княжна, не понимая русский,
                С Франциской только говорит.
                И, ежели отнять прислугу,
                Девица вовсе замолчит.

                Вот посему не стал излишне
                К ней строгость быта применять.
                Не удержал её я в пище,
                Служанку не велел отнять.

                По речи и повадкам судя,
                Она собой весьма умна.
                Бывает вспыльчивой, но чудно
                Во многих знаниях сильна.

                Владеет аглицким, французским,
                Немецким, итальянским, но
                Совсем не понимает русский
                И, видимо, не суждено.

                Сия особа утверждает,
                Что на персидском говорит,
                Язык арабский понимает,
                Но это надо подтвердить.

                Призвав беседу бесполезной,
                Я, государыня, решил
                Прервать допрос ввиду болезни
                И лекаря к ней допустил».

                Глава № 43.  Письмо княжны к императрице

                И вновь Голицын с Ушаковым
                Пришли к принцессе на допрос.
                Уселся писарь за конторкой,
                А князь со вздохом в кресло врос…

                «Намерены ли Вы сегодня
                Признанье сделать мне, мадам…? –
                Князь произнёс привычным тоном, –
                Сие во благо будет Вам…»

                Княжна:            «Добры Вы сердцем, князь, я вижу
                Весьма чувствительны, как я…
                А посему ко мне Вы ближе
                И понимать должны меня.

                Дворцовых игр я жертва, сударь,
                И это не моя вина.
                Я детство представляю смутно,
                Поскольку в тайне я жила.

                Всю жизнь свою я посвятила
                Искусствам, знаниям, добру.
                Я людям радость лишь дарила
                И не мешала никому…»

                Она, как будто вопрошая,
                На князя глянула в упор.
                Упрёк в свой адрес принимая,
                Чиновник опустил свой взор.
         
                Княжна:         «… Используя мою наивность,
                И чувства девичьей любви,
                Граф надо мною лишь глумился,
                Надежды растоптав мои.

                Имея злые намеренья,
                Могла ли, сударь, я к врагу,
                Подняться на корабль и смело,
                Оставить всё на берегу…»

                Князь Голицын А.М.:     «Мадам, сие Вы говорили,
                Не это беспокоит нас.
                Вы на допросе заявили,
                Что звать Елизаветой Вас.

                Но кто и где, мадам, впервые
                Вас именем таким назвал…?
                Кто говорил, что Вам в России
                Законно трон принадлежал…?»

                Вопросы будто не услышав,
                Княжна вещала о своём:
                «Я не способна, князь, на низость,
                Я всем платила лишь добром.

                Вам скажут все: и композитор,
                И живописец, и поэт,
                Что я для всех была открыта
                И творчеству давала свет…

                Подобно Вам, прямых и честных
                Встречала в жизни я людей.
                Сочувствие в них, как известно,
                Коварства и вражды сильней.

                Поэтому я, Ваша светлость,
                Доверилась так слепо Вам.
                На Вашу полагаясь честность,
                Я с просьбой подаю к ногам…»

                И тут в мгновенье оказалась
                У князя подле ног она.
                И умоляюще сказала:
                «Письмо примите у меня…
 
                Для государыни писала,
                Ночь не сомкнула я очей.
                О личном с ней прошу свиданье,
                С тем чтобы выдать тайны ей…»

                Принцесса княжескую руку
                Вдруг стала быстро целовать.
                Прося усердно об услуге,
                Она пустилась причитать:

                «Ко мне явите благородство,
                Я, сударь, умоляю Вас.
                Сие, я знаю, вам непросто,
                Но обещайте мне сейчас.

                Я умоляю, передайте
                Её Величеству письмо.
                Прошу Вас, сударь, обещайте,
                Что в руки попадёт оно…»

                «Ох, что Вы госпожа, не стоит, –
                Одёрнув руку молвил князь, –
                Конечно, передам, я волен
                Всё сообщать, мадам, о Вас».

                На Ушакова косо глянув,
                И, доброты стыдясь своей,
                Невольно телом князь отпрянул
                И строгим тоном молвил ей:

                «По долгу службы я обязан
                Всё доносить о Вас, мадам.
                Как только буду там, то сразу
                Я просьбу Вашу передам…»

                Княжна тотчас преобразилась,
                Огонь как будто вспыхнул в ней.
                Письмо она нетерпеливо
                Из платья вынула скорей…

                Княжна:            «Месье Голицын, мне позвольте
                Сие письмо Вам зачитать.
                Себя должны Вы успокоить,
                О чём пишу Вам должно знать…»

                И тут со свойственной ей страстью,
                Княжна не стала выжидать 
                И, позволенья не дождавшись,
                Посланье начала читать:

«Ваше императорское величество!
Я полагаю, что было бы полезно предварить ваше императорское величество касательно историй, которые написаны были здесь в крепости. Их недостаточно для того, чтобы дать вашему величеству объяснение ложных подозрений, которые имеют на мой счёт. Поэтому я решаюсь умолять ваше величество лично меня выслушать, я имею возможность доказать и доставить большие выгоды вашей империи.
Мои поступки это доказывают. Достаточно того, что я в состоянии уничтожить все истории, которые вымышлен против меня без моего ведома.
Ожидаю с нетерпением повелений вашего императорского величества и уповаю на ваше милосердие.
Имею честь быть с глубоким почтением вашего императорского величества покорнейшая и готовая к услугам…»

                И, сделав паузу, принцесса
                С достоинством произнесла:
                «И подпись, князь: – «Елизавета»…
                Как видите я к ней добра…»

                Услышав текст письма и подпись,
                Голицын телом занемог.
                Он побледнел лицом невольно
                И ничего сказать не мог.

                Казалось, вечностью минута
                По жизни князя пролегла.
                Такая дерзкая причуда
                Его в смятенье привела…

                «Да Вы с ума сошли, как можно
                Императрице так писать…»
                – Князь, выглядеть пытаясь грозным,
                Старался голос повышать… –

                Князь Голицын А.М.:    «… Непозволительную дерзость
                Я не могу от Вас принять.
                Вы именем «Елизавета»
                Письмо дерзнули подписать…

                Я ранее, мадам, Вам лично
                Закон изволил толковать.
                Но Вы к порядкам безразличны
                И имя пишете опять…» 

                Княжна:                «Я, сударь, Вам уже сказала, –
                Не будет подписи иной.
                И Вы к тому же обещали
                Служебный долг исполнить свой…»

                Князь Голицын А.М.:    «Но подпись ежели увидит
                Императрица, то, мадам,
                За хамство явное, простите,
                Не сдобровать и мне, и Вам…

                … И будет гнев её безмерен, –
                Взволнованно пророчил князь, –
                Она к Вам строгости применит,
                А это ведь погубит Вас.

                Я добрый к Вам, Елизавета,
                Не из-за слабости души.
                Вы тяжело больны, и это
                На чувства действует мои.

                Вы избалованы и нежны,
                Весьма здоровием слабы.
                Суровый быт Вас, неизбежно,
                Погубит сыростью тюрьмы…

                Прошу, мадам, пока не поздно,
                Раскайтесь в глупости своей.
                Всё изменить ещё возможно,
                Переписав письмо сие…»

                Княжна:          «Я всё решила и надеюсь,
                Вы не обманите меня.
                Иных желаний не имею,
                В руках Господних жизнь моя…»

                Как в оправданье слов принцессу
                Жестокий кашель охватил.
                Других не видя здравых действий,
                Допрос Голицын прекратил.

                И, обращаясь к Ушакову,
                Князь недвусмысленно сказал:
                «Сей бред девичий в протоколе,
                Надеюсь, ты не написал…?

                Глава № 44. Коломенский дворец. 7 июня 1775 года

                Сосновый лес прохладным утром
                Под лёгкой дымкою дремал.
                Белея стенами, уютно
                Дворец коломенский стоял.

                Екатерина, как обычно
                Уже не баловалась сном.
                Надев очки, она привычно
                Читала почту за столом…

                Князь Вяземский, войдя с докладом
                К императрице в кабинет,
                Приветствовал её и сразу
                Учтиво протянул пакет.

                Князь Вяземский А.А.:   «Сие послание Голицын
                Из Петербурга Вам прислал.
                Просил излишне не гневиться
                За то, что по нужде писал…»

                Екатерина, улыбнувшись,
                Бумаги бросила читать
                И, к князю быстро повернувшись,
                Пакет поторопилась взять.

                Она тотчас без промедленья
                С пакета сорвала печать.
                Бумаги вынув, с упоеньем
                Их быстро начала читать.

                Отчёт Голицына вначале
                Особых чувств не вызывал.
                Но позже матушка вскричала:
                «Каналья, что он мне прислал…

                Ведь это же не донесенье,
                А фраз слащавых кутерьма.
                Сие любовное творенье
                Сентиментального ума.

                Старик влюбился что ли в девку,
                Иль выжил вовсе из ума?
                Быть может, дать ему постельку
                Поближе к ней на года два…?»

                Тираду бранных слов закончив,
                Екатерина поднялась
                И, потрясая колокольчик,
                В пылу по комнате прошлась.

                И тут, как будто выжидая,
                На зов явился секретарь.
                Непринуждённо улыбаясь,
                Он пред царицею предстал.

                Совсем недавно Завад;вский
                Стал фаворитом у неё.
                Красивый, молодой и рослый
                Он взглядом обласкал её. 

               Екатерина II:                «За столик, милый друг, садитесь, –
                Екатерина говорит, –
                И князю в Петербург пишите,
                Что делать дальше надлежит…»

                От гнева находясь в смятенье,
                Она собраться не могла.
                Но, поборов в себе волненье,
                Письма диктовку начала:

                «Любезный князь, мой передайте
                Известной женщине совет,
                Что милость, ежели желает,
                То пусть оставит этот бред.

                Играть комедию не стоит,
                Нам всё известно про неё.
                А мысли вздорные о троне
                Загубят лишь судьбу её.

                Слепая дерзость сей канальи
                Мне оскорбительна весьма.
                В письме как смела называться
                Елизаветою она…»

                «Не поспеваю я за Вами, –
                Сказал в смущенье секретарь, –
                Мне диктовать сие посланье
                Чуть-чуть помедленней нельзя ль…?»

                «Простите, друг мой, забываюсь, –
                Сказала матушка любя, –
                Продолжим милый, постараюсь
                Отныне сдерживать себя…»

                «Велю я, князь, к тому прибавить,
                Что нет сомнений у меня,
                Что не принцесса, а каналья
                И шлюха грязная она…

                Бездомная авантюрьера, –
                Сошла вдруг матушка на крик.
                Лицо от гнева покраснело,
                И был ужасен ее лик…   

                «Ко мне как смела обращаться,
                Кто надоумил эту дрянь
                Елизаветой подписаться,
                Переступая правил грань?...»

                Лейб-секретарь, не поспевая
                Потоки бранных слов писать,
                Императрицу унимая,
                Решился вновь её прервать…

                «Но, государыня, нельзя ли
                Помедленнее диктовать?
                И в это надо ли посланье
                Сии ругательства писать?»

               Екатерина II:                «Петруша, бесы полонили,
                Овладевает мною страсть…
                Емельку только что казнили,
                А тут ещё одна… на власть…

                Пиши, мой милый, ради Бога,
                Я постараюсь не спешить.
                Но доброта к ней нам премного,
                Дружочек, может навредить…

                Итак, продолжим текст посланья, –
                С улыбкой начала она, –
                … Являя строгость, самозванку
                Велю не называть «княжна».

                Узнать подробно у канальи,
                Кто эту роль придумал ей…
                Скажите, князь ей, что молчанье
                Её погубит лишь скорей.

                У этой бестии узнайте,
                Кто всё ж родители её?
                Откуда родом…? И пытайтесь
                Добыть признанье у неё.

                Склоняюсь к мнению, что девка
                Не в полном здравии ума.
                Надеюсь, будете усердней,
                Да в помощь Бог Вам и тюрьма…»

                Князь Вяземский считал излишним
                Императрицу раздражать.
                А посему старался тише
                Себя держать и не мешать.

                Екатерина, будто вспомнив
                О прокуроре в сей момент,
                Сказала: «Князь, прошу запомнить,
                Что скорый жду от Вас ответ…

                Ответ на два моих вопроса,
                Что отписала я в письме,
                И, ежели пройдут все сроки,
                То гнев мой ощутите все…»

                Умерив пыл свой, передышку
                Она сама себе дала.
                И, к князю обращаясь тише,
                Сочувственно произнесла:

                «Пусть будет князь поосторожней,
                В коварстве сила вся её.
                С канальей надо быть построже,
                Он слишком добрый для неё».

                Согласье Вяземский означил
                Поклоном низким головы.
                Он словно исходил вниманьем
                И был достоин седины.

