Иван и Мария. Складень Верности

По весне Иван да Мария в церковке венчалися,
Души их ручьями в вечную косу заплеталися.
И пришла пора стать Маше мамой - плод просился уж на свет...
Только Жено захворала. Померла. И мир померк…

Схоронил жену Иван, с ней ребёнка своего.
Горевал о них полгода, отрешился от всего.
И однажды, когда в церкви стали к Празднику звонить,
Он поклялся у могилы Марии верность сохранить.

А работник был путёвый, изгонял тоскою лень:
Сани сладить, избу справить… Стал яснее его день.
На работу ездил в город, плотничал, что было сил.
Оклемался от потери да богатство сколотил.

Но всё также помнил Машу, на других он не смотрел.
Жил, крестьянствовал на пашне да молитвой сердце грел.
Обездоленному люду помогал о ней в помин,
Да только мысли душу драли: кто с ней ушёл – дочь или сын?

А из города на время заявилася особа,
Её муж был генералом, отличался не особо.
Верховодил пнём полками, да солдат многих сгубил,
И тогдашний государь его в крепость посадил.

А городской для развлеченья, для помад и для духов,
Нужен был для кошелька, сильный глупый муженек.
И о крестьянине пронюхав, соблазнить решила Ваню:
К бабке-ведьме побежала, той толкуя о желанье.

И купив у старой зелье, его спрятала в ларце,
Да к тому ж давно прогнили доски пола на крыльце.
Городская умилённо попросила пособить.
Ванька – добрая душа, и не мог ей возразить.

Он крыльцо ей поправлял всю субботу до заката,
А у дамы на столе - брага, сало да салаты.
«Ох, и добрая работа! – приворковывает мило.-
Ты садись со мной отведай моё сладкое повидло!»

И с устатку подкрепиться он за трапезу присел,
Заурчала в чарке брага, он глоток сделать хотел.
Только дьявольское зелье поглотило его гадом,
Скоро опустел бочонок, а городская села рядом.

Пьяный, сытый Ваня – дурень, все забыв, полез на печь,
А городская потаскуха норовит его увлечь.
«Дай-ка я тя поцелую!» - завопил он весь в поту,
И свалился навзничь на пол в злом угаре да в бреду.

Как в геенне огненной жар гуляет по избе -
Бесы в горницу ворвались! Ванька видит в стороне:
Как лежит он на печи, обнимая городскую,
А она его змеей обвивает да целует.

Понял он, что натворил и заплакал горячо.
Тихим ветерком с полей кто-то тронул его плечо...
Обернулся. Не поверил… Вся светилась, как Луна:
Перед ним была Мария - его кровная жена…

Снова Ваня на печи, снова перед ним градская.
Встал, встряхнул он головой. Побежал, на ходу шатаясь.
День и ночь никто не видел, как в избе он тихо плакал.
Утром вышел на порог. Лишь весенний дождик капал…

Перекрестившися три раза, он молитву прочитал.
Взяв мешок зерна сухого, в лес дремучий поспешал.
В направлении рассвета, не оглядываясь назад,
За холодной сталью веток, он укрылся в звездопад.

Долго ли, коротко ли время шерсть из дней сплетало,
Не далёко и не близко во лесу изба стояла.
Лишь суровая лежанка да орудие труда.
Тишина. В углу – икона, да Иванова душа.

Только слышит как-то Ваня крик о помощи в лесу,
И находит горемыку. "Я дороги не найду…»
Что тут - чудо иль ненастье?! Только встретившись глазами,
Оба словно, онемели. Это ж барышня градская!

Только вид уже не тот – щеки, губы побледнее,
Космы чёсаны прямее да одежонка победнее.
Ведь в империи в ту пору грянула чума – война,
Её муж погиб в Европах в бою за батюшку – царя.

Делать нечего, Иван отдохнуть вдову впустил,
И с горячею водицей диким мёдом угостил.
А к мозолям на ногах подорожник приложил.
Сам ушёл под звёзды. Даму на лежанке уложил.

Так сидел он у костра и молился Троице.
Чистота да благодать были на его лице.
Вдруг открылась дверь избы и, лукаво улыбаясь,
Обнажённая градская шла, к Ивану направляясь.

Он старался не глядеть, но его тело распалилось,
Страсть вскипела, просыпаясь, лишь душа ещё молилась.
Сладострастно извиваясь, городская дьяволица,
Бесноватыми руками, всё звала совокупиться.

Встал Иван, взглянул на Небо и молитву вновь прочел,
И ступил босой ногою в разгоревшийся костер.
Он завыл, как дикий зверь, кожа слезла на ноге,
Но в угли второй стопой, встал, молившись на огне.

Сладость болью захлебнулась, страсть страданьем поглотило,
Он упал в сырую траву, дым представился кадилом.
И под взором городской, он лежал Невэтом мире,
И над звездною свечёй видел свет своей Марии.

Он нашёл себя на утро и от боли зубы стиснув,
Женщину Иван увидел. Та заплакала, поникнув.
Слезы капали на раны, их собою исцеляя.
Звали женщину Ирина, бедная душа мирская…

И ушёл Иван в село. Много добрых дел творил.
Укрепил скорбящих душ и болезней исцелил.
А Ирина покрестилась и суровою дорогой
Монастырскими путями устремилась сердцем к Богу…

На Святую Русь опускалась
Революционная ночь.
После расстрела, Ивана
Встретила Мария, сын и дочь…

Сентябрь 1999 – Февраль 2005, Бирюлево.