Мариам 8 Мастер

- Вот список тех, к кому вы сможете обратиться в Риме и в столицах провинций. Вначале пошлёте слугу, которому доверяете – сами не ходите. Он передаст хозяину восковую табличку с надписью «Меч Гидона(15)» посредине. Вам вернут этот же диптих со словами «Дар Шеломо(16)» строго над вашей надписью, буквы «гимел» и «шин» должны соприкоснуться. Вы получите кров, людей и деньги.
А это – для особых ситуаций, – в ладонь Мастера лёг перстень. Темнота помешала его рассмотреть, но наощупь показалось, что это печать. Как ним воспользоваться, вам подскажут. Раньше Брундизия он не понадобится, а там в порту оденете на указательный палец, и вас заметят сразу.
И ещё. Лишать их жизни необязательно. Это в крайнем случае, лучше найти более остроумный ход – на ваше усмотрение. Римские власти пока не на нашей стороне, мы не знаем, что вообще известно в Риме. Об этом тоже следует подумать и возможные пикантные нестыковки предусмотреть. Свобода ваших действий почти неограниченна.
-  Что значит «почти»?
-  Это слово заключает безопасность нашего Отечества и вашу собственную. Господь благословит ваш путь.;
Мастер поклонился и вышел во тьму.
Мастер добросовестно любил Родину. С большой буквы. Землю Обетованную. Эрец-Исраэл. И, как положено нормальному отечестволюбцу, он до дрожи в конечностях ненавидел всех соблазнителей и осквернителей единственной и неповторимой, прекрасной своей земли. И прошлых, и настоящих, и будущих. В их число входили египтяне, маовитяне, филистимляне, персы, сирийцы, греки, а также бездельники, грешники всех сортов, бунтовщики, конформисты, пофигисты – перечень основательный. А под номером один шли, конечно же, римляне.
По своим убеждениям Мастер не был упёртым фарисеем, корпевшим над Торой и различными таргумами (17)с утра и до головной боли. Он не принадлежал к тем, кто боится сделать лишний шаг, чтоб, не дай Бог, не преступить каких-нибудь непонятных, но важных запретов. Мастер также не благоволил саддукеям, развратившимся и обленившимся в римских школах и изо всех сил стыдившимся своего избранничества – бессмертного благословения Авраамова. Он не признавал и тех, кто прятался по пустыням у Асфальтового озера, практикуя бессмысленные обряды и отрывая себя от жизни загадочным миражом счастья, который, как всякий порядочный мираж, ни за что не давался в руки.
Мастер поставил себя на здравую середину и находился над этим всем духоблудием – так он называл перечисленные крайности, плотно его окружавшие в лице друзей, соседей и тех, с кем его связывала житейская суета сует.
Способствал этому один драматический эпизод его юности. Незадолго до смерти Ирода Великого он, воодушевившись праведногневными речами уважаемых законоучителей Иегуды бен Сарифея и Матфия бен Маргалофола, вместе с огромной толпой, ими же руководимой, свергал и разбивал на куски огромного золотого орла, которого царь воздвиг над главным фронтоном храма как символ собственной тупости и нечестия. Сейчас Мастер, конечно, понимал, что от идумея ничего другого ждать не приходится – даже если он действует из лучших побуждений, всё равно получатся либо сопли с сиропом, либо какой-нибудь кровавый компот. Сейчас он применял иные тактики. Но тогда Мастер был совсем зелёным и задорно вопил на площади перед храмом вместе с товарищами: «Раздавим идольское свинство! Хватит измываться над нами! Израилю – израильского царя!». Юноша страстно жаждал заполучить кусочек орла, чтобы попирать его ногами и яростно втаптывать в землю, совершая законный суд над идолищем. Но не посчастливилось. Зато его и еще четыре десятка молодых людей сунули в тюрьму за компанию с руководителями бунта. Мастер преисполнился восторгом – Предвечный удостоил его мученичества. Однако подлость Ирода проявилась ещё и в том, что всех борцов за отеческие права разъединили и бросили в ямы к бандитам. Чего только они не вытворяли с узниками совести! Самое малое – размазывали по лицу свои фекалии и заставляли их есть. О тех днях Мастер всю жизнь вспоминал с содроганием. После казни Иегуды и Матфия некоторых, ниболее юных бунтарей, освободили. В страшную ночь, в которую живьём сожгли его учителей, произошло лунное затмение. Глядя в опустевшие небеса, Мастер почувствовал нечто вроде озарения. И тогда он твёрдо решил, что пойдёт другим путём и нашел способ оказаться ВНЕ и НАД.
После смерти Ирода Великого Мастер не примкнул к возмущенным мстителям за души мучеников Иегуды и Матфия. Нет, он постарался, используя связи и положение своей семьи, с одной стороны, войти в ближайшее окружение сирийского уполномоченного Поппия Сабина, который занял царский дворец. С другой стороны, всё те же связи соединили его с начальниками гарнизонов крепостей почившего царя. Мастер убедил их не предавать наследника престола Архелая, уже нацелившегося на трон отца и спешно отбывшего в Рим. Сестру же покойного, Шеломию, через посредников Мастер подбил поддержать Антипаса – второго претендента на престол. Что заставило этих солидных верноподданных и прожженных интриганов поверить двадцатилетнему юноше – то ли ореол мученичества, то ли необыкновенная магнетическая сила, пронизывавшая все его действия и слова, - непонятно, но он добился своего. И, хотя ему и его товарищам не удалось предотвратить очередную вспышку народного бунта и последовавшей за ней череды смут, всё же главные, с его точки зрения, цели были достигнуты – семя иродово разделилось само в себе, Иерусалим, в конечном счёте, был спасён от разграбления, а в Рим отправилось внушительное посольство, потребовавшее автономии для Израиля. Понятно, что неформальным лидером этой дипломатической группы стал Мастер.
Свои великие дела Мастер предпочитал вершить обособленно и неприметно. Он не был в подчинении ни у тетрархов, ни у прокураторов и не служил пёсиком на задних лапах первосвященникам, хотя к его помощи прибегали и те, и другие, и третьи. Редкое событие в жизни Израиля происходило без деятельного участия Мастера. Правда, он всегда предпочитал оставаться в тени, и никто не стремился его оттуда извлечь, по крайней мере, последние десять лет, тем паче, что более половины из них он находился очень далеко от любимого отечества.