                Екатерина II:          «Чем Вы ещё меня хотите
                Обрадовать, милейший князь?
                Пока есть время, говорите,
                Готова выслушать я Вас…»

                Князь Вяземский А.А.:          «Граф Алексей Орлов в России
                Уж по дорогам колесит.
                И вскоре, как герой всесильный,
                В Москву намерился прибы;ть…»

                Екатерина II:            «Ну что ж, достоин он признанья,
                У графа множество заслуг.
                Своих героев почитая,
                России примножаем дух.

                Он доблесть показал в сраженьях
                И много пользы нам принёс.
                К тому явил немало рвенья,
                Пока каналью не привёз.

                Мы ждём Орлова с нетерпеньем
                К известному всем торжеству.
                Турецкий мир – его творенье,
                И почесть графу посему.

                Готовьте к подписи указы:
                Чесменский титул графу дать,
                Присвоить высшие награды,
                Какие, князь, должны Вы знать…»

                В ответ, не проронив ни слова,
                Кивнул князь молча головой.
                Он знал уже, что ждёт Орлова
                Опала на земле родной…

                Глава № 45. Повторный допрос.
                Лишение княжны привилегий

                Княжну встревожил лязг засова,
                На дверь взгляд бросила она…
                Вошёл Голицын с Ушаковым
                И заняли свои места…

                Князь в этот раз весьма был мрачен,
                Садился, тяжело дыша.
                «День предвещает неудачу»…, –
                Подумала в сей миг княжна.

                Княжна:              «Ах князь! Вы где же пропадали?
                Без Вас затосковала я.
                Вы кое-что мне обещали…
                Так есть ли новость для меня?»

                Князь Голицын А.М.:          «Её Величество ответа
                Я с нетерпеньем ожидал…
                И жаль, что Вы глухи к советам», –
                Князь грустным голосом сказал.

                «… От Вашей подписи известной
                Во гнев лишь матушка пришла.
                И Вашу письменную дерзость
                Она за хамство приняла…

                Мне повелела, срок давая,
                Допрос Вам строгий учини;ть.
                Суровость быта применяя,
                Ответы нужные добыть.

                Мадам, надежду оставляя
                На милость царской доброты,
                Я Вам отречься предлагаю
                От всех претензий и вражды.
 
                Ещё раз требую отныне
                Нам только правду говорить…
                И даже там отцы святые
                Не станут строго Вас судить…

                Лицу суровость придавая,
                Князь губы бледные поджал
                И, вновь к принцессе вопрошая,
                Он строгим голосом сказал:

                Князь Голицын А.М.:     «Мадам, ещё раз Вам желаю
                Вопросы прежние задать.
                И заодно предупреждаю:
                Я не намерен Вам прощать…

                Елизаветою назваться,
                Кто надоумил Вас, мадам…?
                Откуда родом и сознайтесь,
                Кто завещания прислал…?

                Княжна:              «Я ранее Вам объяснила
                Откуда имя, князь, сие.
                По роду я его носила
                И царственная кровь во мне…»

                Князь Голицын А.М.:     «Итак, мадам, не признаётесь, –
                Прервал фельдмаршал и привстал, –
                Суровость применить придётся,
                Я Вас уже остерегал…»

                И, обращаясь к Ушакову,
                Князь в тоне приказном сказал:
                «Пиши, что слышал в протоколе,
                Господь свидетель, я прощал…

                Мадам, небеспредельна милость,
                И государыня права,
                Что за сочувствие к Вам злилась,
                Когда от Вас письмо прочла…»

                И, к писарю вдруг обращаясь,
                Велел он коменданта звать.
                Княжна за действом наблюдая,
                В платок закашлялась опять.

                Больной принцессе сострадая,
                Старался князь себя сдержать.
                И, волноваться не желая,
                Отвёл от мученицы взгляд.

                И, наконец, вошли солдаты,
                За ними комендант седой.
                Они исполнить были рады
                Приказ Голицына любой…

                Князь Голицын А.М.:    «У этой женщины все вещи   
                Прошу немедля отобрать.
                Всё, кроме платья и постели…,
                Служанку к ней не допускать…

                Готовить пищу по-крестьянски,
                Приставить к ней двоих солдат.
                Не помогать и не общаться,
                Пока признания не даст.

                Сие понравится ей вряд ли,
                Но свыше есть приказ таков.
                А ей, чтоб было всё понятно
                Переведите, Ушаков…»

                Солдаты, принявшись за дело,
                Всё выносили в коридор.
                Княжна на них в упор смотрела,
                Не понимая разговор.

                Ушаков:            «Вы лишены всех привилегий
                За запирательство, мадам.
                В быту ждёт ряд ужесточений,
                К столу – холопская еда.

                Вы так же будете служанки
                И платьев светских лишены.
                К Вам двух солдат приставят рядом,
                И книги Вам запрещены…»

                Принцесса, перевод прослушав,
                Упала на постель тотчас,
                И громкий плач её в подушку
                Голицына весьма потряс.

                «Голубушка, а как иначе,
                Увещевал я Вас не раз…»
                И, не выдерживая плача,
                Покинул помещенье князь.

                Принцесса прекратила плакать,
                Как только генерал ушёл
                И, спешно волосы поправив,
                С постели спрыгнула на пол.

                Поближе подойдя к солдатам
                Она спросила: «Господа,
                Вы что, теперь со мною рядом
                Служить изволите всегда?»

                Вопрос принцессы на немецком
                Эффект на них не произвёл.
                Солдаты дружно, как и прежде,
                Сносили вещи в коридор.

                Княжна, не получив ответа,
                Вопрос решила повторить.
                И на французском диалекте
                Пришлось в сей раз у них спросить:

                «Месье, Вы в камере надолго
                Со мной намерены пробыть?
                Я женщина и неудобно
                Справлять мне будет личный быт…»

                Увы, тюремщики и ныне
                Не поняли слова её.
                И словно бы глухонемые
                Безмолвно делали своё…

                Княжна пришла в негодованье,
                Что ей неведом русский слог
                И чувство разочарованья
                В ней вызвало волну тревог…

                Надежды лучшие оставив,
                К постели поплелась княжна.
                Всю тяжесть бытия представив,
                Слезами залилась она…

                Глава № 46. Записка князю Голицыну А.М.

                В своём огромном кабинете
                Голицын почту разбирал
                И, глядя на часы при этом,
                С докладом Чернышёва ждал…

                «А вот и Вяземский мне пишет, –
                Взяв со стола другой пакет,
                Подумал князь, – Ну что ж, дружище,
                Прочту, пока приёма нет».

                Свободным пользуясь моментом,
                И, суть письма желая знать,
                Он с прокурорского пакета
                Сорвал казённую печать…

А.А. Вяземский – А.М. Голицыну
Милостивый государь мой князь Александр Михайлович!
Её императорское величество высочайше повелеть соизволила к вашему сиятельству отписать. Её величество чрез английского посланника уведомилась, что известная самозванка есть из Праги трактирщикова дочь, а како посланным указом велено допустить к ней пастора, то сие обстоятельство к обличению её, конечно, послужит, и ваше сиятельство можете к опровержению её явно лжи употребить в пользу, и что откроется её императорскому величеству донесть изволите. Впрочем с совершеннейшим почитанием и искреннею преданностию пребываю вашего сиятельства милостивого государя моего покорнейший слуга

князь Александр Вяземский.
Июня 26-го дня 1775 года. Москва

                Вот это да! – Вельможа буркнул, –
                Но где же адрес, имена…?
                Тогда для ясности прогулку
                Резонно совершить туда…»

                И тут, в назначенное время,
                Явился комендант тюрьмы.
                Он был взволнован черезмерно
                И с видом собственной вины.

                Чернышёв А.Г.:              «Совсем плоха она здоровьем
                Не ест, не спит уже два дня.
                Всё кровью рвёт, кричит от боли,
                Как бы не померла княжна…

                Всё к Вам взывает, Ваша светлость,
                Лопочет что-то о своём.
                Солдаты не поймут в чём дело,
                Язык её им незнаком.

                Она записку написала,
                Просила передать её…
                Возможно, князь, ей что-то надо,
                А может вспомнила чего…?

                Голицын, драму понимая,
                Письмо у коменданта взял
                И, во французский текст вникая,
                О следующем прочитал:

                «Я как в могиле, Ваша светлость,
                В душевных муках исхожу.
                По Вашей «милости» последней
                Я к жизни сил не нахожу.

                Здесь, кроме Вас, никто не в силах
                Меня больную защитить.
                Лишь Вы, месье, способны милость
                Ко мне невинной проявить.

                Придите, сударь, заклинаю,
                Живу надеждою о Вас!
                Я жду и Бога умоляю,
                Что Вы услышите мой глас».

                Князь, не на шутку взволновавшись,
                Поднялся вдруг из-за стола.
                По кабинету прогулявшись,
                Решил оставить все дела.

                Тряхнув настольный колокольчик,
                Князь вызвал старого слугу
                И объявил ему, чтоб срочно
                Карету заложил ему.

                Со мной поедете, дружище, –
                Он Чернышеву объявил, –
                Мы были к ней строги излишне,
                Помрёт ведь, я же говорил…»

                ***

                Солдаты подскочили с места,
                Когда Голицын в дверь вошёл.
                Зловонный запах помещенья
                Чиновнику дыханье спёр.

                В сей раз он прибыл на свиданье
                Без своего секретаря.
                Им двигало одно желанье –
                Пред нею оправдать себя.

                «О ужас! – Пробурчал Голицын, –
                Условий к жизни никаких.
                Она права, здесь, как в могиле,
                Сравнений боле нет иных…»

                Еду два дня не принимая,
                Совсем лишилась сил княжна.
                В постели, князя ожидая,
                Лежала бледная она.

                Под мрачным сводом тени стаей
                Над чахлою тряслись свечой.
                Казалось, с нею угасает
                И жизнь девицы молодой.

                Большими грустными глазами
                Смотрела на него княжна.
                И князь, не пересилив взгляда,
                Стал объясняться сгоряча:

                «Голубушка! Ведь Вы же знали
                О всех суровостях тюрьмы.
                Мы Вас, мадам, увещевали,
                Но правды не дождались мы.

                Откройтесь, милая, пред нами,
                И милость не заставит ждать.
                Позволим жениху свиданье
                И в Нейсес разрешим забрать».

                Заговорить пытаясь с князем,
                Она закашлялась опять
                И, рот платочком прикрывая,
                Старалась голову поднять.

                «Господь! Услышь, не дай ей смерти, –
                Пробормотал невольно князь, –
                Ко сроку доложить успеть бы
                И самому не влипнуть в грязь…»

                «Голубушка! Не подымайтесь,
                Готов Вас выслушать и так…
                А Вы отсюда убирайтесь», –
                Сказал он, глянув на солдат.

                Дождавшись тишины, вельможа
                Как будто что-то выжидал…
                И, оглянувшись, осторожно
                Вдруг сам оправдываться стал:

                «Я искренне к Вам относился,
                Но как, скажите, Вам помочь,
                Когда я, милочка, не в силах
                Капризы Ваши превозмочь.

                Вам стоит только отказаться
                От притязаний на престол
                И во грехе повиноваться,
                Признав, что говорили вздор…»

                Княжна:               «Месье, не доверяйте слухам.
                Они рождались без меня.
                Солдат из Персии как будто
                Султану обещала я…

                У знатнейших людей Европы
                Спросите про меня, месье.
                Они всё знают и способны
                Развеять слухи обо мне.

                На Вас лишь, князь, мои надежды
                И о спасении мечты.
                Ко мне явите милосердье,
                Отсюда дайте мне уйти.

                Клянусь Вам, князь я всё забуду
                И о случившемся молчать.
                Я в Оберштейн вернусь и буду
                Там путь к смирению искать.

                И, милый князь, за что же слуги
                Мои сидят здесь без вины.
                Они лишь были мне послушны
                И так страдать ведь не должны…»

                Князь Голицын А.М.:     «Голубушка, сие непросто,
                Есть доказательства вины.
                Раскайтесь, ведь ещё не поздно
                И будете все прощены.

                Поведайте нам Вашу тайну.
                И прежний мир вернётся к Вам.
                Не то всё кончится печально,
                В тюрьме возможно всё, мадам…

                Так кто же он тот «неизвестный»,
                Который Вам идею дал
                Назвать себя Елизаветой
                И завещания прислал…?»

                Княжна:             «Я Вам сказала всё, милейший,
                И не намерена опять
                Вам повторять рассказ свой прежний
                И показания менять».

                Таким ответом огорчённый
                Вздохнул Голицын тяжело.
                И воздух камеры зловонный
                Взмутил всю внутренность его.

                Тошнота к горлу подступила,
                Все мысли разлетелись прочь.
                Княжны упорство возмутило,
                Но князь надеялся помочь…

                От пота шею вытирая,
                Он недовольно губы сжал.
                И вновь, к принцессе обращаясь,
                Серьёзным голосом сказал:

                «Я объявить Вам всё ж намерен:
                Иль мы о Вас всё будем знать,
                Иль Вам придётся наши меры
                Ещё ужаснее познать…

                Голубушка, я не желаю
                Так строго с Вами поступать.
                Пока не поздно, умоляю
                По делу истину сказать.

