распыл. ч. 22

Рябов, впрочем, не выскочил сразу из кабины, а перво-наперво внимательно рассмотрел крупное лицо человека, с твердым взглядом и с пышным еще чубом, затем глянул на его коневозку с выглядывающей красивой вороной головкой и лишь потом выключил двигатель и вышел из машины:
-  Ну, что, казак, овес кончился?
Тот улыбнулся, подошел и протянул руку:
-  Да, бензинчику бы не помешало чуток, здоров!
-  Ага...
Чемпион вяло пожал его сухую, твердую ладонь:
-  Малость горючки дам, а парой сигареток не угостишь в ответку?
Кубанец радостно закивал и вынул «Мальборо»:
-  Возьми хоть пачку!
Рябов сразу повеселел:
-  Так это ж другое дело!
Он закурил и с наслаждением выдохнув иностранный дым, присел на корточки:
-  Ща все будет. Подустал малость.., с самого Краснодару рысачу не становясь – коня вон замучил, но уж очень тута ночевать не хочется, вот ежлиб в лесочке, иль  в поле, а тут, нет - вишь, одни виноградники, чтоб их!..
Он негромко ругнулся, закашлялся, похвалил табачок и тут ему что-то показалось странным в лице кубанца:
-  Слышь, а мы с тобой случаем не знакомцы?..
Тот спокойно присел на канистру:
-  Так ведь одного роду-племяни, може где и стыковались пути.
-  А ты откель будешь?
-  Станицы Суровино, а теперь вот, тут обустроился.
-  Ну да, ну да... А я, вишь, с Дона, Рябов моя фамилия, не слыхал?
-  Не доводилось.   
Рябов пристально глянул на него, повертел в коротких, смуглых пальцах сигаретную пачку:
-  А далеко едешь-то?
-  Не, пацанятам дочуры, кобылку прикупил на день рождения.
-  Ого! Дела идут, значит?
-  Если б! Просто задешево взял - дружок на 2-ом конезаводе помог выбраковать, а кровей неплохих, чуток бы и до дворянок дотянула!
Рябов недоверчиво хмыкнул:
-  Повезло. И все ж я на лица дюже помнящий... Ну, да ладно, щас пятерочку плесну и разъезжаться будем, - дотянешь?
-  Да. Кстати, хошь заночуй у нас, лошадку мою обмоем, погутарим.
Того почему-то взяла злость:
-  Не об чем!
Кряжистый резко встал:
-  Да, видно и впрямь подустал ты....
Рябов спохватился:
-  Чейта я, вроде, сгрубил - точно дорога приморила! А за приглашение благодарствую.
Он извинительно  глянул в стальные глаза казака, выкинул окурок и полез в машину.
     Канистра была завалена амуницией, свертками, он провозился пару минут, а когда вызволил емкость и вышел, кубанец пнул пару раз переднее колесо штиблетой и с сомнением заметил.
-  Толь ты кольнул его где, толь просто подкачать надо, правда, автостанции рядом не видал. Запаска-то имеется?
Тот опешил:
-  Дык, вроде только что все в поряде было...
Кубанец открыл свою канистру:
-  Дорога, она и есть дорога – у меня бензин кончился, у тебя колесо, вишь, шалит. Лей что ли?
Рябов медленно, стараясь не расплескать драгоценное топливо, стал половинничать свой запас:
-  Ты говоришь, дочь недалеко тут?..
-   Рядом. Смотри, если что...
-  Угу.
Помолчали. Кубанец вытер тряпкой канистру и передал Рябову:
-  Запашина от него на жаре – страсть!
Тот согласно кивнул, тоже тщательно промакнул капли бензина и снова полез в кабину.
Когда он выбирался обратно, то словно наткнулся на серые, немигающие глаза казака:
-  Ну, я поеду, Рябов, а ты че решил? Федором меня, кстати, зовут.
-  Будем... А я - Анатолий. Гм... Ну, ладно заверну на часок - запаска у меня лысая, падла!
Федор оглянулся по сторонам и пошел через дорогу:
-  Подкачаешь колесо, чай погоняем с сушками, а там решишь как дальше.
-  Добро!
Вскоре Рябов уже разворачивал свой караван и медленно ехал за Федором. Жеребец его, почуяв кобылу, совсем потерял покой и так призывно ржал, так бил чечетку копытами, что Рябов рявкнул на него во всю глотку. Федор услышал и высунулся из джипа:
- А толку-то?..   
                ***
Дом его дочери и впрямь оказался близко, но ни ее, ни внуков не было. Это не смутило отца. Он пошарил под крыльцом, вынул ключ и открыл синей покраски дверь:
-  Входи, сейчас явятся, - крику будет на всю округу!
Рябов помедлил:
-  Качну, пожалуй, колесо сначала...
-  Ну, да, верно.
-  Слышь, Федор, кобылку-то щас будешь определять?
-  Надо бы...
-  Хошь помогу, а то мой дончак совсем с ума сошел!
-  Ну и дурак, она не в охоте...
-  Поди втолкуй!
-  Може сначала чайку хлебнем? - Ну их!..
-  Можно и так.
Федор ушел в сени, а Анатолий завистливо оглядел двор: - за крепким, высоким забором с воротами и калиткой, крепко вцепились в землю двухэтажный добротный дом, банька, сарай, конюшня. Это удивляло: - Чи с домом приобрела конюшенку дочура кубанца, чи Федя недоговаривает чего, а може подторговывает выбракованными лошадками и здесь отстойник?..
Тут, собственные же мысли почему-то опять его так разозлили, что он снова накричал на жеребца и стал быстро подкачивать колесо.
