Столичная

Как в бедовой башке забурлила гранёная брага...
Заплутала душа, слезятся глаза… От, засада!
Ну, а в ваших сладких тарелках ёжится сало.
Это, глядя на ваши дела, выпил я залпом…

Я ходил там, где звёзды в ладони. У реки поспевал хлеб.
А теперь я тусуюсь на дне, где Луны и Креста нет.
Обречённостью «жить дураком» проклинают мой беглый след,
А я просто пытаюсь смотреть вверх, на Звезды свет.

Я, сутулясь, скребу головой о, прижавший пятой, потолок.
В сердце стынет пустыня, уста заковал неразборчивый слог.
И лишь, правда Завета призрачным Светом судит меня -
Я же сам усомнился, когда была буря, не держала вода.

Я тяжко болен!

Я бродил, собирая глазами чашу туманной росы,
А теперь брежу ржавым лезвием незаплетённой косы.
Мою соль вы добавили в свой ежедневный рацион дня.
Заржавел меч в капусте, Зерно плесневеет от сырого мешка.

Вместо речки лесной, по жилам течёт из-под крана вода,
Мои дети не рождены – во ржи заблудилась Она.
Снизу норы крысиные роют, хитрые ноздри сопят,
Сверху по небу в ступе с метлою наглые бабы летят.

Я тяжко болен!

Я ходил там, где возглас зари оросил беспредельность лесов,
А теперь моя кровь в бутылЕ, скрежет да созерцание низов.
Я по Уши во лжи, смех на зубах червем хрустит.
Моё сердце забыло, как с колокольни Радость звучит.

А когда задыхалась душа, я кричал перекошенным ртом,
Только вы, улыбаясь, вой мой лечили наждачным бинтом.
Мой светильник разбился о тёмные воды пошлого дня.
Я хотел вас согреть, но вы со смехом сожрали меня.

Я тяжко болен!
Я почти у-мир…

Январь 2005, Бирюлево.