                Я лично к матушке поеду
                И ниц пред нею упаду.
                Я попрошу к Вам снисхожденья
                И Вы покинете тюрьму…»

                Княжна:           «Мне поздно размышлять о жизни
                И некуда бежать, увы…
                Нет у меня теперь отчизны
                И нет в моей душе любви…

                Ко мне весьма добры Вы, сударь,
                Но что объединяет нас…?   
                Давно решительность и удаль
                Покинула в сей жизни Вас.

                Вы, как и граф Орлов, боитесь
                О «немке» даже говорить.
                Вы даже думать не хотите,
                Что можно по-иному жить».

                Слова крамольные услышав,
                Вельможа тут же обомлел.
                С волнением пришла одышка,
                И князь заметно побледнел.

                Придя в себя, Голицын нервно
                Поправил сбившийся парик.
                Он к матушке всегда был верен
                И к послушанию привык.

                Князь Голицын А.М.:     «Мадам, Вам никогда не выйти
                Из этих мрачных каземат.
                Вы слишком вольны в своих мыслях,
                А это не сулит наград.

                Нам из источников английских
                Пришло известие, что Вы
                Трактирщикова дочь, простите,
                И в Праге детство провели.

                Так вот, голубушка, на это
                Извольте объясниться мне.
                Прислушайтесь к моим советам,
                Откройте тайну о себе».

                Княжна:              «Ах, будьте милосердны, сударь,
                Не верьте слухам никаким.
                В архив мой загляните лучше
                В них правду пишет де Марин.

                Газеты, подлые людишки
                Рождают сплетни обо мне,
                Плетут вокруг меня интрижки,
                А Вы им верите, месье…

                И ежели Вы говорите
                Мне о родителях моих,
                Тогда сюда их приведите
                Для оправданья слов своих».

                Князь Голицын А.М.:     «О них мне боле неизвестно,
                Но дело времени, мадам.
                Из Праги мы получим вести,
                Но будет ли прощенье Вам…?

                Есть и свидетельства прямые…
                К Султану письма есть у нас,
                Где дочерью императрицы
                Вы представляетесь не раз.

                Мадам, я Вас увещеваю,
                Пока я здесь признайтесь нам.
                Исход хороший обещаю,
                Простит императрица Вам…»

                Княжна:            «Вы, князь, ко мне глухи, как прежде,
                И мой рассказ сочли за бред.
                Но Ваши всё ж пусты надежды,
                Других, месье, свидетельств нет.

                Я не намерена лжесловить
                И показания менять.
                И, сударь, попрошу Вас боле
                Меня родством не докучать.

                Я всё сказала, и до смерти
                От слов своих не откажусь.
                Пройду я сквозь мученья эти
                И пыток Ваших не боюсь».

                Князь Голицын А.М.:    «Ох! Как Вы, милочка, неправы
                И опрометчивы весьма.
                Здесь не таких, как Вы ломали,
                Бездушна к узнику тюрьма…

                Ну что же, при таком упрямстве
                Вам милосердия не ждать.
                И государыня мне вряд ли
                За Вас позволит хлопотать».

                Был князь заметно беспокоен,
                Надежд погасли в нём огни.
                Казалось, будто он виновен
                В трагедии младой княжны.

                Княжна:             «Вы, сударь, так не изводитесь,
                А если Вы защитник мой,
                То государыню просите
                О встрече скорой здесь со мной.

                Скажите мол «Елизавета
                О важном хочет сообщить.
                Она пред Вами лишь секреты
                Желает личные открыть…»

                Князь Голицын А.М.:     «Вы что, мадам, мне говорите?
                Вы право спятили с ума.
                Её величество, простите,
                Нет дел до грязных каземат.

                Сия несбыточна затея
                И может только навредить.
                Да я ей даже не осмелюсь,
                Мадам, такое предложить…»

                Голицын лишь от мысли этой
                Вспотел и тяжело дышал.
                Но сострадая всё ж принцессе,
                Замолвить слово обещал.

                С душевной тяжестью покинул
                Вельможа мрачный каземат.
                Ему казалось, что в мундире
                Клопы кровавые кишат.

                Хотелось снять с себя одежду
                И грязь тюремную отмыть.
                Князь утешал себя надеждой,
                Что вскоре дома должен быть.

                Увидев рядом коменданта,
                Он на ходу сказал ему:
                «Убрать солдат, вернуть служанку,
                Дать комендантскую еду».

                И словно бросил в оправданье:
                «Не то случиться с ней беда…
                Помрёт, с кого нам брать признанья?
                Что скажет матушка тогда…?»

                Глава № 47. Депеша

                В опочивальню князя входит
                Обеспокоенный слуга
                И будит спящего вельможу,
                В плечо толкая и шепча:

                «Депеша из Москвы Вам, сударь,
                Просили срочно разбудить
                И непременно ранним утром
                Вам для прочтения вручить».

                Голицын с полусонной миной
                У камердинера спросил:
                «Ну что ещё стряслось там, милый…?
                Побеспокоить кто решил…?»

                Камердинер:               «Пришла депеша, Ваша светлость,
                Секретным текстом из Москвы.
                Вручить велели, и немедля
                Прочесть должны посланье Вы».

                И, наконец, сквозь полудрёму
                Князь всю реальность осознал
                И, поборов с трудом истому,
                Из рук слуги депешу взял…

«Князь Алексей Михайлович, по слухам из Ливорно самозванка есть итальянская жидовка…

                Прочитывая строки бегло,
                Вельможа нервно размышлял:
                «О Боже! Кто сию нелепость
                Её величеству подал…?

                И вновь нет ничего в депеше,
                Ни адресов и ни имён…
                Я прошлый раз предстал невежей
                И был достаточно смешон…»

                Князь, окончательно проснувшись,
                Что делать далее не знал.
                И вновь, в послание уткнувшись,
                Концовку текста прочитал:

– «И скажите: коли в этот раз она опять не признается в правде и не послушает наших монарших слов, и вместо признания будет продолжать свои бредни, мы тотчас отдадим её в распоряжение суда и решим дело по справедливости установленных нами законов».

                Не отрываясь от депеши,
                Князь камердинеру сказал:
                «Немедля экипаж к подъезду,
                Я выезжаю по делам».

                ***

                Князь Голицын А.М.:     «Мадам, прошу у Вас прощенья
                За неожиданный визит.
                Моя душа полна смущенья
                Поскольку Вас велел будить…

                Из Рима матушке намедне
                Пришло известие о Вас,
                Что итальянская еврейка
                По слухам Вы на этот раз.

                Извольте дать нам поясненье
                И предлагаю не таить
                Своё, мадам, происхожденье
                И только правду говорить…»

                Но тут Голицын вдруг услышал
                Неудержимый смех княжны
                И понял, что опять пристыжен
                Нелепым доводом вины.

                В столь беспринципном разговоре
                Предвидел он такой ответ.
                Но чувство личного позора
                Пришлось принять на склоне лет.

                Княжна:             «Вы, сударь, в ранний час решили
                Поиздеваться над больной.
                Вас разве этому учили…?
                Иль Бог не ведает душой…?

                Вы лишь вопросами своими,
                Месье, позорите себя
                И тех, кто выше Вас в России…,
                Вы огорчаете меня».

                Затихла узница в бессилье,
                И князь в раздумии молчал…
                Он взгляд её невыносимый
                В себе до боли ощущал.

                Князь Голицын А.М.:          «Голубушка. Я лишь невольный
                Исследователь Ваших дел.
                Я не желал Вас беспокоить,
                Но и ослушаться не смел.

                Сей мир не чествует героев…
                Мы призваны не рассуждать,
                А выполнять монаршу волю
                И власть в России укреплять.

                Поэтому, мадам, не стоит
                Меня в чём-либо обвинять.
                Вы сами изъявили волю
                Престол Российский оседлать.

                Вы, не боясь и не смущаясь
                Суждений царственных персон,
                Мадам, публично заявляли
                Свои претензии на трон.

                Так что не стоит запираться.
                Сие Вам благо не сулит.
                Я Вам советую сознаться,
                И матушка Вам всё простит».

                Княжна:             «В себе скрывая благодетель,
                Кривите, князь, своей душой.
                Вам не нужны мои идеи,
                Вам важен личный лишь покой.

                Я не намерена, простите,
                Себя за милость продавать.
                И Вам не стану, князь, учтите
                Друзей невинных шельмовать.

                Кто я, императрица знает,
                Ей надобен лишь мой отказ
                От имени и притязаний,
                Чего и ждёт она от Вас.

                Ну а потом меня несложно
                И самозванкой объявить.
                И пред Европой, сударь, можно
                Ко мне жестокость объяснить.

                Не я, она меня боится,
                Я к тайне завещаний путь.
                И лишь визит императрицы
                Моих претензий вскроет суть.

                Я всё ж настаиваю, сударь,   
                Мою ей просьбу повторить:
                Что бьётся жизнь во мне покуда,
                Хочу с ней лично говорить…»

                И словно бы в напоминанье
                О жизни затухавшей в ней,
                Княжна закашлялась в страданьях,
                И князь не смог ответить ей.

                Желая проявить заботу,
                Он вызвал лекаря княжне
                И, ощутив в груди тошноту,
                Сдержал дыхание в себе.

                Тюремный смрад, следы болезни
                На юном девичьем лице
                В нём погасили все надежды
                На нужный разговор в конце.

                Всю безысходность понимая
                Тюремной миссии своей,
                Князь, тяжко воздух выдыхая,
                Сказал на всякий случай ей:

                «У Вас есть время передумать
                И коменданту сообщить…
                Упрямство Ваше неразумно,
                Ещё всё можно изменить».

                Дождавшись лекаря, вельможа
                Покинул душный каземат.
                Он чрезвычайно был встревожен
                И предстоящему не рад.

                «Как быть? Скорей помрёт девица,
                Чем будет правду говорить,
                Придётся всё ж императрицу
                О встрече скорой с ней просить…»

                Глава № 48. Москва. Коломенский дворец

                Екатерина II:            «Я рада зреть Вас, граф, светлейший 
                В своём отечестве живым.
                Вас ждёт триумф, герой Чесменский,
                Ведь мы своих героев чтим.

                Турецкий мир – твоя заслуга,
                Что можно тут ещё сказать.
                Теперь тебя по праву будут
                Орлов – Чесменский величать.

                Тебя, граф, ждут ещё награды
                И тысяч шестьдесят рублей,
                Дворец огромный в стольном граде
                И поздравления друзей…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Я приношу Вам благодарность
                За милость к Вашему рабу.
                Служил Вам, матушка я в радость
                И благ не ждал я посему…»

                Екатерина II:              «Ну полно, граф, нам все известно
                Какие блага ты искал.
                О Вас к нам доходили вести,
                Которыми нас удивлял…

                Об этом позже…, очевидно,
                Ты на чужбине заскучал
                И посетить места родные,
                Наверняка, давно мечтал.

                Ты мне писал, что утомился
                И на здоровие грешил.
                А посему, являя милость,
                Я предоставлю, что просил…

                Твой брат Григорий в Петербурге
                В полнейшем здравии сейчас.
                Надеюсь, время для досуга
                Теперь достаточно у Вас.

                Я, несомненно, рада буду
                Соединению семьи.
                Заслуг я Ваших не забуду,
                Благи все помыслы мои…

                Но я тебя в Санкт – Петербурге
                Прошу недолго гостевать.
                Мне там и Гришки много будет,
                В Москве, граф, будешь проживать.

                Займешься, милый, скакунами,
                Да погоняешь голубей.
                Охота, прочие забавы
                Пойдут на пользу лишь тебе.

                Да и пора тебе жениться,
                Семью большую заиметь.
                Настал момент определиться
                И в будущее посмотреть…

                А то всё с бабами чужими
                Изводишь силушку свою.
                Кому тогда носить, мой милый,
                В веках фамилию твою…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Неся Вам рабскую повинность,
                Служеньем, матушка, горжусь.
                И, принимая Вашу милость,
                О Вашем здравии молюсь.

                Я верен Вам и буду верным
                До окончанья дней моих.
                Я самозванки предложенье,
                Рискуя жизнью, отклонил…»

                Екатерина II:             «Да, знаю, знаю, граф, про это,
                Не зря усердия твои.
                Ты лучше расскажи секреты
                Её распущенной любви.

                Ты с нею, граф, весьма был близок
                И, не стесняясь глаз чужих,
                Помпезно разъезжал по Пизе,
                Не убоясь суждений злых…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Но, государыня, я должен
                Её был как-то заманить.
                Сей путь единственно возможный…,
                Он жизнь мне дал ей сохранить…

                Ты, матушка, сама писала,
                Чтоб я живой её привёз.
                И к ней уменья прилагая,
                Старался я и бремя нёс…»

                Екатерина II:              «Тюремный лекарь сообщает,
                Что пленница твоя плоха,
                Лекарства ей не помогают,
                И жизнь в ней теплится едва.