Странно, но уже от нескольких качков силы будто ушли в камеру покрышки. Анатолий закмелел и даже присел рядом с «Нивой» на клочок сплющенной, дворовой травы, отпнув допотопный, двуручный насос: - «Сколько лет по стране по стране мотаюсь, а электрический качок никак не приобрету – то жмот заест, то деньги утекут на водочку!»
 Вдруг, скрипнула калитка и во двор вошли два крепких казака, сильно схожие с Федором.
– Привет, земляк!
-  Здорово...
Анатолий хотел привстать, но они, будто сразу же забыли об его присутствии:
-  Игнат, я в кузов?
-  Давай.
И младший, с прижатыми ушами и при редких усах, открыл дверь-сходню, влез в коневозку Федора, приветливо цокая языком и оглаживая лошадь, быстро развязал растяжки, а седоватый Игнат стянул ее за хвост во двор.
Анатолий довольно улыбнулся их расторопности: - «Эка, навык у парней, как в деннике на соломке родились! Опять же, кобылка ладная, трехлетка поди, да еще при чулочках на передних ногах – ать хороша!»
 Молодой сразу увел ее в конюшню, плотно закрыв за собой дверь, старшой присел на трап коневозки, закурил и стал молча, угрюмо рассматривать Анатолия...
Тот не выдержал и шутканул:
-  Може я тебе рубль должен?
Казак не меняя позы кончил сигаретку, тщательно вмял ее каблуком в землю и сплюнул:
-  Может...
Затем, он вразвалку подошел к «Ниве», встал перед капотом и так же в упор, как прежде на Анатолия, уставился на его жеребца...
Конек неожиданно затих и лишь изредка всхрапывал, налаживая сбитое эмоциями дыхание. Игнат, с сожалением больше похожим на скрытую угрозу, заговорил:
-  Я, вот, помню тоже по молодости дважды ошибся. Во-первых – повез своего коня на смотр, как ты нынче, кривой дорожкой – скоротнуть хотел, а получилось трижды дольше - он и подзадохся малость. Мне в пору выступать, а конь все квелый, как я с похмелья и потом, поле ипподромное оказалось не таким, к которому он был привыкший – наш песок мелкий, а тут хоть и трамбованный, но все ж зерно-зерном! Ну, так жеребчик мой, его все время и щупал ногами, как будто в речку незнакомую входил – топко ему казалось. Мне бы дурню задки дать, домой вернуться от позору, а я, вишь, выступить надумал - гонор взыграл, а как же в станицу возвращаться?! Вообщем ошибся я и второй раз...
   Анатолий напрягся телом, встал, захлопнул окно коневозки и сделал вид, что полез в кабину убирать насос. На самом же деле, от невесть чего пришедшего и сжавшего душу мистического страха, он принял экстремальное решение. Мигом заведя мотор, Рябов рванул к воротам, желая смести их с пути и вырваться из двора, но дубовые створы лишь качнулись от удара, тогда как нос машины сплющился и стал похож на бульдожий. Жеребец захрипел, заскользил по полу коневозки, видно валясь на бок, под капотом взвыл мотор и заглох.
К «Ниве», так же вразвалку подошел Игнат:
-  Ты ж меня чутка не сбил, казачок, вылезай!..
Тот повиновался:
-  Погодь только с беседами, коня влезу поправлю...   
-  Эт-то первое дело - давай!
Он ухмыльнулся, сделал шаг назад и стал медленно закатывать рукава рубахи...
Анатолий пинками поднял жеребца на ноги, отвязал и выпустил во двор. Дончак, дрожа всем телом, остался у машины, переминаясь с ноги на ногу и дергая головой, будто все еще пытаясь освободиться от растяжек:
-  Оп-па, оп-па...
Огладил его Анатолий, успокаивая, затем грозно повернулся к кубанцу.
Но тут, из дома, будто сговорившись, вышел Федор, из конюшни - младшой и стали молча, хотя и с интересом рассматривать помятую «Ниву», жеребца, а более того казаков...
Анатолия всегда трясло перед дракой. Зубы его нет-нет да клацали, кулаки налиливались тяжестью, от которой свобода одна – ударить противника!
Так стояли они пару минут, изучая друга друга... Их молчание нарушил Федор:
-  Не спеши, свояк, махаться, вон твои детишки с Полиной идут.
Анатолий глянул на калитку и обомлел – малолетка-станичница, которую он ссильничал по пьяне, лет пять назад и невесть куда исчезнувшая потом, действительно вводила во двор двух крепышей в одинаковых красных панамках. Она расцвела за эти годы, подобрела телом, но не изменилась красивым, пусть и сильно конопатым лицом:
-  Здравствуй, Толенька, все ж решился заехать, на казачков наших глянуть?
Тот смолчал... Тогда она подтолкнула к нему детей:
-  Петя, Коленька, а вот и батька вернулся из Лукоморья, подите погутарьте.         
Ребятишки радосто подбежали и Анатолий, от невероятной их схожести с собой, вдруг, неожиданно для самого себя, подхватил их подмышки и расцеловал.
Федор и братья-крепыши довольно расхохотались:
-  Гля, признал!
-  Так они ж копия!
-  И че в ворота тюкался?
-  Игнат, он же тебе, поди, пояснил, что с дороги устал, а ты рукава засучать...
-  Да, ладно, братуха, може мне жарко?
-  Ага, а то мы тебя не знаем молотобойца!
И братья снова рассмеялись, скаля друг другу крепкие, кипельно белые зубы. Полина же, повелительно хлопнула в ладоши:
-  А ну, добры молодцы, несите-ка стол во двор, повечерим - не каждый день всей семьей встречаемся!