Табун

Постепенно привыкнув к боли
и, отмерив остаток дней,
выпускаю пастись на волю
иногда вороных коней.

Словно сажа черны кобылки,
их не видно в кромешной тьме,
и на поле, там, где развилка,
ржанье слышится в табуне.

Открываю глухой колодец,
и лошадкам даю попить,
птицы спят, а лесной народец
начинает в кустах бродить.

С бурелома, с дремучей чащи
выползает под россыпь звёзд,
хрипы, придыхи - ближе, чаще,
каждый что-то с собой принёс.

Этот – веру, а тот – надежду,
в сарафане – любовь мелькнёт,
этот смерть спрятал под одежду,
затаился в толпе и ждёт.

На пенёчке, как на трибуне,
речь толкает упёртый гном,
стынут лошади в карауле,
и уходят к овсам потом.

От того в государстве нашем
нет единства – кричат с пенька,
знаю, зорька холодной ляжет
всех разгонит наверняка.

Разбегутся – по норам, ямам,
и табун загоню назад,
и очистятся лес, поляна,
уползёт под колдобы смрад.

Солнце станет слепить, не грея,
долы – в россыпи серебром,
боль отступит сама на время,
белый снег будет в мире злом.

6 декабря 2014 г.
С-Петербург