                Есть ли желание, голубчик,
                Свою блудницу посетить
                И, о любви своей толкуя,
                На исповедь её склонить…

                Голицына старанья тщетны,
                Она всё тот же бред несёт.
                Ну а болезнь её заметно
                К концу печальному ведёт.

                Она совсем уж обнаглела,
                Желает встретиться со мной.
                Сия развратница посмела
                Унизить этим статус мой…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Извольте, матушка, не стану
                Я более встречаться с ней.
                Я всё Вам отписал в посланьях,
                И докучать нет смысла ей…»

                Екатерина II:               «Что ж так бесчувственно и грубо
                Ты выражаешься, друг мой.
                Небось приятные минуты
                Забыл в объятиях другой.

                Измена, граф, вошла в привычку,
                Ты баб, как ношеный парик,
                Меняешь после передышки,
                Невинный сохраняя лик…»

                Орлов улыбкою придворной
                Нападки матушки встречал
                И, представляясь ей покорным,
                Не без досады размышлял:

                «Недаром гнева опасался,
                Крепка уж матушка на слог.
                Наверно Панин постарался,
                Да и Потёмкин тоже мог…»

                Своими мыслями терзаясь,
                Перечить граф не помышлял.
                В душе тревогу ощущая,
                Он, багровея, ей внимал…

                Заметив беспокойство графа,
                На юмор матушка сошла.
                И разговор свой с адмиралом
                В шутливый тон перевела:

                «Не стоит так серчать, голубчик,
                Когда ещё нам, граф, шутить.
                И кто иной ещё мог лучше
                Такую стерву заманить…

                Ты послужил России славно
                И хватит почестей на век.
                И я согласна, что во благо
                Пора сойти тебе на брег…»

                «Такие шутки не случайны, –
                Подумал тут же адмирал, –
                Мне на отставку намекает,
                Чтоб я прошение подал…»

                Екатерина II:              «… Бесспорно, велики заслуги
                Твои в отечестве родном.
                Они твоей гордыней будут
                И приростут моим добром…»

                Граф Орлов А.Г.:              «Я благодарствую безмерно
                За милость, явленную мне.
                Я был всегда по-рабски верным
                И рад полезным быть тебе».

                Екатерина II:              «Я знаю…, но какие тайны
                Открыть желает для меня
                При встрече грязная каналья.
                И ей должна ли верить я…?

                Ты был с ней в чувственных сношеньях
                И, думаю, она тебе,
                В свои впадая откровенья,
                Шептала правду о себе…

                Возможно, личные сомненья
                Ты не изволил написать…
                Так каковы твои сужденья?
                О ней хотелось мне узнать…?

                Граф Орлов А.Г.:            «Вы правы, матушка, секреты
                Я не изволил Вам писать,
                Поскольку письмена в пакетах
                Возможно всякому читать».

                Граф беспокойно оглянулся,
                Как будто что-то услыхал.
                Поближе к матушке пригнулся
                И чуть потише продолжал:

                «Я ранее бы не смутился
                Её мошенницей назвать,
                Но как-то ночью усомнился
                И слухам стал не доверять…

                Об этом, матушка, я лично
                Хотел при встрече сообщить.
                От толков уходя публичных,
                Пытался тайну сохранить…»

                Екатерина II:              «Так что мерзавка нашептала
                Тебе в постели, говори…
                Я ждать тебя уже устала,
                Будь милосерден, не томи…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Своё припоминая детство,
                Она назвала имена,
                Которые Елизаветой
                В те почитались времена.

                Про Иоганну Шмидт, Дитцеля
                Она рассказывала мне.
                Их личности двору известны,
                Но как они знакомы ей…?

                Правдивым был рассказ о Кейте,
                Том англичанине, что дочь
                Покойницы Елизаветы
                В Европу тайно вывез в ночь.

                И, наконец, хочу поведать
                О самом главном я сейчас.
                И это не пустые сплетни,
                Они заинтригуют Вас…»

                Орлов на слове вдруг запнулся,
                Как будто что-то услыхал.
                И, боязливо оглянувшись,
                На всякий случай замолчал…

                «Вы стали, граф, весьма пугливы, –
                Сказала матушка смеясь, –
                Вы правы, что поизносились,
                На службе у меня трудясь…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Мне, государыня, известно,
                Что покровительствовал ей
                Сам граф Шувалов…, были встречи
                И переписка в письмах с ней…

                А всем известно, что Шувалов
                Елизаветой был любим.
                И дочь её, в любви зачатой,
                Он как отец боготворил…

                К ней недоверия возможны,
                Но факты можно ли сокрыть…?
                Их опровергнуть всё же должно,
                Иначе как во лжи винить…?

                Екатерина II:               Да, граф, серьёзны опасенья,
                Не оттого ли ты угрюм…?
                Видать мила была в постели,
                Что в замешательстве твой ум.

                Давно тебе, голубчик, надо
                В таких делах быть поумней
                И, разумея, знать когда-то,
                Что у покойной нет детей.

                Все эти сплетни, граф, разносят
                Двору враждебные круги.
                Неужто ты продался тоже
                И мысли притаил свои…?»

                Граф Орлов А.Г.:            «Ну что ты, матушка, до смерти
                Я буду подпирать твой трон.
                Сие я доказал на деле
                И девкой не был соблазнён…»

                Екатерина II:             «Да знаю, знаю, граф, но всё же
                Ты в крепость лично поезжай
                И, как на исповеди божьей,
                У самозванки всё узнай…

                Боюсь, Голицын не успеет
                Мне нужных сведений добыть.
                Она весьма плоха, и дело
                Нам не удастся завершить.

                Судьбою этой побродяжки
                Интересуются послы.
                Последствия быть могут тяжки
                От недоказанной вины.

                Нас, граф, и без неё в Европе
                Считают варварской страной.
                А тут у них есть повод, чтобы
                Отреагировать враждой.

                Так что, голубчик, начал дело -
                Тебе его и завершать.
                А кары, милый мой, небесной
                Ведь всё равно не избежать».

                Императрица засмеялась,
                Как будто шутку изрекла
                И, добродушно улыбаясь,
                Сочувственно произнесла:

                «Так что ступай , Орлов-Чесменский ,
                И верность докажи свою.
                А заодно и к Гришке съездишь
                И милость выскажешь мою…»

                Граф Орлов А.Г.:            «На муки, матушка толкаешь,
                Неволен я туда идти.
                Ты словно чувствами играешь
                И душу хочешь извести…»

                Екатерина II:            «Сие мне радостно услышать,
                Не всё потеряно тобой.
                Совсем не очерствел, я вижу,
                И это радует, друг мой.

                Я знаю, ты устал с дороги,
                Но ехать надобно туда.
                Голицыну нужна подмога,
                Он слишком добрый, как всегда».

                Гневить царицу не желая,
                В знак послушания Орлов
                Кивнул ей головой и дале
                Покинул кабинет без слов.

                Как только граф исчез за дверью,
                Покинув потайную сень,
                К Екатерине незаметно
                Вошёл Потёмкин, словно тень…

                Екатерина II:             «Ты слышал, Гришка, как боится
                Сей самозванки наш герой», –
                Не глядя, молвила царица,
                Услышав шорохов за спиной.

                «Каков твой сказ про Алехана,
                И мысли Гриша каковы…? 
                И неопасен ли он станет
                Нам за пределами Москвы…?

                Князь Потёмкин Г.А.:         «Он явно встречей недоволен, –
                Любовник бывший ей сказал, –
                И что-то изменить неволен,
                Поскольку трон лишь подпирал…

                В душе злодея неспокойно,
                Он понял, что переиграл.
                Зато, с ней нагулявшись вдоволь,
                Героем пред тобой предстал.

                И, матушка, за то спасибо,
                Что граф в тюрьму поедет к ней.
                Ведь это всё равно, что дыба,
                Но только для души своей.

                Хотя он отстранён от дела,
                Но всё ж влиятельный пока.
                И полагать мы можем смело,
                Что граф для нас -  источник зла.

                А посему его бы надо
                Под полицейский взять надзор
                И допускать поменьше к брату,
                Пусть знает, матушка свой двор…»

                Екатерина II:             «Ты правильно, Гришаня, мыслишь
                И верный ход определил.
                Но не тревожь его излишне,
                Граф милость делом заслужил».

                Князь Потёмкин Г.А.:         «Ну как изволишь, так и будет,
                Есть у меня важней дела.
                Но дом его в Санкт – Петербурге
                Оставить ты себе должна…»

                Екатерина II:             «Ступай, Гришаня, не злодействуй,
                Тебе какая в нём нужда.
                Уж лучше слабый мир с соседом,
                Чем безысходная вражда…»

                Глава № 49. Очередной допрос

                Дрожа огнём, свечной огарок
                На лица тусклый свет бросал,
                К княжне, негромко обращаясь,
                Голицын строго вопрошал:

                «Вы ознакомились, надеюсь,
                Со всеми пунктами статей.
                Они, мадам, Вас не жалея,
                Во лжи изобличают всей…»

                Вернув Голицыну бумаги,
                Расхохотавшись, вдруг княжна
                Ему сказала: «Как Вы жалок,
                Но это общая беда…

                Не тратьте время, князь, нет смысла
                Одно и тоже повторять.
                Ваш писарь все извёл чернила
                И тот же текст устал писать».

                Очередной отказ услышав,
                Князь не на шутку рассерчал.
                Стараясь справиться с одышкой
                Он, запинаясь, закричал:

                «Сие статьи императрицы,
                На них ответы должно дать.
                Мадам, извольте потрудиться,
                Не то… я волен наказать…»

                Княжна:                «А разве что-то есть похуже
                Палаццо этого, месье…?
                И мне Ваш рай земной не нужен,
                На смертном я уже одре…

                Вам, сударь, хочется увидеть
                Страданья тяжкие мои
                И, издеваясь, очевидно,
                Вопросы задавать сии.

                Как видите, чуть-чуть осталось
                Мне унижения терпеть.
                Я скоро в мир иной подамся ,
                И дайте тихо умереть…

                Иного я не дам ответа,
                За милость не желбаю врать…
                Но о княжне Елизавете
                Придётся долго вспоминать…»

                И тут, закашлявшись, невольно,
                Княжна прервала разговор.
                Гримасу скорчив, недовольно
                Голицын отвернул свой взор.

                Но вдруг, как будто вспомнив что-то,
                На Ушакова глянул он.
                И, обращаясь с гневным тоном,
                Спросил нежданно у него:

                «Надеюсь, что сие, голубчик,
                Ты не додумался писать.
                А если написал, то лучше
                Изволь сей протокол порвать».

                И, как бы в оправданье гнева,
                С намёком на возможный вред
                Князь произнёс: «В безумстве дева,
                Не нужен матушке сей бред».

                Княжна:             «Никак не бред, Вы, сударь, сами
                Давно не верите в сие, –
                Из тьмы раздался голос слабый, –
                Я в полном здравии, месье…

                Напомню, Вы мне обещали
                У государыни просить
                О личной встрече, но смолчали,
                Что так…? Извольте объяснить».

                Князь Голицын А.М.:           «Прошу простить, но, к сожаленью,
                Отказано повторно Вам.
                Такого рода униженья
                Непозволительны, мадам!»

                Княжна:               «Причина кроется не в этом –
                Она не хочет признавать,
                Что всё ж я дочь Елизаветы,
                А это следует скрывать.

                Ей лишь нужны мои признанья,
                Что девка уличная я 
                И объявить официально
                Как самозванку, князь, меня.

                Сие и будет оправданьем
                Тюремных строгостей ко мне
                И уж какие там свиданья,
                Она конец мой ждёт, месье…

                Я верю, что друзья в Европе
                Свои посольства известят.
                Такой исход там не одобрят
                И смерть невинной не простят…»

                Вспотев от слов княжны, Голицын
                На клерка нервно посмотрел
                И, осознав, что тот не пишет,
                В ответ принцессе прохрипел:

                Князь Голицын А.М.:           «Мадам, прошу, побойтесь Бога,
                Вы смели угрожать самой…
                Императрице…, это может
                Для Вас окончиться бедой.

                Всё время Вы бесстыдно лжёте,
                Смеётесь надо мной, глумясь.
                Хотя я к Вам являл заботу,
                Чужих суждений не боясь…»

                Голицын в бешенстве поднялся…
                «На хлеб и воду вновь её, –
                Он крикнул в гневе задыхаясь, –
                Забрать все вещи у неё...!

                Солдат ей в камеру приставить…
                И гувернантка не нужна…
                Здесь не дворцовые палаты,
                А государева тюрьма…»

                Княжна:               «Ну вот, опять Вы, князь, сердитесь,
                Мне больно на сие смотреть.
                За доброту Вас полюбила,
                Лишь Вас желала лицезреть.

                Ни в чём я, сударь, не нуждаюсь,
                Меня волнует лишь одно –
                Хочу просить Вас, преклоняясь,
                Вручить последнее письмо».

