Всё в начале было мне не в жилу

Всё вначале было мне не в жилу,
Осень и вода что с неба лила,
Жрать хотелось и что не был пьян,
И опять пустующий карман,

И лица синеющего бледность,
И болезнь хроническая - бедность.
Мне б не её частый рецидив,
А хороший внутрь аперитив.

Хочь врага? Тогда займи монету,
Я занял, забыв в какую среду,
Надо же, отдали. Сто рублей...
Стало жить уже интересней.

Крест дороги во все части света,
Слева я гляжу побольше света,
Музыки приятный голосок,
Вывеска мерцает <Огонёк>.

Две рогатки курят на крылечке,
С мордами скучающих овечек,
В полутёмный бар ведёт тропа,
Где воюет с Басухом* толпа.

Руку жжёт мечты хрустальной средство,
В мозг стреляет менингит из детства,
И не помню на каком шагу,
Я уже за столиком в углу.

И нутро моё в урчащем стоне,
Проглотило первый свой джин-тоник,
Отрыгнувшись в просветлевший зал,
Вечерок интереснее стал.

С банкой новой с петель рвётся дверца,
Душу обнажив и стылость сердца,
И хотя внутри одна зола,
Там уж веселет от бухла.

Серость жизни уж совсем не жутка,
Женщины почти все незабудки,
Ну а пыхнув взорванною трубкой,
Переспать готов хоть с мясорубкой.

И в толку, зашедшуюся в танце,
Я вливаюсь: «Пропустите Ганса»,
Извиваясь в непотребном твисте,
В вылезшем из рёбер флоретисте.

Хлопают, и кажется всё мне,
Что ж пойду сушняк ломать в вине,
Солнышко моё ещё не село,
Сожалеть о том чего не сделал.

К стойке прёт какой то дикий  малый,
За километр от него солярой,
И давно ушедшею  подругой.
От него барменша с перепугу.

Он слюнявит долго ей габони,
В баре все уж валятся от вони,
С барского пузырь он пива взял,
Сунул в робу и во тьму слинял.

Но не лучшей сливой перезрелой,
Затекает, с кислой миной Бэлла.
Посылая с кисточкой привет,
Дав надежду всем, которой нет.


Просветив рентгенным взглядом залу,
За столом на табурет упала,
В алчном взгляде притаился зверь,
Ну держись кто встретится теперь.

С центра поля тост компаньи свежей,
То гуляет, знамый всем Олежек,
И его подручные, друзья,
С ними поднимаю банку я.

И за тех, кто всё ещё в дороге,
И за то, что б нас хранили Боги,
И за то, что Мы такие есть,
Выпил я, и попытался сесть.

Кто-то поддержал меня рукою,
Девственница кухни предо мною,
Даже и не вспомню кто, сейчас,
Принесла откушать мой заказ.

Как нельзя он оказался кстати,
Сбоку нёс пургу какой-то дятел,
Смрадом рта беззубости дыша,
Не отстанет, схватит по ушам.

Фу-у, помойкой сбоку понесло,
Это всем известное <Ведро>,
Плюнулося к <Нэлинэ> за столик,
Прёт измена, это уж отстойник.

К ним завяли пришлые вампиры,
То ль Иван-Франковцы, то ль румыны,
Попадая в их паучью сеть,
Самых мерзких женщин поиметь.

Надо кислорода, пропаду,
Я шагаю смелым в темноту.
За угол, где строится базар,
Заливаю, мнимый мне пожар.

«Эй мужик, куда ты сдуру, хлещешь?
Намочил моей подруги вещи»
"Выпили, так шли б домой, бестыжий"
-Оторвалася от *уя мыша.

Возвращаюсь, всех колышет рэп,
Кажется немного я окреп,
Но не въеду, кто ж так голосисто,
Исполняет эксгибициониста.

Веселится подгулявший люд,
И кого-то уж в углу ебут,
Окруживши траурной толпой,
Видно лишь мельканье головой.

Предо мной, как на большом экране,
Чуть в помехах две грудастых Мани,
Что-то мне пытаются втулить,
С злободневной темой, подвинтить.

Э-э, однако мне пора на хату,
Покидаю я вертеп разврата.
Звякает в кармане троячёк,
Что ж, пора к супруге под бочок.