Стихоград. Игры Богов. Языковая норма

   Некоторые ученые, занимающиеся исследованием языков отдельных народов Африки, Америки, Австралии, нередко утверждают, что у этих народов свой особый склад мышления, отражающийся в их языке; что их мышление «первобытное», «дологическое», «конкретное»; что они не знают или почти не знают общих названий (например, «рыба»), но зато имеют множество названий для отдельных видов (например, «судак», «окунь», «щука», «лещ»...). Это утверждение просто ошибочно. Общие названия, как правило, есть; а если их в каком-либо языке и нет, то это совсем не признак «первобытности». Например, в русском языке нет общего слова для всех летающих животных, а в языке одного из самых малокультурных народов мира, живущего в Океании, такое слово есть. Постепенно происходило смешение англосаксов и норманнов и их языков и образовался современный английский язык.

    Почему же так много особых названий животных и растений встречается в «первобытных» языках? Объясняется это просто. Если мы послушаем любителей птиц, говорящих о соловьином пении, то узнаем, что для них соловей не «поет», как для нас с вами. В пении соловья они ясно различают двенадцать «колен»: «пульканье», «клыканье», «дробь», «раскат», «пленканье» и т. д. Конюх или жокей никогда не скажет, что лошадь «бежит». Для них это не бег, а — смотря по его особенностям — разный аллюр: рысца, нарысь, хлынца и т. д.

    Это и не удивительно. Любитель — птицелов или конюх — употребляет свои собственные слова для обозначения разновидностей соловьиного пения или лошадиного бега потому, что для дела, которым он занят, эти разновидности играют важную роль. А коренные жители Океании имеют десятки названий для банана именно потому, что каждую из его разновидностей они используют по-разному и различать эти разновидности для местных жителей необходимо.

    Однако вернемся к особенностям речи конюха и любителя птиц. Они говорят по-русски, и отличительных особенностей в их речи так мало, что говорить о каком-то особом «языке конюха» мы не можем. Но бывает, что «язык» представителя той или иной профессии, класса, социальной группы до такой степени своеобразен, что становится малопонятным людям, не принадлежащим к этой профессии или социальной группе. Такие «языки» правильнее было бы назвать социальными диалектами. Они отражают социальное расслоение общества.

    В советском обществе социальные диалекты не играют существенной роли, так как у нас ликвидированы эксплуататорские классы и почти не осталось изолированных социальных групп, которые нуждались бы в таких диалектах.

    Социальные (и профессиональные) диалекты образуют как бы слои в общенародном языке. Но есть и другие диалекты — территориальные. Иначе говоря, если мы будем путешествовать по какой-нибудь стране, то увидим, что в разных местах люди говорят немного по-разному, хотя и на одном языке. Например, в северных областях Европейской части РСФСР все «окают», т. е. говорят «корова» и т. п., а в центральных и южных — «акают»: «карова» и т. п.; в одних областях юга говорят «тиленок», а в других — «тяленок» и т. д. В таких случаях обычно и употребляется термин «территориальные диалекты».

    В русском языке диалектные различия невелики, и любой русский человек, даже если он говорит на своем диалекте, всюду будет понят. В немецком же разница между диалектами такая, что жители Баварии и, например, окрестностей Гамбурга совершенно не поймут друг друга, если не владеют общенародным немецким языком.

    Но даже речь одного человека не может быть всегда одинаковой: выступая с трибуны, он будет говорить медленнее и разборчивее, употреблять слова и выражения, которыми никогда не пользуется в простой беседе. В зависимости от обстоятельств, от условий, в которых человек говорит, в речи его появляются стилистические отличия.

    Сейчас, когда мы дошли до понятия стиля, самое время поговорить и о норме языка. Часто мы слышим, что то или иное слово или выражение «нельзя» употреблять, что «так не говорят», или что это «нелитературно», или что «надо говорить именно так-то».