            Князь Голицын А.М.:                «Вы что!? Опять поиздеваться,
                Мадам, решили надо мной?
                Глупцом не стану выставляться
                Пред государыней самой…»

                Княжна:               «Вы не извольте волноваться,
                Научена я Вами, князь.
                Прочтите, прежде чем встречаться,
                Сие прошу последний раз».
 
                Княжна с последними словами
                Метнулась к княжеским ногам.
                И, лист письма в руке сжимая,
                Искусно отдалась слезам.

                Стыдясь принцессы приклоненной,
                Письмо князь торопливо взял
                И произнёс уже степенно:
                «Ну хорошо, я передам…

                И ради Бога, подымитесь,
                Я обещаю…, но, мадам,
                Последний раз и уж простите,
                Не уступлю я боле Вам».

                Решительно вдруг отвернувшись,
                Голицын молча вышёл вон
                И, лишь на улице очнувшись,
                Вздохнул свободной грудью он.

                ***

                В своём дворцовом кабинете,
                Расположившись за столом,
                Голицын сдвинул документы
                И приступил читать письмо…

Ваше императорское величество!
Наконец находясь при смерти, я исторгаюсь из объятий смерти, чтобы у ног Вашего императорского величества изложить мою плачевную участь.
Ваше священное величество, меня не погубите, но наоборот того прекратите мои страдания. Вы увидите мою невинность. Я собрала слабый остаток моих сил, чтобы написать отметки, которые я вручила князю Голицыну. Мне говорят, что я имела несчастие оскорбить Ваше императорское величество выслушать лично всё – вы отмстите Вашим врагам и будете моим судьёй.
Не в рассуждении Вашего императорского величества хочу я оправдываться. Я знаю мой долг и Ваша глубокая проницательность так известна, что я не имею нужды разбирать мелочи.
Моё положение таково, что природа содрагается. Я умоляю Ваше императорское величество во имя вас самих благоволить меня выслушать и оказать мне Вашу милость. Бог имеет к нам милость.
Не мне одной Ваше священное величество откажете в своём милосердии. Да смягчит Господь Ваше великодушное сердце в рассуждении меня и я посвящу остаток моей жизни вашему высочайшему благополучию и Вашей службе.
Остаюсь Вашего императорского величества всенижайшая и покорная и послушная с преданностью к услугам
Елизавета.

                Князь Голицын А.М.:     «О Боже мой! «Елизаветой»
                Вновь подписалася она.
                Невразумив моим советам
                Во гнев толкает и меня…»

                Письмо отбросив, князь в испуге
                Взял колокольчик…, но потом
                Вдруг передумал звать прислугу
                И положил его на стол.

                «А вдруг святейшая узнает,
                Что я сие письмо сокрыл, –
                Он рассудил, – и заругает,
                Что самовольство учинил…

                По долгу службы я обязан
                О всём её уведомить.
                Да и с княжною словом связан…,
                Придётся всё же доложить.

                Подумав об императрице
                Вздохнул чиновник тяжело,
                Но обещав помочь девице,
                Вложил в пакет её письмо…

                Глава № 50. Свидание графа Орлова А.Г.
                с княжной

                Пройдут года, померкнет слава,
                Позор останется лишь, граф.
                И мир немного чище станет,
                Таких, как ты, с пути убрав…

                Принцесса, стоя на коленях,
                На лик молилася святой.
                Свечное пламя безнадежно
                Боролось с камерною тьмой.

                О чём она просила Бога,
                И что с небес ей говорят,
                Никто не слышал, даже двое,
                Стоявших рядом с ней солдат.

                Слова чуть слышно с губ слетали,
                В глазах мерцали блики слёз.
                Худые плечи покрывали 
                Густые локоны волос.

                И тут, как будто ранил душу,
                Заскрежетал дверной засов…
                И в камеру вошёл, пригнувшись,
                В камзоле длинном граф Орлов.

                Застав принцессу за молитвой,
                Граф к ней приблизиться не смел…
                И, у двери остановившись,
                Виновно на неё смотрел.

                Он в полумраке каземата
                С трудом предметы различал:
                Кровать, два стула, миска рядом,
                Посередине стол стоял…

                Из глубины окна двойного,
                Сквозь толстую решетку свет 
                Мерцал во мраке бледным фоном,
                Как мира призрачного след…

                Но, слово мир не ощущая,
                Княжна в молитве замерла
                И, взор к иконе обращая,
                С небес утешных слов ждала…

                Орлов спокойным быть стараясь,
                Пытался дрожь в себе унять.
                Он был готов, с княжной общаясь,
                Все униженья испытать…

                Граф Орлов А.Г.:            «Прости…, хотел бы извиниться
                За неожиданный визит.
                Ведь надо как-то объясниться,
                Пока момент благоволит…

                Пойми, я искренне желаю
                Твои страданья облегчить…
                Проси, что хочешь, обещаю,
                Что я смогу полезным быть…»

                Не поворачиваясь к графу,
                Ему ответила княжна:
                «Не утруждайтесь, сударь, к счастью,
                Мне Ваша помощь не нужна…

                Вы мне чудесные палаты,
                Граф, предоставили уже…
                Покой мой берегут солдаты,
                Нужды нет в хлебе и воде.

                Вы, граф, пришли лишь посмеяться
                Над умирающей в тюрьме
                И в благородство поиграться,
                Заботу предлагая мне…»

                И тут же, повернувшись быстро,
                Княжна сказала: «Как ты смел
                Ко мне, обманутой, явиться,
                Не это ль гнусности пример?» 

                «Пойдите вон», – граф нервно крикнул
                Склоняясь в сторону солдат, –
                И коменданта позовите,
                Его увидеть буду рад…»

                Ухода стражников дождавшись,
                Орлов в смущенье помолчал
                И вскоре, с мыслями собравшись,
                Приблажным голосом сказал:

                «Алин, я не желал плохого,
                Неволен я в любви своей.
                Ведь как ничтожно моё слово
                Пред государыней моей.

                За слишком близкие сношенья
                Я сам изрядно пострадал.
                Я отстранён от дел…, намедне
                Прошенье матушке подал…

                Поверь, я вовсе неспокоен,
                Поскольку до сих пор люблю.
                Я телом и душою болен
                И по ночам совсем не сплю…»

                Княжна:                «Ты, словно ирод на Голгофу,
                Ко мне потешиться пришёл
                И показать всему народу,
                Что к жертве скорбью снизошёл.

                Ты раб своих же чувств и мыслей,
                Возможна жалость лишь к тебе.
                Да и тебя я не любила –
                Что может восхищать в рабе…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Алин, я присягал царице,
                И я обязан многим ей…
                Предать не мог императрицу,
                В мои лета покой важней…

                И я был не совсем уверен,
                Что ты Елизаветы дочь.
                Я многим рисковал, поверь мне,
                Пытаясь всё ж тебе помочь.

                Ведь не всегда, Алин, со мною
                Ты откровенная была.
                А посему сомнений много
                Сие рождало у меня.

                Твои читая как-то письма,
                Я осенён был наконец
                И разумел из переписки,
                Что граф Шувалов твой отец…

                Ведь он последним фаворитом
                У матушки покойной был,
                И вспомнил я, что в тот период
                Среди народа слух ходил…

                А слух таков – Елизавета
                От графа дочку родила
                И при дворе её содержа,
                Елизаветой назвала.

                Мне сообщали, что ты часто
                В Италии встречалась с ним
                И, что сии все завещанья
                Написаны, возможно, им.   

                Иван Шувалов даже в письмах
                Долг попечительский несёт
                И, как заботливый родитель,
                Советы нужные даёт…

                О важности сих разумений
                Я матушке не сообщил.
                Лишь потому, что вдохновенно
                Тебе, моя Алин, любил…»

                Княжна:                «Не в слове красота – в поступках,
                А ты изволил, адмирал,
                Меня предать, как тот Иуда
                И здесь устроить «Тадж Махал …»

                В твоей душе не жили Боги,
                Сюда ты даже шёл не сам.
                И покаяния дорога
                Твоим неведома годам.

                Уверена: Екатерина
                Тебя направила ко мне.
                И это, граф, невыносимо,
                И унижает честь вдвойне.

                Меня Вам мало и Шувалов
                Твоей добычей должен стать,
                Чтоб, избегая кнут опалы,
                На лаврах тихо почивать.

                Я не сержусь на Вас, не стоит,
                Поскольку Вы не мой герой.
                Ведь и солдаты не виновны,
                Что здесь находятся со мной…

                Меня создатель призывает
                В обитель вечную свою
                И не хотелось бы, признаться,
                Мне видеть даже тень твою…

                Пройдут года, померкнет слава,
                Позор останется лишь, граф.
                И мир немного чище станет,
                Таких, как ты, с пути убрав…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Но, милая, прости, как можешь,
                Виновника беды твоей.
                В сей драме потерял я тоже
                Романтику тех чудных дней…»

                И тут, как раз на полуслове
                Тюремный комендант вошёл
                И, извинившись пред Орловым,
                К нему поближе подошёл…

                «Желаете, что…? Ваша светлость, –
                Спросил учтиво Чернышёв, –
                Вы прикажите, и немедля
                Сие исполнить я готов…»

                Порыву гнева повинуясь,
                Граф, не сдержавшись, закричал:
                «Вы как содержите больную…?
                Она… княжна ведь, генерал…!

                Конвой здесь сутками бытует,
                При них справляется нужда…
                Еды, белья нет вовсе, сударь,
                Зловонье, мрак, свеча одна…

                Любой за день здесь изведётся…
                И кто ответит, если вдруг
                Она помрёт, тогда придётся
                Челом бить матушке, мой друг».

                Чернышев А.Г.:              «Сие Голицын, Ваша светлость,
                Мне строгость применить велел.
                И знает Вяземский об этом,
                Я лично, граф, бы не посмел…»

                Граф Орлов А.Г.:            «В такие камеры, дружище,
                Бросают уличных девиц.
                А ей положена почище…
                Где размещают важных лиц…

                Вернуть бельё, прислугу тоже,
                Зажечь ей множество свечей,
                И помещение побольше,
                Надеюсь, подберёте ей…

                Уж ты, голубчик, постарайся,
                Вдруг там нам что-то да простят.
                Мы так грешны с тобою братец,
                Что нам уже заказан ад…»

                И, треуголку одевая,
                Граф, негодуя, вышел вон.
                Лицо багровое скрывая,
                Платочком вытирался он.

                Как только граф в постыдном бегстве
                Покинул стены каземат,
                Он крикнул кучеру: «Мы едем
                Немедля к прокурору, брат…»

                ***

                Весь путь о грустном размышляя,
                Граф вскоре к месту прикатил
                И, гнев душевный подавляя,
                К парадной дома поспешил…

                Дела читая в кабинете,
                Не ждал князь Вяземский гостей.
                Дрова в камине тихо тлели,
                Горело множество свечей.

                Вошёл слуга и, извинившись,
                Негромко князю сообщил:
                «К Вам граф Орлов» и, поклонившись,
                От двери сразу отступил.

                Тут граф широкими шагами
                В огромный кабинет вошёл
                И, руки нервно потирая,
                К столу ретиво подошёл.

                Князь Вяземский А.А.:        «Прошу садитесь, граф…, озябли…?
                Изволите ликёр подать…?
                Что новенького в казематах
                Вам, сударь, удалось узнать…?»

                Граф Орлов А.Г.:            «Вы правы, князь, холодновато,
                Да и в тюрьме камина нет.
                Условия там жутковаты,
                Туда не проникает свет…»

                Слуга, налив в бокал ликёру,
                Неслышно тут же отошёл.
                Не дожидаясь прокурора,
                Напиток сей отпил Орлов.

                Откушайте бисквит, милейший…
                Ликёру может повторить…?
                Любезнейший! Ещё налейте,
                И к нам велите не входить.

                Опустошив бокал повторно, 
                И, успокоившись слегка,
                Граф, негодуя, но пристойно
                Стал говорить издалека:

                «Дерзка, упорствует и ныне,
                Меня в злодействии винит.
                Нужны к ней меры, князь, иные…
                Быть может матушка велит…?»

                Князь Вяземский А.А.:          «О чём Вы, сударь, говорите…?
                Она же при последних днях.
                Вы задушить её хотите…?
                Она ведь баба на сносях…

                Не ты ли граф с мамзелью этой
                Переусердствовал в делах…
                Ведь были чувства к ней, наверно,
                А вот сейчас ты ох! Да ах!»

                Тут обер-прокурор поднялся
                И, глянув искоса, спросил:
                «Быть может, граф, ты посмеялся,
                И так со мною пошутил…?

                Орлов, нахмурившись, ликёру
                Изволил сам себе налить…
                Графин поставил и с задором
                Пытался князю объяснить:

                «Отечеству на благо, сударь,
                Всего себя я отдавал.
                А с самозванкою я удаль
                И храбрость в деле показал…

                Ну а теперь, мой князь милейший,
                Из-за неё в отставку мне…?
                Она Голицыну нашепчет
                Всё то, что у неё в уме…

                А посему не шуток ради
                Я прибыл, батенька, к тебе.
                Ты не останешься в накладе,
                Прими участие в судьбе…»

                Граф осушил бокал ликёру
                И взял с корзиночки бисквит.
                А прокурор молчал упорно,
                Придав лицу казённый вид.

