***

*   *   *







Опять один. Немного колет в грудь.
И темнота невидима сквозь вату
всего с чем снова будет не уснуть:
не боль - расплата.
За вынужденность и императив
безмолвных и задумчивых глаголов,
в которых "надо" больше, чем мотив
и крошки с полу...
Все выдохнул. И прошлое и даль,
которая не лупит в нараспашку
мою неизреченную печаль,
очистив, как соленую фисташку,
ее от всей ненужной шелухи
иллюзий и кошмаров этих ставок,
которыми случаются стихи
в свечи огарок.
Бездумие, безмолвная печать
пустых, самонадеянных стараний
во тьме кромешной что-то отличать
от полного отсутствия дыханий.
Приветствуя по капле слепоту,
и тыкаясь повсюду, словно в коме
в длинноты, а вернее в глухоту
из посторонних.
Одна забота: быть, не расплескать
единственную эту неумелость,
что как дитя рождается кричать,
и ранит, вынуждая выйти в зрелость,
и стать мудрее, выбросив за борт
балласт эмоций, что мешают речи
достигнуть той гармонии из нот,
что крыльями сквозь прорастает плечи.
Мы все не просто падаем без дна.
Мы прорастаем через эту бездну,
в которой лучше всех молчит зима,
и больше всех одна она полезна
и снегом очищения и льдом
на губы, на ресницы и на раны
от выстрелов, убивших нас вдвоем,
и вышедших, как речь из мысли. Прямо
в зияющие раковины глаз
невинной и необьясненной почвы,
где черноземом станут все из нас.
Особенно - сияющие ночью.




вс