Золотое ожерелье с синим стеклом

В тот день с самого утра зарядил мелкий холодный дождь. Промерший город, будто еще с ночи пропитался его влагой и теперь всей своей серой массой давил на случайных прохожих, спешащих по своим делам. Ветер гонял по грязным лужам последние осенние листья, норовя забросить их под ноги, измазав их в грязи всех местных канав. Город нависал громадами серых зданий, запутывал паутиной ходов, дышал сыростью как старый заброшенный колодец, окутывал как мокрая половая тряпка. Прохожие то и дело останавливались и со вздохом принимались стряхивать с одежды серые капли.
Постоянно дыша на свои руки, пытаясь хоть намного согреть их, Элис спешила, чтобы поскорее вернуться домой и затопить печку. Она и вовсе не выходила на улицу, если бы не письмо, небрежно засунутое в карман ее пальто.  Приглашение на день рождения. А без подарка приходить не принято. Она плохо знала именинницу – подругу ее матери – но краткое описание ее, присланное матерью в письме: «вспыльчивая, горделивая, властная», оптимизма не вселяло. Но с этим ничего не поделаешь. Сейчас только эта женщина могла помочь решить возникшие в ее семье проблемы. Элис еще раз обречено вздохнула, мысленно прикидывая, сколько денег она может потратить, оставив себе еще и на еду, и сколько нужно отложить на билет на поезд. Выходило не так уж и много. Девушка с почти безразличным видом проходила мимо роскошных, дорогих магазинов и совсем уже дешевых лавочек. На первые у нее нет денег даже, чтобы посмотреть, а во вторые не позволит зайти гордость…
Прошло уже несколько часов, и надежда найти что-нибудь подходящее почти угасла. Внимание девушки  привлекло необычное ожерелье на одной из витрин. Было в нем что-то притягательное и странное. Ожерелье из круглых золотых пластин разного размера, тончайших серебряных цепочек, оплетающих их и крупных «капель» из сине-зеленого стекла, в котором как прожилки блестели серебряные нити. Как завороженная Элис вновь и вновь скользила взглядом по переплетениям пластин и цепочек, прожилкам в стекле. В отсвете проезжающего по улице автомобиля стекла на мгновение вспыхнули.  И Элис  уже не видела ничего кроме них. Улица, магазины, люди и машины, весь этом промерзший город, будто разом исчезли, растворились подобно миражу в пустыне.
Они видела только бесконечное, бескрайнее море. Она смотрела на закручивающиеся гребни волн, чувствовала теплый ветер, гонящий их вдаль, ее глаза различали вереницы путником, бредущих от гребня к гребню. Она присмотрелась. Нет, это было не море. Пустыня. Такая же бесконечная и молчаливая. Теплый ветер окутывал ее, подхватывал и поднимал все выше. Только теперь она заметила, что смотрит на пустыню сверху, глазами одиноко парящего орла. Ощущение полета невозможно передать никакими словами. Сильные крылья делали редкие взмахи, чтобы не упустить воздушный поток. Хотелось отдаться на волю ветра и лететь, лететь...  Лишь бы это пьянящее чувство свободы никогда, ни на миг не прекращалось. Над ней было бесконечное небо, под ней бескрайняя пустыня. Безмолвна, могуча, терпелива. Элис слышала, как Пустыня поет свою вечную колыбельную, покоя в своих песках не одно царство и не одну тысячу тех, кто пытался ее покорить. Орлиный глаз безошибочно выхватывал робкие движения обитателей этого недружелюбного и сурового края. Сегодня кого-то будет ждать сытный ужин. Отвлекшись от мыслей птицы об ужине, она заметила клонящееся к горизонту пламенное солнце. И как отклик на него в окружении величественных барханов вспыхнул дворец из синего стекла. Величественный. Пылающий в багряных лучах заходящего солнца. Невозможный. Совершенно неуместный здесь. Немыслимый! Нереальный. Но чем дольше она смотрела на него, тем сильнее в ней росло чувство, что этот дворец  единственный, что было  реальным в этой пустыне, в этом мире. Он пылал и  плавился на солнце, оставаясь неизменным, притягательным, будоражащим воображение вопросами: чей он, как оказался здесь, кто его построил и почему из стекла. Обитаем ли он сейчас? Едва она задала в мыслях этот вопрос, как двери из стекла и золота с царственной медлительностью отворились, приглашая незримых гостей внутрь. На одном из верхних открытых веранд обнаружился и сам хозяин этого невообразимого дворца. Элис с жаждой потянулась вперед, желая увидеть создателя его места, узнать, кому под силу сотворить такое. Но орел потерял воздушный поток. Пустыня, небо и дворец подернулись дымкой. Последнее, что помнила Элис, были нереального синего цвета глаза хозяина этого невообразимого места и слова уже неразличимые, похожие на шелест осыпаемого с вершины бархана песка.
Мир снова обрел звуки, запахи и все многообразие серых оттенков. Дождь почти прекратился, в разрывах угрюмых туч изредка мелькало маленькое бледное солнце, не способное подарить хоть немного тепла. Элис все также стояла у витрины магазина, неотрывно глядя на ожерелье, которое, казалось,  теперь мерно светится теплым согревающим светом, льющимся откуда-то изнутри. К ней подошел полноватый продавец, чтобы предложить либо купить ожерелье, либо не загораживать обзор для других более состоятельных покупателей.  Оказалось, оно было уценено из-за сломанного замка: его невозможно было открыть. Оно все еще было дороговато. Девушка в задумчивости теребила ремень сумочки. Квартира оплачена до конца месяца, билет на поезд она купила. Оставались расходы на еду и на подарок. Но ведь можно немного и поголодать? Через два часа Элис возвращалась домой более чем счастливая. Резная шкатулка из темного дерева, купленная в небольшом магазинчике, лежала в подарочной коробке. Не смотря на все заверения продавца, замок поддался ее тонким пальчикам, и теперь ожерелье красовалось на ее шее. Теплый металл приятно согревал кожу, будто вобрал в себя то большое, знойное солнце пустыни и теперь делился им с ней, отчего этот промерзший город хоть ненадолго перестал вытягивать из нее тепло. И кроме этого, где-то на краю сознания появился тихий далекий, но бесконечно родной голос, который  шепчет: «Подожди меня немного, я скоро приду…»