                Прервав неловкое молчанье,
                Не глядя на Орлова, князь
                Спросил: «Известны ль показанья
                Ливорнской пленницы на Вас…?» 

                Граф Орлов А.Г.:            «Нет, неизвестны мне, но знаю,
                Что мало истины в них, князь.
                Сия зловредная каналья
                Меня втоптать решила в грязь.

                Да втюрилась в меня бес-баба,
                А с ней играл всего лишь я.
                Сама придумала венчанье,
                Теперь шельмует, князь, меня…»

              Князь Вяземский А.А.:            «Её обиды, граф, понятны,
                Кощунство можно ли прощать…?
                Была ли надобность с попами
                На корабле её венчать…?

                Вы, батенька, меня простите,
                Но здесь Вы вовсе не правы.
                Ответ свой Господу дадите,
                Не нам судить, грешны ли Вы…

                И матушка ведь осерчала
                О Вашей вольности узнав!
                По-женски всё воспринимая,
                Сие её смутило, граф».

                Поддержки не найдя, граф, понял –
                Конец пришёл его игре.
                Прошла чудес былых эпоха,
                И он стал лишним при дворе.

                «В Санкт – Петербурге нет мне места, –
                Подумал граф, – ну что ж, в Москву
                Придётся ехать и в поместье
                На старости гонять тоску…

                Охота, голуби, рыбалка,
                Да разведенье лошадей…
                Что может быть ещё прекрасней,
                Чем услащать себя, друзей…»

                Граф Орлов А.Г.:            «Я Вам премного благодарен
                За искреннюю помощь, князь.
                А за княжну Вы, сударь, правы –
                Господь припомнит мне не раз…»

                С трудом изобразив улыбку,
                Орлов откланялся и прочь
                Отправился без слов на выход
                В холодную немую ночь…

                Глава № 51. Коломенский дворец.
                Кабинет императрицы

                Князь Вяземский А.А.:          «Мне князь Голицын сообщает,
                Что присмерти особа та…
                Но с Вами всё же помышляет
                Намедни встретиться она.

                Необходимых взять признаний
                Ему опять не удалось,
                И посему ей для страданий
                Усилить строгости пришлось…»

                Екатерина II:           «Какая наглость…, побродяжка
                Изволит требовать меня…
                На исповедь зовёт бедняжка,
                Как будто я ей попадья…

                И пусть ей объяснит Голицын,
                Что встреч не будет никаких,
                А ей предложит причаститься
                Для отпуска грехов своих.

                Духовника послать велите,
                Чтоб тайны выведал её.
                А посему, князь, подыщите
                Попа из наших для неё».

                Князь Вяземский А.А.:       «Всё, матушка, исполню точно,
                Держать в секрете прикажу
                И лично Вам с курьером срочным
                О результатах доложу…

                Её величеству хотел бы
                Ещё о важном сообщить:
                От прусского посла депешу
                Мне удалось перехватить…»

                Екатерина II:              «Что за депеша, князь? Извольте
                Мне поподробней доложить.
                В ней, вероятно, слух какой-то
                Враги желают запустить».

                Князь Вяземский А.А.:     «Вы правы, матушка, в депеше
                Посол вещает о княжне,
                Как о замученной принцессе,
                Надёжно спрятанной в тюрьме.

                И что доподлинно известно:
                Елизаветы дочь она,
                Арест княжны и заточенье –
                Её родство сему вина.

                И именно её, Августу,
                В Ливорно граф Орлов пленил
                И, как бы не было нам грустно,
                Он с ней в любовной связи был».

                Екатерина II:              «Ну как же так, голубчик, мы ведь
                Присягу у людей берём.
                Но всё ж на третий день, князь милый,
                Европа знает обо всём.

                Со слухами лишь можно слухом
                Молву в народе изменить.
                Нет Таракановой Августы,
                Там «самозванка» лишь сидит…
 
                Я извелась, князь, в сердце пусто
                Мой Павел  без жены, детей…
                А тут злосчастная Августа,
                Изволите, что делать с ней…?»

                Князь Вяземский А.А.:       «Граф Алексей не сомневался,
                Когда изволил предложить
                Намедне, должен Вам признаться,
                Сию особу задушить…»

                Екатерина II:          «О, Боже! Упаси такое
                И в мыслях даже допускать.
                Сие Чесменского героя
                Не может только удержать.

                Орлов любовную затею
                Решил попами завершить…
                Опалу в этом разумея,
                Позор свой жаждет искупить…

                Но, к сожалению, ошибки
                Князь, невозможно задушить.
                Они преследуют нас в жизни
                И не дают спокойно жить.

                А ежели в ком груз греховный
                Не в меру тяжек, то тогда
                Молитвы даже не помогут
                Очистить душу навсегда…

                Ещё что есть у Вас, голубчик,
                По государевым делам?
                Как светский отдых в Петербурге,
                И какова погода там?»

                Князь Вяземский А.А.:      «Погода, матушка, гневится,
                Водою полнится  Нева…
                Пора бы и распорядиться…
                Уж затопило берега…»

                Екатерина II:            «Да, князь, опасное знаменье,
                Так может крепость затопить…
                Прошу ту женщину немедля
                В другое место отселить…

                Я думаю, что безопасней
                Ей в Шлиссельбурге будет, князь.
                Сегодня же, в строжайшей тайне,
                Прошу мой выполнить приказ.

                Вселить в ту камеру особу,
                Где жил несчастный Иоанн…
                Нам жертвы не нужны, потопы
                Лишь беды приносили нам…

                Сие позволит нам спокойно
                И ей в забвенье проживать,
                А гибель «некой…» при потопе
                Исчезновенье оправдать…»

                Князь Вяземский А.А.:     «Я, государыня, Вас понял,
                Что нам стихию не сломить…
                Она в потопе нам позволит
                С «принцессой» слухи утопить…»

                Глава № 52. Депеша из Москвы

                С утра Голицын в кабинете
                Бумаги срочные читал,
                Как вдруг, в открывшиеся двери,
                Вошёл с докладом секретарь.

                Подняв глаза на Ушакова,
                Князь с нетерпением спросил:
                Что со священником…? Нашёлся…?
                Ты с ним, надеюсь, говорил…?»

                Ушаков:                «Священник найден…, православный,
                Как и хотела, князь, она…
                Французский и немецкий знает,
                И понимающий весьма…»

                Князь Голицын А.М.:          «Как звать его и где он служит…?
                Способен ли секрет держать…?
                Надёжный нам священник нужен,
                Всю жизнь умеющий молчать».

                «Петром Андреевым зовётся
                Сей поп, – ответил Ушаков, –
                Он из Казанского собора,
                Проверен и служить готов».

                Князь Голицын А.М.:     «Ну что ж, сие уже неплохо,
                Но вдруг он тайну разнесёт…?
                Возьми с него молчанья слово,
                И на кресте пусть присягнёт…»

                Но тут депешу камердинер
                От государыни принёс…
                Немедля взял её Голицын
                И замер… будто в кресло врос…

– «Не надо посылать к ней никакого священника и более не надо допрашивать развратную лгунью. Вместо того предложить поляку Доманскому рассказать всю правду. И коли он правду расскажет о бесстыдстве сей женщины, присвоившей себе царское имя, разрешить ему обвенчаться с ней. После чего дозволить немедля увезти её в отечество, чем и закончить всё дело. Добейтесь от неё согласия обвенчаться с поляком, чтобы раз и навсегда положить конец и будущим возможным обманам».

                Князь переполненный волненья,
                Не совладая над собой,
                Сорвался криком восхищенья:
                «Какая милость, Боже мой!

                Поистине подарок царский
                Изволит матушка явить.
                И как же будет рад Доманский
                Княжну и волю получить…

                Вели закладывать карету, –
                Князь камердинеру сказал, –
                Я в Равелин сейчас же еду,
                Такой развязки я не ждал…»

                Своих эмоций не скрывая
                И не пытаясь их сдержать,
                Голицын дальше, в текст вникая,
                Депешу принялся читать…

– «Коли не захочет бессовестная лгунья венчаться с Доманским, пусть сама откроет бесстыдную свою ложь. И, как только откроет, что бессовестно присвоила себе чужое имя, дать ей незамедлительно возможность возвратиться в Оберштейн и восстановить свои отношения с князем Лимбургом. Коли упорствовать будет, предложение сие не примет, объявить ей вечное заточение. Сии предложения от себя делайте, а имя наше ведомо ей быть не должно».

                «Сие умом непостижимо! –
                Воскликнул старый генерал, –
                Она бесовке всё простила,
                Каков счастливейший финал…

                Поистине даренье Божье
                С небес на землю к ней сошло.
                Какое чудное прозренье
                На нашу матушку нашло… «

                ***

                Елизавета в полумраке
                Лежала тихо, чуть дыша.
                А рядом верная служанка
                Сидела в скорби, чуть дрожа.

                Франциска:              «Что-либо, госпожа, угодно?
                Быть может лекаря позвать?
                Уж третий день минул сегодня,
                Как Вы еду не стали брать…»

                «Франциска, всё не так трагично, –
                Ответила принцесса ей, –
                Мне всё мирское безразлично,
                Я скоро мир оставляя сей…

                Ничто не вечно в этой жизни,
                Лишь вечен путь наш неземной.
                Сейчас я лишь желаю в мыслях
                Войти достойно в мир иной…»

                Но тут Голицын торопливо
                И шумно в камеру вошёл.
                Он беспардонно и игриво
                Себя вдруг сразу же повёл…

                «Княжна, возрадуйтесь, я новость
                От государыни принёс.
                Великая к Вам благосклонность
                Меня встревожила до слёз…»

                Княжна:                «Месье, Вы в женскую обитель
                С бесцеремонностью вошли.
                Вы этикет забыли видно…
                А может Вы с ним   недружны?

                Извольте объясниться, сударь,
                Вы по какому делу здесь?
                И о каком кричите чуде?
                И мне нужна ли Ваша весть?
 
                Спокойный, равнодушный голос
                Ретивость князя охладил.
                Он извинился и спокойно
                Всю суть визита изложил: 

                «Вам предлагается возможность
                Своё признанье обменять
                На долгожданную свободу
                И Вас с Доманским обвенчать»

                В лице заметив возраженье,
                Князь понимающе сказал:
                «О, не волнуйтесь, предложенье
                Сие за счастье он принял…»

                Княжна:                «Вы, князь, извольте потрудиться
                Речей постыдных не вести.
                Я не продажная девица,
                Чтоб за Доманского идти…

                Вы, видимо, забылись, сударь,
                Что я великая княжна…,
                Елизавета я покуда,
                Молитесь лучше за меня…»

                Князь Голицын А.М.:     «О, не желал я Вас обидеть,
                Он искренне влюблён и сам
                Хотел Вас, милая, увидеть
                И предложить женитьбу Вам.

                Он здесь уже и с нетерпеньем
                Свидания с любимой ждёт.
                Я только выйду на мгновенье
                И Ваш спаситель к Вам войдёт.

                Ну а пред тем, как нам явиться,
                Прибраться сможете как раз
                И Ваша верная Франциска
                Заботливо нарядит Вас…»

                Ответ княжны не дожидаясь,
                Поспешно удалился князь.
                Служанка радость не скрывая,
                Уборкой тут же занялась…

                Княжна:                «Не надо, милая, пусть видит
                Меня Доманский так, как есть.
                Мой вид ужасен, очевидно,
                И ни к чему в сей драме лесть…»

                Франциска:                «Я, госпожа, постель поправлю
                И подмету чуть-чуть полы.
                Вы всё ж принцесса и по праву
                Достойно выглядеть должны.

                Вставайте, я Вас умоляю,
                Одену Вас и причешу.
                Вам трудно, госпожа, я знаю,
                Но попытаться всё ж прошу…»

                ***

                Князь Голицын А.М.:       «Итак, Вам надо постараться
                Принцессу, пан, уговорить
                На Вашей родине венчаться
                И правду о себе открыть…

                Надеюсь, Вы ещё к ней чувства
                Не растеряли здесь свои
                И остановите безумство
                С её, голубчик, стороны…»

                Доманский:                «Пан генерал, остаток жизни
                Я буду счастлив ей отдать.
                И стану все её капризы
                С любовным пылом исполнять.

                Я окружу её любовью,
                Как только увезу её.
                Я ей большой дворец построю
                И буду жить лишь для неё…»

                Князь Голицын А.М.:         «Ну полно рассуждать, голубчик,
                Оставь фантазии свои.
                Поправь усы и взбей свой чубчик,
                Мы к ней уже, пан, подошли…»

                ***

                Принцесса, сидя на постели,
                Ждала непрошенных гостей,
                Как вдруг вошли солдаты в двери
                С огнями множества свечей.

