Строки из ниоткуда Ч3 Разное Сон

                Сон

...Я убегаю от преследующих меня кредиторов. Попадаю в тупиковую ситуацию: впереди и по сторонам или стены домов, или высоченные заборы, сзади - настигающая погоня.
Вдруг обращаю внимание на единственное дерево, растущее вплотную к дому, достигающее вершиной крыши четырех- или пятиэтажного дома.
Спасение! Лихорадочно взбираюсь на него (похоже, что это была липа), становясь недосягаемым для погони и испытывая все большее облегчение. И тут замечаю среди ветвей нечто, напоминающее тряпичную мужскую куклу, на первый взгляд мирно примостившуюся среди ветвей.
Смутное воспоминание из прошлой жизни подсказывает мне, что так выглядит повесившийся.
Странное соображение отсутствия какого-либо сожаления по этому поводу возникает у меня, как будто на дереве и впрямь примостилась какая-то неодушевленная вещь. Но в следующий момент меня пронизывает осознание, что повесившийся еще жив.
И весь сон о спасении от преследования мгновенно претворяется в сон о спасении страждущего. Преследователи внизу превращаются в сочувствующих и помогающих - это можно было понять по голосам и по тому, что кто-то из них вызывается бежать за пожарными, имеющими высокие выдвижные лестницы.
Но я справляюсь один - человечек маленький, тщедушный. Я легко приподнимаю его и срезаю петлю.
«Труднее будет спуститься»,- думаю я, обхватив одной рукой оживающего висельника, цепляясь другой за ветви дерева. Но при этом нет сомнения, что решение найдется, что главное уже сделано.
В это мгновение лицо человечка оживляется и осмысливается. Невольно приходит на ум: «Большинство коротышек высокомерны». В его лице не высвечивается ни малейшего чувства благодарности. Взгляд его преисполнен выражением оскорбленного самолюбия и глубочайшего страдания, к которому его вновь насильно вернули. И вдруг он задает вопрос, повергающий меня в полное замешательство: «Ты зачем меня спас?»
Мое сознание полностью немеет. Передо мной мелькают смутные картинки чужого несчастного, мучительного существования. Чувство стыда охватывает меня. Наверное я не имел права вмешиваться в чужое волеизъявление.
Но вдруг, как будто пелена спала с глаз, и ответ пришел не из усилий сознания, а откуда-то со стороны, сам собой,  воспользовался моими устами.
Прозвучало просто и обыденно: «Я не тебя спасаю, а твою жизнь.» И вся сила сопротивления маленького человечка невольному спасению вдруг опала и растворилась... И полностью исчезла отчужденность... И мы благополучно спустились вниз. И земля, на которую мы спустились, казалась приветливой...

Почему наша голова, даже не голова, а обретающиеся в ней мысли и производимые ими или сопряженные с ними чувства, ставят себя выше плоти? Почему они считают себя в праве безраздельно господствовать над ней, повелевать  до такой степени, что могут приказывать ей до положенного природой срока прекратить свое существование?
Какие могут быть гарантии безопасности у окружающих людей, если каждый человек несет самоубийственное начало в себе самом? Какие могут быть гарантии мира в человеческом обществе при таком безапелляционном господстве мысли над плотью? Какое может быть единение человека и человечества с природой, со вселенной?
Да и сами мысли о гарантиях безопасности, о всеобщем человеческом мире, о единении с природой... не есть ли это результат противоречивости самой мысли? Разве там, где все это есть, нужны мысли об этом?
И не пронизан ли весь наш человеческий прогресс этим господством мысли, не служит ли он в основном, в главном лишь ее горделивому самоутверждению, будь это научный, технический, экономический, культурный или, носящий любое другое название, прогресс? И не является ли замешанный на господстве мысли прогресс угрозой нашей телесности, нашей природности? И не существует ли все наше земное человеческое общество под гнетом этой угрозы?