    Что значит «надо», «нельзя»? Кто может запретить или рекомендовать говорить так, а не иначе? Понятно, запретить тут ничего нельзя, да и не нужно. Ведь в конечном счете «надо» говорить так или иначе не кому-то другому, а самому говорящему. Представьте себе женщину, вышедшую на работу в поле в шелковом платье и туфлях на высоких каблуках. Кому придет в голову запрещать надевать в поле такой наряд? Заинтересованная сторона здесь сама женщина. Но то же шелковое платье и туфли очень уместны в свое время и на своем месте. Язык так же, как одежда: он различен у одного и того же человека в зависимости от времени и места.

    В языке существуют территориальные диалекты. Так, например, в наших северных областях люди «окают», т. е. говорят «корова» и т. д., а в центральных и южных — «акают»: «карова» и т. п.

    Поэтому, когда нас учат в школе, что «надо» говорить определенным образом, то это отнюдь не насилие над нашей личностью. Школа должна научить, в частности, тому, при каких обстоятельствах как надо говорить. А так как обычную разговорную речь мы усваиваем и без школы, в семье и на улице, то основная задача школы — сформировать у нас навыки литературной речи, научить литературному языку, т. е. такой форме общенародного языка, которая используется в художественной и научной литературе, в газетах, журналах и т. д. Никто не обязывает нас во всех случаях жизни непременно пользоваться только литературным языком — это могло бы привести к комическим ситуациям; но там, где принята литературная речь, например на трибуне собрания, надо говорить на литературном языке. Совокупность правил литературного языка, по которым принято строить свою речь в тех или иных конкретных условиях общения, и принято называть нормой языка.


Источник информации: http://man.claw.ru/shared/text/3300.htm


Из беседы с Педсоветом в марте 2016 года:

— Филологи знают, что у каждого человека, так называемого "носителя языка", своя норма...

— Блин, а я не знала. Хорошо филологам – всё знают!

— Понятно, что эта норма может отличаться от литературной нормы (наличие просторечия, вульгарных и т. под. слов) или общерусской нормы (диалектизмы, проф. жаргонизмы). Бывал в южных районах Воронежской области и замечал: в разговоре со мной учителя придерживались литературной нормы, а в общении с коллегами, детьми и (особенно!)с местными жителями у них появлялись местные словечки, украинизмы и т. п. То есть они хотели быть "своими"

— Я свою бабушку (с маминой стороны) до сих пор не могу назвать "бабушка", только –  бабанька, с детства этим словом пропитана, в их деревне не было "бабушек". Всех называли – бабаньками. Конечно, с другими людьми общаясь, в школе, рассказывая о бабушках, я говорю литературно –  бабушка Дуся... Но мне тяжело язык повернуть... Она для меня –  бабанька.



Природа не терпит бесстыдства
Сергей Жигалин 12

Академик Д.С. ЛИХАЧЁВ.

    Мы страна без обращения к другому. Вот что я слышал от одного эмигранта, приезжавшего в Россию: «Вы знаете, что у вас заменило обращение к другому человеку? Слово «ну». Всегда к нам обращается экскурсовод и говорит: «Ну, пойдем...», «Ну, сейчас будем обедать...» Постоянное «ну», привычка обращаться с понуканием вошла в язык.

    Общая деградация нас как нации сказалась НА ЯЗЫКЕ ПРЕЖДЕ ВСЕГО. Без умения обратиться друг к другу мы теряем себя как народ. Как жить без умения назвать? Вообще заметить какое-нибудь явление – это дать ему имя, создать термин, поэтому в средние века наука занималась главным образом называнием, созданием терминологии. Называние уже было познанием. Когда открывали остров, ему давали название, и только тогда это было географическим открытием. Без называния открытия не было.

    У меня очень много писем по поводу мата или, как осторожнее говорили до революции, «трехэтажных выражений». Если бесстыдство быта переходит в язык, то бесстыдство языка создает ту среду, в которой бесстыдство уже привычное дело. Существует природа. Природа не терпит бесстыдства.

    Тот, кто чувствует себя свободным, не будет отвечать матом… ; В лагере на Соловках расстреливали чаще всего тех, кто НЕ РУГАЛСЯ <матом>. Они были «чужие».