                Они расставили их быстро
                На все возможные места
                И, молчаливо, как обычно
                Исчезли, словно в никуда…

                Принцесса возразить пыталась,
                Но тут Доманский к ней вошёл…
                За ним Голицын, улыбаясь,
                Самодовольным сватом шёл…

                Увидев лик любимой в свете,
                Поляк тот час остолбенел.
                Он, будто встретившись со смертью,
                От ужаса вдруг онемел.

                В лице Доманского заметив,
                Лишь сострадание и страх
                Княжна ответила на это
                Ему улыбкой на устах…

                Княжна:               «Месье растерян и не знает,
                Как поприветствовать меня…
                Тюрьма мой статус не меняет», –
                Сказала ласково княжна.

                Придя в себя, Доманский живо
                К руке возлюбленной припал…
                Довольный князь с улыбкой милой
                Сию картину наблюдал…

                Развязку встречи ожидая,
                Голицын не сводил с них взор
                И, знак служанке подавая,
                Её отправил в коридор.

                Итак, друзья! – прервав молчанье
                Вельможа вежливо сказал, –
                Вам предлагается венчанье,
                Вот посему я Вас собрал.

                При выполнении условий,
                О коих говорил я Вам,
                Пред Вами мир предстанет новый,
                И сей забудете кошмар.

                Мадам! От Вашего согласья
                Зависит Ваша же судьба.
                Ну а Мишель Вас любит страстно
                И Вам готов ответить «Да!»

                Княжна:                «Что за комедию Вы, сударь,
                Со мной решили разыграть?
                Пред матушкой хотите удаль 
                На горе нашем показать.

                И можно ли сие представить
                Что я, императрицы дочь,
                В угоду чьих-то пожеланий
                Могу несчастному помочь…?

                Ведь он безграмотен, безроден…
                И кто решил, скажите мне,
                Что в унизительной свободе
                Я буду счастлива, месье…

                Иль государыня желает,
                Чтоб самозванкой стала я.
                А все в округе называли
                Мадам «Доманскою» меня…

                И даже мысль позорна эта
                И оскорбительна весьма.
                Меня зовут Елизавета,
                Прошу не забывать, друзья».

                И к жениху вдруг обращаясь,
                Она сказала: «Милый мой,
                Не беспокойтесь, обещаю,
                Что Вас отпустят всех домой».

                При этом взгляд принцессы нежный
                Поляка будто бы сковал.
                И, оставаясь безутешным,
                Он понимающе молчал…

                Князь Голицын А.М.:    «Мадам, Вы слишком одержимы
                В своих амбициях, понять
                Вас сложно, статус мнимый
                Как можно к смерти приравнять.

                Я сей мотив не одобряю.
                Он принесёт Вам только вред.
                В такой игре не выживают,
                Сему и оправданья нет…»

                Княжна:                «Мои мотивы неразумны
                И странны для таких, как Вы.
                Иная жизнь Вам недоступна,
                И мысли Ваши таковы…

                Я попрошу Вас, князь, немедля
                Слугу велите удалить.
                Сие не для венчанья место,
                И не о чем нам говорить…»

                Доманский бросился в колени
                И стал виновно причитать:
                «Простите, госпожа, по делу
                Вас не желал оклеветать…»

                Принцесса отстранила руку
                И тоном матери святой
                Произнесла: «Господь осудит,
                А я прощаю всех, друг мой…»

                Голицын недовольным жестом
                Велел поляка удалить.
                И несговорчивой невесте
                Решил Лимбурга предложить…

                «Тогда Лимбурга остаётся
                Как жениха представить Вас.
                Надеюсь, князь-то Вам придётся
                По чести, славе и деньгам…?»

                Княжна:                «Да и сие уже не надо,
                О вечном думаю я, князь…
                Я жду лишь с Господом свиданья,
                А с этим миром тает связь…

                И посему императрица
                Ко мне пусть поспешит, месье.
                Не то так может получиться,
                Что я сбегу в небытие…»

                Она закашлялась невольно
                И, словно в подтвержденье слов,
                Густой отхаркиваясь кровью,
                В бессилье рухнула на пол.

                О Боже! – вырвалось у князя, –
                Кровь просто хлыщет из неё…
                И кто наслал сию заразу
                На душу грешную её?

                Князь Голицын А.М.:          «Охрана! К лекарю живее!
                Франциску тоже привести,
                Доставить всех сюда немедля
                И теплой принести воды».

                Княжна, от кашля задыхаясь
                Лежала на полу без сил.
                Голицын в панику впадая,
                Вокруг упавшей заходил…

                Князь Голицын А.М.:         «О Господи! О Мать святая!
                Не дай в сей час ей умереть.
                Сей ужас видеть не желаю,
                На это не могу смотреть…»

                И тут Франциска подоспела
                И сразу бросилась к княжне
                И, что-то причитая нежно,
                Кровь удалила на лице.

                Запыхавшись, сию минуту,
                Тюремный лекарь подоспел.
                Он чем-то напоил больную
                И перенёс её в постель.

                Лекарь:                «Неутешительный диагноз…,
                Болезнь запущена весьма.
                В таких условиях больная
                Не доживёт и до утра».

                Князь Голицын А.М.:         «Сие прискорбное известье,
                Ведь я её увещевал…
                Упрямство при такой болезни
                Всегда за глупость принимал».

                Увидев Чернышёва рядом,
                Голицын тотчас замолчал
                И, обращаясь к коменданту,
                Распоряжение отдал:

                «Прислугу, свечи, всё оставить…
                Еду из комендантской брать.
                На сутки лекаря приставить
                И каждый час мне сообщать».

                Визитом явно недовольный
                Бежать хотел князь из тюрьмы,
                Как вдруг послышался до боли
                Знакомый голосок княжны…

                «И всё ж, о просьбе не забудьте,
                Вы обещали встречу мне.
                Моим защитником побудьте
                Ещё немножечко, месье».

                Князь Голицын А.М.:       «Мадам, теперь, как ни просите,
                Не будет милости иной.
                Свой крест заслуженный несите
                И не глумитесь надо мной».

                С досадой на лице князь быстро
                Покинул камеру княжны.
                Предвидя гнев императрицы,
                Он тяжесть ощущал вины…

                ***

                Зайдя в дворцовые палаты,
                Князь и не думал отдыхать.
                Он в кабинет поднялся сразу
                И начал матушке писать:

                князь А.М. Голицын
                императрице Екатерине, августа 12 дня 1775 года:

«Лживое упорство, каковое показала она, когда ни сама, ни Доманский не прибавили ни слова к данным прежде показаниям, хотя предоставлены им были высшие из земных благ: ему – обладание прекрасной женщиной, в которую он влюблён до безумия, ей – свобода и возвращение в графство своё Оберштейн… Из показаний ясно видно, что она бесстыдна, бессовестна, лжива и зла до крайности и никакими строгими мерами нельзя привести её к раскрытию нужной истины».

                Прочтя ещё раз донесенье,
                И, не исправив ничего,
                Князь призадумался на время…
                И положил в прибор перо.

                Глава № 53. Три месяца спустя. Ноябрь, 1775 год

                Уже три месяца Голицын
                Не видел более княжны.
                Прошли тревоги и обиды,
                Забыты запахи тюрьмы.

                Лишь иногда, мерцая в дымке,
                Шпиль Петропавловский ему 
                Напоминал о мрачной жизни
                На отдалённом берегу…

                Вот и сейчас, в окно увидев,
                Тюрьмы суровый силуэт,
                Невольно князь перекрестился
                И плотно завернулся в плед.

                «Пора и в «Зимний» собираться, –
                Подумал он, – Но что мне там…?,
                Да ведь нельзя и отказаться,
                Я приглашён туда на бал…»

                Князь Голицын А.М.:        «Иван! Закладывай карету,
                Вели к парадной подавать.
                Скажи, что в «Зимний» срочно еду
                Дела текущие решать…»

                Камердинер:              «К Вам господин посол, он просит
                К нему любезность проявить –
                Сказал слуга, – Визит отсрочить
                Иль к Вам изволите впустить?»

                Князь Голицын А.М.:           «Пошлите прочь…, скажите Сольмсу ,
                Что на сегодня занят я.
                И вообще, не вижу пользы
                В визитах прусского посла…»

                Князь не закончил мысль, как вихрем
                Граф Сольмс ворвался в кабинет
                И с презентабельной улыбкой
                Приветствовал его в ответ…

                Граф Сольмс:               «Я извиняюсь, Ваша светлость,
                Но мне хотелось бы узнать…
                И, проявляя в этом смелость,
                Хочу вопросик Вам задать…

                Вчера мне стало, князь известно:
                Принцессе сына Бог послал,
                Священник окрестил младенца
                И Александром записал…»

                По Петербургу ходят слухи,
                Что граф Орлов его отец…
                Но как ребёнку без прислуги…?
                И немощна княжна, «минхерц»…

                Об этом знать нам интересно,
                Поскольку сам Лимбургский князь
                Считался женихом принцессы,
                Сие обязывает Вас…

                Вот донесение, читайте,
                Посла Саксонскому двору…
                Сие серьёзное посланье
                Я для прочтенья Вам даю…»

«В Петербурге говорят, что привезённая Грейгом принцесса, находясь в Петропавловской крепости, 27 ноября родила графу Орлову сына, которого крестили генерал-прокурор князь Вяземский и жена коменданта крепости Андрея Григорьевича Чернышева. И получил он имя Александр, а прозвище Чесменский, и был тотчас перевезён в Москву в дом графа».

                Текст с изумлением читая,
                Подумал князь: «У нас вот так…
                Об этом я ещё не знаю,
                А знают все и даже враг…»

                Граф Сольмс:              «Я сам узнал об этом в «Зимнем»
                Из донесения посла…
                Но я от Вас хотел бы лично
                Услышать – правда ли она…?»

                Граф Голицын А.М.:         «Я Вас могу лишь, граф, уверить
                Что это выдумки толпы…
                И никакой в тюрьме принцессы
                Не содержали вовсе мы…»

                Граф Сольмс:               «Я так и думал, – улыбаясь,
                Шутливо произнёс посол, –
                Тогда зачем, мосты сжигая,
                Подал в отставку граф Орлов…?

                Князь Голицын А.М.:        «Сие всё те же измышленья, –
                Ответил, сдерживаясь, князь, –
                Мои примите извиненья,
                Но мне сегодня не до Вас».

                Граф Сольмс:            «Как странно, сударь, но хотел бы
                Я с текстом ознакомить Вас.
                Он должен оживить беседу
                И к истине приблизить нас…»

                Посланник прусский, ухмыляясь,
                Бумагу князю передал.
                Голицын, хамству удивляясь,
                На текст предложенный взирал…

А.Г. Орлов – Екатерине II
Всемилостивейшая государыня!
Во все времена счастливого государствования Вашего императорского величества службу мою продолжал сколько сил и возможности моей было, а ноне пришед в несостояние, расстроив всё моё здоровье и не находя себя более способным, принуждённым нахожусь пасть к освященнейшим стопам Вашего императорского величестваи просить от службы увольнения в вечную отставку Вашего императорского величества.
Всемилостивейшей моей государыни всеподданнейший раб граф А.Орлов-Чесменский.
1775 года ноября … дня.

                Граф Сольмс:             «Сие письмо сам граф Потёмкин
                На вечеринке прочитал.
                Сей факт, всех удивил, не скрою,
                Такой коло;сс… и вдруг упал…»

                Голицын, дочитав бумагу,
                Не знал, что Сольмсу отвечать…
                И лишь подумал: «Значит прав я,
                Что больше надобно молчать…»

                Князь Голицын А.М.:        «Ну вот любезнейший, Вы сами
                Нашли ответы для себя…
                Была приятна встреча с Вами,
                Но заждались дела меня».

                Граф Сольмс:              «Спасибо, князь, за откровенность,
                Но я из Ваших уст хотел
                Услышать сплетен назначенье –
                Ведь Вы в истоках этих дел…»

                ***

                Порывистый промозглый ветер
                Деревья голые качал.
                Он дул с залива и заметно
                Неву водою наполнял.

                Уткнувшись в воротник соболий,
                Голицын ехал в Равелин.
                Терзаемый душевной болью,
                Он развлеченья отменил.

                Князь Голицын А.М.:         «Но почему? – вельможа думал, –
                Меня никто не известил…
                И Сольмс здесь прав, хотя и грубо
                Мне, губернатору дерзил…

                Все, даже басурман немецкий,
                О сём всё ранее узнал…
                Но всё ж, за что Орлов-Чесменский
                В немилость к матушке попал…?

                Сам обер-прокурор не смел мне
                Об этом написать письмо.
                А может, свыше позволенье
                Ему на это не дано…?

                Опасностью здесь явно веет…
                И я вот еду невпопад…
                Погода мерзкая, темнеет
                Быть может повернуть назад…?