Он основательно изучал подводные камни и рифы каждого возникающего перед ним дела и, если приходил к выводу, что заданный фарватер не ведёт к славе Израиля и Славе Господней, то под благовидным предлогом отказывался от любого предложения, сколь бы выгодным или почётным оно ни было. А если почему-то отказаться не удавалось, то Мастер разворачивал всё так, как считал нужным, и умел доказать, что выбрал единственно возможный выход. Поэтому к нему обращались далеко не всегда, а только в тех случаях, когда все разумные варианты исчерпывались и дальше начинался полная бессмыслица.

Ситуация, представленная Мастеру в этот раз, действительно, балансировала на грани абсурда. Небольшая компания бузотёров всполошила весь Святой град и окрестности и ловко испарилась после некоторой встряски со стороны властей. И ни иудейские гиборимы(18), ни римская полиция не в состоянии не то чтобы отловить их, а даже просто проследить их путь. Хотя какая здесь полиция? Видимость одна. Прокуратора интересуют только сроки сдачи налогов, а израильские власти... Да можно ли сейчас серьёзно говорить об израильских властях! Отнял Господь сильного у Израиля...
Несколько сотен беглецов отправились из Иерусалима по Иудее, Самарии и Израилю. Кое-кто отбыл в Сирию, в Асию и в более отдалённые провинции Империи. Кто-то, воз- можно, в Рим. Наиболее опасными были десятка полтора из них. Именно они наделали большой шум в столице. Нельзя было утверждать, что они прятались - постоянно долетали кричащие слухи об их деятельности. Если выбросить из этой информации фантастический элемент, остаётся что-то наглое и безобразное.
В принципе, данное дело было не того масштаба, какой любил Мастер. Но, во-первых, его удивила неадекватная, как ему вначале показалось, заинтересованность в происходящем всех, с кем он столкнулся по возвращении в Иерусалим. Буквально всех, сверху до низу. Во-вторых, его интуиция подсказывала ему, что эти события имеют многообещающую перспективу. Что-то бы можно было пропустить сквозь пальцы, но для Мастера главная проблема упиралась в Личность, Которую он не знал, но встречи с Которой ждал с замиранием сердечным многие-многие годы. Он слышал о Нём от отца и матери, и в доме книги, и в доме учения. Он думал о Нём столько, что, войди Тот в дверь, – душа Мастера сейчас же распахнулась бы в счастливом немом обожании. Именно это мгновение, которое Мастер надеялся притормозить до бесконечности, он считал смыслом своей жизни. И не мог Мастер обнаглевшему сброду, промышляющему сомнительными лозунгами и вопиющими беззакониями, отдать Этого Человека. Его требовалось оградить от посягательств. В некотором смысле Его следовало освободить.

15 Гедеона
16 Соломона
17 переводы Торы на арамейский язык с некоторыми толкованиями.
18 Израильские стражи порядка