- Еще сто лет назад в словаре русского языка было 287 слов, начинающихся с «благо». Почти все эти слова исчезли из нашей речи, а те, что остались, обрели более приземленный смысл. К примеру, слово «благонадежный» означало «исполненный надежды»…

   Слова исчезли вместе с явлениями. Часто ли мы слышим «милосердие», «доброжелательность»? Этого нет в жизни, поэтому нет и в языке. Или вот «порядочность». Николай Калинникович Гудзий меня всегда поражал – о ком бы я ни заговорил, он спрашивал: «А он порядочный человек?» Это означало, что человек не доносчик, не украдет из статьи своего товарища, не выступит с его разоблачением, не зачитает книгу, не обидит женщину, не нарушит слова.

    На Соловках интеллигентного, доброго Георгия Михайловича Осоргина островное начальство собиралось расстрелять и уже заключило в карцер, когда по разрешению более высокого начальства к Осоргину приехала на свидание жена, княжна Голицына. Осоргина выпустили под ЧЕСТНОЕ СЛОВО ОФИЦЕРА с условием, что он ничего не скажет жене о готовящейся ему участи. И он ничего ей не сказал.

    А «любезность»? «Вы оказали мне любезность». Это добрая у слуга, не оскорбляющая своим покровительством лицо, которому оказывается. «Любезный человек». Целый ряд слов исчезли с понятиями. Скажем, «воспитанный человек». Он воспитанный человек. Это прежде всего раньше говорилось о человеке, которого хотели похвалить. Понятие воспитанности сейчас отсутствует, его даже не поймут. «Доброта» из нашей жизни уходит, как и словосочетание «добрый человек», которое в русских народных сказках характеризует вообще человека, ВСЯКОГО ЧЕЛОВЕКА.

    Я бы поставил на первое место необходимость создания словаря БУНИНА. Его язык богат не только связью с деревней и дворянской средой, но еще и тем, что в нем литературная традиция – от «Слова о полку Игореве», от летописей.

    До сих пор остается бедой русского языка то, что отменили преподавание церковно-славянского языка. Это был второй язык, близкий к русскому. Нарядный язык… Да-да, этот язык поднимает значение того, о чем идет речь в слове. Это другое совершенно высокое эмоциональное окружение. В старой гимназии древнерусской литературе уделяли больше места, больше внимания, чем на современных филологических факультетах... Исключение из школьного образования церковно-славянского и нашествие матерщины – это симметричные явления.

    Очень важно читать детям вслух. Чтобы учитель пришел на урок и сказал: «Сегодня мы будем читать «Войну и мир». Не разбирать, а читать с комментариями. Так читал нам в школе наш учитель словесности Леонид Владимирович Георг. Стихи же вообще нельзя прочитать с первого раза. Сперва нужно уловить музыку стиха, затем уже читать с этой музыкой – про себя или вслух.

Из интервью.Беседовал Дмитрий ШЕВАРОВ. 5 марта 1996.
© Сергей Жигалин 12, 2018
Первоисточник:  http://www.stihi.ru/2018/11/14/2843




Дикий УЖАС, иной Нормы
Хранитель Хаоса

под текстами появляется,
совершенно Неожиданная Иерархия (Ж),
к которой НЕТ Протокола,
НЕТ намерения дискутировать,
Неизвестно что отвечать и ЗАЧЕМ(???)
потому как Эта Личность,
живёт в Настолько Другой местности,
где СУПЕР(!)*Иные,моральные Нормы,
где Нравственность,Более раскована...обычно нечаянно Негативно.
Не подозреваючи о.....!!!
© Хранитель Хаоса, 2019
http://www.proza.ru/2019/01/31/1115


Рецензия на «Форма и содержание» (Сергей Жигалин 12)

Здорово! Очень содержательно. Очень грамотная форма написания. (Стыдно признаться, что ничего не поняла из текста. Тешит, одна така дура, другие-то понимают)
Ирина Петал   16.09.2016 19:48   

Да ну... Это просто "научный стиль" изложения... Дружил с кандидатом философских наук. Так ему тоже требовалось время, чтобы перейти с научного языка на простой...
Сергей Жигалин 12   19.09.2016 11:14
http://www.stihi.ru/2016/09/16/4511