                И тут же кучера окрикнув,
                Домой вернуться князь велел.
                И, шапку на глаза надвинув,
                По-стариковски засопел…

                Глава № 54.  7 часов по полудни,
                4 декабря 1775 год, смерть княжны

                Камердинер:                «Скорей вставайте, Ваша светлость!
                К Вам прибыл комендант тюрьмы.
                Он просит с Вами срочной встречи
                По поводу больной княжны».

                «Ну что ещё с ней приключилось?
                Какая срочность поутру?» –
                Вельможа произнёс ворчливо,
                Халат набросив на ходу…

                В приёмной князя ожидая,
                Ходил нервозно Чернышев.
                На двери часто взгляд бросая,
                Держался беспокойно он.

                Голицына увидев вскоре,
                Тревожно молвил комендант:
                «Княжна кончается и просит
                Священника в тюрьму прислать».

                Князь Голицын А.М.:          «О Господи! Сие возможно ль
                Меня бездушно так терзать
                И, надо мной глумясь безбожно,
                К её причастию позвать.

                И матушка мне запретила
                Попа в тюрьму к ней допускать…
                Как бы она не прогневилась…
                Но в сём грешно ведь отказать…»

                Так думал князь, в халате ёжась,
                Как будто мысли ворошил.
                Боясь двух зол, в раздумьях сложных
                Он всё же, наконец, решил…

                «В собор Казанский поспешайте,
                Петра на исповедь проси,
                К присяге приведи строжайшей,
                Затем ко мне его вези…

                А ты, – слуге сказал Голицын, –
                Закладывай карету мне,
                Как только надобность случится,
                Поедем в Равелин к княжне».

                ***

                Голицын, сидя в комендантской,
                Священника с тревогой ждал.
                За это время холод адский
                Всё тело князя пронизал.

                Уж за окном давно стемнело,
                Седьмой час вечера пошёл.
                Князь было вышел из терпенья,
                Как наконец-то поп вошёл.

                Князь на священника безмолвно
                И вопрошающе взирал…
                Но взгляд попа печали полный
                Сомнений в нём не оставлял…

                «Что отошла…? – спросил князь тихо, –
                И что поведала тебе…?
                Ну говори, не медли, милый…
                Да ты какой-то не в себе…»

                Священник с неподдельной грустью
                Чуть слышно с чувством произнёс:
                «Да, отошла, Господь взял душу
                И в небеса её вознёс…»

                Поп в потолок перекрестился
                И взор печальный опустил…
                Он словно в думы погрузился
                И в скорби траурной застыл…

                Князь Голицын А.М.:         «Ну дальше что? Голубчик, милый…
                Ждёт государыня меня…
                Что выведал, что говорила
                И в чём призналася она…?»

             Священник Пётр Андреев:           «Жизнь во грехе и безрассудстве…
                В нечистоте телесной быт…
                Была неудержима в чувствах,
                Завет Господний был забыт…

                Господь, прости ей прегрешенья,
                Соблазны сеет путь земной…
                Зачти ей прежние мученья
                И душу чада успокой…»

                Священник, вновь перекрестившись,
                Потупил свой печальный взор.
                И, словно в мысли опустившись,
                Прервал свой с Богом разговор…

                Князь Голицын А.М.:         «А Соучастники…? Признанья…? –
                Недоумённо князь спросил, –
                Не ради исповеди тайной
                Тебя я к узнице пустил…

                Тебе давались указанья
                От матушки, святой отец,
                Что доложить ей о признаньях…?
                Хотя бы имя, наконец…»

                Священник Пётр Андреев:        «Сие и всё, что я имею
                По долгу, князь, Вам сообщить.
                Я дал обет и Вам не смею
                Покойной исповедь открыть…»

                Чиновник крикнуть уж собрался
                На слишком честного попа,
                Но почему-то убоялся
                Обидеть божьего раба…
 
              Священник Петр Андреев:          «Благослови Вас Бог, светлейший,
                И добродеятельный князь.
                Да будет путь у Вас дальнейший
                Благочестивей, чем сейчас…»

                Священник низко поклонился
                И, не замолвив ничего,
                Тихонько тут же удалился,
                Оставив князя одного.

                «Вот и конец пришёл печальный
                Земным страданиям княжны.
                Кто знал, что юности венчальной
                Её мечты обречены…»

                Так думал князь и почему-то
                Припомнил молодость свою…
                Она была далёкой, смутной
                Да и безликая к тому…

                «Княжна ж блистательна и юна,
                С высокой жизненной мечтой…
                В своих амбициях безумна,
                В поступках истинный герой…»

                Чернышёв А.Г.:              «Какие будут указанья…? –
                Промолвил робко комендант, –
                А может есть у Вас желанье
                Зайти к покойной в каземат…?

                «Нет, нет, помилуйте, голубчик, –
                Вдруг князь испуганно сказал, –
                Готовьтесь к похор;нам лучше.
                И тайно, чтоб никто не знал».

                ***

                Всю ночь в кошмарных сновиденьях
                Голицын до утра проспал.
                Читая почту в кабинете,
                Всё о покойной размышлял…

                «А ведь она всего лишь жертва
                Нечистых помыслов людей.
                Нельзя так жить и быть заметной,
                Не спит всевидящий злодей.

                «Из Петропавловки депеша», –
                Слуга вдруг громко объявил
                И, подойдя к столу, прилежно
                Пакет Голицыну вручил.

                Волнуясь и дрожа заметно,
                Сорвал с конверта князь печать,
                Свечу придвинув, стал немедля
                Депешу из тюрьмы читать:

                А.М. Голицыну – А.Г. Чернышев.
                Секретно
Его сиятельству высокоповелительному господину, генерал-фельдмаршалу, сенатору, её императорского величества генерал-адъютанту, действительному камергеру и разных орденов кавалеру князю Александру Михайловичу Голицыну

От генерел-майора и санктпетербургского обер-коменданта рапорт. Во исполнение высочайшего её императорского величества соизволения, данным мне сего году минувшего мая 12-го числа, ваше сиятельство повелением предписать изволили, когда некоторая женщина, с двумя при ней находившимися поляками, с её служанкою и камердинером в Петропавловскую крепость привезена будет, то от посланных принять и содержать в том месте, где бывают по делам тайной экспедиции колодники, вследствие чего оная женщина, и с теми находившимися при ней людьми и сверх того четырьмя её слугами, от посланных того ж мая 26-го числа в Петропавловскую крепость мною посажена и на повеленном основании в показанное место посажена и содержана была, которая с самого того времени означилась во одержимых её болезненных припадках, в коих хотя беспрестанно к выздоровлению оной старание употребляемо было, точию та болезнь в ней умножалась, а напоследок сего декабря 4-го дня, пополудни в 7 часу, означенная женщина, от показанной болезни волею божию умре, а пятого числа в том же равелине, где содержана была, тою же командою, которая при карауле в оном равелине определена глубоко в землю похоронена. Тем же караульным, сержанту, капралу и рядовым тридцати человекам, по объявлении для напоминовения верности её императорского величества службы, присяги о сохранении сей тайны, от меня с увещеванием наикрепчайше подтверждено. Прочие же: оставшиеся два поляка, служанка и камердинер и четыре слуги обстоят все благополучно, о чём вашему сиятельству покорнейше рапортую
Андрей Чернышев,
6 декабря 1775 года

                Глава № 55. Санкт – Петербург.
                Зимний дворец

                Императрица терпеливо
                Вельмож заслушала двоих.
                Они покорно и пугливо
                Смотрели на неё в сей миг.

                Голицын с Вяземским прекрасно
                Осознавали весь курьёз:
                Ничто по делу самозванки
                Им разузнать не удалось.

                Со страхом в сердце наблюдали
                За государыней они
                И выжидающе молчали,
                Осознавая груз вины…

                Екатерина II:          «И что ж, на исповеди даже
                Вы не узнали ни чего…?
                Тогда зачем к ней приглашали
                Попа, голубчик, своего…?

                Екатерины взгляд лукавый
                Голицына насквозь пронзал
                И князь, согнувшись виновато,
                Дрожащим голосом сказал:

                Князь Голицын А.М.:           «Так точно, матушка, блудница
                Непокаянной умерла…
                Старался я, но не добился…
                Упрямая весьма была…»

                Екатерина II:               «Господь таких карает, сударь,
                Но мы на них не держим зла.
                Пусть мир иной ей благом будет,
                Она его сама нашла…

                И кстати, тот священник странный,
                Что исповедовал её,
                Давал нам, князь, обет молчанья,
                Так надо бы сослать его.
 
                Пусть сам Синод попа немедля.
                В обитель дальнюю сошлёт,
                Где он, моляся и седея,
                Во благо Господа живёт…

                И стоит ли, князь, в заточенье
                Её прислужников морить.
                Введённых ею в заблужденье
                Повелеваю отпустить.

                Какие, может быть сомненья
                У Вас возникли, господа…?
                Прошу мне высказать сужденья
                Да и забыть сии дела».

                В знак одобрения вельможи
                Лишь закивали ей в ответ.
                «Иные мысли невозможны», –
                Звучал в Голицыне совет.

                Князь Голицын А.М.:         «Вы, матушка, в своих сужденьях
                Мудры и правы как всегда.
                За Вашу милость, без сомнений,
                Вас не забудут никогда».

                Эпилог

                Уйдя в отставку, граф Чесменский
                Был отлучён от всяких дел
                И блеск далёких дней турецких
                В нём отдалялся и тускнел.

                Хозяйство, лошади, охота
                Сужали графа интерес.
                Такие милые заботы
                Его отяготили вес.

                О соблазнённой им принцессе
                Он слишком часто вспоминал,
                Но разузнать о ней Чесменский
                Не мог, хотя весьма желал.

                Но осенью того же года
                Молва до графа вдруг дошла,
                Что смерть в очередном потопе
                Княжна – красавица нашла.
               
                Сей факт болезненно восприняв,
                Он в пьянстве дни все проводил.
                Да тут ещё ему приснилось,
                Как будто он княжну душил…

                В Санкт – Петербург пытался дважды
                Он к брату, якобы, попасть.
                Но экипаж, хотя и важный,
                Не соизволили впускать.

                Тут вскоре слухи долетели,
                Что женский местный монастырь
                Недавно принял Досифею
                В свой тайный и закрытый мир.

                Сию высокую особу
                От лишних взглядов берегут,
                Еду ей барскую готовят
                И книги светские дают.

                Прислугу, комнаты ей дали
                В Ивановском монастыре.
                Она, как все о ней шептали
                С Елизаветою в родстве.

                Граф Алексей не сомневался,
                Что о княжне сей слух ходил,
                Которую он так коварно
                В Ливорно с челядью пленил.

                И вот теперь в напоминанье
                Она поблизости живёт.
                И, как земное наказанье,
                Ему покоя не даёт.

                Он в глубине души боялся,
                Что так Господь вершит свой суд,
                Завидев купола, старался
                Лицо от Бога отвернуть.

                Но всё равно его тянуло
                Побыть у стен монастыря
                И, выезжая на прогулку,
                Он ехал именно туда…

                Но мысли, графа истязая,
                В душевный не вели покой
                И он, кого-то проклиная,
                Крестился и спешил домой…

                Большие суммы отпускались
                Для той монахини на быт.
                К ней лишь игуменью пускали
                И эконома печь топить.

                Ни с кем она не говорила.
                Весь день над Библией склонясь,
                Досуг свой в келье проводила,
                В мир Божий в мыслях возносясь.

                Так в послушании великом
                Она томилась двадцать лет.
                Пока саму Екатерину
                В небытие забрала смерть.

                Тогда лишь послабленья были
                Монархом новым ей даны.
                И поспешили к ней в обитель
                Особы знатные Москвы.

                Но тайна этой инокини
                Всё ж не разгадана была.
                Она, как прежде, молчаливо
                И в одиночестве жила.

                В начале нового столетья
                Весть облетела монастырь:
                Скончалась тихо Досифея,
                Уткнувшись головой в псалтырь.

                И что тут было! К инокине
                Народ наехал из Москвы…
                Пестрели ленты и мундиры,
                Толпились дамы и попы…

                Похоронить её решили
                Достойно царственной семьи
                И в Новоспасскую обитель
                Для погребенья отвезли.

                Туда, где прежде хоронили
                Особ из царственных семей,
                И в кельях под призором жили
                Подруги вдовые царей.

                Похороны. Двор Новоспасского
                монастыря, февраль 1810 год

                В день погребения собралось
                Всё духовенство из Москвы.
                А знать московская толкалась
                У гроба мертвенной княжны.

                Её по-царски хоронили
                Как дочь монаршеской семьи.
                У колокольни монастырской
                Княжну навечно погребли…   

P.S. На надгробном камне учинена надпись: «Принцесса Августа Тараканова, в иноцеях Досифея, постриженная в Московском Ивановском монастыре, скончавшаяся на 64 году жития, февраля 4 дни 1810 года. Боже, всели ея в вечных твоих обителях».