чай. ка

вот так и уходят потом в рассвет
как улетают чайки,
чтобы рассекать воздух по траектории на
необъяснимые неотъемлемые территории.

не мы ли это, там? во вчера;
такие молодые, дерзкие на словцо,
у каждого сто одно ремеслецо и не морщинистое,
свежевыглаженное выспавшиеся лицо.
и лязг кольца на среднем пальце.

не мы ли пели и, выдували в окна квартир
коммунальных, чужих и затхлых,
где до нас уже все было и всплывало,в затылочную дверцу.

***

моя чайка медленно уплывала вглубь рассвета,
купала мое новорожденное сердце;

***

и не вспомнить уже с кем сидели, говорили,
опрокидывали по вину, за вину
какого-то мальчишки из соседней парадной;
упиваясь его чертами:
вот лицо, вот глаза цвета душистой корицы,
вот руки - большое бархатные одеяло (родное к телу)

и не вспомнить с кем сидели, целовались,
заглядывали так, робко во внутрь, чтобы истины лучше понять.
ни одного, кого можно вспомнить и не сказать,
что давно простились, что даже звуков голоса
не вспомнить уже.

и нравоучения друг друга;
одна моя подруга говорила мне, мол: - не лезь, Настя,
в карман за словцом;
знаешь сколько у нас таких ловцов?  - Да пол парадной!
береги сердце от подлецов;

да, держи ум чистым, а сердце открытым и ясным.
Бродский учил нас, что: "любовь сильней разлуки, но разлука длинней любви"
он, увы, не повторит нам дважды.
нЕкто никтО подаст тебе руку,
когда окажешься на мели;
не стели словами белых простынь.
никому не стели.

***

так она улетала не раз,
тлея в небе синего декабря;
вдоль прибоя,
якоря испускали бетонные одинокие стоны и
все иконы закрывали себе глаза.

так моя чайка улетела,
и больше никогда не вернулась.

и в груди что-то сжалось, от леденящего лезвия кинжала;
хотелось упасть в землю, целовать траву,
идти ко дну, затягивать рану,
оседая илом внутри моего разбитого корабля
и, листья календаря опустошали душу и мою деревянную землю.
мы поздно проснулись,но успели к началу новой эры,
а пустота уже плотно выстелилась внутри, осела, 
образовала черную испепеляющую сферу.

я стояла на коленях,
просила Бога, звала.
ну, поговори же со мной, ответь!
не дай душе моей, Господи, сгореть.

но Он молчал.
я продолжала
ждать.
и
тлеть.